В постановлении Президиума ран

Развитие вширь европейского капитализма в форме распространения на континенте Северной Америки простого товарного производства, имевшего преобладающий удельный вес в экономической структуре страны, привело к возникновению идеологии и политики, важнейшей составной частью которых был экспансионизм. Идеология раннего времени, отразившая общественные отношения на стадии простого товарного производства в условиях аграрной страны, с наибольшей ясностью воплотилась во взглядах Томаса Джефферсона, идеолога буржуазно-демократического направления в американском Просвещении.

Отношение основных группировок в правящем лагере к проблемам экспансии и к способу распоряжения фондом государственных земель оказывало существенное влияние на определение экономической политики.

Споры о путях социально-экономического развития страны были важнейшей частью идеологии Американской революции ⁵, но вполне подходы сторон к выработке экономической политики определились лишь после окончания Войны за независимость в условиях неблагоприятной экономической конъюнктуры. В основе одной идейно-политической позиции — ее отстаивал Джефферсон — лежал, если употребить введенный американскими историками термин «территориальный императив»³⁶, который для Декларации независимости был в конечном счете императивом социальным; другая позиция исходила из экономической целесообразности и была представлена Гамильтоном, министром финансов в правительстве Вашингтона.

Социально-философская позиция Джефферсона основывалась на убеждении, что в отличие от Европы, в Америке имеются предпосылки для осуществления естественных прав человека. Главную из них Джефферсон видел в наличии «свободных» земель, «достаточных для жизни наших потомков до сотого и тысячного поколений»³⁷.

Примера разложения нравственности, писал Джефферсон в «Заметках о штате Виргиния», «нельзя найти у людей, обрабатывающих землю, — ни у одного народа, ни в какие времена»³⁸. А именно, «нравы и дух народа сохраняют республику в силе. Их упадок — это язва, которая быстро разъедает до основания ее законы и конституцию»³⁹. Зависимость порождает раболепие и продажность. Джефферсон указывал на пагубность для свободы и республиканского правления развития неземледельческих занятий, ибо люди, оторванные от земли, перестают быть носителями истинных добродетелей: «Те, кто трудится на земле, — избранники Бога». Чернь больших городов столь же мало способствует сохранению государства, сколько «язвы — здоровью человека». И вот «просвещенческий манифест» ранней Америки: «... Раз у нас есть земля, которую можно обрабатывать, пусть нам никогда не захочется, чтобы наши граждане становились к станку и садились за прялку. Плотники, каменщики, кузнецы нужны сельскому хозяйству. Но что касается самого промышленного производства — пусть наши мастерские остаются в Европе. Лучше доставлять туда продовольствие и материалы для рабочих, чем вывозить сюда рабочих с их нравами и взглядами. Расходы на транспортировку товаров через Атлантический океан окупятся нашим счастьем и прочностью государства»⁴⁰.

Стремление Джефферсона продлить насколько возможно существование в США многочисленного класса мелких сельскохозяйственных производителей не было лишь причудливой фантазией. Оно отражало реальный социально-экономический процесс постоянного воссоздания слоя мелких земельных собственников на «свободных» землях. Поэтому аграрный романтизм Джефферсона, несмотря на общую с европейским экономическим романтизмом теоретическую основу, имел иную социальную и политическую направленность. Он являлся идеологическим выражением объективного процесса создания предпосылок для аграрно-капиталистической эволюции фермерского типа и борьбы масс за демократизацию государственного и политического строя США.

Философия прав человека у Джефферсона отодвигала на задний план соображения относительно экономической целесообразности развития той или иной отрасли хозяйства. Он стремился к тому, чтобы не допустить раскола американского общества на «волков и овей» вследствие концентрации собственности в руках немногих и образования многочисленного и беспокойного слоя городских жителей, не владеющих собственностью. Он допускал целесообразность развития ремесел лишь в той мере, в какой они обслуживают потребности сельского хозяйства.

Следует, однако, иметь в виду, что еще в середине 80-х годов XVIII в. Джефферсон весьма трезво смотрел на перспективы социально экономического развития США. Он вовсе не считал, что в Соединенных Штатах никогда не возникнут мануфактуры. Когда население Америки увеличится настолько, что другие нации не смогут потреблять всего производимого американцами излишка, «фермеры должны будут или работать часть своего времени на мануфактурах, или часть наших рабочих рук должна будет использоваться на мануфактурах или в мореплавании». Но это, писал Джефферсон, будет еще не скоро и «мы будем долго держать наших рабочих в Европе, в то время как Европа будет вывозить из Америки необработанные материалы и даже продовольствие»⁴¹.

