Вместо предисловия

Что вы решили о нас?

Я пас лошадей под лунным светом. Трава была высокая и сочная, животные рвали ее с хрустом и жевали с аппетитом. Время от времени они подни­мали головы, поглядывая на меня. Некоторые из них ржали, приглашая собратьев на вкусную трапезу. Недалеко пасли лошадей соседи, держа их за недоуздки. Конечно, можно было бы опутать лоша­дей на четыре ноги, лечь и отдохнуть, как и другие, но я никогда не делал этого: не люблю ограничивать движения благородных животных. Это подо­бно тому, как держать человека в кандалах. Мне думается, что нет в мире народа, который так забот­ливо, нежно, с любовью относился бы к домашним животным, чем мы, кавказцы. Испокон веков кав­казские горцы были не просто пастухами, чабанами или табунщиками, но одновременно они были и настоящими ветеринарами. О, если бы они занима­лись политикой также скурпулезно, как животно­водством, видимо, наша жизнь была бы устроена другим образом. Для каждого кавказца незыблем закон: накорми и напои животных и только тогда подумай о себе. Но лошадь — особая статья! Это наши верные друзья, тащившие нас на себе от Кав­каза до Альп без жалобы и упрека. Ничто на свете не заменит Кавказу настоящего коня!

Кони ржут, фыркают, соединяют морды и знако­мятся друг с другом, разговаривают. Эх, как бы хотелось знать, о чем они говорят. Кажется они догадываются о моих мыслях...

К полуночи лошади насытились. Одни стоя, дру­гие лежа, предались ночному покою.

Мы, ночные табунщики, видя, что кони сыты и отдыхают, собрались под кроной развесистой ивы.

Все знают, что ночью звуки слышнее, чем днем. Этим и объясняется то, что, находясь на значитель­ном расстоянии, мы ясно слышим игру на гармош­ке, голоса поющих, как будто все это происходит совсем рядом.

Жизнь устроена так: одни веселятся, другие гру­стят, переживают, оплакивают кого-то. Вот тут ря­дом люди веселятся, поют, танцуют — им не о чем особо тревожиться. Но есть среди нас, в нашем лагере, я знаю, и такие, которые лежат в своих фургонах или палатках и не могут сомкнуть глаз. Все люди разные и поступками, и характерами, и судьбами. А разве народы одинаковы? И народы разные — одни сумели устроить свою жизнь, а другие влачат жалкое существование.

— Хорошо, что люди поют. Плачут только слабые и беспомощные, — сказал один из табунщиков.

«Со дня рождения ты плачешь и плачешь. А чего ты добился? — спросил как-то карачаевец одного нытика, тоже карачаевца. «Ничего», — ответил тот. «Тогда попробуй спеть что-нибудь». Тот начал петь и дела его пошли в гору. Создал он крепкую, друж­ную семью, жил в достатке и с благодарностью вспоминал своего советчика. Говорят, слезами горю не поможешь и милости не выпросишь у врага. Конечно, есть, были и будут обстоятельства, когда слезы являются естественной необходимостью. Тог­да слеза выступает твоим другом и помогает легче перенести горе...

В разговор вмешался другой табунщик:

— Друзья мои. Война кончилась. Настало мир­ное время. И те, кто победил, и те, кто потерпел поражение, я имею ввиду тех, кто уцелел и остался
и живых, возвращаются домой. Так ведь? Кроме тех, конечно, кто совершил преступление. С нами случится, видимо, тоже самое: грешных выдернут, а остальным скажут убирайтесь к себе домой. Но где теперь наш дом, наш Карачай? Известно, что наш народ депортирован под корень и разбросан по степям Средней Азии и Казахстана. Нет уже нашего Карачая и нет уже нашего народа. Куда нам ехать? Кто нас ждет? Кто там живет сейчас на наших землях, в наших домах? Почему? Почему так случилось? Что послужило причиной такому неслыхан­ному акту, такому жестокому опустошению? Откуда все это, о, Аллах! Как теперь решится наша судьба?!

