Василий Аксенов. Вольтерьянцы и вольтерьянки



бет18/37
Дата19.06.2016
өлшемі2.31 Mb.
#147493
1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   ...   37

случилось. От Сорокапуста осталось на полу лишь остро пахнущее слежавшейся

дрянью пятно. Барон понял, что с этого момента и он стал посвящен в местную

чертовщину.


"Вот теперь можно продолжить разговор без опаски быть услышанным в Шюрстине, -

удовлетворенно произнес Шпрехт. - Дело в том, барон, что слухи об уцелевшем

императоре уже витали на нашем побережье Остзее, а также в Швеции, на корону

коей он имеет право претендовать, однако..." Шпрехт прервал речь и исподлобья с

улыбкой уставился на посланника.
"Ну так в чем же состоит ваше "однако"?" - раздраженно вопросил тот и сунул руку

в карман кафтана.


""Однако", ваша светлость, иной раз бывает весомее сути дела".
Посланник вытащил руку из кармана. В ней трепетал банковский вексель. "Этого

достаточно?"


Шпрехт взял вексель и извлек из-за голенища бюргеровского ботфорта жестяную

шкатулку, явно изготовленную потомками викингов на острове Готланд. Шкатулка,

быв открыта, обнаружила состав разноцветных склянок, в коих опытное око тотчас

же распознало б набор ядов. Впрочем, там был карман и для векселей.


"Однако дело, ваши светлости и превосходительства, усугубляется тем, что в нем

появился еще один казус, и казус сей до чрезвычайности похож, ммм, на Казака

Эмиля".
Фон-Фигин в застывшей позицьи призывал на помощь все свои рыцарские качества.

"Сей казус, пан Шпрехт, вы видели его лично?"


"Третьего дня, барон, я передал казусу от ганноверского двора мешочек с

бритскими фунтами".


"Господа, прошу соблюдать полное спокойствие! - вдруг возвысил глас Вертиго. - В

наших руках сей час, быть может, покоится судьба державы. Шпрехт, перестаньте

вымогательствовать! Вы получили достаточно! Отвечайте прямо, что вы заметили в

лице сего казуса?"


"У него два носа", - пожал плечами агент.
"Ох!" - охнул тут едва ли не по-бабски могущественный фаворит Двора. Две

гигантских молнии мгновенно возникли за стеклами эрмитажа и постояли несколько

секунд, трепеща сколь бессмысленным, столь и беспощадным огнем. Всем

присутствующим захотелось закрыть макушки в ожидании ужасного, но вообще-то

безопасного, как позднее доказал Бенджамен Франклин, грома.

* * *

Вечером того же дня галера "Аист" доставила в Свиное Мундо коммерсиалиста

Шпрехта-Пташка-Злотовскего вместе с кавалерами Буало и Террано и их боевыми

лошадьми. В порту их уже ожидал отряд желтых гусар из расквартированного в

дружественном государстве российского войска. Все всадники были переодеты в

форму цвейг-анштальского-и-бреговинского пфальца. Имелись на случай пожара и

шведские накидки.

Глава седьмая

неожиданно открывающая нам некоторые секреты Прусского государства, а также

пристрастие короля Фридриха Великого к тщательному разжевыванию марципанов

Естьли уж при слове "Пруссия" немедля всплывает слово "орднунг", то при слове

"орднунг" тут же выскакивает крепость Шюрстин, что высится на бранденбургских

холмах в полусотне верст от Берлина; вот уж орднунг так орднунг, даже

пролетающий гусь не сбросит пары капель, тут же будет подстрелен. Ну а уж ежели

заговорили мы о крепости Шюрстин, должно будет заметить, что ея восточное крыло,

находящееся под властью самой секретной личности государства, фельдмаршала фон

Курасса, зиждется над всей крепостью как юберорднунг, то есть сверхпорядок.