Федералистская партия, выражавшая интересы торгово-промышленной буржуазии Севере-Востока, была носительницей принципиально иной идеологии. Гамильтон разработал программу, объективный смысл которой состоял в создании с помощью финансовых и других мер предпосылок для развития в США капитализма путем поощрения собственной промышленности и образования внутреннего рынка. Обстоятельством, придававшим доводам Гамильтона убедительность, было то, что в условиях неблагоприятной внешнеторговой конъюнктуры он указывал способ преодоления порожденной ею послевоенной экономической депрессии. Гамильтон предлагал выйти из кризиса путем создания внутреннего рынка для американской сельскохозяйственной продукции. Потребителем сырья и продуктов должны стать капиталистические мануфактуры и занятые на них рабочие. «Целесообразность поощрения мануфактур в Соединенных Штатах, — писал Гамильтон в 1791 г. в «Докладе о мануфактурах», — еще совсем недавно казавшаяся весьма сомнительной, теперь, по-видимому, признается достаточно широко. Затруднения, которые препятствуют развитию нашей внешней торговли, привели к серьезным размышлениям о необходимости расширения сферы нашей внутренней торговли. Ограничительные правила внешних рынков, затрудняющие сбыт возрастающего излишка нашей сельскохозяйственной продукции, достаточно серьезны, чтобы породить горячее убеждение, что более широкий спрос на этот излишек может быть создан дома»⁴². Но есть, говорил Гамильтон, и противники такого взгляда. Они возражают против вмешательства правительства в хозяйственную жизнь на том основании, что это означало бы принесение интересов общества в жертву интересам определенных групп. Они говорят, что попытка с помощью искусственных мер, таких, как высокие таможенные пошлины, запрещение ввоза, правительственные премии, внедрить в производство те или иные изделия приведет к монополии, которую получат на их производство отдельные лица, а высокие цены — неизбежное следствие всякой монополии — будут оплачиваться за счет остальной части общества.

Действительно, говорил Гамильтон, развитие мануфактурного производства потребует правительственной поддержки. И это приведет к повышению цен на промышленные изделия, но только на первых порах. По мере совершенствования производства будет происходить удешевление товаров. Когда американские изделия станут дешевле иностранных, монополия исчезнет и конкуренция внутри страны приведет к еще большему их удешевлению. Развитие мануфактур отвечает интересам всего общества⁴³. «Уменьшение цен мануфактурных изделий в результате основания мануфактур внутри страны представляет весьма важную тенденцию, ведущую к непосредственной выгоде сельского хозяйства. Это дает возможность фермеру ценой меньшего количества труда обеспечивать себя необходимыми изделиями мануфактур и, следовательно, увеличивает доход и повышает стоимость его собственности»⁴⁴.

Гамильтон отнюдь не был противником экспансии и замечал, что вопрос о вовлечении в хозяйственный оборот новых земель представляет «большую важность в политических расчетах Соединенных Штатов»⁴⁵. Но значение расширения фонда государственных земель министр финансов определял прежде всего с точки зрения финансовой политики. Продажа земель на Западе должна дать деньги для погашения государственного долга. Поэтому Гамильтон был против демократизации земельного законодательства, за продажу земель большими участками и по высокой цене, что было на руку земельным спекулянтам. В массовом движении переселенцев на новые земли он не без оснований усматривал труднопреодолимое препятствие для насаждения мануфактур. Доступность и «прогрессирующее заселение» «громадных пространств невозделанных земель», создавая выгоды на будущее, в настоящее время уменьшают «активное богатство страны». Это выводит часть денег из обращения, превращая их в пассивный капитал, и отвлекает рабочие руки из других отраслей. На первых порах «поселенцы не только не производят никакого излишка для экспорта, но и сами потребляет часть того, что производится трудом других». Это и есть причина того, что «мануфактуры не развиваются или развиваются медленно»⁴⁶.

Гамильтон не осмеливался прямо сказать о необходимости затруднить доступ к западным землям неимущим и малоимущим и успокаивал своих оппонентов тем, что развитие мануфактур будет способствовать процветанию сельского хозяйства. Образование внутреннего рынка для продуктов сельского хозяйства станет стимулом к увеличению их производства. Рост доходов фермеров создаст возможность для улучшенной обработки земли. Сельскохозяйственное производство будет расти в большей мере за счет улучшения обработки почвы, нежели за счет увеличения площади обрабатываемой земли⁴⁷. Доводы основательные, но Джефферсон говорил: «Нам дешевле купить акр новой земли, чем удобрить акр старой»⁴⁸.

Гамильтон не лукавил, говоря, что затруднения во внешней торговле «породили горячее убеждение» в необходимости создания внутреннего рынка путем развития мануфактур. В 80-х-начале 90-х годов XVIII в. агитация в пользу создания собственной промышленности имела успех. Некоторые компании и отдельные предприниматели вводили машины и делали попытки наладить производство на основе крупной фабричной промышленности. Однако программа Гамильтона не была реализовала. Больше того, после 1793 г. процесс создания мануфактур был прерван. Предприятия, основанные ранее, или прекратили существование, или надолго приостановили производство. Причина заключалась в том, что внешнеторговая конъюнктура с 1793 г. изменилась и до введения эмбарго в 1807 г. оставалась благоприятной. Начало войн в Европе повысило спрос на сельскохозяйственные продукты и цены на них. С 1793 по 1807 гг. происходил быстрый, хотя и неравномерный, рост американского экспорта. Он увеличился более чем в 2,5 раза: с 19 млн долл. в 1792 г. до 48,7 млн долл. в 1807 г.⁴⁹

Примечательно, что вывоз основных продовольственных товаров далеко не соответствовал общей динамике экспорта. Несмотря на значительное увеличение в отдельные годы, более или менее ярко выраженной тенденции к последовательному росту вывоза пшеницы, муки, масла, сала, сыра и мясных продуктов не наблюдается⁵⁰, а в экспорте риса прослеживается обратная тенденция⁵¹. Быстро рос вывоз хлопка. За эти 15 лет он увеличился в 26,5 раза: с 627 кип в 1792 г. до 167189 кип в 1807 г.⁵². В динамике экспорта хлопка обращает на себя внимание то, что 1793 г. был действительно переломным моментом.

