Василий Аксенов. Вольтерьянцы и вольтерьянки

произнес лишь одну, но достаточно туманную фразу: "Вот так же считает и

Ксенофонт Василиск".
Барон Фон-Фигин встал из-за стола и отошел к дальнему восточному окну, за коим в

рамке бордовых штор катилось море, по коему при милости богов можно за неделю

добежать до дому. Признаться, он был уязвлен за все свое поколение: что же -

постареть посредь рабства? Что греха таить, двойственные чувства волновали

вельможу: с одной стороны, вольтеровский вердикт обескураживал целое поколение

просвещенной российской младости, жаждущей громыхнуть своей революцией на всю

Европу, с другой же стороны, он испытал облегчение, понеже вместе с филозофом

видел всю малость сей молодой группы посредь укоренившегося варварства.

глубину кабинета, дабы покрутить стоявшие там медные сферы Плутарха.

Фон-Фигин.

крепостного права надобно решительно, но не поспешно готовить. Главное состоит в

изменении сознания как дворянина, так и пейзанина, так и купца. Люди должны

видеть, что держава на их стороне, что от нее идет не ужесточение, а смягчение

жизни. К этому в России имеются хоть и малозаметные со стороны, а на деле вельми

сурьезные условия. Взять хотя бы большую массу государственных крестьян, то есть

крепостных Ея Величества. Сии поселения должны стать модой будущей свободы. Там

следует в как можно более поспешный срок упразднить все крепостнические злостные

употребления. За ними будут поспешать и казенные заводы, где используется труд

как государственного, так и вотчинного люда. В свой черед вотчинная

промышленность и крепостные мануфактуры будут льстить себя надеждой в близком

будущем уподобиться казенным заводам и поселениям.

строгие судебные циркуляры, дабы устранить всякие злостные употребления, и

прежде всего куплю-продажу людей. В этой связи обратите внимание на важность

судебной реформы. Дабы устранить возможность тулузского лицемерного магистрата,

о коем вы уже слышали мою печальную повесть, надобно заменять сословные, а тем

более вотчинные, суды судами выборными из разных сословий.

рода "марки", то есть общины, как родовые, так и соседские. Сбор податей в

общинах надобно проводить не по числу душ, а по величине дохода. Семейства с

большим детством должны получать поблажки. Все сословия должны постепенно

получать уравнения в правах, разумеется, с учетом образовательного квалитета.

Увеличение общедоступных школ должно давать даже самым темным хотя бы

умозрительную фигуру будущего равенства.
Образованному же сословию надобно предоставить больше прав для расширения и

квалитетного развития путем учреждения университетов, академий и литературных

обществ, а также путем образования частных типографий.
Категорическим указом следует воспретить всякого рода телесные наказания, не

говоря уж о пытках в судебных дознавательствах. Слышал я, что Государыня

словесно воспретила бить ливрейных слуг, "никогда и ничем". Сие благое начинание

надобно закрепить документом на бумаге с печатью и с ангелом в правом верхнем

углу, несущим из-за облака благую весть.
Рекрутированию в армию нужно придать законные и гуманитарные формы, и срок

службы должен быть сокращен вполовину, за исключением, конечно, тех, кто

возжелает сделать воинство своей профессией.
Постепенно, вместе с развитием равноправия, надобно внедрять в умы и мысль о

свободе передвижения. Человек должен жить там, где ему дышится вольно и где

горизонты возвышают его дух. Надобно искоренить из российской жизни понятие

"беглый", не вылавливать путешественников и новоселов, не привязывать их к

вотчинной барщине.
По мере возможностей нужно приглашать в ваши бескрайние поля иноземных

колонистов, предпочтительно немцев и голландцев (с французами поосторожней,

господа!). Оные колонисты самим устройством своей "марки" будут давать пример

российской общине.