Это были вопросы прямые, горькие и беспощад­ные. Это были вопросы, выжимавшие слезы из глаз, наносившие сердцу глубокие раны.

— А куда денутся наши балкарские братья, чечено-ингушские друзья? Куда? К кому они поедут? Какие земли займут и где? Это такие же бездомные, безродные несчастные, как и мы! Где теперь моя семья? Допустим нам скажут: «Поезжай, дорогой, домой, ты уже свободен», — Куда прикажешь теперь ехать? По какому адресу? Если кто-то и оста­лся жив, где ты его найдешь? Дорогие наши семьи! Бесценный наш беззащитный народ! Где вас искать? Какое горе, какое горе, боже мой! Может не будем думать об этом? Может так будет лучше и легче? Кто-нибудь ответьте мне! Утешьте мою душу!

Те кавказцы, чьи народы не были депортирова­ны — кабардинцы, адыгейцы, осетины, дагестан­цы — были счастливее нас. Поздно или рано они вернутся к себе на родину, войдут в свои дома, увидят родных и близких, будут делить горе и ра­дость вместе со своими народами. А мы?

Этими бесконечными, беспощадными и тяжелы­ми вопросами он атаковал нас, обстреливал, как из пулемета и мы, понурив головы, молчали, не зная что ему ответить.

— Э-э, дорогой брат, разве мы не задаем себе эти же вопросы? Разве мы не такие же сыновья своего народа, как и ты? Может ты полагаешь, что наши семьи избавлены от этого несчастья и благо­денствуют? Нет! Горе постигло нас всех без разбора и у всех нас одна тревога, одни и те же вопросы. Но кто ответит на них? Никто. Мы вдали от родины и находимся в неведении. Ясно лишь одно: наш народ оклеветан и это нужно кому-то. Очень. Не нужно завидовать тем, чьи народы не тронула депортация. Им тоже нелегко. Ведь система у нас была и есть такая, при которой никто не дышал свободно. Ско­лько безвинных людей унесли тридцать седьмой, тридцать восьмой годы, в том числе наших братьев и отцов! Сколько людей фальшивили, наговарива­ли, продавали ближнего. И идеология была фаль­шивой. Помните так утверждали: «красноармеец, командир не сдаются в плен. Последний патрон, последняя пуля принадлежит им». А что получилось на деле. То, что обычно бывает на войне. Война без пленных не бывает. Скажите честно, кто из нас попал в плен по своей воле? Да никто. А вопросы будут: «почему оказался в плену? Почему остался жив? Почему не застрелился? Работал ли ты на врага? Служил ли ты в его войсках?» Да, друзья мои, будут вопросы, тяжелые, беспощадные, справедливые и несправедливые. Вот такие-то дела... Никого не пощадила эта проклятая война. Возмож­но, даже тех, кто будет задавать нам эти вопросы... Он замолчал, опустив голову. Видимо устал. Устал не физически, а душевно.

Но почему такая несправедливость к плен­ным в нашей стране? Не к единицам, десяткам, а к миллионам? Даже сын Сталина Яков Джугашвили попал в плен! А как и генералы и комиссары оказа­лись в плену? Жить всем хочется, жизнь слаще всего. Самые несчастные отвергнутые люди — это русские пленные. Это оттого, что «товарищ» Сталин сказал: «У меня пленных нет». Все пользуются помощью Красного Креста, кроме русских пленных. Бедные народы России, никто из народов мира так не обез­личен и не обездолен, как мы, — заключил он свой диалог.

Будет и так: если, допустим, человек попал в плен, оказался в концлагере, где гибнут люди, как мухи, и, чтобы выжить и потом бежать, он пошел служить в РОА или в один из легионов, то с ним будут говорить так: «Ты, сволочь, служил немцам и с оружием выступил против СССР. И когда НКВД-ист посмотрит на тебя колючими глазами и начнет допрашивать, мурашки побегут по спине. Тогда проклянешь свое рождение на свет и поймешь, что с