В 90-х годах XVIII в. в Англии завершилось преобразование текстильной промышленности. Мануфактура превратилась в фабрику. Важнейшим следствием технического переворота в английской текстильной промышленности было изобретение в США хлопкоочистительной машины. Появление джина устранило препятствия для распространения хлопкового хозяйства от прибрежных районов вглубь континента. Экспорт американского хлопка в Англию, по данным историка К. Неттелса, вырос с 500 тыс. фунтов в 1793 г. до 15 680 тыс. фунтов в 1800 г. и до 48 000 тыс. фунтов в 1807 г.⁵³. Доля американского хлопка в английском хлопковом импорте, составлявшая в 1786–1790 гг. менее одной шестнадцатой процента, через десять лет выросла до 25%, а в 1802 г. ввоз в Англию хлопка из США превзошел ввоз из ее собственных колоний⁵⁴.

Одно из главных условий успешного функционирования мануфактур Гамильтон видел в затруднении доступа к западным землям. Эта мера имела бы следствием повышение цены земли и возникновение ренты. Программа Гамильтона предполагала углубление общественной специализации труда в США, образование рынка для крупной промышленности путем развития капитализма вглубь, что привело бы к экспроприация непосредственного производителя и ставило под угрозу дальнейшее существование рабовладельческого хозяйства.

Одна из целей этой программы состояла в том, чтобы создать условия для приложения капиталов внутри страны. Однако с выходом США из экономической депрессии для буржуазии Северо-Востока открылось широкое поле деятельности в сфере внешней торговли, судостроения, в банковском деле и земельных спекуляциях. Движение в пользу развития внутреннего рынка стадо ослабевать.

Осуществленные в конце 80-х — начале 90-х годов федералистами мероприятия по консолидации государственного долга и созданию системы кредита выражали главную тенденцию капитализма: концентрацию собственности в руках отдельные лиц. В перспективе своим следствием они имели утверждение в США промышленного капитализма. Но в конкретных условиях 1793–1807 гг. они в наибольшей степени способствовали расширению сферы деятельности торгового капитала и завершению процесса первоначального накопления.

Находясь в оппозиции, джефферсоновские республиканцы не возражали против того, чтобы промышленность США развивалась своим естественным путем. Они выступили против вмешательства государства в экономическую жизнь и решительно воспротивились попытке федералистов произвести перераспределение национального богатства в пользу торгово-промышленной буржуазии Северо-Востока. Став в 1801 г. правящей, республиканская партия не воздвигла никаких искусственных препятствий развитию промышленности, а со временем даже проявила благосклонное к ней отношение.

На посту президента Джефферсон осуществлял политику «баланса интересов». Его деятельность отражала устремления не только мелкой городской и сельской буржуазии и плантаторов, но и интересы купцов, судовладельцев и даже предпринимателей-капиталистов. При Джефферсоне и его преемниках американская политика как внутренняя, так и внешняя, во многих направлениях была продолжением политики федералистов.

В период пребывания у власти джефферсоновских республиканцев центральным пунктом их полемики с федералистами по экономическим вопросам была созданная Гамильтоном финансовая система. Показательна в этом отношении позиция одного из лидеров так называемых «старых республиканце» Дж. Тейлора, которого американский историк-прогрессист В. Л. Паррингтон назвал «самым серьезным критиком финансовой системы Гамильтона»⁵⁵. Обличительную силу изданной в 1814 г. книги «Исследование принципов и политики правительства Соединенных Штатов» Тейлор направил не против владельцев промышленных предприятий, а против банков и финансовой аристократии. Тейлор считал главным в Америке «аграрный интерес», а большинство людей, занятых, в земледелии, — основой и гарантией республиканского строя. Тейлор выступил против претензий финансовой аристократии на получение монопольных привилегий. Концентрация собственности в руках отдельных лиц, предупреждал он, создает угрозу правлению большинства и может привести к установлению монархии⁵⁶. В книге Тейлора звучит неприкрытая ненависть сельскохозяйственного производителя к торговому и ростовщическому капиталу.

За государственную практику, учитывавшую экономические интересы всех классов и слоев американского общества, Джефферсон высказывался еще во времена Конфедерации. Выражая убеждение, что наиболее достойным видом человеческой деятельности является земледельческий труд, Джефферсон подчеркивал, что это «только теория», которой слуги Америки не свободны следовать». Раз американские граждане имеют «бесспорную склонность» заниматься мореплаванием и торговлей, унаследованную ими от их прежней родины, «их слуги» в правительстве обязаны принимать в расчет их интересы и обеспечить американским купцам рынки сбыта⁵⁷.

