Глава 1 КУДА НАПРАВЛЕНА СТРЕЛА ВРЕМЕНИ

Нет на свете ничего таинственней времени. Древняя ле­генда гласит: на краю мира алмазная гора, раз в сто лет на нее прилетает орел и чистит клюв, когда своим клювом он сотрет всю гору до основания, пройдет одна секунда вечности. Надо полагать, что для уяснения самого феномена времени понадо­бятся, по крайней мере, несколько секунд вечности. Возмож­но, секунды эти уже на исходе — и пора задуматься...

Время — нечто универсальное и абсолютное. Так счита­лось всегда. Мастера с изумительным искусством создавали свои шедевры — часы всех видов и систем. Но когда появи­лись современные электронные часы, одной лишь силой мысли иные искусники доказали, что светящиеся цифры вполне им подвластны и можно изменять ритм работы этих и других элек­тронных приборов, лишь сконцентрировав свою волю. В опы­тах электронные маги сумели воздействовать на такие часы даже на больших расстояниях — за сотни и тысячи километров.

Впрочем, алмазные (или рубиновые, кому как нравится) устои времени начали раскачивать намного раньше. Преуспел в этом писатель Герберт Уэллс, красочно описавший машину времени с ее ручками управления из слоновой кости. Как мы помним, путешественник во времени побывал в будущем и в прошлом, потом вообще исчез, не вернулся. Можно ли ожи­дать все же его возвращения? Вопрос этот равносилен гамле­товскому, а сама коллизия посильнее «Фауста» Гете. Знаменательно, что именно после выхода в свет «Машины времени» Уэллса появились самые интересные свидетели некоторой зыбкости времени. Стал уже классическим рассказ мисс Джор­дан и мисс Моберли, тщательно изученный французскими учеными. Эти две женщины вдруг вернулись в прошлое, в восемнадцатый век. Осматривая Версаль, они оказались нео­жиданно среди людей в старинных одеждах. Под музыку про­гуливались придворные. Молодая женщина за мольбертом наносила на холст уверенные мазки. За ее работой наблюдала очаровательная дама в сверкающем серебристом платье и шля­пе. Вот подошла еще одна дама. Собачка на руках первой дамы крутила головой, словно разглядывая пришелиц из будущего.

Ученые отождествили женщину за мольбертом с Марией Антуанеттой (1755-1793), французской королевой, женой Лю­довика XVI. В тот год и день, когда к ней пожаловали две англичанки из XX века, Марии было, по оценке специалис­тов, от пятнадцати до девятнадцати лет. Стрела времени, по­вернув вспять, вынесла англичанок в период, предшествовав­ший Великой французской революции, примерно за два деся­тилетия до казни королевской четы.

О достоверности происшествия свидетельствует такой факт: английские туристки сами потребовали психиатрической экс­пертизы — и оказались вполне нормальны. Лишь во время визита в прошлое они ощущали подавленность, тяжелую дре­моту, потерянность. И это красноречивые детали в пользу ис­тинности случившегося — потерянность во времени, во вся­ком случае, очевидна, а это просто так не проходит (некото­рые люди ощущают что-то подобное, даже входя в метро).

Любопытные примеры появления людей из прошлого также известны. Из прошлого появляются в наши дни старинные дома, деревенские избушки, рестораны, дороги и многое другое, вклю­чая целые сражающиеся армии, города в небе, корабли.

Но всегда почти скептики могут возразить, что все это лишь субъективные ощущения и впечатления экзальтированных лю­дей. Иногда вспоминают и старую как мир истину: «Врет как очевидец». (Она стала поговоркой не случайно.)

