Владимир ридигер

Вставала заря. Компас четко указывал направление, и Филдсу ничего не оставалось делать, как укорачивать расстояние между собой и селом Крысиное. Вскоре показались бескрайние просторы полей. Месяц скрылся за частоколом елей, взошло приветливое солнце. Здравствуй, новый светлый день!

Внезапно Филдс услышал тарахтенье мотора низко летящего самолета. Все к чертям - его засекли! Надо срочно закапываться! Шпион достал портативную лопатку и принялся бустро-быстро долбить землю. Тарахтенье нарастало с каждой секундой. Отбросив лопатку, Филдс припал к траве. Вот сейчас, еще одно мгновенье - и его мускулистое тело изрешетит пулеметная очередь. Прощай холостяцкая квартира на Бабл-стрит, прощайте девочки коктейль-бара, прощайте куча долларов в швейцарском банке! Да простит меня Господь Бог!..

Авиетка пронеслась прямо над Филдсом, обдав смелого разведчика чем-то средним между тиофосом и хлорофосом. Опасность миновала! Агент начал догадываться, что с высоты полета его приняли за насекомое - вредителя полей и огородов, одним словом, за долбоносика. Это сильно задело самолюбие Джона Филдса. Однако, немного поразмыслив, он рассудил, что стал лишь случайной жертвой колхозной профилактики.

Итак, взору шпиона предстало во всей своей красе село Крысиное. Повсюду, не прикладая рук, трудился люд: одни поливали цветы на частных огородах, другие сажали картошку на клумбах, третьи пасли свою скотинку, четвертые торговались на сельском рынке, в общем, жизнь била через край. Филдс непринужденно вошел в село и столь же запросто остановил первого попавшегося человека - то была сморщенная годами старушенция, которая медленно плелась на рынок с корзиной, набитой громадными, если не сказать - гигантскими, яйцами.

- Бабуся, - обратился к ней Филдс, - где тут будет свинарник?

- На что он тебе сдался?

- Нужен, бабуся, позарез нужен. Я, понимаешь ли, опытом делиться приехал.

- Откель приехал-то?

- Из Хрюковска. Знатный я, бабуся, человек. Откровенно сказать, герой. Свиноселекционер Коровкин - слыхала? Могу и паспорт показать.

- Ты, случай, не сродственник нашей Маланьи Коровкиной?

- Сродственник и есть, - сбрехнул Филдс, - только дальний, седьмая вода на киселе. Ваней меня зовут.

- Так слушай, Иван, - вдруг зашепелявила старуха, - к нам намедни шпиёна подбросили! Намедни подбросили, а уж гляжу - одной курицы нет. А у Василисы Додоновой коза скоропостижно откинула копыта, чтоб ему, антихристу, пусто было, чтобы он совсем пропал, чтоб он свой докэмент потерял! Эх, мать твою, пресвятую деву богородицу!

Филдс насторожился. Выходит, здешний бдительный народ каким-то непонятным образом о шпионе проинформирован - куры просто так не пропадают. Необходимо утроить осторожность! Он сунул руку в карман и хладнокровно погладил пачку порнографий - это придало ему новые силы.

- Послушай, бабуся, - решил допытаться Филдс, - есть тут у вас настоящие свиньи?

- Эка, милок, - сокрушенно вздохнула бабка, - хоть отбавляй! Возьми вон председателя - свинья свиньей. Или бухгалтера - один черт...

- Постой, бабуся, подумай хорошенько! Мне нужна на-сто-я-щая хавронья.

Старуха призадумалась.

- Настоящая... настоящая... Да вот хотя бы агроном. Уж кто настоящая свинья - так это он! По его, аспида, настоянию засеяли все брюквой да хреном. А ведь мне с энтой брюквы, милок, по ночам нетопырь с морфозой являться стал.

Филдсу было над чем поломать голову. Если, размышлял он, агроном настоящая свинья, то, следовательно, у него необходимо срочно взять зубной налет.

- А где сейчас агроном-то? - беспечным тоном спросил он.

- Да где ж, как не заседает, стервец, с председателем. Никак не назаседаются, окаянные! Бывало, проходишь мимо правления - только и слышно, как воду пьют. Попьют воду - ругаться начинают. Наругаются - опять воду хлещут. Давеча энтот, как его, подходит ко мне и говорит... Постой, милый, дай доскажу!