Отступая от своей «теории», Джефферсон отдавал себе полный отчет в том, что процветающая внешняя торговля является одним из основных условий развития сельскохозяйственного производства в Америке. Поэтому не случайно, вопросы внешней торговли занимали одно из центральных мест в деятельности его правительства. Американская дипломатия стремилась добиться отмены всех ограничений на вывоз американской продукции в европейские страны и их колонии. Однако к исходу второго срока президентства Джефферсона внешняя торговля США стала испытывать большие затруднения. В 1807 г. Джефферсон объявил эмбарго, надеясь заставить воющие державы уважать права нейтрального судоходства. Защищая этот акт от нападок федералистов, Джефферсон обвинял их в намерении превратить «великую аграрную страну» в Амстердам, в центр посреднической торговли⁵⁸. Он мог надеяться на то, что запретительная политика направит энергию нации на освоение внутренних районов, т.е. американского Запада.

Накануне Джефферсон высказался как горячий поборник развития американских мануфактур. Но такого рода заявление не означало, что он отошел от прежних убеждений и стал сторонником капиталистического развития США, «... В целом, — подчеркивал отечественный историк-американист Э. Я. Баталов, — его кредо не претерпело фундаментальных изменений. Он по-прежнему остается сторонником общества, если не совершенно однородного в социальном плане, то уж во всяком случае лишенного резких классовых контрастов и тем более классовой поляризации, — общества, благосостояние которого зиждется на свободном, неотчуждаемом труде мелких собственников и в котором нет места ни пролетариату, ни олигархии»⁵⁹. В отличие от Гамильтона, Джефферсон желал лишь по возможности, как это было в период Войны за независимость, покрыть дефицит в промышленных изделиях вследствие предстоящего запрета ввоза их из Европы. Джефферсон и на сей раз был против вмешательства государства в экономику страны. В деле развития американских мануфактур, подчеркивал он, следует полагаться на частный интерес и патриотические чувства граждан⁶⁰.

Неблагоприятная внешнеторговая конъюнктура вновь, как и во времена Гамильтона, вызвала движение в пользу создания внутреннего рынка путем развития промышленности. В этих условиях республиканское правительство Дж. Мэдисона выступало инициатором тарифа 1816 г., имевшего протекционистскую направленность. Теперь на введении протекционистского тарифа настаивали не только владельцы фабрик и мануфактур, но и фермеры Запада, которые единственный выход из хозяйственного и финансового кризиса видели в создании внутреннего рынка⁶¹. «Золотой век» американской торговля кончился, и торговый капитал стал искать приложения в сфере промышленности.

С вступлением промышленного переворота в полную силу капиталистическая буржуазия убедилась в том, что в Америке образование внутреннего рынка для крупной промышленности возможно главным образом за счет колонизация западные земель, иными словами,—посредством развития капитализма вширь. Об этом свидетельствует» в частности, тот факт, что в 50-х годах капиталистическая буржуазия Северо-Востока перестала противодействовать демократизации аграрного законодательства⁶². Чтобы соединить торгово-промышленный Северо-Восток с аграрным Западом удобными транспортными путями, еще в ранней стадии промышленного переворота была прорыта система каналов, а затем началось строительство железных дорог. Это явилось важнейшей предпосылкой образования национального рынка.

4

Ко времени прихода республиканцев к власти (1801 г.) основные отрасли американской экономики преодолели длительную депрессию и успешно развивались. На фоне процветавшего бизнеса несколько поутихла внутриполитическая борьба. В Европе продолжалась война, но США сумели отстоять свой нейтралитет, столь благоприятствовавший деловой активности. Наиболее острые противоречия с Англией, Францией и Испанией были урегулированы. В инаугурационной речи Т. Джефферсон объявил о своем стремлении поддерживать «мир, торговлю и честную дружбу со всеми странами, не вступая в союз ни с одной из них»⁶³.

Республиканцы надеялись в полной мере использовать эту политику для достижения уступок в территориальных вопросах. Мысли Джефферсона вновь были заняты экспансией. С особой настойчивостью он подчеркивал неправоту Монтескье, считавшего, что республиканская форма правления может утвердиться только в странах с небольшой территорией. «Ужасные времена» федералистского правления доказали обратное. И выражая убеждение в том, что территориальное расширение будет служить укреплению республики, Джефферсон в первые дни своего президентства вдохновенно писал известному американскому химику доктору Дж. Пристли: «Мы не можем больше говорить, что ничто не ново под солнцем... Новое — громадные пространства нашей республики. Новое — это ее редкая заселенность»⁶⁴.

Еще до покупки Луизианы, создавшей прецедент для приобретения Соединенными Штатами иностранных территорий, Джефферсон размышлял об устройстве американских земледельческих колоний в Северной Америке и даже в Южной. Можем ли мы, писал он в конце 1801 г. губернатору Виргинии Дж. Монро, обеспечить себя землями за пределами США, чтобы создать вместилище для нашего народа? И отвечал: сколь бы не могли теперешние соображения удерживать американцев в их собственных границах, нельзя не смотреть вперед, в те времена, когда быстрорастущее население США уже не уместится в этих границах. Тогда на всем Северном континенте, а, может быть, и на Южном, будут жить люди, говорящие на одном языке и имеющие одинаковые законы и обычаи. Мы не станем спокойно созерцать разноплеменные «пятна» на поверхности континента или смешение народов. Джефферсон оговаривался, что он недостаточно хорошо информирован о Южной Америке, чтобы сказать, как далеко пойдут планы США в отношении находящихся там испанских, французских и португальских владений. Однако президент обещал всяческое содействие, если какая-либо часть Южного или Северного континента привлечет внимание законодательных органов Виргинии. Чтобы воспрепятствовать смешению рас, Джефферсон предлагал постепенно переселить негров на Антильские острова, лучше всего на Гаити, а если они будут сопротивляться, то «Африка явится их последним и надежным прибежищем»⁶⁵.