Время как явление уникально и требует строгих докумен­тальных свидетельств, еще лучше, результатов измерений приборами, которые могут исключить субъективный фактор. Но где же их взять на момент происшествия? И что, собствен­но, следует измерять? Хронометры обнаружили временную ано­малию в районе Тунгусского взрыва. С точностью до долей секунды. Но кто поручится, что на них не подействовали ка­кие-то другие физические факторы, а не само время? Есть люди, на руке которых даже обычные часы вдруг замедляют или ускоряют ход. Почему? Прежде всего, исследователь дол­жен ответить на очень трудный вопрос: что такое время? По­том уже можно создавать схемы измерений и экспериментов. Расскажу о своей попытке проникнуть в тайну времени.

Время — это поток энергии неизвестной пока природы. Назову это так: волны времени. Но не просто поток, а слож­ное гигантское течение в нашей Вселенной с ответвлениями и вихрями, подобными гигантским спиралям. Это лишь гипоте­за. В странной картине мира с таким временем важную роль играют пространства, известные эзотерикам и оккультистам. Так, в ментальном пространстве, хорошо им известном, от­четливо видно все прошлое — как будто оно существует па­раллельно с настоящим. Будущее тоже является там, но чаще в нескольких вариантах, более смутно. Такие рассуждения и привели меня к мысли о сложном потоке времени. Именно его поворотами и ответвлениями обусловлены варианты буду­щего. И вместе с тем они зависят, конечно же, и от воли лю­дей, от их усилий. Интересная особенность: часть ментально­го мира есть и в нас самих, это одно из тонких тел человека. Отсюда — взаимодействие потока времени с самим человеком и влияние человека на время. А это затрудняет для физиков изучение проблемы в целом.

Пытаясь соединить эзотерическую и физическую картины мира, я опирался на известные науке факты. Какие же? Прежде всего, все нас окружающее двойственно, дуально — это тела, частицы, но они же являются и волнами, если наблюдать их с позиции тонких пространств. Эту безумную на первый взгляд теорию разработал в 1920-х годах французский ученый Де Бройль. Сейчас она общепринята, потому что подтверждена опытным путем. Прежде всего в микромире. Классические картинки волновой интерференции элементарных частиц ук­рашают все учебники физики. Все частицы — вместе с тем и волны. Никто из физиков, правда, этого не понимает. Вот доказательство: скорость волн Де Бройля всегда больше ско­рости света (чего не может быть с точки зрения правоверного физика). Найдена, правда, уловка: быстрее света лишь ско­рость распространения фазы волн, а скорость сгущений волн, или их пакетов (я вынужден использовать иногда формули­ровки теоретической физики, иначе меня могут не понять) всегда ниже скорости света. Но никто и никогда не смог объяс­нить, что же это за волны Де Бройля. И как могут образовать­ся пакеты сгущения волн, переносящие энергию, если сами волны с их фазой (состоянием) не обладают сверхсветовой скоростью. Итак, мы оживем в волновом мире.

Чем мельче крупинки вещества, тем охотнее они проявля­ют свой волновой характер, в конце концов как бы растворя­ясь, окончательно превращаясь в волны. Где-то там, у исто­ков вещества, и надо было искать поток времени.

Понимаю, что читатель ждет от меня объяснений по пово­ду путешествий во времени. И я начну со стихийных путеше­ствий, вроде того, какое проделали независимо от своего же­лания две англичанки в Версале. Прежде всего, у них, оказы­вается, были последователи. Другим людям тоже доводилось побывать во времени Марии Антуанетты. При аналогичных обстоятельствах. Был как бы выхвачен счастливый день коро­левы Франции (вспомним о ее казни и совсем других, несча­стливых днях революции). В этот свой счастливый день она стремилась попасть сама — посмертно! Факты посмертной жиз­ни души нам придется принять без объяснения, хотя бы для пущей наглядности. В тонком пространстве, где прошлое — точка реальность, мог сложиться канал времени. Его созда­тельница — сама Мария и ее придворные. Для ясности отме­тим, что так проявлялась энергия ее души, ментального тела. Существуют вибрации душ. Но это те же волны. Если вибра­ции совпадают или близки — образуется волновой пакет, вол­новое сгущение. Он путешествует, унося с собой человека в прошлое или будущее. Иными словами, сам человек — это и есть некая группа волн — в соответствии с вышесказанным.