Взять, к примеру, крупнейшую в цивилизованном мире картотеку важнейших секретов

и досье государственных преступников; не всякая мышь обежит ее за год! Все

двадцать этажей специально построенного каземата - десять вверх над землею,

десять вниз под землю - заполнены тут стеллажами с ячейками, расположенными в

строжайшем алфавитно-арифметическом порядке. Сложнейшая система рычажков и

блоков соединяет каждую ячейку с гигантскими дубовыми стенами кабинета

фельдмаршала. Едва лишь хозяин кабинета начинает тянуть на себя нужный рычажок,

как в затребованной ячейке звонит колокольчик, что способствует скорейшей

доставке заказанных бумаг на письменный стол прусского властителя дум (в прямом

смысле). Сему процессу способствует и уникальная подъемная машина, движущаяся в

сердцевине каземата. Клеть сей машины способна курсировать по всем этажам, как

над землею, так и под оной, и останавливаться на любом по заказу. На плоской

крыше каземата главное поднимающее колесо машины вращают четыре отборных мерина

ломовецкой породы. В подземелье четыре таких же мерина вращают колесо,

удерживающее клеть от падения при спуске.

* * *

Верхнюю команду возглавляет мускулистый до гротескных размеров битюг по имени

Ослябя Смарк. Он очень доволен своей участью. Крутить поднимающее колесо под

лучезарной попоной прусского неба! Получать артиллерийскую смесь овса с горохом!

Посылать цум тойфель смутные блики в тыльной половине головы, напоминающие о

кобылах детства! Наслаждаться с крыши видами родины при равномерном повторении

кругов: марширующие батальоны, выдвигающиеся на стрельбы пушки, все трудовики

наших нив, занятые выращиванием овса и гороха! Радоваться каждую минуту, что

взяли из подвала, где мерины не видят ничего, кроме каменных стен, и постепенно

слепнут! Нет, Смарк, безусловно, был счастлив и знал, что чувства его разделяют

все три пристяжных, Марк, Арк и Рк.


В тот день, о коем пойдет речь, колесо пребывало в почти непрерывном движении.

По всем этажам дребезжали колокольцы, слышались топоты проворных ног (за

непроворность тут секретных канцеляристов, случалось, наказывали фухтелями по

пяткам), скрипела, вздымаясь, и с тяжким стоном ухала вниз чугунная клеть,

предназначенная для группен-адъюнктов, а то и для чинов повыше. Все говорило о

том, что в кабинете Отца (так тут за глаза называли фельдмаршала) идет серьезная

работа с папирами, и лошадиные сердца преисполнялись чувством высокого долга,

что выражалось в титаническом усилении перистальтики и в громовых выпусках

гороховых газов.

* * *

Йохан фон Курасс тем временем сидел за своим столом, дубовой отделкой

напоминающим похоронные дроги первого разряда, размерами же - ладью Нибелунгов.

Три адъюнкта из лучших юнкерских семейств, выполняя все детали служебного

протокола, а именно маршировку от дверей в середину огромного помещения,

щелканье каблуками и мгновенную окаменелость с полной демонстрацией поднятого в

сторону начальства лица, вносили и располагали вдоль западного края стола

затребованные папки: действующие государственные договоры, недействующие

государственные договоры, а также договоры, подлежащие расторжению в связи с

невыплатой талеров за поставку батальонов всякой мелкой псевдонезависимой

сволочи, которую давно надо было бы подчинить, к вящему удовольствию их

населения, путем прямого действия непобедимой прусской армии.
Прошедшей ночью фельдмаршал добыл в Берлине "летучку", дававшую знать, что

сегодня возможен внезапный приезд того, кому был только что адресован немой

упрек, а именно Его Величества короля Фридриха Второго, столь неаккуратно

прозванного досужим Вольтером Фридрихом Великим. Явившись в крепость, король

должен был увидеть папки важнейших дел и сразу понять, что его ждали. Таким

образом будет достигнуто несколько целей: а) король будет впечатлен четкой

работой секретного ведомства, в) отметит, как скрупулезно классифицированы

важнейшие секреты, и, наконец, самое главное, с) поймет, что и у него самого не

может быть от сего ведомства секретов и что не нужно устраивать подобных

стремительных наездов; никакой расхлябанности он здесь не застанет.