Как и прежде, наибольшее внимание Джефферсон уделял испанским колониям. У наших западных и южных границ, писал он в том же письме, Испания удерживает огромные территории. Они населены индейцами, за исключением нескольких изолированных пунктов, где проживают испанские подданные. Весьма сомнительно, продолжал президент, что индейцы будут продавать Соединенным Штатам свои земли, как и то, что Испания согласится допустить американских граждан; но вполне определенно, что она не уступит Соединенным Штатам суверенитета над этими территориями. И снова, как и в «первом случае», мы зададим себе вопрос: можем ли мы терпеть существование этих колоний подле нас? В «первом случае» Джефферсон рассуждал о судьбе прилегающих к США с севера территорий, еще не оккупированных англичанами, и высказывался весьма туманно. Англичане, писал он, могут лишить индейцев их собственности и сами заселить эти земли; но едва ли следует считать, что Англии и индейским племенам столь безразлично отношение к ним Соединенных Штатов, чтобы они отважились не допустить сюда американцев, 66 устроив на этих землях английскую колонию⁶⁶.

Джефферсон выражал сомнение, может ли белая раса (в отличие от индейцев) постоянно жить в суровом климате. Поэтому северные области континента, как объект территориальной экспансии, интересовали его сравнительно мало. Он, вероятно, считал, что с ростом Соединенных Штатов немногочисленное и по преимуществу англоязычное население Канады если и не согласится войти в состав США, то все же, по мере ослабления позиций Англии на континенте, воспримет американские политические институты. Это не означает, однако, что республиканцы отказались от посягательств на канадские территории. Американский посланник в Париже Р. Ливингстон в августе 1802 г. писал госсекретарю Дж. Мэдисону, что «в случае разрыва» с Англией Верхняя Канада, населенная по преимуществу американскими эмигрантами, возможно, присоединится к Соединенным Штатам, «если характер американского правительства не помешает расширению их границ»⁵. С течением времени отношение Джефферсона к Канаде определилось вполне. «Мир, который не даст нам Канаду,-писал он в 1813 г. во время англо-американской войны, — будет лишь перемирием»⁶⁷.

1 октября 1800 г., на следующий день после подписания франко-американской конвенции, прекращавшей состояние полувойны между двумя странами, Бонапарт заключил соглашение с Испанией, по которому последняя передавала Франции Луизиану.

В начале 1801 г. слухи о предстоящей передаче Луизианы достигли Соединенных Штатов. В марте только что вступивший должность президент писал, что это было бы для США «зловещим обстоятельством». Это событие, говорил он через год в знаменитом письме Ливингстону, коренным образом меняет все политические отношения Соединенных Штатов, оно положит начало новому периоду в политическом курсе США. Письмо написано с большой экспрессией. Джефферсон стремился передать свое настроение и предлагал посланнику аргументы, коими следовало убеждать наполеоновских дипломатов в нецелесообразности предпринятого Францией шага. До сих пор, писал Джефферсон, американцы смотрели на Францию как на естественного друга; ее неудачи и несчастья они рассматривали как свои собственные. Но есть одно место на земле, обладатель которого становится естественным и постоянным врагом Соединенных Штатов. Это место — Новый Орлеан. Расположившись у этой двери, Франция бросает вызов американцам. День, когда Франция вступит во владение Новым Орлеаном, станет роковым для нее днем. Французы будут блокированы в устье Миссисипи союзом двух держав, которые вместе могут осуществлять исключительный контроль на море. С этого дня, писал Джефферсон, «мы должны будем объединиться с британским флотом и нацией». Первый пушечный выстрел, который прогремит в Европе — Джефферсон не оговаривался особо насчет долговечности Амьенского мира, — станет сигналом к началу борьбы, которая лишит Францию не только всех ее приобретений, но и приведет к установлению безраздельного контроля объединенных британской и американской наций над обоими американскими континентами. Американцы, подчеркивал Джефферсон, не стремятся к такому методу действий. Франция сама толкает их к этому. А не послужит ли такое соединение молодой процветающей нации с Англией сохранению жизнеспособности и силы этого врага Франции, которые теперь, как всем очевидно, у Англии на исходе?

Но если французы считают все же, что без Луизианы они не могут обойтись, пусть они подыщут условия, которые смогли бы примирить их присутствие на этой территории с интересами Соединенных Штатов. Единственным условием может быть уступка Нового Орлеана и Флорид. Только это может предотвратить столкновение между Францией и Америкой. В заключение Джефферсон выражал уверенность в том, что изложенные соображения, если их высказывать «в каждом удобном случае», произведут впечатление на французское правительство⁶⁸.

Неделей позже, передавая это письмо своему французскому другу Дюпону де Немуру, который отбывал во Францию, Джефферсон с особой настойчивостью подчеркивал, что уступка Соединенным Штатам Нового Орлеана и Флорид будет «паллиативом» и «не более». Попытка Франции утвердиться в Луизиане станет искрой, которая вызовет взрыв в Европе⁶⁹. В ответ Дюпон де Немур советовал президенту взглянуть на дело глазами Франции и Испании. «То, что ваша страна, — писал он, — думает о завоевании Мексики ~ бесспорно»⁷⁰.