Думаю, это самая полная гипотеза о самопроизвольных пу­тешествиях во времени. Всe тонкости с волнами времени и взаимодействием их с волнами Де Бройля мы оставляем за бортом корабля времени, не вникая в эти второстепенные де­тали.

Но если воспоминания о золотых днях нашей жизни спо­собны, хоть на мгновение перенести нас в будущее или в про­шлое со всеми его реалиями, то не случится ли того же, если воспоминания относятся к самым трагическим — даже к са­мым последним мгновениям жизни? По-видимому, это так. Как хорошо известно, легендарный лайнер «Титаник» поко­ится на дне морском в Северной Атлантике, и его там видел глубоководный робот в 80-х годах XX века и даже передал для телевидения кадры: гигантская глыба лайнера уже присыпана песком и осадками.

Прошло лет семь после этой будоражащей воображение встречи на дне морском — и несколько норвежских рыбаков увидели всплывший огромный корабль. Он вырос на их гла­зах, поднимаясь над водой, повергая их в смятение и изумле­ние, возвышаясь над их рыболовным суденышком, как сталь­ной левиафан. На его палубах норвежцы видели людей. Это было настоящее столпотворение — оттуда неслись возгласы, крики и стоны. Норвежский капитан узнал «Титаник»! Но если бы он был один — то наверняка сошел бы с ума. Между тем, кто-то из его матросов-рыбаков закричал: «Это же «Титаник»! Он всплыл!». И на их глазах повторилась агония лайнера ги­ганта — он ушел на дно через несколько минут. Из-за отказа судового двигателя рыбаки наблюдали все это, оставаясь на своем судне, но их радиограмму приняли ВМС США. Их ко­рабль подошел и спас нескольких человек — на спасательных жилетах спасенных значилось: «Титаник». Такое сообщение было опубликовано со ссылкой на Ф. Сарнеса, эксперта по морским катастрофам. Все остальное было засекречено.

Тот самый случай — прорыв сквозь время? А машина времени? Возможна ли она? Это может пока­заться парадоксом, но из теории, изложенной мной достаточ­но точно, следует: самопроизвольные, случайные путешествия во времени осуществить легче, чем на машине, построенной для этой цели. Правда, личные случайные путешествия — тоже редкость, и они к тому же почти неуправляемы, но выбирать не приходится — ведь машины времени вообще не сущест­вует.

Ну а как все же ее построить? Исходя из этой же теории, разумеется? Ответ таков. Только в погоне за ускользающим и даже уже ускользнувшим потоком времени можно его догнать в нужной нам точке, войти в него и по законам взаимодей­ствия воплотиться в новом пространстве и времени. Очень важно, что такая погоня за временем происходит все же в ре­альном пространстве — и в нем нужно перемещаться с огром­ной скоростью, в тысячи раз больше скорости наших косми­ческих кораблей. Суровая необходимость именно таких поле­тов для погони за ускользающим потоком следует как раз из той картины времени, которую я нарисовал выше. Ведь поток времени проходит, течет и изменяется не в умах иных теоре­тиков, а в нашей Вселенной, вполне реальной и осязаемой (включающей, впрочем, и тонкие пространства).

Отсюда же вытекает и странное обстоятельство. Где-то, не так уж далеко, даже в нашей Вселенной, поток времени может течь иначе, с другой скоростью, например, или в другом на­правлении. Тогда все в этом регионе — иное: время, энергия, жизнь. Туда можно попасть и на сконструированной мной только что машине времени, но для перехода в их простран­ство нужна подчас недоступная нам энергия.

