Владимир ридигер

- Не понимаю, - безразличный тоном произнес Филдс, - к чему весь этот камуфляж: гарпун, сети, ваши тритонистые вопросы? Никогда не считал себя рыбой, а тем более безмозглой каракатицей. Это не мой профиль. Я - человек, а не империалистическая акула. Я буду жаловаться!

- Что ж, давайте в открытую... - сказал Воробьев, пряча в шкаф чучело акулы, гарпун и тесак. - Итак, будем запираться или признаваться?

"М-да, напрасно я так грубо сорвал маску с рыбнадзора! - пожалел агент 6407. - Оставался бы себе каракатицей да пускал пузыри. Теперь уж поздно".

- Признаваться так признаваться!

- Совершенно правильно, - оживился Воробьев, - Чистосердечное признание намного облегчит вашу участь. Расскажите все с самого начала.

- Когда мне стукнуло восемнадцать лет и я смог принять участие в выборах, - начал подследственный, - отец, помню, усадил меня перед собой и сказал: "Трудно тебе придется, Ванек, с твоим прямым носом, но еще труднее - с твоим твердым характером". Тогда я не придал значения словам отца. Шли выборы, жизнь текла своим чередом, но с каждым годом мне становилось все труднее и труднее. Я ломал голову - почему так происходит? Я выбрал женщину, но она отвергла мои домогательства - ей больше нравился боксер с искривленной носовой перегородкой. Я выбрал работу, но был прямолинеен с начальством и в результате скатился вниз по служебной лестнице. И только тогда, когда я получил по носу за свой твердый характер от своего единственного друга, я понял, как прав был отец...

- Хоть и занятно, - прервал Воробьев, - но нас больше интересуют мотивы убийства гражданина Боцманова.

- Постараюсь ответить и на этот насущный вопрос. Видите ли, как вам известно, гражданин Боцманов приказал долго жить, однако, если рассудить трезво, упомянутый гражданин, как видно, в общем и целом представляя себе все это дело, а также по ряду неустановленных причин, в силу их взаимозависимости, где-то в чем-то, говоря совершенно откровенно, с той лишь разницей, что в данном случае, приняв во внимание вышеизложенное, я совершенно официально должен заявить о своей полнейшей непричастности к этому темному делу.

Воробьев, казалось, был несколько озадачен:

- Понимать ли мне вас так, что вы признаётесь в убийстве?

- Если я похож на бесформенную Горгону Медузу, тогда понимайте.

В кабинет вошел Шельмягин:

- Продолжайте, товарищ Воробьев.

- Вот вы говорите, что похожи на бесформенную медузу с гонором. Тогда почему же вы убили гражданина Боцманова?

"Э-э, - подумал Филдс, он же Хихиклз, - дело принимает дурной оборот. Ежели, паче чаяния, Шельмягин узнает мой телефонный тембр - это приведет к глупейшему провалу!"

- Хи-хи-хи! Хо-хо-хо! Ха-ха-ха!! - не своим голосом закатился Коровкин.

Шельмягин с Воробьевым переглянулись.

- Крыша поехала? Отправим его на обследование в стационар. Без ясной картины состояния здоровья товарища Коровкина мы не имеем права задавать ему наводящие вопросы.

Вызвали "скорую". Занемогшего подхватили два дюжих санитара и бросили на носилки.

- Алкоголик?

- П-почти... - отозвался с носилок тот.

Когда завывание сирены стихло, Воробьев задумчиво сказал:

- Похоже, типчик догадался, что мы не рыбнадзор... У нас в руках пока единственная ниточка.

- Что ты имеешь в виду?

- Нить китового уса гражданина Боцманова, за которую мы и потянем.

- Как бы не оборвалась, - усомнился Шельмягин.

- Не оборвется. Мужик был крепкий, отчаянный...

Проснувшись, Филдс осмотрелся. Рядом на койках лежали ушедшие в свои болячки перебинтованные и загипсованные люди.

- Что, сокол, глухо торчишь? - спросил сосед с койки.

Коля Курчавый! Вот это дела! У Коли была туго перебинтована грудь.

- Послушай, а ты-то как очутился в приюте хворых? - удивился шпион.