18 октября 1802. г. комендант Нового Орлеана Х. В. Моралес, заподозривший некоторых кентуккийцев в контрабандном провозе товаров и вывозе из Нового Орлеана золотой испанской монеты, отменил право американцев иметь в этом порту товарные склады. Действия испанских властей привели Запад в большое возбуждение. В Огайо, Кентукки, Теннесси, в западных районах Виргинии и Пенсильвании составлялись протесты и петиции. Приостановка американских прав в Новом Орлеане, писал в феврале 1803 г. Джефферсон, ввергла эти территории «в состояние крайней враждебности по отношению к Испании»⁷¹.

В конце 1802 г. в ежегодном послании конгрессу президент подчеркивать если передача Луизианы Франции действительно произойдет, это повлияет на внешнеполитические отношения США, и правительство постоянно имеет это в виду⁷². 11 января 1803 г. в палату представителей был внесен проект резолюции о выделении 2 млн долл. для покрытия расходов, «которые могут возникнуть в связи с состоянием отношений между Соединенными Штатами и иностранными государствами»⁷³. На следующий день комиссия, рассматривавшая проект, представила доклад. В нем говорилось: «Цель этой резолюции — предоставить правительству возможность основательно начать переговоры с французским и испанским правительствами относительно покупки у них острова Новый Орлеан и провинций Восточная и Западная Флорида»⁷⁴. Есть надежда, говорилось далее, что Новый Орлеан снова будет открыт или будет определено новое место для хранения американских товаров, как это предусмотрено договором 1795 г. Но, как показали последние события, ничто не может гарантировать Соединенным Штатам право свободной навигации по Миссисипи, которое является для них «самой первой необходимостью». Поэтому «сам собой» возникает «великий вопрос»: «должны ли мы теперь заложить основу для будущего мира, предлагая справедливые и равные условия, или мы постоянно будем подвергаться опасностям ужасной войны?»⁷⁵. Затем следовали декларации о том, что американское правительство — самое справедливое и самое миролюбивое на земле. Но бывают крайние случаи, говорили законодатели. Если попытка купить Новый Орлеан и Флориды окончится неудачей, «мы должны будем выполнить свой долг», ибо не пристало проявлять малодушие и перекладывать ношу на плечи потомства⁷⁶.

Франция, как и прежде, не помышляла о войне с Соединенными Штатами. Но воинственные настроения и демонстрация решимости идти на крайние меры произвели впечатление на французского поверенного Л. А. Пишона. Он с тревогой сообщал в Париж о том, что США выражают готовность воевать вместе с Англией против Франции, которая, как они считают, намеревается захватить их континент⁷⁷.

Американские историки, исходя из высказываний Джефферсона и предпринятых правительством военных приготовлений, склонны считать, что внешнеполитический кризис, порожденный франко-испанским договором 1800 г. действительно был серьезным, что действия Фракции угрожали безопасности США, что Соединенные Штаты готовы были пойти на союз с Англией.

Сохранились документальные источники, выявляющие истинную позицию США, их действительные тревоги и подлинные устремления.

Чем были озабочены государственные деятели США и американские дипломатические представители за рубежом? Едва только дошли до США весьма еще недостоверные слухи о франко-испанской сделке, государственный секретарь Мэдисон встревожился, как бы Испания не передала Луизиану Англии⁷⁸. Об этом он писал Ливингстону в сентябре 1801 г. Сам Ливингстон писал письма некоему лицу, связанному с первым консулом, а также Талейрану, в которых не было никаких угроз, а были лишь предупреждения, что Англия отдает себе полный отчет в том, что утверждение Франции в Новом Орлеане и в Луизиане создаст угрозу британской навигации по Миссисипи и английским владениям в Вест-Индии. Пока подоспеет помощь из Франции, англичане захватят Луизиану и Новый Орлеан комбинированной атакой с суши и моря⁷⁹.

В это время американский посланник Р. Кинг вел в Лондоне переговоры об определении американо-канадской границы на Северо-Западе. Британия, писал Ливингстон своим адресатам, имея в виду эти переговоры, стремится провести свою южную границу там, где Миссисипи становится судоходной. Намерения Англии очевидны, говорил посланник. Она завладеет и устьем реки, как только Луизиана перейдет в руки ее соперницы. Сами французы удержать Луизиану не смогут, если им в этом не помогут Соединенные Штаты. Но для этого необходимо, чтобы Франция передала США территорию Луизианы к северу от реки Арканзас и Новый Орлеан. Таким образом будут прикрыты фланги новой французской колонии. Американцы отодвинут канадскую границу так далеко на север, что англичане будут отрезаны от Миссисипи. Что касается Флорид, то, как только Испания и Франция окончательно договорятся об их переходе под власть последней, эти территории также должны быть переданы Соединенным Штатам. В случае, если Франции не удастся окончательно договориться с Испанией, или, если Франция согласится уступить Соединенным Штатам те или иные территории, но без порта на побережье Мексиканского залива, или, если Франция вовсе откажется от своих планов в отношении Луизианы, судьба этой колонии будет предрешена. Она попадет в руки Англии⁸⁰. Такую перспективу с «подачи» президента и государственного секретаря рисовал перед французами американский посланник в Париже в декабре 1802 г.