Аномалии времени близ НЛО, их свечение, их мгновен­ные путешествия, в том числе и во времени, вполне объясня­ются той же теорией волнового потока. Вот почему я вполне серьезно отношусь к путешественникам из будущего, прибы­вающим к нам на аппаратах, похожих на обычные НЛО. Вре­мя их старта отмечено в литературе где-то концом третьего тысячелетия — оттуда они и являются.

Наша техногенная цивилизация способствует порой рож­дению кратковременных каналов времени, приводящих к не­управляемым последствиям. Они локальны и, понятно, со­вершенно бесконтрольны. Так возникают ситуации, в кото­рых трудно разобраться и оценить степень их достоверности. В 1996-м, например, на побережье Англии совершил вынуж­денную посадку американский истребитель периода Второй мировой войны. Он был изрешечен пулеметными очередями. Пилот утверждал, что сопровождал союзную бомбардировоч­ную авиацию в налете на Бельгию, занятую германскими вой­сками. В воздухе завязался бой с немецкими «мессершмитами». Американский пилот утверждал, что это было 9 апреля 1944 года. Его самолет подбили. Мир, по его словам, точно взорвался, он потерял сознание, а когда вернулся к жизни, увидел землю. Его машина неслась вниз. Удалось выправить ее. И вот он посадил самолет на лугу близ дома мисс Кроуфорд, которая не могла поверить, что летчик прибыл из 1944-го. Она вызвала врача-психиатра. И это еще больше запутало ис­торию. Летчик испытал состояние шока, когда узнал, что идет 1996-й год. Шизофренический бред на почве увлечения исто­рией авиации — гласил официальный диагноз. Самолет пери­ода Второй мировой? Что ж, летчик-любитель купил его где-то и, отреставрировав, совершил полет из Бельгии в Англию. Случай этот рождает множество вопросов, на которые, увы, пока нет ясных ответов. Он типичен и показателен для той сферы исследований, которая касается времени.

Глава 2

ПУТЕШЕСТВИЕ ВО ВРЕМЕНИ

Владимир Смирнов стал живописцем вопреки всем прави­лам — ведь его в России не приняли ни в одно из художе­ственных училищ, ни в одну из студий. Когда на выставке его работ мэр Юрий Лужков спросил Владимира о жизненном и творческом пути, тот застенчиво улыбнулся, глядя на мэра с высоты своего роста (примерно метр девяносто):

— Нигде не учился. В юности перерисовывал ассигнации и облигации. Так, для собственного удовольствия.

Мэр рассмеялся; художник добавил: им руководила не ко­рысть, а интерес к ювелирной технике.

...Трудно представить судьбу юноши, прибывшего в столи­цу с окраины. Из станицы Белореченской, где он родился в 1950-х годах, Владимир приехал без гроша в кармане, с одним желанием — рисовать, учиться живописи. Безуспешно обивал пороги училищ и студий. Это напоминает судьбу знаменитого сейчас русского баритона Чернова, земляка художника. Одна­ко Чернов смог все же получить в России музыкальное обра­зование. А вот Володя Смирнов из-за особенностей своего духовного склада даже среди товарищей по школе прослыл чудаком и, соответственно, школу окончил чудом. Он с дет­ства верил во все миры нашей Галактики и в их разумных обитателей. На сеновале в родной станице часами мысленно и вслух разговаривал со звездами, как с живыми существами. Казалось: они видят и слышат его, даже посылают в ответ лучи или меняют свой цвет. Поражали воображение срывав­шиеся с неба звезды — они летели к нему в гости.

— Тогда я был еще так мал, что ничего не знал о метеори­тах, — заметил он мимоходом. — Люблю и сейчас наблюдать Млечный Путь, а при яркой Луне настежь распахиваю окна. Когда засыпаю, вижу будущие мои картины, потом пишу их без эскизов и набросков.