Довольный всеми этими своими перезвонами и скрипами по всему объему каземата,

фон Курасс временами поднимался из-за стола и побрякивал подкованными подошвами

по каменным плитам. Один его вид вызвал бы озноб у непосвященного человека, тем

больший озноб он вызывал у человека посвященного и подчиненного. Он был очень

велик, мосласт и беспредельно сух лицом, что придавало ему сходство с

бесстрастным скелетом из Академии наук. Руки его свисали ниже колен, ежели не

были взяты в любимую позу "акимбо", то есть если не лежали в страшной готовности

на дугах подвздошных костей. Ноги его в излюбленных черных ботфортах, кои

фельдмаршал ненавидел менять на туфли с пряжками, а посему никогда не посещал

суарэ в поцдамском дворце Сан-Суси, могущественно, словно два чугунных ствола

крепостной артиллерии, поддерживали весь костяк, а посему еще раз представьте

себе длину рук.


Армия помнила еще те дни, когда эти руки, еще более удлиненные тяжелой фузеей,

становились главной пробивной силой в багинетном бою. Ветераны еще не забыли,

что юнкер фон Курасс был взят отцом Фридриха Второго королем-созидателем

Фридрихом-Вильямом Первым (вот уж кто натюрлих был достоин звания "Великий"!) в

первую роту знаменитых прусских гигантов. Так бы этому юбервояке и оставаться в

строю, если бы он однажды, в начале сороковых, не поразил молодого короля своим

даром проникать в сердцевину секретов.

* * *

Случилось это в самом начале европейской безобразной неразберихи, ныне уже

зачисленной в исторические анналы (отнюдь не "анналы Клио") под названием "Война

за австрийское наследство". Однажды батальон, где командиром был тогдашний майор

фон Курасс, получил приказ срочно прибыть в Поддам и построиться там на плацу.


Весь день маршировали из Берлина, да так, что под мерными взмахами тысячи ног

крошились торцы дорог и площадей, прогибались мосты, лопались зазевавшиеся гуси

и всяческий швайн, отпадало в канавы и нерасторопное мужичье.
Молодое Его Величество соизволило выйти к подразделению уже под вечер. Был

четверг или в крайнем случае среда. Ветер норд-ост колыхал горделивые стяги.

Пахло картофельным супом. Клюквенный закат предвещал грандиозный поход на зюйд.

Комбат с палашом на плече прошагал к королю. Строй грянул "зигхайль!".


Король молчал. Он хлопал себя перчатками по сгибу руки. Глаза его были

устремлены поверх киверов и штыков в пространства Южной Европы. Так простояли в

молчанье адское время. И вдруг он вздохнул: "Если бы знать сейчас, о чем говорят

вокруг Марии-Терезии!" И тут армейский майор как бы по наитию попросил у короля

пять дней для деликатной, как он изрек, разведки; есть, дескать, некие частные

связи при венском дворе. Взяв офицера за темляк, король прошествовал во дворец,

а батальон отправил в кантину, шницелей всем приказав подать со своего стола.
Через запрошенный и дарованный срок фон Курасс явился с докладом о всех

визитерах императрицы, о всех совещаниях и тайных раскройках карты Европы.

Теперь уже Фридрих доподлинно знал, куда направить удар, что он и сделал при

Чотузице, обескуражив австрийского полководца принца Карла-Александра

Лотарингского.
Не все подробности этого дела нам известны (как не известны они, боюсь, никому),

однако дошли слухи, что перед битвой сей венский двор был в сущей облискурации

(если и тут употребить словечко генерала Афсиомского). Все эти дни по дворцу

расползались всяческие шептуны и скрыпы, мелкие какие-то пламеньки начинали свой

перепляс то среди люстр в торжественных залах и в сугубых по секретности

кабинетах, а то и в интимнейших альковах промеж фарфоровых горшков, если не

внутри оных. Однажды Ея Величество императрица Мария-Терезия даже воскликнула

вполне женским голосом "Ой!". Сей возглас исторгнут был мгновенным отпечатком на

гобелене среди буколических персонажей некоего скелетоподобного посланца мрака,

не иначе как магистра черной магии по имени Сорокапуст.