Показательно, что Р. Ливингстон не протестовал против перехода Луизианы к Франции. Он только требовал для США стратегически наиболее важные части ее, обладание которой, с одной стороны, делало французское присутствие на континенте едва ощутимым и недолговечным, а с другой, устраняло угрозу захвата Луизианы Англией. Американский дипломат отваживался делать подобные предложения потому, что события в Западном полушарии развивались для Франции крайне неблагоприятно и сами французы понимали, что при возобновлении войны с Англией, Луизиану им не удержать.

На Гаити армия Леклерка, посланная для восстановления власти французской колониальной администрация, терпела поражения. Другая армия, предназначавшаяся для отправки прямо в Луизиану, была заперта льдами на голландском побережье.

Более всего американцев беспокоила угроза Луизиане со стороны Англии. 18 апреля 1803 г. Мэдисон писал Ливингстону, что Англия претендует и на Северо-Западное побережье континента и на Луизиану, по крайней мере, на ту ее часть, которая простирается к северу от Миссури. Англия, говорил госсекретарь, намерена не допустить перехода Луизианы в руки Франции даже если это приведет к войне против нее⁸¹. Указания на угрозу Луизиане, исходившую от Англии, были не только средством давления на Францию. Это были реальные опасения. Кинг сообщал Мэдисону о своих беседах с министром иностранных дел Англии лордом Ч. Хоуксбери, премьером Г. Аддингтоном и «другими влиятельными людьми». Все они, писал Кинг, считают, что передача Луизианы и Флорид Франции будет иметь огромные последствия и «неизбежно повлияет на продолжительность мира»⁸². Аддингтон не скрывал: в случае возобновления военных действий «одним из первых шагов» Англии будет захват Нового Орлеана и Луизианы⁸³.

13 апреля 1803 г. министр финансов А. Галлатин изложил свои дополнения и замечания к инструкции начальнику утвержденной 28 февраля исследовательской экспедиции на Запад капитану М. Льюису. Он прямо высказывался в том смысле, что экспедиции необходимо придать характер военной разведки, чтобы получить сведения о постах, поселениях и силах Испании и Англии в верховье Миссури. Каким бы ни был исход теперешних событий, писал Галлатин, излагая президенту свою тайную мысль, судьба областей, прилегающих к Миссури, имеет для США «громадное значение», ибо — это единственный в Северной Америке обширный массив земель, и, вне сомнения, явится первым из числа лежащих вне границ США, где начнут селиться американцы. Обстановка, продолжал Галлатин, вскоре заставит США прибегнуть к «немедленной оккупации» Луизианы, пока этого не сделала Великобритания. Поэтому экспедиция должна разведать пути, которые связывают англичан с Миссури, а также выявить наиболее удобный путь для переброски к Миссури американских войск с тем, чтобы предотвратить попытку англичан переброской своих сил, например, с озера Виннипег, установить контроль над нею⁸⁴.

В первые месяцы 1803 г. Джефферсон продолжал использовать тактику давления на Францию, угрожая ей войной. В начале февраля, сообщая Ливингстону о назначении Монро чрезвычайным и полномочным министром во Франции, он объяснил значение этой меры: «Мы должны знать, наконец, можем приобрести Новый Орлеан или нет». Если нет, то война с Францией неизбежна⁸⁵.

Назначение Монро, пользовавшегося, по словам президента, «безграничным доверяем правительства и населения Запада» и «республиканцев вообще», успокоило возбужденных жителей Запада. Но федералисты продолжали призывать к войне с Францией, намереваясь, как полагал Джефферсон, расстроить американские финансы и привлечь на свою сторону Запад, «чтобы снова прийти к власти»⁸⁶.

Ортодоксальные федералисты Т. Пикеринг и Ф. Эймс уже устанавливали связи с А. Бэрром, бывшим вице-президентом США, с целью отделения Запада и создания независимого государства. Сам Джефферсон грозил Франции, но к войне не стремился. «Наша задача, — писал он Ливингстону, — сделать все, что в нашей власти, чтобы применением эффективных мирных средств добиться отмены приостановления (депозита в Новом Орлеане. — А. А.) и в то же время убедить наших граждан в том, что мирные средства более эффективны и скорее принесут результаты»⁸⁷. Во Франции, говорил президент, напутствуя Монро, «момент критический». Сан-Доминго отдалило оккупацию Луизиана, и французы испытывают «крайнюю нужду в деньгах»⁸⁸.

30 апреля, когда Монро и Ливингстон подписали в Париже договор о покупке Луизианы, Джефферсон, уже предвидя скорый разрыв Амьенского мира, писал одному из своих корреспондентов, что «мирным призывом к справедливости» американцы добьются за четыре месяца большего, чем за семь месяцев войны. Здесь же он фактически перечеркнул свое прежнее утверждение о том, что США не могут существовать без Нового Орлеана. Приостановку американских прав он назвал «блокадой на бумаге», заметив, что американцы только выиграют, если их морские суда будут подниматься до Натчеза и там разгружаться и брать товары⁸⁹.