Но милый, он же Хихиклз, уже не слышал. Стремительным шагом Филдс направлялся к правлению села Крысиное. Еще издали шпион уловил ругань с бульканьем воды. Это и есть правление, решил агент 6407.

А в правлении тем временем шли горячие прения по докладу председателя "Как надобно словить рыбца".

- Сообча, сообча! - кричал счетовод.

- Поодиночке! - вопил разгоряченный конюх. - Я сам пойду на него!

- Да уж не с рогатиной ли, Степан? - ехидничал бухгалтер, являвшийся тестем счетовода.

- Нет, товарищи, нет и еще много раз нет! - оборвал всех председатель. - так дело не пойдет! Его надо взять смекалкой. Ну-ка, Степа, принеси из погреба мешок с картошкой - я покажу, как это делается.

Все склонились над столом. Председатель вынул из мешка здоровеннную картофелину и положил ее на середину стола.

- Здесь засяду я с бригадирами.

- А я? - пробасил Степан.

- А ты... - председатель порылся в мешке, вынул самую маленькую, сморщенную картошину и бросил ее в дальний угол стола, - вон там!

- Э-э, так дело не пойдет!

- А что?

- А то - не пойдет, и все!

- Довыпендриваешься ты у меня, Степка! Сгною в курятнике!

- Интеллектой меня не стращай, председатель, не выйдет!

Но тут неожиданно распахнулась дверь: на пороге стоял человек в белом халате с суровым, но справедливым выражением лица.

- Всем раскрыть рты! - голосом, не терпящим возражений, скомандовал он. - Городская передвижная зубопротезная инспекция!

Заседающие подчинились - изумленно раскрыли рты. Человек в белом немедля приблизился к агроному, достал перочинный нож, пустую консервную банку из-под "Завтрака туриста", выбрал во рту агронома самый большой, чем-то напоминающий лошадиный, зуб и что есть силы принялся соскабливать в банку налет. Соскоблив налет у ставшего серьезным, полным сознания собственной значимости агронома, человек в белом халате быстро направился к двери.

- А у меня? - пробасил Степан.

Но было поздно - передвижная зубопротезная инспекция передвигалась удивительно резво...

Как понял догадливый читатель (а эта книга рассчитана именно на такого читателя), человек в белом был не кто иной, как Джон Филдс. Профессиональная ловкость, почти собачье чутье, умение ориентироваться в сложнейших ситуациях позволили ему осуществить на первый взгляд простой, однако, если разобраться, достаточно рискованный план: Филдс, прежде чем пойти в правление, заскочил в телятник, где в упорной, вязкой борьбе отвоевал халат у телятницы Дуси, и, лишь надев халат и удостоверившись, что Дуся с нетерпением ждет от него, молодого, полного сил, логического продолжения и достойного завершения начатого дела, Филдс улизнул и поспешил в правление. Остальное нам известно.

Важное задание было выполнено. А впереди агента 6407 ждали не менее ответственные деяния: во-первых, необходимо наладить связь с секретной ставкой в городе М, во-вторых, подыскать морально неустойчивых граждан, а также стойких борцов за права человека и завербовать их в свою агентуру, в-третьих, взорвать завод трикотажных изделий с целью проверки нового взрывчатого вещества, в-четвертых, достать чертежи подводной лодки, оснащенной ракетами и, наконец, выкрасть восходящее светило науки профессора Тарантулова и переправить его в Штаты.

Как видите, программа была обширной. И Джон Филдс не стал задерживаться в Крысином - он сел на пригородную электричку и под видом честного советского гражданина И.А. Коровкина очутился в городе М.

Город М понравился Филдсу как человеку и, не в последнюю очередь, как шпиону. Как тонкому ценителю древнего зодчества и прирожденному эстету, ему пришлись по вкусу церковные купола, хранящие тайну веков, кривые проулки, старушки, мирно сидящие под сенью дерев в уютных скверах, милая детвора и стаи голубей, разноликая гудящая толпа на перекрестках и площадях, деловая толкотня в магазинах, приветливые лица милиционеров; он удивился размаху новостроек, отметил впечатляющую красоту городской подземки... И все это, по иронии судьбы, вполне устраивало его в качестве агента иностранной державы.