Коля, подмигнув Филдсу подбитым глазом, тихо поведал шефу о случившемся. За ним гнались дружинники - положение становилось безвыходным. Скрываясь от погони, Коля ворвался в районную женскую консультацию, где под страхом смерти вынудил чуть живого врача-гинеколога срочно госпитализировать его с диагнозом "лактационный мастит". Наспех перевязав грудь, он, получив направление на госпитализацию, выбежал из консультации и под самым носом у дружинников, юркнул в детскую коляску для двойни, которая, к счастью, была пуста. Коля заорал голодным плачем младенца, тут же к нему подбежала какая-то сердобольная бабка, быстро доставившая Колю (под страхом смерти) на четырех колесах в больницу. В приемном отделении дежурный врач долго пытал Колю, почему тот не прихватил с собой грудного малыша, на что Коля ответил, что ребенок напрочь отказался от груди и не пожелал ехать с ним в клинику. Тогда, сказали ему, мы дадим вам своего грудничка, у матери которого не прибыло молоко, - иначе лечение будет малоэффективным. И подавленного Колю с орущим пеленашкой поместили в отдельный бокс. На вопрос Филдса, почему никто не удивился, что он мужчина, Коля ответил: для медицинских работников диагноз превыше всего остального.

- Я упросил, чтобы меня перевели в общую палату, - удрученно промолвил Коля Курчавый. - С минуты на минуту должны принести этого неутолимого горлопана. Тут у меня для него припасены сырок "Волна" и полбутылки портвейна.

Вскоре начался врачебный обход. К Филдсу подсел доктор и попросил снять рубашку.

- Что беспокоит?

- Всё, доктор. Причем, беспокоит с самого рождения и по настоящий момент.

- Так, понимаю... Вера, - обратился врач к медсестре, - запишите больного на консультацию к кардиологу, невропатологу, психиатру и педиатру.

- Доктор, а зачем к педиатру? - спросил больной.

- Во-первых, вы там что-то бормотали про детство, а еще затем, что в своей диссертации я должен опираться на мнения узких специалистов.

Мимо Коли Курчавого хирург прошел, возмущенно буркнув, что отделение, как всегда, завалено непрофильными больными...

Кардиолог долго слушал сердечные тоны Филдса, после чего заключил, что у пациента типичное предынфарктное состояние. В какой связи? Переутомление, недоедание, недосыпание. Больной, случайно, не директор крупного предприятия? Ах, простой служащий? Ну, тогда это для терапии...

Невропатолог, установив асимметричность лицевой мускулатуры пациента, прямо спросил, почему больной в свое время скрыл от врачей инсульт с левосторонней парализацией. Из-за того, что он учился в далекой стране, где лечение слишком дорого? И его бы просто уволили? Интересно, интересно...

- М-да, батенька, - покачал головой психиатр. - Внутренний дискомфорт порождает у вас манию преследования, галлюциноз, и все это развивается на фоне маниакально-депрессивного психоза. Вам не кажется, что за вами следят?

- Ха! Я в этом совершенно не сомневаюсь, доктор.

- Ну и... кто же за вами следит?

- Вы умрете со смеху - рыбнадзор.

- Ничего, ничего, - ласково, как родная мать, успокоил психиатр. - Мы их всех перехитрим!

Педантичная педиатр, заботливо пропальпировав Филдсово темечко, сокрушенно произнесла:

- Как ни прискорбно, но у вас незаращение малого родничка!

"Вот теперь мой хирург с блеском защитит диссертацию", - решил Филдс.

Авторитетный врачебный консилиум, рассмотрев со всех точек зрения малоутешительное состояние больного Коровкина, взвесив все "за" и "против", пришел к единому мнению: показана срочная операция по удалению аппендикса с последующим зашиванием малого родничка, после чего больной нуждается в принудительном лечении по поводу хронического алкоголизма. Таков был суровый приговор всемогущей медицины. И Коровкина стали готовить к экстренному хирургическому вмешательству.

Перед операцией Филдс во что бы то ни стало хотел связаться с кем-либо из своих людей. Оказывается, это легко было сделать - кормящего Колю Курчавого изредка навещал дядя Саша.

- Что-то задерживается наш дядя, - волновался Филдс, забивая с Колей "козла". - Дуплюсь... Видно, не сбагрил свою продукцию и крутится у магазина, как белка в колесе. Дуплюсь... Кстати, он обещал принести мне грейпфрут - с больничного комбикорма недолго и отдуплиться.