* * *

Проникнув таким своеобразным способом в сердцевину австрийской стратегии, майор

фон Курасс и сам стал величайшим секретом прусского королевства, то есть

частично как бы прекратил существование. Мало кто знал, что пропавший майор

немедленно получил чин генерала, а потом и фельдмаршала и стал главой

таинственного ведомства, сосредоточенного за тремя линиями защиты в крепости

Шюрстин; не знал даже ближайший друг короля Вольтер. Лишь однажды Фридрих чуть

было не проговорился, сказав своему кумиру, что перед принятием важных решений

он всегда советуется со "своим чудовищем". Вольтер с его острейшим складом ума

тут же осведомился, правильно ли он понял августейшего друга. Говоря "чудовище",

Ваше Величество, имеете ли вы в виду некое alter ego, то есть нечто глубоко

запрятанное в вашей собственной душе? Нечто в этом роде, усмехнулся король, и

тема сия больше не поднималась.
Фридрих, друг Вольтера и сам "один из нас", то есть филозоф-энциклопедист,

вступал тогда в пору зрелости и быстро освобождался от своего гамлетианства и

антимакевиаллизма. Ради блага всех граждан мы должны крепить наше государство,

говорил он "своему чудовищу"; не так ли, мой фон Курасс? Всецело разделяю

взгляды Вашего Величества, ответствовал гигант, поигрывая своими четками в виде

крошечных черепов.


Известно ли тебе, мой фон Курасс, с кем в Париже встречается великий Вольтер

перед поездками ко мне в Берлин? Ваше Величество, великий Вольтер перед каждой

поездкой в Берлин получает ориентиры от кардинала Флёри. Король хохотал. Я так и

знал! Таков наш век: поэту трудно удержаться от соблазнов шпионажа.


С годами Фридрих Второй Великий стал замечать, что и в его собственных покоях

поселилась какая-то нечисть. То шмыгнет по ковру странная мышь со слегка

увеличенным ухом, то вдруг ночью в буфетной произойдет какой-то как бы

осмысленный перезвон хрусталя, заглянешь туда, а оттуда смотрит на тебя сотня

заинтересованных глазков, то вдруг дверь в будуар откроет не привычный слуга, а

некто совсем не привычный, коего не опишешь никак, скажешь лишь, что глянул тебе

прямо в плешь и пропал без единого звука.
Подобные промельки, следует сказать, учащались в те редкие вечера, когда король

позволял себе полностью расслабиться и приглашал после ужина в кабинет кого-

нибудь из своих красивых адъютантов для дуэта на флейтах. Будучи филозофом века

науки, он не верил в чертовщину и относил "промельки" за счет некоторой

усталости органов зрения, связанной с чрезмерным чтением государственных бумаг.

Заказал себе в Саксонии дюжину драгоценных очков и по вечерам иногда украшал

переносицу великолепнейшей стрекозою, что вызывало сущий восторгу принцесс

двора: Ваше Величество, вы неотразимы!


Помогло: промельки почти прекратились, непривычный слуга больше не открывал

дверь кабинета, только изредка висел за окном глазищами вниз. Зная за собой

привычку проговаривать крупную мысль вслух, король стал в такие моменты совать

себе в рот яичко из марципана. Мысль проговаривалась, но искажалась жеванием.

Словом, и в замке Сан-Суси за годы правления немало пробурлило забот, как

пустяковых, так и весьма удручающих, если вспомнить те времена, когда любезный

друг Вольтер там подвизался в звании Шамберлена Двора.