Ставка размещалась на третьем этаже обветшалого сокрытого от посторонних глаз особняка. Филдс достал репродукцию картины "Не ждали" и четыре раза постучал. Дверь открыл пожилой человек со взглядом копчика-сапсана.

- Что вам угодно? - сухо спросил он, скосившись на репродукцию.

- У вас продается гваделупский будуар с туалетным мылом "Заря"?

- Туалетное мыло я сдал в приемный пункт вторсырья. Могу предложить смышленую макаку-резус.

- В таком случае я куплю полное собрание сочинений Миклухо-Маклая.

- Проходите, - тихо сказал пожилой человек со взглядом копчика-сапсана.

Миновав темный коридор, заваленный старым хламом, они очутились в зашторенной комнате, со стен которой на Филдса презрительно смотрели гравюры декольтированных дам эпохи Возрождения. Извиваясь в предсмертных муках, покрытый вековым слоем пыли, почти в натуральную величину на дребезжащем серванте громоздился Лаокоон, сжимавший проволочный каркас от некогда имевшего место змия. У окна стоял старый мольберт с измазюканной грязными красками палитрой.

- Осторожней, не поскользнитесь, - предупредил хозяин. - Мне приходится часто натирать паркет, дабы не привлекать соседей по лестничной клетке слишком подозрительной тишиной. Кстати, вот передатчик.

С этими словами хозяин напрягся и задом высадил дверцу серванта. В нос Филдсу ударил резкий запах дезинсекталя - резидент оберегал передатчик даже от клопов.

- Экзотика, милейший! - воскликнул Филдс, скользнув взглядом по радиаторам центрального отопления, где предприимчивые пауки налепили ажурные тенета. - Бьюсь об заклад - в помойном ведре на кухне живет жаба! Ну-с, выкладывайте все по порядку.

- Да выкладывать-то что, - смутился хозяин. - Зовут меня Горбарец Анастасий Евлампиевич, конспиративная кличка Хмырь. Родом я из Нижнего Утюжка. Отец служил надомным фельдмаршалом у купчины Воропуева, мать, можно сказать, фрейлина-старорежимница. В свое время я учился в частных классах мосье Жорж Клод Ганс-Мария де ля Трюфельяни, затем окончил курсы одаренных мальчиков при Троицко-Сергиевском духовно-приходском мореходном училище. Воевал. Был трижды ранен в голову, за что имею Анну и Станислава первой степени, а также инвалидность второй группы. Бесконечно предан идеям народнодумческого социал-монархического самоуправления. После прихода большевиков специализировался по травле кровососущих домашних насекомых, мышей и сверчков, работал столоначальником в конторе по сбыту леденцов. Сейчас живу на пенсию и скромные подачки соратников-вольнодумцев, который год стоящих одной ногой в могиле.

- Как вас завербовали?

- Очень, знаете ли, просто. Пришел как-то ко мне вальяжной наружности подвыпивший мужчина, без всяких обиняков схватил за горло и стал душить. Затем, почти придушив, извинился и заметил, что так поступит со всяким сбродом, который заартачится или откажется на него работать.

Филдсу понравился этот скромный специалист по травле насекомых со взглядом копчика-сапсана - он производил впечатление человека несуетливого, терпеливого, привыкшего в целях конспирации натирать полы, о чем свидетельствовала некоторая скособоченность его тела. Что же касается чистоплотности Анастасия Евлампиевича, то, право, не стоит слишком строго судить трижды раненного в голову вольнодумца.

...Первый сеанс связи прошел на редкость успешно. В ЦРУ прилетела следующая шифрованная радиограмма: "Операция "Зуб" осуществлена в кратчайший срок. Материал пересылаю самолетом через Цюрих. Действую. 6407". Из ЦРУ прилетела шифрованная радиограмма: "Операция "Зуб" осуществлена вами в кратчайший срок. Поздравляем. Материалы пересылайте самолетом через Цюрих. Действуйте. Босс".

Высшие интересы национальной безопасности США требовали, чтобы Джон Филдс выкладывался без остатка во имя всеобщего мира и прогресса. Там рассуждали так: если нам станет доподлинно известно, что в России есть нечто такое, что способно сходу стереть в порошок всю западную демократию, то, пока мы выясняем, что же это, мир и народы будут спать спокойно. Здесь, конечно, как понимал Филдс, сидело свое рациональное зерно, из которого в момент вырастал непомерный законопроект, как только конгресс рассматривал очередной бюджет Пентагона.