Владимир работает не как импрессионисты — у них на хол­сте остаются цветные точки, а у него молекулы. И при этом он — реалист. Как это пришло? Главная тайна Владимира Смирнова — путешествия во времени. Это не образ. И невоз­можно было бы поверить этому, если бы не сходство наших интересов — я доподлинно знаю, что он действительно побы­вал в Афинах периода расцвета Эллады, видел египетские пи­рамиды четыре тысячи лет назад и висячие сады Семирами­ды, инков и майя, древних славян за тысячу лет до крещения Руси. Так рождались живописные циклы его историко-космических работ, чаще всего достоверные в деталях.

Он видел, что храмы Акрополя составляли единое целое. Его взволновала волшебная гамма отблесков и переливов све­та на колоннах и скульптурах, гирлянды цветов, украшавших Пропилеи, где мужчины, пришедшие в эту древнегреческую святыню, кланялись богам, но не так, как христиане: они вы­нимали из ножен свои мечи, давали клятву и затем передава­ли оружие старцам, входя на священную территорию Акро­поля.

Художник видел огромные статуи Акрополя. Тела их слег­ка тонированы. Лица раскрашены празднично-чистыми крас­ками. Вокруг цветы и виноград. Фрукты и другие дары приро­ды. Важная деталь: стены Парфенона выложены были тогда мозаикой — то было сплошное сказочное панно по мотивам греческих мифов. Когда он рассматривал его, переводя взгляд вниз и вверх, колонны наклонялись и двигались. Иллюзия, конечно. В Парфеноне перед Афиной почудилось большое зеркало. Но это был позолоченный мраморный бассейн. Его вода покрыта пленкой какого-то масла. В ней отражались Афина и боги. Потолок храма напоминал потолок планета­рия, только он, конечно, прямоугольный, с неизвестными звез­дами и изображениями богов. И все это отражалось в бассейне.

С художником проводили эксперимент, на который он со­гласился: записывали его биотоки во время перемещения в древние Афины. И потом десять дней он с трудом восприни­мал окружающее: его чуть не задавила машина, и он лишь чудом остался жив, когда падал с балкона. Там, в Афинах, исчезли все представления о реальных расстояниях и мере ве­щей нашего мира.

Прошло девять лет. Художник путешествовал с семьей по Европе. И вот впервые попал в Афины уже нашего времени общепринятым способом. Акрополь был вполне реальным: древние камни и полуразвалины. Вдруг... на каменистой тро­пе за поворотом возник старый грек, тоже вполне реальный. Но что это? Он предлагает Владимиру купить репродукцию. Художник замер. На репродукции — Парфенон с мозаикой на стенах, похожей на ту, которую увидел он некогда. Были у грека во множестве и другие репродукции, но только одна, та, которую он словно приготовил для Владимира, поразила его. Он не смог ее купить: цена была непомерна. Но, выхватив фотоаппарат, стал немедленно ее фотографировать за особое вознаграждение. В отеле он проявил пленку. Его фирменный «Никон», как оказалось, ничего не снял. Кадры были засвече­ны, все до единого.

Я видел эти кадры. Засветка такого типа хорошо мне изве­стна как уфологу. Она такая же, как при неудавшихся съемках больших НЛО.

Свое будущее Игорь Иванович Сикорский увидел в детс­ком сне. Ему было одиннадцать лет, когда состоялся его пер­вый полет на приснившемся ему неведомом воздушном ко­рабле, гигантском и странном. То был не только его первый полет, а сама судьба будущего известнейшего авиаконструкто­ра. Кому-то это может показаться обычным вещим сном. Уточ­ню: это не так, поскольку все случилось задолго до того, как человек планеты поднялся в воздух на крылатой машине, за­долго до первого полета — когда еще и саму мысль о летатель­ных аппаратах тяжелее воздуха считали абсурдной. И вместе с тем мальчик Сикорский был потрясен увиденным: воздуш­ный корабль поражал своими размерами, он был подстать ко­раблю морскому — однако летел, парил над гигантским неиз­вестным городом!