Дядя Саша наконец явился. Протягивая Филдсу пакетик с остро пахнущими кореньями, он, подлизываясь, присовокупил: "То, что просили, - хрен-хрунт. По нашим временам большой дефицит!" Вконец испортив настроение Филдсу, спекулянт сказал, что встревожен внезапным исчезновением любимого шефа. Дела пошатнулись. Юный хулиган Петя препровожден в детскую комнату милиции. Продавщица Софочка находится под следствием за хищение цветного телевизора, школьного пенала и копировальной бумаги. Писатель Швайковский рвется вместе с очаровашкой Мери за границу. Пал Палыч Презентович под колпаком у народного контроля. Положение катастрофическое! Необходины срочные контрмеры.

- Как Хмырь? Чем занимается он?

Анастасий Евлампиевич сделал предложение полуглухой графине Тулуповой и в качестве приданого припас две сногсшибательные ночные вазы. Теперь графиня желает видеть Хмыря не иначе, как обербургомистром (она так и сказала) Земли Франца и Осифа. Хмырь мечется в поисках профсоюзной путевки в какой-то заповедник.

Шпион в душе рвал и метал! Могучее антисоветское здание, возведенное им с таким трудом, рушилось, словно карточный домик. На кого он рассчитывал?! На кого возлагал надежды?! На продажных щелкоперов и глухих графинь, которые в свои девяносто лет выскакивают замуж за аморальных ничтожеств, на прикарманивающих детские пеналы продавщиц, на мямлей-акселератов! А эта шлюха Мери! О, она получит у него по заслугам!

- Что делает Савелий Новиков?

Савелий уже сидит. Ему дается восемь лет, чтобы не торопясь и всерьез поразмыслить над своим светлым будущим.

"Это все Шельмягин! - негодовал Филдс, кусая ногти. - Кто-то из отщепенцев пробалтывается - и его берут со всеми потрохами". Ну, уж нет! За просто так его не прижмешь! "Дудки!" - как говорил старый фермер дядюшка Боб.

Неустойчивое положение Джона Филдса усугублялось еще двумя обстоятельствами. Во-первых, за ним, не спуская глаз, следил Воробьев, мечтавший продолжить допрос, как только Коровкину проведут необходимые манипуляции по части аппендикса и малого родничка (принудительное лечение от алкоголизма рыбнадзор брал на себя). И, во-вторых, надвигающаяся операция, которую шпион опасался больше всего на свете. Агент 6407 понимал, что в сложившейся ситуации его спасет лишь одно - бегство в американское посольство. Необходимо срочно прикрыть шпионскую наготу фиговым листком дипломата...

Больничные часы показывали десять. Завтра на это же время назначена операция. Филдс, как ни в чем не бывало, резался с Колей Курчавым в "буру".

- Да, Николай, дела наши ой как плохи! Скажу больше - ужасны, как никогда. Чует мое сердце, что ты со своим чадом беспросветно увяз. Посуди сам, взять тебя голыми руками ничего не стоит.

- Пускай сначала докажут!

- Вот заладил! Будь спокоен, еще как докажут. Запомни: на свете нет ничего недоказуемого, кроме злоупотребления властью.

Коля сунул младенцу соску с портвейном и цыкнул на раскричавшегося приемыша.

- Нет, Филя-шеф, я не хочу, чтобы вскочило фуфло на моей репутации!

- Так выпала фишка. А что делать?

- Что делать? Давить на клавиши, вот что.

- Слова, достойные Коли Курчавого! Перебинтован, но не сдается! Теперь слушай меня внимательно...

Шпион обрисовал Коле план бегства: Филдса ведут в операционную, внезапно он вспоминает, что забыл сходить по нужде, бежит в туалет, где его поджидает Коля Курчавый, быстро гримируется под своего хирурга, переодевается в его костюм, который Коля заведомо выкрадывает из ординаторской (хирург имел привычку из-за жары в операционной оперировать в одном халате поверх трусов), затем они спускаются к выходу и со всех ног тикают на Колину воровскую "малину".

- Ну, Филя, таких фраеров, как ты, я еще не встречал!