Вечером Филдс, он же Хихиклз, решил прогуляться по городу, приобрести новый костюм и, если подвернется случай, захомутать морально неустойчивых граждан. Послонявшись по центральному универмагу, купил импортную "тройку" с искрой, серую шляпу, вконец освоился и начал присматриваться к публике. В отделе грампластинок к нему прилип лохматый долговязый парень.

- Есть последние диски группы "Олл старз".

- Ерунда, беби! - воскликнул Филдс. - Предлагаю пять незапиленных хит-парадов с "Ливерпульской четверкой" в придачу.

- Идет! Сколько берешь?

- Сколько кинешь.

- Два "куска", согласен?

- Только из уважения к твоим хипповым трузерам.

Они договорились встретиться на квартире у Фрэнка. "Это моя кликуха", - пояснил парень.

- Я познакомлю тебя с Жекой, - доверительно сказал Фрэнк.
Потом подумал и добавил:

- Если не возражаешь, забежит первосортная девочка.

Шпион понимал, что это всего-навсего мелкая плотва, однако знал, что лишь терпение, помноженное на умение и деленное на хотение, позволит ему добраться до кашалотов.

На следующий день он зашел к Фрэнку. Кричал магнитофон. В квартире витал запах табака и винного перегара. Погруженные в полумрак, ловили вечный кейф Фрэнк, Жека и первосортная девочка.

- Что, детки, веселимся? - улыбнулся одетый с иголочки гость.

- Кто это?.. - томно проворковала первосортная девочка.

- Познакомься, это...

- ...свой в доску парень, - представился Филдс. - Хелло, крошка! Хау ду ю ду?

- О ес, андестенд!

Филдс легко вошел в компанию Фрэнка. Как ни смешно, она чем-то напоминала ему фрагмент коктейль-бара Бружины Стружицкой, его вычурную имитацию. И эта девочка... Она сверлит гостя столь многообещающим и недвусмысленным взглядом! Она определенно воспламеняет в нем нечто такое, что принято называть сильным чувством. Так почему же, черт подери, это сильное чувство не трансформировать во всепожирающую страсть?! И Филдс решил взять от жизни те удовольствия, которые жизнь сама клала ему в руки. Незаметно для остальных он подсыпал в дешевую "бормотуху" снотворное средство фирмы "Систерс энд бразерс".

- Ну, а теперь я предлагаю, как в староиндейском ритуале, пустить бутылку по кругу!

- Да здравствует обычай древних: разделяй и властвуй! - завопил Фрэнк и выдул из горлышка сразу половину.

- Раздевай и лавствуй! - поддакнул Жека, привычным движением опустошив бутылку до дна.

- А про меня забыли?! - взвизгнула первосортная девочка.

Филдс вплотную придвинулся к ней, обвив упругой рукой ее пластичную талию.

- Не волнуйся, моя ласточка, - вкрадчиво произнес он. - Тебе не придется ни в чем раскаиваться...

В это время раздался мерный храп Фрэнка и Жеки.

- Ты будешь долго меня любить? - прошептала она.

- Ровно столько, сколько отпущено природой...

Ай-ай-ай! Какой конфуз! Ласточке так далеко до недорогих интеллигентных девочек коктейль-бара...

- Итак, любезнейший, вы у нас в руках! - резюмировал шпион, лениво развалясь в качалке на даче пенсионера. - Да, да, не возражайте! Вам не уйти от ответа перед народом, который во гневе сделает из вас и вашей дачи свиную отбивную. Или, быть может, вы предпочитаете котлету по-флотски?

Боцманов напряженно молчал.

- Мы знаем о вас все, - продолжал Филдс, - вы о нас - ничего. В гражданскую вы были адъютантом генерала Краснова. А в Отечественную? Ну-ка вспомните, уважаемый Зосима Петрович. Запамятовали? Кто являлся штатным инспектором в зондерштабе по изобразительному искусству? Кто вывозил в Германию шедевры мировой живописи?