Не все подробности волшебного полета открылись маль­чику: сон прервался так же неожиданно, как и начался. Пусть — вещий сон, можно с этим согласиться, пожалуй, но с оговор­кой: в нем сокрыты такие тайны, о которых не догадывался и сам Сикорский. Изучая эту загадочную историю несколько лет, автор этих строк тоже не замечал их. Вдруг однажды они открылись!

Я искал аргументы в пользу такого предположения: буду­щее транслировалось, его сигналы возникали в сознании, даже в подсознании Сикорского — и так было многажды. Стоит лишь проследить основные события жизни прославленного конструктора — и это удивительное обстоятельство обнаружи­вается во всей его полноте.

Наверное, отсюда и изломы, резкие повороты в жизни не только Игоря Ивановича, но и в судьбе его отца, который поражал преподавателей Киевской семинарии своей эрудици­ей и знаниями. На последнем году учебы, накануне выпуск­ных экзаменов он вдруг оставил семинарию и блестяще сдал экзамены в Киевский университет, окончил его и стал вра­чом-психиатром, мировой знаменитостью. Был он пятым ребенком в семье. Пятым же, и тоже последним, был и его сын Игорь.

И мать рассказывала Игорю о летательной машине Лео­нардо — а была ведь тоже медиком, далеким от техники! Тема оторвана от реальности. Почти миф. Даже так: супермиф! Ведь Дедал и Икар из мифа казались куда реальнее со своим рукот­ворным оперением наподобие птичьего (эка невидаль!), не­жели воздушная машина Леонардо — тяжелая, вполне мате­риальная, совершенно невероятная приписанной ей способ­ностью взмыть в воздух.

С какой стати матушка Сикорского вещала об этой неле­пой машине? Уж не было ли сие обстоятельство первой сту­пенькой лестницы, взбираясь по которой согласно указаниям из будущего следовало вскоре одолеть и вторую ее ступень — увидеть тот самый невероятный сон. Он датируется 1900 го­дом. Позднее Сикорский напишет о нем:

«Мне приснился удивительный сон. В течение нескольких дней я жил под его впечатлением и запомнил на всю жизнь. Я увидел себя идущим по узкому коридору. По обеим сторонам были двери, отделанные орехом, как на пароходе. На полу лежал изумительный ковер. Сверху падал мягкий голубой свет электрических светильников. Когда я шел, пол под ногами слегка вибрировал, и вибрация эта была похожа на качку па­рохода. Я был убежден во сне, что нахожусь на борту огром­ного летающего корабля. Я проснулся, не успев войти в рос­кошный салон, куда уже была приоткрыта дверь».

Все кончилось. Само собой, мальчик требует объяснений. Ему отвечают: это несбыточная мечта, игра воображения, фан­тазия без шансов на претворение в жизнь.

Между тем сигналы из будущего поступают... Мальчик ма­стерит вертолет с резиновым моторчиком (можно лишь пред­ставить, чем бы он занимался, если бы отец окончил семина­рию). Опровергая дежурное мнение скептиков, его вертолет взлетает и садится. Игорь недоуменно держит в руках это ма­ленькое чудо — оно завораживает, воплощая волшебство.

Прошло три года после необыкновенного сна — Игорь по­ступает в Морской кадетский корпус. Но впереди — крутой поворот. Излом судьбы. Он покидает кадетский корпус. А за океаном взлетели братья Райт— на чем-то, напоминающем воздушного змея, запутавшегося в мокром белье на веревке.

В России революционные невзгоды: 1905-1907. Закрыты многие технические училища и школы. Игорь уезжает во Фран­цию, поступает в техническую школу Ланно, где изучает прин­ципы полета. Через полгода — снова в России. Поступает в Киевский политехнический институт. К занятиям охладевает. Новый зигзаг судьбы: он оборудует свою маленькую мастерс­кую и проводит там дни напролет. Его паровой мотоцикл изум­ляет знакомых и прохожих. Но и это — не более чем отклоне­ние от линии, ведущей в будущее. Ибо вскоре он снова во Франции и по возвращении оттуда оборудует в сарае ангар. Его вертолет образца 1910-го на одном лишь энтузиазме юно­го конструктора в воздух подняться не смог, а двигатель был слабоват. Готов и первый его самолет: С-1. Полет не состоял­ся по той же причине. Судьба Сикорского хранила: лучше не взлететь, чем упасть с высоты, не успев усвоить урока.