Наступило долгожданное завтра. Филдс лежал на больничной койке и старался отогнать мрачные мысли. Если дело сорвется - все пропало! За десять минут до операции Коля Курчавый дал знак, что одежда хирурга находится в его надежных руках.

Пять минут... три... две...

- Коровкин! В операционную!

Филдс неторопливо встал и пошел в сопровождении медсестры. Внезапно остановившись, он схватился за живот.

- Что с вами?

- Как всегда, заячья болезнь...

- Скорее бегите и возвращайтесь.

В туалете его ждал Коля Курчавый. Сделав все, что необходимо, они вышли и разошлись по разным коридорам. Филдс шагал быстро и уверенно. Как и следовало ожидать, по дороге с ним любезно здоровался медперсонал хирургического отделения. Когда, казалось, все было на мази и Филдса отделяло от выхода несколько шагов, его окликнули тревожные женские голоса:

- Максим Борисыч, а Максим Борисыч! (Так звали хирурга). Скорее, скорее сюда!!

Шпион обернулся: на него надвигалась белая лавина медсестер, круша все на своем пути. Вспомнились слова из памятки: "Нет ничего страшнее возбужденных женщин, влекомых к одинокому мужчине".

- Кто дал вам право уходить перед операцией?! - голосили они. - Скорее назад! Больной Коровкин переоделся в ваш халат, обзывается вашим именем, стоит в операционной, кричит, что мы дуры, и хочет оперировать сам себя!! Это какой-то кошмар! Мы сойдем с ума!

Филдс понял - отступление бесполезно.

- Скорее же, черт возьми, ведите меня в операционную! - гаркнул он. - Я не допущу, чтобы больные из лечебного заведения устраивали бесплатный цирк! Этому неприкрытому хамству должен быть положен конец!

Женские заботливые руки подхватили Филдса и потащили в операционную. Там, окруженный, словно мегерами, злыми медсестрами, стоял подавленный Максим Борисыч.

- Что здесь происходит?!! - взревел Филдс. - Я хочу знать, что здесь происходит?!!

К нему подлетел ассистент:

- Максим Борисыч! Нужно немедленно начинать! Сегодня у нас еще грыжесечение, перелом бедра, язва желудка и камни в желчном пузыре. Быстрее мойте руки и приступим.

С несчастного Максима Борисыча содрали халат и маску, облачили во все это Филдса и, угрожая административным взысканием по месту работы, уложили хирурга на операционный стол.

Филдс, решив сразить всех медицинской эрудицией, обратился к Лже-Коровкину, но почему-то в среднем роде:

- Больное, у вас есть выделения? Мою диссертацию зарежут, окажись я несведущ в этом вопросе.

- Да поймите же вы! - взывал хирург. - Не Коровкин я, не Коровкин! Это он помешан, а не я!

- А вы не волнуйтесь, - утешал его наркотизатор, - вы уснете и ничего не почувствуете. Считайте до десяти. Вера, гексенал!

Филдс стоял в предоперационной и вертел в руках обмылок. В такую передрягу он, кажется, попадал впервые...

- Максим Борисыч! - позвал наркотизатор. - Больной уже спит.

Будь что будет, перекрестившись, сказал себе Филдс и бодрячком влетел в операционную:

- Ну-с, где этот коверный эксцентрик?

***

Дорогой читатель! Автор просит его извинить, поскольку нам просто необходимо перенестись на некоторое время в штаб-квартиру ЦРУ.

- Теряюсь в догадках! - говорил он своему боссу доктору Уикли. - От 6407 ни ответа, ни привета.

- Вы старомодны, Робертс, как, впрочем, и безответственны! Сейчас надо поискать таких глупцов, которые сбрасывают своих людей с самолета, - грубый, бесшабашный метод. Его нужно было внедрять в качестве туриста или, на худой конец, как дипломата.

- Согласен. Однако мой грубый, как вы говорите, метод имеет одно неоспоримое преимущество - агент полностью обезличен в сравнении с дипломатом или туристом. Вряд ли он столь блестяще осуществил бы операцию "Зуб", заявись в колхоз на "Форде".

- Что показала экспертиза?

- Биохимический анализ зубного налета свиньи определил наличие в нем гниющего белка муцина, фермента амилазы, а также следы алкоголя и никотина, что, согласитесь, весьма подозрительно в отношении свиньи. Микробиологический анализ установил присутствие колонии гонококков, с дюжину бледных спирохет в поле зрения, возбудителя так называемой "травопольной горячки" и несколько ничем не примечательных дафний, что указывает на...