- Это преднамеренно сфабрикованная ложь! - парировал пенсионер с темным прошлым. - Много вы понимаете в шедеврах мировой живописи!

- Между прочим, Зосима Петрович, и я кое-что смыслю в этих вещах...

Филдс аккуратно развернул закатанный в рулон холст с изображением Моны Лизы Джоконды кисти гениального Анастасия Евлампиевича Горбарца.

- Творенью нет цены, - торжественно произнес Филдс. - Оно принадлежит не вам и не мне, а всему человечеству.

Зосима Петрович недоверчиво всматривался в холст, зрачки его постепенно наливались кровью, кончики пальцев начали дрожать.

- Сколько... вы хотите за картину? - выдавил пенсионер.

- Даже если вам посчастливится обчистить до последнего цента "Чейз Манхеттн Бэнк", то и в этом случае вырученная сумма составит лишь ничтожную часть истинной стоимости шедевра.

- Сколько вы хотите за картину?! - настаивал пенсионер.

- О! Да вы никак мультимиллионер? Давайте поговорим серьезно. Я предлагаю вам руку и честное сотрудничество по известному принципу: вы - мне, я - вам. Только учтите: малейшее несоблюдение условий игры я буду рассматривать как предательство наших общих интересов.

- А каковы условия этой вашей игры? - не без сарказма спросил пенсионер.

- Вот таким, дружище, вы мне начинаете нравиться! Я, поверьте, высоко ценю деловой подход в людях. Работа, которую мы вам предлагаем, явится для вас продолжением той, начатой в зондерштабе, - сбор художественных ценностей, кои необходимо срочно спасать и переправлять на Запад...

И Филдс углубился в подробности этого во всех отношениях перспективного и важного начинания. Предполагалась экспроприация полотен выдающихся живописцев и, насколько позволят силы, творений ваятелей (имелись в виду скульптуры и скульптурные группы весом не более 80 тонн), а также произведений художествнной керамики и народного промысла, - все это нелегальным путем следовало перекинуть на Запад, причем и организационно-техническая сторона дела также ложилась на пенсионерские плечи Зосимы Петровича.

- Можете не сомневаться, - заключил Филдс, - в том, что касается переброски скульптурных групп и монолитов, вы в нашем лице найдете полное сочувствие и самый горячий отклик.

- А что я стану с этого иметь помимо горячего отклика? - кисло поинтересовался пенсионер.

- Все, что пожелаете! Женщины будут предоставлены вам в неограниченном количестве: брюнетки и блондинки, шатенки и цвета морской гальки - выбирай не хочу! Вино заструится рекой, а в реке - вы и куча неотразимых женщин! Много золота не обещаю, но украсить фасад дачи, террасу и калитку уникальными безделушками из захоронений древних скифов вы сможете вполне. Нравятся бриллианты - в вашем распоряжении алмазные россыпи. Одним словом, получите все, что захотите... А, кстати, чего бы вы желали?

Зосима Петрович глубоко вздохнул:

- Когда нет того, что любишь, нужно любить то, что есть...

- Простите?

- Отсутствует альтернатива. Я согласен.

- Отлично, Зосима Петрович! Не сомневался, что вы правильно меня поймете. Честно говоря, я знал, что вы не дурак, но то, что большой умник - увидел только сейчас. А теперь подпишите, пожалуйста, вот эту бумажку, где ваше устное согласие облекается в письменную форму... Так, не торопитесь, хорошо... С этого момента можете смело считать себя моим закадычным другом.

- Весьма польщен, - сквозь зубы процедил Зосима Петрович.

Внезапно большой умник сорвался с места и налетел на Филдса. Новоиспеченные закадычные друзья сцепились в мертвой хватке. Они катались по полу, сшибая шаткую мебель. Не выдержав механического воздействия, с треском рвалось полотно, принадлежащее всему человечеству. Летели осколки дачного сервиза, стонала качалка, а они все катались и катались. Зосима Петрович Боцманов ни в какую не желал мириться со своим темным прошлым. Точно угорь, увертывался он от леденящих душу ударов Филдса, превращавших в жалкие руины предметы дачного интерьера. Но вот шпион, улучив момент, выхватил часы-пистолет и приставил циферблат к виску пенсионера. "Тик-так-тик-так..." - звенело над ухом Боцманова.