3 июня 1910 года, проиграв братьям Райт шесть лет, Сикорский взлетел на своем самолете С-2. Это был второй полет в России.

Чтобы быть первым, Сикорскому не хватило десяти дней (первый полет аэроплана русской конструкции зарегистриро­ван 23 мая 1910 года). Оба первых самолета Игоря Ивановича разбились, но юного создателя судьба пощадила — во испол­нение вещего сна. После этого Сикорский мог бы прийти к выводу о безопасности для него даже рискованных полетов — сон гарантировал будущее, жизнь. Неизвестно, однако, сде­лал ли он такой вывод.

1911-й... Первый в России полет с пассажиром на борту. Четыре всероссийских рекорда: высота — 500 метров, даль­ность — 35 километров, продолжительность полета — 52 ми­нуты и скорость — 125 километров в час. В сентябре тот же С-5 Сикорского взмывает в небо на военных маневрах в Фастово, обгоняя самолеты иностранных марок. Государь разгова­ривает с Сикорским, желает ему успехов. И они налицо: С-6А устанавливает два мировых рекорда скорости с пассажирами на борту, Сикорский известен всей России. Он становится глав­ным конструктором авиации на Русско-Балтийском заводе.

В июле 1913-го он поднял в воздух свой четырехмоторный «Русский витязь». За его создание Сикорскому присвоено зва­ние инженера (и это — без высшего образования, тоже как бы во исполнение сна). Серийный четырехмоторный самолет на базе «Русского витязя» известен всем как «Илья Муромец». В Первой мировой только у России были такие самолеты-ре­кордсмены. Через год Сикорский строит первый истребитель — для сопровождения «Муромцев» — и вскоре — первые гидро­самолеты.

Новая революция. При «интернационалистах» Сикорский не у дел. Уезжает в Америку, не зная английского. Там тоже трудно: грошовые уроки, лекции, последние центы он тратит на поездки до аэродрома. Он может позволить себе лишь из­дали смотреть на полеты. В 1923 году линия сна восстанавли­вается: он организует компанию «Сикорски Аэроинжиниринг корпорейшн». В кассе ее — всего 800 долларов. В трудную минуту помогает прославленный русский композитор Сергей Рахманинов— покупает сразу пятьсот акций на пять тысяч долларов, соглашается стать вице-президентом компании (рек­лама!). Младший брат великого композитора тоже был летчи­ком, погиб в 1917-м. Компания арендовала ангар близ Рузвельтфилда. Действия ненормальных русских вызывают жи­вой интерес у полиции. Из уважения к Рахманинову и Сикор­скому эскорт полиции сопровождает их, перекрывая в случае необходимости движение на дорогах. Построен самолет С-29А. Первые заработки, будни, новый самолет, катастрофа, оче­редные трудности с деньгами.

В 1928-м детский сон понемногу начинает сбываться, в по­лете С-38! Это очень удачная амфибия, ее скорость — до 210 ки­лометров в час. Закупают ее Штаты, Канада, Южная Амери­ка, Африка. Пилот Борис Сергиевский своим ходом перего­няет амфибию в Чили — по заказу чилийского правительства. Дальность перелета по неизведанному маршруту — 17 тысяч километров. Это не менее серьезно, чем будущие полярные перелеты советских коллег, в которых принимал участие и Г.Ф. Байдуков, мой хороший знакомый. Незадолго до своей смер­ти Георгий Филиппович рассказал мне, что, прилетев в Аме­рику, он интересовался, главным образом, новым самолетом Сикорского — удивительным истребителем с сорокамиллимет­ровой пушкой. К нему проявляли интерес и японцы. Это было, по словам Байдукова, подлинное чудо техники.