Джефферсон с нетерпением ожидал возобновления войны в Европе, как и прежде полагая, что момент противоборства двух великих соперников является наиболее удобным для достижения уступок от них. «В этом конфликте, — писал он в мае будущему губернатору территории Луизиана У. Клейборну, — наш нейтралитет будет дешево куплен уступкой острова Новый Орлеан и Флорид»⁹⁰.

Что касается рассуждений о союзе с Англией, то и это был способ давления на Францию. «Баланс сил» в Америке еще не утратил для США своего значения, и в данный момент полное устранение Франции из Западного полушария и окончательный подрыв позиций Испании их не могли радовать. Смысл американских контактов с Англией состоял в том, чтобы выторговать уступки, сохраняя нейтралитет. Когда Г. Аддингтон высказал Р. Кингу планы британского кабинета в отношении Луизианы и Флорид, американский посланник, но его собственным словам, прервал премьера, сказав, что британское правительство должно основательно обдумать предполагаемые действия, ибо для США переход этих территорий в руки Англии столь же нежелателен, сколь и в руки Франции. Мы, добавил Кинг, не имели бы никаких возражений против того, чтобы Испания продолжала сохранять за собой эти территории; испанцы — спокойные соседи, и мы спокойно смотрели бы вперед, ожидая, пока естественный ход событий в не столь отдаленном времени приведет к присоединению этих территорий к Соединенным Штатам. Аддингтон дипломатично заверил посланника, что Англия не собирается удерживать за собой эту территорию, даже если бы «все согласились отдать ее ей». Если же она прибегнет к оккупации Луизианы и Флорид, то только для того, чтобы воспрепятствовать их переходу в руки Франции; и вообще он, Аддингтон, считает, что лучше всего было, если бы этими территориями овладели США. Кинг ответил премьеру, что он согласен с последним мнением, но возражает против первого: если к оккупации прибегнет Англия, то возникнет подозрение, что она действовала совместно с США. А это «может вовлечь нас в конфликт с другой державой, с которой мы желаем жить в мире». Аддингтон сказал, если вы сможете овладеть Луизианой — хорошо, если не сможете, — ею должны овладеть мы, чтобы она не попала в руки Франции⁹¹.

Позиции сторон здесь достаточно ясны. Англия подталкивала США на конфликт с Францией, говоря: если вы не возьмете Луизиану, то мы сами ее возьмем. Соединенные Штаты воевать с Францией не желали и стремились предотвратить английскую оккупацию Луизианы.

Воевать США не желали, но к войне готовились. До конца февраля в конгрессе проходили горячие дебаты по вопросу о судьбе Луизианы и Нового Орлеана. 25 февраля сенат единогласно принял резолюцию, которая уполномочивала президента потребовать, «когда он сочтет нужным», от властей некоторых штатов «принять эффективные меры для вооружения и экипировки, согласно закону, восьмидесяти тысяч человек боеспособной милиции, включая офицеров, и поддерживать их в готовности выступить в любой момент». Помимо этого президент мог дать санкцию властям штатов на вербовку добровольцев за счет федерального бюджета. Президенту разрешались и другие траты для обеспечения «безопасности территории Соединенных Штатов». Резолюция также предусматривала создание на Западе военных арсеналов⁹².

За несколько недель до принятия этой резолюции, 18 января президент направил конгрессу секретное послание, в котором испрашивал средств для посылки на Запад военной разведывательной экспедиции. Неопределенность ситуации на континенте, когда Луизиана юридически уже не принадлежала Испании, но и французы еще не вступили во владение ею, делала военную разведку Запада не только своевременной, но и удобной, совмещенной с научными целями. Направляя послание, Джефферсон уже мало сомневался в том, что планы Франции в Западном полушарии обречены на провал. Защиту уже не испанской и еще не французской Луизианы от англичан он решил взять в свои руки. Экспедиция была одним из мероприятий, имевших целью в случае необходимости отрезать англичан от Миссисипи и воспрепятствовать переброске их войск к Новому Орлеану, судьбу которого Джефферсон считал предрешенной. Если французы не продадут Новый Орлеан и Флориды, американцы сами захватят их, как только возобновится война между Англией и Францией. Выло бы неразумно, писал Джефферсон, упустить возможность прибрести территории даже силой. Но весьма желательно, оговаривался президент, получить их с благословения нейтралитета⁹³.

В начале лета пришли известия о договоре, подписанном в Париже американскими уполномоченными. Долгая и целенаправленная политика Джефферсона в отношении Луизианы завершилась приобретением этой территории в результате одних лишь дипломатических усилий. Будь на нашем месте федералисты, писал Джефферсон в июле генералу Г. Гейтсу, мы были бы сейчас в войне с Францией. «Они стремились сделать свою страну придатком Англии. Мы дружественны... Англии. Мы не враждебны Франции. Мы будем предельно справедливы и искренне дружественны к обеим⁹⁴. Во второй инаугурационной речи Джефферсон скромно обмолвился по поводу покупки Луизианы: «...Сбереженные дохода позволили нам расширить наши границы».

Глава 3

1. Национальное государство или империя. 2. «Бросок» к Тихому океану. 3. Казачий «фронтир». 4. Победа чукчей на «чукотском фронте». 5. Об «оседлании» Россией Тихого океана. 6. Как поступали американцы. 7. Как образовались национальные государства. 8. Сибирь в политике царей. 9. Русская Америка и геополитическая идея М. В. Ломоносова.