* * *

В тот день, о котором сейчас идет рассказ, король приближался к крепости

Шюрстин, скача во главе своего конвоя. Его карета катила сзади на тот случай,

если понадобится записать несколько пришедших в голову поэтических строк. Путь

был не так уж далек, а король был еще достаточно бодр для седла, несмотря на

скопившиеся в седалище пятьдесят два года жизни.
Солнце стояло уже в зените, когда открылась обширная долина, западные склоны

коей венчались холмами, на чьих склонах построила свои бастионы крепость

Шюрстин. Флаги Священной Римской империи германской нации, королевства Пруссии и

местного пфальца реяли над нею, а над крышею секретного каземата помахивал рыжий

хвостище знакомого королю битюга, ведавшего здесь подъемной клетью, кою король

называл на французский манер "асансёром".


В тот же момент и Ослябя Смарк заметил сверху караван короля, то есть человека,

которого он не знал по имени, но от появления которого всякий раз взбухали

мускулы: хотелось что-нибудь еще взять на грудь ради персоны, пред коей

вытягивалось могущественное племя двуногих и бесхвостых. Вот если бы этот

великий когда-нибудь запряг меня в фургон и отправился в поле! Так и тянул бы

его за собой бесконечное время!

* * *

"Я вижу, мой фон Курасс, вы уже во всеоружии, - сказал король при виде

разложенных на столе папок с наиважнейшими делами. - Вас, мой дорогой, врасплох

не застанешь". Он усмехнулся и, сделав усилие, посмотрел прямо в мертвоватые

глаза фельдмаршала. Фон Курасс с леденящей серьезностью выдержал этот взгляд.

"Это чистая случайность, Ваше Величество. Мы просто проводим ревизию важнейших

документов. Какой из них в данный момент интересует Ваше Величество?"


Завтрак по традиции был сервирован на другом конце государственного стола.

Король никогда от трапезы в этом доме не отказывался. Здесь почему-то подавали

удивительно вкусные заливные поросячьи ножки по-эльзасски. Да и вино было вполне

порядочное, "Божоле".


"Ценю вашу расторопность, фельдмаршал. Передайте мою благодарность группен-

адъюнктам и каждому по десять марок от меня лично. Однако вовсе не ради

документов я приехал сюда сейчас. Вы догадываетесь, ради чего?"
Еще раз над стаканом вина король пробуравил взглядом иссохшие черты своего

Торквемады. Дошла ли до того вчерашняя мысль, зажеванная двумя марципанами?

Фельдмаршал склонил главу с выпирающими буграми преступных качеств и даже ладонь

приложил ко лбу, скрывая глаза. "По всей вероятности, Ваше Величество прибыли

ради новостей с исконного нашего острова Оттец, где ныне под эгидой цвейг-

анштальтского курфюрста проходит страннейшая встреча Вольтера с посланником

русской царицы".
Король не скрыл улыбки: марципаны все-таки сработали, хоть и частично. В этих

пределах можно позволить "чудовищу" читать королевские мысли. "Послушайте,

Йохан, давайте всерьез. Я догадываюсь, что вы не совсем тот, кем вы числитесь в

штатных реестрах..."


Фельдмаршал рывком приложил ко лбу верхнюю часть безупречной салфетки, глухо

промолвил, не разжимая уста, будто желудком: "Ваше Величество, разве давал я

когда-либо вам какие-либо основания, чтобы..."
Король отмахнулся веселым жестом: "Нет, не давал! Сомнений в вашей преданности

государству и мне как парному слуге сего государства - нет! А посему давайте

говорить о простых вещах, а именно о политике. Я догадываюсь, для чего моя

племянница послала к Вольтеру своего нового фаворита. Честолюбивая дама хочет

прогреметь на всю Европу в качестве величайшего либерала. Она готовит отмену

крепостного права и жаждет получить на это благословение своего кумира. Учредила

даже премию в десять тысяч червонцев за лучшее сочинение об отмене рабства. Экая

наивность! Она думает, что судьба российских рабов заботит нашего поэта хоть на

минуту больше, чем комиссионные от гильдии швейцарских часовщиков или

вознаграждение от изобретателей каких-то несусветных боевых колесниц, которые он

старается всучить екатерининским генералам. Разумеется, он благословит ея

великий манифест, лишь бы вслед за этим приплыл великий вексель в "Банк

Амстердама"!"
Оставив недокушанными заливные ножки, король уже разгуливал нервной походкой по