- Послушайте, Робертс! - перебил босс. - В гробу видал я ваших дафний с горячей травой - здесь вам не малайская кухня, а разведывательное управление!

- Радиологический тест определил: уровень радиоактивности налета в пределах нормы. Это говорит о том...

- Можете не договаривать! - побагровел босс.- Это указывает лишь на то, что вас, Робертс, пора списывать. Какого дьявола вы послали 6407 именно в эти пресловутые Новые Дышла? С таким же успехом вы могли его сбросить в "Роллс-Ройсе" над Рио-де-Жанейро. Не столь накладно, по крайней мере. Вы свободны, Робертс.

Это означало, что хлопоты мистера Робертса возвелись в квадрат. Он много думал над провалившейся затеей, но все было бессмысленно, пока не восстановлена связь с 6407.

Решив хоть как-то отвлечься, Робертс подался в небезызвестный коктейль-бар Бружины Стружицкой. Там его ждал сюрприз: Беви, любимая дочь, интеллигентная девочка, недавно окончившая колледж, к немалому изумлению отца, выбрала столь экстравагантную работу. (Движение протеста приобретает порою в Штатах самые неожиданные формы.)

- Чем ты здесь занимаешься? - так, ради приличия, поинтересовался отец.

- Протестую против гонки вооружений, инфляции и роста преступности. Тебе этого мало?

- Подобный протест гонка вооружений может и не выдержать, доченька.

Робертс в общих чертах поведал о своей неудаче. Беви нахмурилась. Сидя у стойки, она потягивала коктейль. В полутемном баре медленно лились звуки блюза.

- Папа,- внезапно очнулась она,- я, кажется, знаю, что нужно делать! Ты подыграешь своему боссу на все сто. Джимми, подойди к нам!

Перед ними стоял атлетического сложения негр-вышибала.

- Вот кто поедет на выручку твоему человеку! - восторженно воскликнула она.

Робертс начал понемногу догадываться.

- Вы отправите его в Африку,- лепетала Беви,- предварительно снабдив документами на имя бедного радикала-африканца, который стремится получить образование в Советах, ну и...

- Ты моя прелесть! - воскликнул Робертс.- Отличная мысль! Но согласится ли мистер повысить свое образование в... Советах?

- Для мисс Робертс я готов повышать образование хоть в самой преисподней! - обрадовался вышибала (расовая дискриминация обошла стороной бицепсы темнокожего детины).

Итак, за мирной беседой в небезызвестном коктейль-баре созрел еще один план, благодаря которому удалось... Но не станем забегать вперед, а вернемся к Джону Филдсу.
***

- Ну-с, где этот коверный эксцентрик?

Шпион ощутил прилив сил и энергии, но мало представлял, как надо применить их во время операции. Филдс встал у операционного стола, где лежал сладко спящий Максим Борисыч.

- Начнем! - твердо сказал он.

- Давно пора,- вздохнул ассистент.

- Не перевелись еще наглые люди,- поддакнула медсестра.- Вам дать перчатки?

- Не надо. Я с мерзавцем разделаюсь голыми руками.

Наступило неловкое молчание.

- Понимаю, Максим Борисыч, вы не в своей тарелке,- заметил ассистент,- но асептика и антисептика, мне кажется, должны быть выше личных счетов...

- Скальпель! - скомандовал Филдс.- ...Возьмите сами. И, сделайте такое одолжение, разрежьте больного.

Молчание.

- Вот ведь довели человека...- прошептала медсестра.

Тишина.

- К-как... я его разрежу? - спросил подавленный ассистент.

Ассистент сделал надрез.

- Неплохо! - вскричал Филдс, почувствовав себя настоящим хирургом.- Смелее! Перед вами пузо человека, бросившего тень на медицину,- так чего же вы ждете?

- А вы? - спросил ассистент.

- В самый ответственный момент. А впрочем, вас, молодежь, необходимо постоянно натаскивать... Ну-с, так, дайте-ка я войду в полость. Гм, какая странная селезенка. Вы когда-нибудь встречали такую странную селезенку?