- Ну, что скажешь теперь, нацистский оборотень?! - тяжело дыша, спросил Филдс. - Будешь моим закадычным другом? Да или нет? Отвечай!

- Б-буду... только убери свою пушку-будильник.

Филдс положил в карман часы-пистолет и тут же почувствовал сильнейший удар в солнечное сплетение. Ах, вот ты как?! Ну, берегись же! Он артистично сполз на пол и притворился мертвым. Вожделенно пискнув, Зосима Петрович легко вскочил на ноги, словно его и не давил груз темного прошлого, отряхнулся, усмехнулся и в клочья порвал бумажку, где его устное согласие облекалось в письменную форму... Раздался глухой выстрел. Всплеснув руками, цепляясь за ветвистые оленьи рога, висящие на стене, Зосима Петрович отошел в лучший, полный вечной радости потусторонний мир...
***

Дела Джона Филдса двигались недурно, совсем недурно. Достаточно сказать, что за небольшой отрезок времени он подыскал себе таких компаньонов, о которых поначалу мог только мечтать. Это были: амнистированный рецидивист Коля Курчавый; обломок старой империи девяностолетняя графиня Тулупова - некогда фаворитка попа Гапона; молодой дворовый хулиган Петя; борец за гражданские права писатель-диссидент Генрих Иванович Швайковский (литературный псевдоним Швандя); вор-бандюга мелких масштабов Савелий Новиков; вор крупных масштабов директор продовольственного магазина Пал Палыч Презентович. Теперь-то Филдс мог по-настоящему раскрыть свой незаурядный талант заплечных дел мастера! И он не стал тянуть резину, а начал с того, что разработал во всех отношениях сокрушительную операцию "МЫ".

Однако, прежде чем познакомить читателя с планом операции, следует остановиться на том, как Филдс явился Генриху Ивановичу Швайковскому в образе Адиса Абебовича Николадзе-Нидворадзе...

О изнуряющие, опустошающие муки творчества! Когда Генриху Ивановичу пришло сухое официальное уведомление из Союза писателей-моралистов о его исключении и лишении членства в союзе, Генриха Ивановича пожирали творческие муки. Он ждал, жаждал этого удара и принял его стойко, как подобает настоящему мужчине-писателю, с чувством снисходительного пренебрежения к непоследовательным, подверженным коллективному заблуждению коллегам по перу и бумаге. Он ощутил, как в чело вонзились колючки тернового венца страдальца и борца за права человека. В голове стали рождаться главы монументальной трилогии под названием "В борьбе за дело и права". Ему грезился семитомный труд, распродаваемый по бешеным ценам на черном рынке, слышался чей-то осипший голос: "Куплю Швайковского! Меняю Льва Толстого на Швайковского!" Он видел себя на запрещенном читательском митинге в роли оратора-трибуна у магазина "Букинист", где его славословила многотысячная толпа неоперившейся литературной молодежи. Затем они шагали в красочной шеренге интеллектуальных работников, смяв кавалерийские кордоны милиции...

- Адис Абебович Николадзе-Нидворадзе, - представился незнакомец. - Певец горных стремнин и ущелий древнего Кавказа.

- Да встаньте же, голубчик! - растрогался Генрих Иванович.

- Я не встану до тех пор, - с восточным акцентом молвил вошедший, - покуда не дозволишь облобызать священные твои стопы.

- Голубчик, это же не гигиенично, - совсем смутился Генрих Иванович.

Но южанин был неумолим:

- Я должен сделать это по поручению творческих работников Кавказа и Средней Азии.

Ступни Генриха Ивановича защекотали усы певца горных стремнин. Нервно хихикнув, прозаик предложил гостю пройти в комнату.

- Как горные орлы, писатели Кавказа и Средней Азии зорко следят за вашим творчеством, наш дорогой Генрих, - подчеркнул усатый. - Трудно найти такой аул, невозможно отыскать такую саклю, где бы ни упивались, словно живительной влагой арыка, вашей неиссякаемый мудростью. Откуда она у него? - задают себе писатели Кавказа и Средней Азии вопрос. И сами же себе отвечают: великий человек без мудрости - что ишак без поклажи. "Когда я слышу имя Генриха Швайковского, - говорит детский поэт мулла Захер ибн Захер, - я плачу".