...К звездному часу Сикорского нас приближает его летаю­щая лодка С-40 с четырьмя моторами по 660 лошадиных сил, рассчитанная на сорок пассажиров, размещенных с полным комфортом. Шел 1931 год. Во время полета над Нью-Йорком Сикорский передает управление Борису Сергиевскому, сам же спускается из пилотской кабины в пассажирский салон. Са­молет уже снижается. В этот закатный час солнце коснулось горизонта. Внизу — вечерняя мгла. Сикорский идет по узкому коридору. Под ковровой дорожкой слегка вибрирует пол.

Игорь Иванович переживает неповторимые минуты вос­поминаний о своем детском сне. Он у двери салона. Она отде­лана под орех. Он ощущает прилив тепла к вискам. Успевает приоткрыть дверь. Стюардесса включает свет. Сон стал явью.

Сикорский осматривает салон воздушного корабля. Что-то неуловимое, странное и вместе с тем прекрасное исчезает. За­бираясь по лестнице в пилотскую кабину, Сикорский размыш­ляет об этом и не находит ответа.

О прерванном сне конструктора я начал всерьез размыш­лять после встречи с внучатой племянницей Сикорского Еле­ной, которая приезжала в Москву в 1996-м. Она подарила мне книгу на английском о своем знаменитом родственнике и по­чтовые марки, ему посвященные. И в тот год я впервые при­шел к мысли о закономерностях передачи информации из бу­дущего в прошлое. Эта информационная нить связывает род­ственные души. В нашем случае не просто родственные, а почти тождественные, даже так: по сути это одна и та же душа на разных временных этапах своего развития. Информация из будущего в прошлое идет всегда! В этом суть закона, к которо­му я пришел. Но уловить ее чаще всего не удается. Почему? И еще один вопрос: почему прервался детский сон Сикорского? Это же несправедливо! Во сне он так и не увидел весь салон с его пассажирами! Что же случилось тогда? Стюардесса щелк­нула выключателем, вспыхнул яркий свет. Это и было причи­ной того, что сон прекратился, прервался. Прекратилось по­ступление информации из будущего. Свет оказался помехой. Точнее, яркий свет — слишком уж яркий! На пути той тонкой субстанции, которая всегда (всегда!) готова транслировать, передавать информацию из будущего, возникли потоки фото­нов. Они, очевидно, грубее, сильнее тонкой субстанции ве­щих снов.

Именно эта деталь — включение яркого света стюардес­сой — дала автору этих строк возможность открыть поступле­ния в наш мир информации из будущего.

И этот эффект проявляется не только в форме вещих снов. Приведу пример. Читатели «Юности» в 1999-м году узнали об открытии мной города древнескандинавских богов «Асгарда» — рай древних находился в Копетдаге, оттуда потомки исландс­ких переселенцев и вынесли сказания о предках, впоследствии обожествленных. Но Старшая Эдда не раскрыла бы мне тай­ны города богов-асов (обожествленных предков скандинавов) — если бы не важное обстоятельство. В марте 1988-го поздним вечером, сам не знаю почему, я без всякого намерения подо­шел к книжному шкафу, взял в руки первую попавшуюся мне книгу, раскрыл ее на случайной странице — и увидел карту. На ней — древние города. Всмотрелся: юг Средней Азии, Копетдаг. В моей голове прозвучало: «Это Асгард». Отчетливый и ясный голос — во мне самом, словно это я сам выделял район моих будущих поисков. В первом издании книги «Ас­гард — город богов» я даже не упомянул об этом. Ведь книга вышла в мае 1991 года, и я не решился в то время рассказать об этом — мистика тогда не приветствовалась. И вот впервые, сейчас, я привожу этот пример информации из будущего — для читателей новой книги.