устоявшийся быт. Сия громовершительная весть, конечно, принесет Екатерине

всемирную славу, однако последующая деструкция обернет сию славу в бесчестие. Не

след нам уподобляться медведю иль вепрю, прущему напролом через чащу. Скорее уж

следует подражать строителям-бобрам, сооружающим плотину для вольного плаванья.
Вот еще вопрос наиважнейшей важности. Ни в коем случае не надобно на пути к

освобождению крестьян вооружать против реформы аристократию. Напротив,

аристократия как самое развитое и самое рафинированное сословие империи должна

стать первейшей союзницей Екатерины. Именно в салонах аристократии будут

рождаться идеи развития. Проявляйте терпимость и к оппонентам, таким, скажем,

как названные тобой, мой Фодор, утопические романисты, и они, став вашими

лояльными дискуссантами, может быть, иной раз больше пользы принесут, чем какой-

нибудь ревностный прогрессист с горящим взором. Даже этот ваш черногорский

господарь Иша Эвич в споре скорее поймет, что слуг необязательно брать из

крепостных, а можно за деньги нанять из вольных.

ко мне русскую гостью, графиню Дашкову, особу исключительной юности, коя вкупе с

едва ль не фантастической премудростью делает ее сущим феноменом Икс-Виктория-

Три-Палки..."

строчил на зависть Лоншану и Ваньеру, споткнулся.

неизвестность, V - победа над неизвестностью, III - ободряющие знаки для наших

дам. Пусть и в России появятся свои мадам де Помпадур и мадам де Шатёру! О,

кому, как не мне, знать влиятельные эманации парижских блистательных дам и их

бесконечную приверженность главному лозунгу эпохи: "Покончим с лицемерием!"".
"Удивительно!" - воскликнул барон, поставил точку и метнул славно потрудившееся

перо в гобелен. Остро очинённый сей предмет, утяжеленный к тому же серебряной

вставкою, описал дугу и вонзился в драгоценную ткань. Послышался слабенький

писк, как будто острие попало прямо в какой-то почти не различимый в своей

миниатюрности глазик. Никто этого писка даже и не заметил, кроме читателей сей

нувели. "Я просто поражен, мой Вольтер, откуда ты набрал толь много подробностей

российского застоялого быта?!"
Вольтер, чрезвычайно довольный, прогуливался победительно по паркетам и коврам,

галантно раскланивался со своим отражением в зеркалах. Ему явно нравился сей

гибкий старик, казалось забывший в эти минуты о вечных своих бурлениях ниже

пояса и о докучливых ломотах в костях и суставах.

бравировал он. - Все остальное - стихи, драмы, трактаты и фельетоны, физические

и химические опыты, которые мы ставили вместе с покойной Эмили (а ведь мы едва

не открыли научную суть огня!), - все это относится просто к ренессансной

природе моего организмуса. Библиотека, даже фальшивая, мой Ксено, немедля

стимулирует мою профессиональную сноровку. Недаром ведь я некоторое время

занимал официальную должность королевского историка в Версале. Король и кардинал

Флёри лучше других поняли, в чем моя ценность!"

я, путешественник и солдат, готов подписаться под всеми твоими тезами. Более

того, готов их даже чем-то и расширить. Вот, например, размышляя вместе с

Ксенофонтом Василиском, пришли мы к некоторой идее о пользительности

морганатических связей между высшим и низшим сословиями. Потомству же,

приобретенному от сих совокуплений, надобно предоставлять предпочтительные права

для подъема в высшие сферы. Вот таким образом будет возникать подлинный

межсословный эквилибриум!"

вопросил, едва удерживаясь от щастливых скачков молодой веселости, посланник

барон Фон-Фигин.
Генерал оправил свое жабо с исключительной значительностью. "Се есмь, ваша

светлость, крупная фигура старинного византийского происхождения. Сия фигура как

раз является зачинателем обширного генеалогического древа, соединяющего знатные

рода с тружениками нив и ремесел. Увы, пока что еще не занесен в наши знатные

рубрики".
"И в какую же книгу у нас включен сей Ксенофонт Василиск, ежели отсутствует в

"Бархатной"?" - не без игривости вопросил барон.

Государыне для многозначительного прочтения!" - ответствовал генерал.

сей новый жанр просветительных утопий!" - продолжал весело ёрничать Фон-Фигин.