пространствам кабинета. Последнюю фразу он едвали не прокричал из-под свисающей

со стены башки чудовищного вепря в дальнем углу. Теперь стоял там, заложив

большой палец за обшлаг армейского сюртука без знаков отличия, и ждал, что

скажет фон Курасс.
"Прошу прощенья, Ваше Величество, - проговорил тот, - однако подлежит ли сей

филозоф столь суровой дер критик? Ведь наряду с некоторой алчностью, не

ускользнувшей от внимания Вашего Величества, господин де Вольтер иной раз

изумляет общество нежданными щедротами".


"Ценю вашу галантность, - рассмеялся король; он-то знал, что нет у фельдмаршала

более ненавистного человека, чем этот "новый Гомер", - однако вернемся к

политическим аспектам дела. Что последует за отменой крепостного права в России?

Есть несколько вариантов. Тамошние латифундисты, все эти бояре, сторонники

допетровской старины, устраивают дворцовый переворот, убирают царицу-немку и,

допустим, возвращают на престол законного императора Ивана Шестого. Как сообщают

наши агенты, Иван после двадцатитрехлетнего содержания в тюрьме пребывает в

состоянии слабоумного ребенка, и, стало быть, власть окажется на долгие годы в

руках жестокой клики бояр, настроенной враждебно ко всем европейским новшествам,

а самое главное, ко всем соседям России, включая Пруссию, в которой они будут

видеть реального, то есть главного, врага. Будет создана огромная армия как бы

для обороны, а на самом деле для разрушения Польши, Швеции, а также ряда

северогерманских государств, включая..."
Королю не удалось завершить фразы. Фельдмаршал не в силах был услышать сей

гипотезы: слишком сильно он любил родную страну. В ярости он ударил обоими

убойными кулаками в стену, да так, что дрогнули все развешенные там охотничьи

трофеи, включая даже бивни и хобот неизвестно какими судьбами забредшего в XVIII

век косматого слона, сиречь мамонта.
"Вот тут-то им и придет конец! - взревел фон Курасс, теперь уже потрясая в

воздухе своими, тоже в достаточной степени доисторическими конечностями. - Ни

одна варварская армия не выдержит контрудара райхсвера!"
Король с улыбкой смотрел на него. Какой король останется равнодушен к столь

убедительной демонстрации патриотизма! "Не преувеличивайте, Йохан, - мягко

сказал он. - Нельзя забывать, что Австрия никогда не упустит такого шанса, чтобы

вернуть Силезию. Почти уверен, что в эту кашу влезет и чертова Оттоманская

Порта. Как поведут себя Франция и Британия? У меня нет никаких иллюзий на этот

счет. В наше время невозможно сколотить коалицию цивилизованных стран".


Задумавшись, король мерил шагами гигантскую квадратуру. Поднял с пола упавшую от

удара сову и мягко пристроил ее на плечо вернувшегося в свое стуло фон Курасса.

Тот повернул к усевшейся голову и в ужасе отшатнулся, как будто и сам не

путешествовал в этих перьях над богемской границей. Король остановился, взяв

себя пальцами за подбородок. Мышка, как столбик, стояла в дальнем углу,

навострив окаянное ушко. Быстро король засунул за щеку сладкого друга, промямлил

что-то зернистое не для шпионства. "Тшрт, то есть тойфель, мндыгагадал рдитсса в

Прссии с ддушшимммунд талатантом", - услышал фельдмаршал внутри своей головы.

Король разжевал и глотнул.
"Возьмем теперь другой вариант, - продолжил он уже чистым ртом свою презентацию.

- Реформа удалась. Сорок миллионов русских крестьян получили свободу.

Представляете, какая водопадная энергия высвободится, какие закрутит колеса под

благодетельным оком просвещенной государыни? В краткие сроки будут развиты



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   14   15   16   17   18   19   20   21   ...   37




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет