Вместо предисловия

Строем прошли через весь город. Где-то за городом по отлогой, накатанной колесами автомашин и гусеницами танков дороге спустились к реке, через которую был наведен понтонный мост. На противоположном, довольно высоком берегу виднелся красный транспарант, на котором белыми буквами было написано: «Добро пожаловать!»

По обе стороны понтонного моста стояли американские солдаты в белых пробковых шлемах с интервалом в 2-3 шага друг от друга. На другой стороне моста стояли советские автоматчики в металлических касках.

На берегу батальон встречали офицеры и солдаты Советской армии. Когда батальон остановился, прозвучала команда: «Первая шеренга – четыре шага, вторая – два шага, третье на месте – шагом марш!»

Между шеренгами образовалось пространство в два шага. Прозвучала команда: «Сдать оружие!». Между шеренгами проходили сержанты с растянутыми плащ-палатками. В них складывали автоматы, пулеметы, винтовки, гранаты. Когда сержанты унесли оружие, перед строем прошли офицеры, принимая личное оружие и расписываясь в удостоверениях. Алексей бросил свой пистолет в растянутую двумя солдатами плащ-палатку, а офицер написал ему в удостоверении: «Оружие принял старший лейтенант Соболев».

В это время подошли автомашины с личными вещами. Алексей отыскал свой рюкзак, легко набросил его на одно плечо. Батальон снова построили, прозвучала команда: «Снять погоны!» После того, как офицеры сняли погоны, отдали команду: «Офицеры – пять шагов, рядовые и сержанты – три шага, гражданские на месте – шагом марш!» Когда офицеры и сержанты вышли из строя, на месте остались Алексей, гитарист Иван Войтенко и скрипач Степан Шпак. Иван и Степан оба были родом из Кировоградской области. Опять прозвучала команда: «Офицеры направо, рядовые и сержанты – налево!» Обе шеренги направились в разные стороны.

- Счастливо, Алексей! Счастья вам, ребята! – сказал, проходя мимо шеренги солдат, Николай Норов.

- До свидания, ребята! – закричали Алексей, Иван и Степан.

- А вы? – сказал офицер, подходя к ребятам - разберитесь по областям! - и показал на берег, где стояли автобусы.

Ребята подошли к одному из автобусов, на котором, в числе прочих, значилась Ленинградская область.

- Ну, а мы пойдем искать свою область, - сказали ребята. – До свидания, Алеша! Может быть, еще встретимся!

И они направились вдоль берега разыскивать автобус, в котором регистрировали репатриантов Кировоградской области. Девушка, производившая регистрацию, быстро заполнила анкету со слов Алексея и сказала, что через час придут автомашины и отвезут зарегистрированных на сборный пункт.

Прогуливаясь по берегу реки, где скопилось довольно большое количество репатриантов, Алексей надеялся встретиться кого-нибудь из знакомых. Были из Ленинградской области, но знакомых он не нашел. Недалеко от берега реки стояли несколько зачехленных орудий. На одном из них на лафете развалился молоденький солдат и, прикрыв лицо засаленной пилоткой от солнца, жевал черный хлеб, откусывая куски в полбуханки. Его тонкие ноги, перетянутые обмотками и большие солдатские ботинки, словно кувалды на тонкой ручке, свисали с лафета.

Когда солдат окинул руку с куском хлеба и стал с удовольствием жевать, Алексей зажал его рукой. От испуга солдат вскочил, пилотка его упала, его седые волосы и выгоревшие брови топорщились в разные стороны.

- Братишка, дай кусочек черного хлеба! – с улыбкой попросил Алексей.

- Еще чего?! Много вас здесь таких! – сердито сказал солдат, поднимая пилотку.

- Слушай, земляк, - сказал Алексей, расстегивая рюкзак и вытаскивая из него половинку круглого хлеба. – Я два года не видел и не ел его черного хлеба. Давай махнем?

По лицу солдата было видно, что белый хлеб его заинтересовал. Он посмотрел на свою обглоданную с разных сторон краюху, прикинул на руке и, сообразив, что обмен и по количеству и по качеству явно не в пользу Алексея, согласился.

- Ладно уж, давай.

Вкус черного хлеба с привкусом соли и запах отцветающих трав, свежий ветерок, повеявший с реки, напомнили Алексею о доме. Он вдруг вспомнил, как в жаркие летние дни он вместе с ребятами пропадал на реке. Хотелось есть, но еще больше не хотелось уходить домой. Тогда они с жадностью набрасывались на одного из своих товарищей, который приносил с собой кусок черного хлеба, да еще помазанной подсолнечным маслом и сверху посыпанный крупной солью. Казалось, нет ничего вкуснее этого хлеба.

В этот момент к автобусу подкатил крытый «студебеккер» и Алексей, попрощавшись с солдатом, направился к машине.

Сопровождавший машину младший лейтенант держал в руке анкеты и выкрикивал фамилии. Около двух десятков человек набралось в машине. Ехали долго. Ночью в каком-то безлюдном немецком городе сделали привал. Спали, кто где мог. Шофер и младший лейтенант – прямо в кабине машины.

В кузове машины было душно, и Алексей пристроился на уличной скамейке, неподалеку от машины. Чуть забрезжил рассвет, они поехали дальше.

Во второй половине дня на следующие сутки они прибыли в назначенное место. Это оказался город Шпреенберг. Здесь располагался запасной полк.

Алексея зачислили в третий батальон этого полка. Полк был сформирован, в основном, из мужчин с 1916 по 1926 года рождения. Полк располагался на окраине города и жилых домов. Из этих домов были выселены немецкие жители. Так как неподалеку был расположен спиртовой завод, в подвалах которого скрывались эсэсовцы, которые угрожали взорвать завод, весь квартал был оцеплен войсками. Но штурмовать завод командование не решалось из-за опасения, что эсэсовцы выполнят свою угрозу. Через радиоустановки с ними велись переговоры о капитуляции. Через несколько дней эсэсовцы сдались.

Ожидалась демобилизация из армии военнослужащих старшего возраста – запасной полк готовил пополнение для одной из танковых бригад. Но прежде чем зачислить в армию, каждый боец запасного полка должен был пройти мандатную и медицинскую комиссию.

Алексей, узнав номер полевой почты запасного полка, написал письмо домой, в котором он сообщал о себе.

Прошли две недели, заполненные занятиями строевой и тактической подготовки. И вот однажды на вечернем построении он услышал свою фамилию. Старшина вручил ему письмо из дома. Он разглядывал конверт, подписанный материнскими каракулями, и не мог дождаться команды «Разойдись!»

Мать писала, что она уже дома. «Но нет нашего дорого папы – он погиб». Из листочка выпала крохотная фотокарточка. С нее глядели глаза старой, изможденной седой женщины, в которой он не сразу признал свою мать. Она никогда не отличалась крепким здоровьем, но такой он не мог ее представить себе даже в мыслях. Видно было, что перенесенные ею лишения, гибель мужа и отсутствие известий от сына окончательно подорвали ее здоровье. Она писала, что дом, к счастью, уцелел, но его занимает какой-то работник исполкома, и не пускает их в дом. Пока они живут у бабушки, дом которой тоже цел. Начальник милиции, соратник отца по партизанскому отряду, обещал ей помочь избавиться от незаконного владельца дома. Известие, что Алексей жив и здоров, придает ей радости и бодрости, хотя здоровье поправить уже, видимо, не удастся. Передавала поклоны и приветы от родных. Известие были нерадостные. Гибель отца, слабое здоровье матери, отсутствие у семьи своего угла печально отозвалось в сердце Алексея. Ему даже хотелось немедленно отправиться пешком домой. Но здравый рассудок подсказывал ему, что он и его семья не одиноки из-за свалившихся на страну несчастий, принесенных войной. Он должен до конца перенести все тяжести жизни, уготованные ему судьбой.

В конце августа Алексея вызвали на медицинскую комиссию, которая забраковала его. Рентгеновский снимок показал затемнение на легком, между четвертым и пятым ребром.

- Вам, молодой человек, необходимо лечиться, - сказала врач, откладывая его карточку в сторону.

На другой день он был вызван в особый отдел, где младший лейтенант заполнил анкету, взял советский паспорт, который Алексей носил всегда с собой и выписал справку, в которой указывалось, что он прошел фильтрацию и направляется на место постоянного жительства в Поселок Ленинградской области.

Через несколько дней, все, кто был признан негодным по тем или иным причинам для службы в армии, были направлены на машинах во Владимир-Волынский, находившийся на границе Советского Союза и Польши. Пограничники осматривали личные вещи и документы. Документы на иностранных языках и порнографические открытки отбирались.

Так у Алексея было отобрано удостоверение бойца Первого партизанского полка во Франции, заполненное по-французски.

В городе Владимир-Волынский, на окраине города, в поле располагался большой, на несколько тысяч человек, сборный пункт советских граждан, ожидавших погрузки на эшелоны для отправки домой. Это были в основном, семейные женщины, старики и дети, все с огромным количеством вещей. Некоторые из них жили здесь уже несколько дней. Вагоны подавались нерегулярно, но иногда выхода у ожидающих не было.

У Алексея же ничего кроме рюкзака, где находился его незавидный скарб, не было.

Питание на сборном пункте было организовано плохо. Большинство питалось за счет рынка, где продавались вещи и покупались продукты, да еще за счет солдатских кухонь.

У Алексея не было советских денег, а франки, скопленные им, все были истрачены еще во Франции. Он пошел на базар и продал там свое одеяло за 300 рублей и рубашку, приобретенную во Франции за 200 рублей. На деньги он купил круглого хлеба, полкило сала и литр топленного молока.

Выходя с рынка, Алексей увидел автомашину, нагруженную картофелем. Солдат – шофер – заливал в радиатор воду. Алексей подошел к шоферу, они разговорились. Алексей спросил шофера, не мог бы он его подбросить поближе к дому.

- А куда тебе надо? – спросил шофер, подвешивая ведро под кузов автомашины.

- К Ленинграду, - улыбаясь, ответил Алексей.

- Ты что из Ленинграда? – заинтересованно спросил шофер.

- Не совсем. Из Поселка.

- Оо-о-о! – многозначительно протянул шофер, - земляк. А я ведь из Колпино!

Помолчав немного, он добавил: - Вообще-то нам не разрешается подвозить гражданских. Ну, ладно, подвезу, как земляка. До Здолбунова тебя устоит?

- Хотя на километр, только поближе к дому, – сказал Алексей, - усаживаясь в кабину. – Надоело все время ждать, лучше двигаться.

Дорогой Алексей рассказывал Виктору (так звали шофера) о своих странствиях. Виктор сожалел, что ничего не может рассказать о Поселке, так как их часть проходила через Гатчину, но он знает некоторых общих с Алексеем знакомых поселенцев, работавших на Ижорском заводе.

Так за разговорами они не заметили, как из леса вышли трое вооруженных людей. Двое остановились на опушке леса, а один приблизился к дороге. Алексей увидел его, когда человека окутал сизый дымок.

- Бандеровцы! – прошептал Виктор и нажал на акселератор.

Тяжелогруженая машина медленно набирала скорость. Человек, стрелявший в машину, перепрыгнул через придорожный кювет и оказался на дороге. Виктор направил машину прямо на него, и он вновь перепрыгнул обратно за кювет. Пока он щелкал затвором, машина пронеслась мимо него. Алексей хотел взять автомат, висевший в кабине за спиной Виктора.

- Не надо, - сказал Виктор, задерживая руку Алексея. – Теперь уйдем. Они не знают, что за мной нет машин. Они думают, что я не один. Мы, как правило, по одному не ездим. Я немного отстал – радиатор течет.

- Да. Алеша, война еще не окончена. Их много еще разбежалось по лесам, - сказал Виктор, глазами показывая на окружавший их лес. – Ну, ничего – дай срок, - многозначительно заметил он.

На одном из перекрестков Здолбунова Виктор высадил Алексея из машины и рассказал ему, как пройти к вокзалу. Они тепло попрощались, в надежде встретиться еще раз в Ленинграде.

В небольшом помещении вокзала было несколько пассажиров с чемоданами, какими-то ящиками, мешками. В небольшом окошечке, проделанном в двери, на котором висела табличка: «Дежурный по станции», виднелась голова мужчины в железнодорожной фуражке с красным верхом.

- Мне бы билет до Ленинграда, - обратился Алексей к железнодорожнику.

Мужчина неопределенно показал пальцем куда-то вверх, продолжая разговаривать по телефону. Алексей поднял глаза и заметил над окошечком листок белой бумаги. Это было объявление, в котором значилось, что билеты продаются только по предъявлению паспорта или другого документа, удостоверяющего личность. Алексей предъявил дежурному по станции свою справку. Мужчина внимательно прочитал ее, затем посмотрел на Алексея и произнес: - Девяносто семь рублей.

И стал выписывать билет.

Алексей поинтересовался, когда будет поезд?

- Ближайший поезд на Шепетовку будет через полчаса, а там закомпостируете билет до Киева.

Подошедший поезд состоял из одного пассажирского и нескольких товарных вагонов, оборудованных скамейками. Алексей сел в товарный вагон, куда усаживались многие пассажиры с мешками и ящиками. Поезд двигался медленно. Алексей вначале прислушивался к украинскому говору пассажиров, а затем, прислоняясь к стене вагона, задремал под равномерный стук колес.

В Шепетовку поезд прибыл вечером. Накрапывал мелкий осенний дождь, серые облака нависали над станцией, ветер гонял по путям обрывки бумаги, где-то гудели паровозы, лязгали буфера.

«Вот я и родине Павки Корчагина» - подумал Алексей, поднимая воротник своей кожаной куртки. «Где-то здесь в железнодорожных мастерских, начинал он свою трудовую деятельность». Как хотелось бы пройти по улицам, по которым ходил он, посмотреть, цел ли его дом, узнать, гордятся ли жители своим земляком. Но здесь, видимо, все разрушено, думал Алексей, оглядывая в сумерках пристанционные постройки. «Живы ли те, кто знал Павку? Но для экскурсии нет ни сил, ни времени».

В вокзале, расположенном в дощатом бараке, Алексею сказали, что поезд на Киев пойдет после полуночи, но билетов на него не будет, так как он полностью заполнен с места отправления демобилизованными солдатами.

Когда подошел поезд, Алексей прошел по платформе вдоль состава, но двери в вагонах даже не открывались. Через минуту-две поезд тронулся, и Алексею ничего не оставалось, как вскочить на подножку вагона – он решил ехать на подножке до следующей станции, а там будет видно. Он не мог оставаться еще на сутки, не зная наверняка, получит ли он место в следующем поезде. Только движение успокаивало его.

Первые несколько десятков километров Алексей ехал на подножке и радовался, что так хорошо устроился, и каждый поворот колеса приближал его к дому. Но вот вновь заморосил мелкий дождик, его капли по мере ускорения поезда, стали все больше и больше заливать голову и лицо. Он сожалел, что у него нет головного убора. Струйки дождя стали затекать за поднятый воротник куртки, холодными змейками растекались по телу. Он пытался подняться на следующую ступеньку, чтобы укрыться от дождя и встречного ветра за выступающим углом вагона, но рюкзак упирался в закрытую дверь тамбура.

Уже около двух часов поезд не останавливался. Мимо проносились безлюдные станции с одиноким зеленым огоньком фонарика дежурного по станции, провожающего поезд. Левая рука, сжимающая металлический поручень, стала коченеть от холода, по телу пробегала дрожь, капли дождя, как иголки, вонзались в лицо.

Алексей, держался одной рукой за поручень, а второй за металлическую лесенку, укрепленную с торца вагона, перешагнул на буферный стакан вагона. Сюда не доставал встречный ветер, но площадь опоры под ногами была мала, а укрепленная на шарнирах лесенка все время подрагивала. Вагон на стрелках раскачивало из стороны в сторону. Переходная площадка, через которую он надеялся попасть в вагон, была плотно закрыта гофрами. Алексей вновь перебрался на ступеньки тамбура. Несмотря на порывистый ветер и дождь он почувствовал, как на него накатывает дремота. Этого допустить было нельзя. Он встал, крепко держась за поручни, и стал всматриваться вдаль, надеясь увидеть станцию, на которой поезд мог сделать остановку. Но там ничего не было видно, кроме луча прожектора локомотива, разрезающего густую темноту и пелену моросящего дождя.

В это время он заметил, что первое от тамбура окно полностью открыто. Он дождался, когда поезд на одном затяжном подъеме замедлил ход и, держась одной рукой за поручни, носком ботинка стал на полку швеллера, идущего вдоль вагона. Рывок – и правой рукой он ухватился за край, опущенной рамы. Затем, поднявшись на руках, он ввалился через окно в вагон. Он упал на что-то мягкое. Это «что-то» оказалось человеком, который спросонья закричал:

- Откуда ты? – спросил человек, когда пришел в себя от неожиданности.

- Как видишь, из окна, - сказал Алексей, стараясь рассмотреть в темноте лицо человека.

- Здесь места нет. Иди в туалет, он нерабочий, - сказал человек, опасаясь, что Алексей стеснит его.

Алексей открыл дверь туалета. Специфический запах ударил в нос. В углу туалета стояли несколько чурок дров. Тепло вагона разморила Алексея, он облокотился на дровяные чурки, березовый и осиновый запах которых отбивал запах туалета, и задремал.

Сколько времени прошло, он не знал, но очнулся он от того, что кто-то тряс его за плечо.

- Товарищ вам плохо? – спросил мужской голос.

И незнакомец осветил его лицо фонарем.

Алексей открыл глаза, но ничего не видел. Свет фонаря слепил ему глаза.

- Наверное, перебрал вчера… - послышался из-за спины мужчины женский голос.

Мужчина, опустив фонарь, сказал: - Пройдите в вагон. Здесь находиться нельзя.

Алексей вошел в вагон. Там горел электрический свет, через оконные стекла и пелену дождя пробивался серый осенний рассвет. Алексей прошел по вагону из конца в конец, но свободных мест не было. На верхних и нижних полках лежали солдаты. Некоторые уже проснулись и тихо переговаривались между собой.

- Эй, славяне! – громко сказал Алексей. – Ленинградцы есть?

- Иди сюда, парень, - сказал сидевший на верхней полке солдат.

- Откуда? – спросил солдат, когда Алексей подошел к нему.

- Из Поселка.

- А я из Ленинграда, - засмеялся он.

- Тоже мне, ленинградцы, - с иронией произнес солдат, лежавший на нижней полке.

- Мы все ленинградцы, все, кто связан с городом пригородным сообщением, - сказал солдат с верхней полки.

- Тогда и я ленинградец, - послышалось из соседнего купе. – От нас из Ростова тоже в Ленинград поезда ходят.

Дружный хохот разнесся по вагону.

- Не слушай их, зубоскалов, – сказал солдат. – Залезай ко мне, земляк.

- Евгений, - представился солдат, подавая Алексею руку и помогая ему забраться на полку.

Алексей и Евгений рассказывали друг другу о себе. Вспоминали военный Ленинград. Евгений рассказывал, что он едет специально в Киев навестить друга, который тяжело ранен и проведет там несколько дней.

Перед самым Киевом в вагон пришел разъездной кассир и закомпостировал билеты из Киева, кому на какой поезд было нужно. Так что в Киеве Алексею компостировать билет уже не нужно было. Он знал, что у него место на московский поезд, который отправляется из Киева в 23 часа.

Алексей никогда раньше не бывал в Киеве, но по истории, которую он прилежно изучал в школе и по книгам он знал, что Киев – это красивый и древний город – основатель Руси. Рассказывала много про Киев и его бабушка, которая в молодости ходила пешком в этот город поклониться святым местам.

Когда он вышел на привокзальную площадь, он не сразу сообразил, что находится в городе. Вокруг расстилались руины, основания разбитых домов, осколки разбитого кирпича и щебня грудами возвышались по обеим сторонам кое-как расчищенной магистрали, носившей ранее название Крещатик.

Он медленно побрел по Крещатику, стараясь хоть что-то увидеть целым и невредимым, но везде натыкался на фанерные щиты с надписями: «Осторожно, мины!» или «Мин нет».

Пройдя несколько сот метров, он повернул назад, не рискуя напороться на остановленные фашистами мины. Ведь город был в развалинах, а рассматривать их было зрелищем не из приятных. Может быть, под этими развалинами лежат мирные жители славного города.

Недалеко от вокзала, в стороне стояли два деревянных барака. Алексей подошел к одному из них, уселся на край выступа, достал из рюкзака остатки хлеба и сала, приобретенного во Владимир-Волынском, и хотел перекусить. В это время к нему подошел солдат с погонами старшины и предложил купить у него талон на обед.

- А где можно получить обед? – спросил Алексей.

- Здесь же, в этом бараке, - сказал старшина, держа в руках пачку талонов.

- Сколько стоит?

- Десять рублей.

- А меня пустят туда?

- Подойдешь через час, я буду там, - ответил старшина, указывая на один из бараков.

Алексей купил у старшины талон.

Когда через час он подошел к бараку, старшина был уже там. Он пропустил Алексея в помещение и указал на длинный стол, где сидели солдаты. Алексей в своей кожаной куртке не отличался особенно от военных, так как некоторые офицеры-летчики тоже были в куртках. Молодые девушки собрали талоны у сидевших в бараке и вскоре принесли обед. Алексей давно уже не ел такого вкусного компота из свежих фруктов.

Теперь впереди у него была Москва.

В Москве на Ленинградском вокзале, у билетных касс были огромные очереди. Простояв более часа в очереди, Алексей так и не закомпостировал билет, потому что въезд в Ленинград был только по пропускам. И ему пришлось еще час стоять в очереди в другую кассу, где сотрудник милиции проверял документы и давал разрешение на получение билета до Ленинграда.

На справке, которую Алексей предъявил сотруднику милиции, тот написал: Луга, через Бологое. Но билет ему был закомпостирован на ленинградский поезд.

Перед посадкой в поезд у вагона собралось множество людей. Но Алексей заметил, что группа матросов проникает в вагон через нерабочий тамбур. Он присоединился к ним и вошел в вагон, где устроился на верхней багажной полке.

Когда поезд, прогромыхав на выходных стрелках, вышел на прямой путь к Ленинграду и ритмичный стук колес стал напевать желанную фразу: «К дому, к дому, к дому…» Алексей заснул и проснулся лишь, когда в окнах вагона замелькали окраины родного города, и поезд стал замедлять свой резвый ход.

- «Ну, здравствуй, Ленинград!» - мысленно произнес Алексей, устремляя свой взор на блиставшие на солнце буквы, и подумал: «Сколько раз ты снился мне за эти долгие годы…»

Алексей повернул налево, направляясь к пригородным кассам, где узнал, что первый пригородный поезд на Поселок пойдет через несколько часов.

Он вышел из вокзала на площадь Восстания, с ужасом ожидая увидеть нечто подобное Крещатику, но был радостно удивлен сохранностью и невредимостью окружавших площадь домов. Где-то вдали, на Старо-Невском, в районе Суворовского проспекта, виднелся разрушенный дом, обнесенный дощатым забором. Его белизна, словно бинт на раненном теле, выделялась на фоне серых зданий. Такая же «повязка»: виднелась в районе Разъезжей улицы и у Кузнечного переулка. Других разрушений он не заметил, но город казался усталым и измученным. Люди, проходившие мимо Алексея, были сосредоточены и серьезны. Не наблюдалось той праздничности и веселости, с которой он привык встречаться, посещая Ленинград до войны.

Алексей вышел на угол Невского и Лиговки, где он всегда останавливался, наблюдая за артистическими движениями милиционера, регулирующего движение. Здесь же он любил наблюдать за прохожими, определяя по одежде и другим признакам ленинградцев или приезжих.

Сегодня на перекрестке работала девушка в милицейской форме, ловко регулируя движение. Ее резкие, строгие движения зачаровали Алексея – он не мог оторвать от нее глаз. Девушка заметила пристальный взгляд парня за плечами, улыбнулась и, резко развернувшись, подняла на мгновение палочку вверх и тут же опустила ее вдоль своей высокой груди. Проходившие мимо трамваи закрыли девушку.