- мне!"
Как и вся просвещенная Европа, оба, конечно, знали о сочинительской мании сего

умудренного жизненным опытом покорителя пространств.
Все трое снова уселись за стол, позвонили в колоколец, имеющий форму языческого

шутилы с внушительным язычком, и заказали кофе. Вторая часть беседы, начавшаяся

с веселого разговора о византийских корнях российского государства, вскоре

приняла весьма сурьезные звучания, могущие в конце концов привести к

громоподобным столкновениям народов и армий.
Смысл ея зиждился на давнишней идее Вольтера о сущей необходимости сокрушить

Оттоманскую Порту и водрузить крест на Святую Софию. Не будучи, мягко говоря,

особенно пристрастным христианином, он видел в кресте не власть церкви, а символ

победы созидателей-европейцев над разрушителями-мусульманами.

восстановить древний град императора Константина? Государыня приглашает

мыслителя на постоянное жительство в Петербург. Мыслитель жаждет на остаток

своих лет припасть к ея ногам, увы, мыслитель сей уже развил в себе значительный

человеческий недуг, именуемый старостью, и проживание на шестидесятом градусе

северной широты не сулит ему бодрых лет на благо великих задумок Государыни. Так

почему бы не перенести столицу на тридцать градусов южнее, к берегам теплых

морей, где произрастают оливы и ливанские кедры, где и старость не всегда в

тягость, где и кончина соединит европейских мыслителей с мудрецами античного

мира?
В этом прожекте есть историческая логика, так полагали участники "кумпанейства".

Российское царство сотворено Византией. Без греческих монахов не рождена была бы

и наша азбука, а церковь наша есмь византийская церковь. Так почему бы нам не

освободить греков - да и самих турок, между прочим, - от жестокого тирана

Мустафы, не образовать новую российско-греческую Византию, в коей соединились бы

исторические христианские традиции с европейским просвещением? В сем

возрожденном Константинополе всем религиям была б обеспечена свобода совести,

включая и мусульманство. Нет-нет, господа гипотетические оппоненты, сей прожект

- не утопия, отнюдь нет! Он опирается на историческую диспозицию века.

Оттоманская Порта вступает в пору упадка. Мусульманский мир не производит

промышленного продукта. В нем все держится на средневековых укладах. Армия Порты

огромна, однако визири ее не владеют тактикой битв. Один прусский дивизион

достиг бы Стамбула, как нож достигает сердцевины арбуза. Если б Фридрих Второй

захотел, но он не хочет. Флот Порты малоподвижен. Эскадра британских фрегатов

учинила бы полный разгром армадам Гасан-паши, если б британский парламент

соизволил, но он подобной воли не изъявляет. У России есть гренадеры, что не

уступят пруссакам, а также и моряки под стать бриттам. Стало быть, что мы имеем

в итоге сиих размышлений? Во внутренних наших делах мы продвигаемся к

постепенному освобождению крестьян. На внешних просторах истории мы на всех

парусах движемся к Византии.

При упоминании "движения на всех парусах" в библиотеку вошел коммодор Фома

Андреевич Вертиго, как будто за дверью дожидался сей навигаторской фразы. На

самом деле он пришел по срочному делу и двигался так быстро, что эхо его шагов

отстало от перемещения тела и долетело до библиотеки только через семь секунд

после коммодоровского прибытия.

новость, однако все трое участников "кумпанейства" одновременно бросились к нему

и даже как-то затормошили в изъявлении дружелюбных и самолюбезнейших чувств.

"Дражайший Фома Андреевич, вы как нельзя кстати!" - "Таков наш капитан, он

всегда кстати!" - "Май диа коммодор, ю кэйм он э раит тайм ин э райт плэйс!" -

приветствовал его Вольтер по-английски.

сафьяновыми корешками книг отодвинулась в сторону, открыв небольшой буфет с

увлекательными напитками. Вертиго с поклоном польстил великому старику: "А я и

не знал, мэтр Вольтер, что вы так хорошо говорите по-аглицки!"

однажды из-за сего чужого языка я чуть не лишился своего собственного. Моя Эмили

при всем величии ее ума была завзятой картежницей. Всякий раз проигрывала

бешеные суммы моего "философского камня", но на нее я не скупился. В ту ночь в

отеле "Камюль" я заметил, что против нее играет целая шайка аристократических

шулеров. Я стал говорить ей по-английски (мы с ней часто переходили на этот

язык, когда не хотели быть поняты окружающими), что ее хотят гет бамбуззэлд, то

есть хотят ее "отвезти", как тогда выражались в кругах картежников. Она мне

отвечала сердито тоже по-английски, дескать, не лезь не в свое дело, как вдруг

один из этих негодяев вмешался в наш разговор. Оказалось, что он три года

просидел в лондонской тюрьме, а ведь всем известно, что нет лучшей школы для

изучения языков, чем тюрьма. "Эти мошенники, хитрый Вольтер и его "леди всех

достоинств", хотят нас отвезти в Страну Дураков, - завопил сей тип. - Филозоф

ходит вокруг и заглядывает в карты! Ну-ка давайте посчитаемся с ними!" Я схватил

тогда тяжелый подсвечник и бросил в них. На шум снизу прибежали все наши,

Эльвесьё, Дидро, Д'Аламбер, Дольба; все со шпагами в руках. Ну вот, господа, я

вижу, вы не очень-то верите старому правдолюбцу! Придется мне пожаловаться

Государыне!"

поинтересовался у моряка, что бы тот предпринял для взятия Костантинополя с

моря. Вертиго, всячески скрывая полнейшее изумление под аглицким, то есть

бесстрастным, выражением лица, сказал, что это дело "не пикник". Внезапной атаки

не получится, поскольку турецкий флот повсеместно присутствует по всем бассейнам

Средиземноморья. Стало быть, нам прежде всего надобно будет устранить сие

препятствие, а для этого следует проводить морские операции с обоих основных

направлений, то есть не токмо с севера, равно и с юга. Потребуются вельми

сурьезные многолетние операции. В Черном море нужно будет создать флотилии галер

для перевозки сухопутных войск, а также отряды быстроходных фрегатов для эскорта

и перехватов. Основные эскадры пушечных кораблей должны придвинуться с юга, по

пути разгромив главные морские силы Порты. Для того чтобы скопить достаточные

эскадры, нужно передвинуть часть Балтийского флота в Южное Средиземноморье и

создать на полпути - лучше всего на каком-нибудь острове с христианским

населением - на Корфу или на Крите - сурьезную базу-крепость для снабжения и

починки. Вот так мне представляется сия историческая авантюра, несмотря на всю

неожиданность запроса. Дело вполне реальное для жизни одного поколения. Как

говорили в старину, "начать и кончить".

молниеносную морскую диспозицию. Не удивлюсь, Фома Андреевич, если вскорости мы

увидим в вашем лице главного командующего Средиземноморским флотом. Весьма

любезно, но опять же без излишка эмоций поблагодарив барона за столь щедрое

пожелание, Вертиго встал и сказал, что обстоятельства самого срочного и

конфиденциального характера вынуждают его попросить у посланника

незамедлительной тет-а-тет аудиенции. На этом очередное заседание "кумпанейства"

было прервано. Быть может, следует еще добавить, что по огромному пространству

гобелена после этого заявления промелькнуло несколько крошечных вспышечек, на

кои никто из присутствующих не обратил никакого внимания.

Дробно, не без нервозности, стуча каблуками, Фон-Фигин и Вертиго прошли по

коридору в собственный кабинет посланника. Что-то мокрющее и липучее влачилось

вслед за ними вдоль кирпичной стены, пока они шли, однако за явным нехватком сил

оно отстало и опало, обратившись в несущественное пятно плесени.
В кабинете коммодор пристукнул каблуком по паркету и произвел формальный салют

ладонью под треуголку.

вашего возвращения". С этими словами он протянул барону маленькую капсулу

спешной связи. Сняв с нее крышечку, тот вытащил тонкую полоску непромокаемого

пергамента. На ней специальной иглой была начертана одна-единственная фраза по-

французски:

"Дорогой друг!

"Где находится Егор?" - резко спросил советник.