- Это... в некотором роде, двенадцатиперстная кишка,- отозвался ассистент.- Зачем вы тащите на себя отдел тонкого кишечника?!

- Этот отдел мне не внушает большого доверия,- сморщился Филдс.- Вы посмотрите, сколько здесь всего, нет, вы посмотрите внимательно,- отдел следует вдвое сократить. Совесть реаниматора подсказывает мне: не сократишь, Борисыч, отдел, сократят, Борисыч, тебя!

Все вопросительно уставились на Филдса.

- Да, да, я не оговорился. Заместо него мы вживим вот эту резиновую трубочку, даже можно ту, что поменьше. Без экономии средств наша работа превратится в халтуру.

- Но эта трубочка, простите, катетер! - не выдержал ассистент.

- Вы, молодой человек, еще ходили в штаны, когда я вынашивал идею замены катетером блуждающей брыжейки, тонкого отдела и еще кое-чего. Но это - для диссертации.

Операционную наполнил неодобрительный ропот ассистента, наркотизатора и медсестры.

- Через такой заменитель не пролезет даже сметана! - в сердцах воскликнул ассистент.

- А мы посадим его на строгую диету. Станет возражать - дадим успокоительные капли. Станет кашлять - предложим микстуру от кашля для пожилых женщин. И вообще, какого рожна мы пререкаемся?! У нас впереди еще желудок с камнями и грыжей! Работайте!

Ошарашенный ассистент принялся рывками оперировать ни в чем не повинного коллегу. Филдсу настолько понравилась сноровка и умение ассистента, что, оттолкнув медика, он сам взял какой-то замысловатый инструмент и с его помощью попытался разобраться в строении брюшной полости ничего не подозревающего Максима Борисыча. Шпион воскрес от счастья! Теперь Филдс, как малый ребенок, получивший в подарок новую игрушку, хватал различные штуковины и шуровал ими во чреве "коверного эксцентрика". Когда агент 6407 немного притомился, он выдернул иголку с ниткой из халата рядом стоявшей медсестры и кое-как заштопал отверстие, отделяющее тонкий кишечник Максима Борисыча от внешнего мира.

- Уф, кажется, с одним покончено! - радостно отдуваясь, сказал он.- Следущий!

Следующим в коллапсе оказался ассистент. Недалеко от обморочного состояния находилась и медсестра, которая, тихо раскачиваясь, тараторила: "Господи, Господи, как я буду отчитываться? Весь инструментарий зашит в животе, зашит в животе..." Наркотизатор с отрешенным взглядом жевал катетер... Оценив ситуацию, Филдс быстро скинул халат Максима Борисыча, которому он искренне сочувствовал в эту минуту, и... был таков.

А на следующий день по городу М поползли слухи о бесовщине, вселившейся в опытного хирурга, выпотрошившего у тяжелого больного все внутренности и заместо них вживившего операционный стол. И все во имя никому не нужной диссертации.

Джон Филдс сделал удивительный вывод: если поэтами рождаются, то шпионами и хирургами - становятся.

НЕГР С ПОЛУОСТРОВА КАКТУСЯЧИЙ

Там шныряет фраер в тишине ночной...

Зыкнул по-блатному: цыц, ни с места, стой!

- Слышь, Филя,- отложив гитару, сказал Коля Филдсу,- если Савка Новиков скажет хоть одно лишнее слово - я этого штымпа по стенке размажу.

- Кореши! - подсел к ним один из завсегдатаев "малины" по кличке Кузя Чих.- Есть верное дело. Сберкасса в проезде Бакшишева. Выручка поровну.

- Сколько? - спросил Коля.

- Полмиллиона.

- На рыло?

- На всех. Инкассатора беру на себя.

Коля Курчавый сплюнул:

- Шел бы ты лесом, сосал бы ты веник!

- Коля, я ж не давлю на психику...- отвалил Кузя Чих.

- Кстати, Филя,- плеснув себе в стакан водки, хмыкнул рецидивист,- за тобой остался должок.

- Какой еще должок?

- Ты, помнится, просил меня навести шмон в кинотеатре "Передовик" и почистить клиентуру. Тогда мне помешали... Да заткнешь ты свой матюгальник?! - крикнул он Кузе Чиху, уговаривающему теперь уже другую компанию.- Тогда мне помешали легавые, но шухер был первосортный.