* * *

Надежнейший гонец секретной службы Двора Ея Величества по имени Егор прибыл вот

уже час назад, но все еще не мог собраться с силами. Последнее колено его миссии

оказалось сложнее, чем он предполагал. Переночевав вчера в Гданьске на крыше

ратуши, он пустился в путь с первым лучом солнца, предвещавшим, казалось бы,

безмятежное скольжение среди июльских любезных струй, однако по прошествии двух

часов впереди по курсу, то есть на северо-западе, поднялась гряда штормовых туч,

задул порывами сильнейший ветер, всякий раз напоминавший Егору о каверзах

нечистых сил, затрудняющих циркуляцию императорских мессажей. В атмосфере

проливных потоков дождя и шквалистых насилий Егору приходилось маневрировать,

ложиться то на одно крыло, то на другое, иногда складывать оба крыла и как бы

падать, чтобы обвести вокруг пальца дьяволов урагана, как бы погибать, а на

самом деле искать подходящую струю, набирать скорость, чтобы в нужный момент

всему раскрыться и взмыть поверх туч. Там, на высоте, сложновато было дышать.

Впрочем, терпимо. Как говорится: хорошего мало, но привыкнуть можно. Можно

привыкнуть, можно, можно. Так или иначе, он шел по курсу и в конечном счете

увидел нужный корабль, стоящий на якоре посреди спокойной бухты, снизился и

влетел в окно на корме, кое постоянно пребывало открытым в ожидании небесных

почтарей. Читатель, конечно, уже понял, что Егор был голубем редчайшей

монгольской породы, потомком тех, что сопровождали еще полчища Чингисхана, когда

оные, одержимые какой-то неясной мистической идеей, скрываемой под видом роевого

инстинкта, месяцами и годами неслись на запад, оставляя за собой пустую землю,

заваленную лишь конским калом.

* * *

Позволим себе небольшое отступление, связанное с той непобедимой монгольской

конницей. Откуда она взялась в таком числе, ежели пришла из пустыни? Быть может,

в те времена была какая-то другая, многолюдная Монголия, способная вооружить и

погнать на запад те приснопамятные "тьмы"? Так мы вообще-то когда-то и полагали,

пока однажды в Будапеште не познакомились с кружком просвещенных монголов,

которые совсем иным путем объяснили эту загадку.
Монголия и в те далекие времена была не ахти какой многолюдной. Собственно

говоря, ее население не превышало нынешнего числа. Создание непобедимой конной

армии объясняется только полководческим гением Чингисхана. В пресловутой "тьме"

было не больше тысячи бойцов, однако каждого всадника сопровождал табун в сто

лошадей. Вся эта масса на одной скорости неслась по полям, вселяя ужас в жалкие

крепостцы старых русичей, вятичей, курян, исторгая заряды стрел, дымя факелами,

визжа и грохоча привязанными к ногам лошадей бычьими пузырями с костями и

окаменевшими жабами сибирских болот; вот вам и пресловутые "гремушки"! Так

создавалась "устрашающая атака" Чингисхана. После захвата городов начиналась

пропаганда жестокостью. Одни только слухи о чудовищной резне, учиненной

"поганью", то есть "паганами", язычниками, повергали население еще не тронутых

городов в паническое бегство.

пути поддерживалась связь с отчизной Монголией. Для этой цели была разработана

непростая, но, как оказалось, весьма надежная система голубиной почты. Она

улучшалась на протяжении веков монгольских воинских достижений как путем

устройства голубиных станций, так и в результате тщательного отбора в выводках

летучих почтарей. Так образовалась эта порода, названная тайным словом

"сарымхадур", главным смыслом существования которой стали перелеты с одной

станции на другую и обратно. Птицы этой породы отличались даже от венценосных

голубей, не говоря уже о сизарях, увеличенным размахом крыльев, крепостью клюва

и когтей, осмысленным взглядом правого ока, а также особой хохлатостью затылка.

Известно было, что иные представители сарымхадуров для подкрепления сил во время

перелетов не гнушались пожиранием воробьев и других малых птах, однако и они

никогда не отклонялись от курса. В Будапеште монгольские интеллектуалы говорили

нам, что весть о какой-нибудь великой победе в Европе - скажем, о взятии того же

Будапешта - достигала Монголии всего за семь дней, и у нас нет никаких оснований

им не верить. Можно себе представить радостные пиры монгольской знати с

поеданием бараньих голов, с выпиванием котлов перебродившего кобыльего молока и

с последующей отправкой поздравлений Батыю на крыльях все тех же сарымхадуров!

Российской империи о ней никто и понятия не имел, пока знатный путешественник