Все это правда и требует размышления, — сказал следующий оратор. — Но хочу заметить, что разразилась невиданная доселе в истории человече­ства грандиозная война, охватившая весь мир. Мил­лионы людей попали в плен. Мы сами были среди них и видели и позор, и издевательства, и стыд за свое положение, и униженность и голод, когда люди поедали друг друга. Жизнь сладка. Любому герою, любому патриоту не легко идти на смерть. А рядо­вым смертным, абсолютному большинству плен­ных, тем более. Мы были в их числе, решили спасти свою жизнь, чтобы любой ценой вернуться к своим, на Родину. А для этого нам пришлось пройти не очень почетный и быть может не самый лучший путь. Да, чтобы вырваться из когтей неминуемой смерти, мы были вынуждены исполнять их приказы, работать на них. Никто из нас ни на службу, ни на работу добровольно не ходил. Выходя из концлаге­рей, никто из нас не мог знать в какую ситуацию он попадет. Разве человек, истощенный голодом, спо­собен рассуждать? Там, в лагере, я столько раз думал о семье и, странное дело, забыл как звали мать. Родную мать, понимаете, и не мог вспомнить несколько дней. Говорю это к тому, что сперва нас превратили в животных, у которых в голове, кроме мечты о пище, никакой мысли не остается, чтобы потом гнать нас, куда угодно и делать с нами, что угодно. Лишь тот не мог пойти в услужение немцам, кто понимал, куда его толкают. И мы бы не пошли, , если бы знали...

Я слышал, что в плен к немцам попало около трех миллионов советских военнослужащих. Конеч­но, большинство из них погибло. Да, погибло очень много, ведь все это мы видели своими глазами. И остались в живых, очевидно, только те, кто пошел в РОА, или в легионы, как мы. И хочу понять, кто из нас остался в выигрыше: те, что умерли, не выходя из лагеря, или те, кто невольно навел на себя тень изменника и отсидит в Соловках или в Сибирской тайге двадцать пять лет, испытывая презрение лю­дей, оскорбления конвойных. Где лютый холод, не посильный труд и постоянный голод. И кто выжи­вет такой срок и вернется к своей семье? И какой семье нужен будет калека по существу?

— О чем тут говорить, когда все яснее ясного. Если у того Сталина, которого мы хорошо знали, усы по-прежнему на месте, — сказал один крепыш показывая на свои черные усы, — то ни о чем не стоит беспокоиться. Он мужик совсем не глупый и сделает все возможное и невозможное, чтобы зама­нить к себе не признанных им же военнопленных. А дальше все просто. Всемогущий диктатор, «мудрей­ший из мудрых, отец всех народов» отправит нас по выбору: кого в Сибирь, кого на тот свет. Это уже его воля. Что такое ему одиночки, если он сумел расправиться с целыми народами? Вам же все это хорошо знакомо...

Я считаю, что все неверные поступки пленных — заслуга Сталина: он еще в начале войны заявил, что у него нет пленных, и те, о которых говорит весь мир, не его люди. В итоге общество Красный Крест, не оказывало им помощи и они гибли. Гибли от холо­да, гибли в газовых камерах, в крематориях. Сталин знал об этом, но молчал. Молчал, чтобы дать воз­можность уничтожить советских людей. По существу он действовал заодно с Гитлером. Пусть не осознанно, но это так! Вот вся правда о плене и пленных.

Мы выжили. Мы должны быть благодарны судь­бе и Аллаху, что живем до сих пор. Мы должны жить и дальше, а для этого надо бороться. О нашем возвращении на родину сейчас и речи быть не мо­жет. По крайней мере пока жив диктатор. Если он сумел расправится с нашими народами, то с нами расправится и подавно. Все решится быстро. Куда же нам деться, спросите вы. Мир не так тесен, как полагает диктатор. Найдется и для нас место. Мы скитались везде, жизнь научила нас многому и мы найдем в себе мужество жить и трудиться и на чужбине. Мы должны быть бдительны, чтобы знать, кто нам желает блага, а кто нет. Только борьба и труд позволят жить нам свободно. Развязка нашей судьбы не за горами. Скоро мы узнаем, что англи­чане скрывают от нас. Да будет милостлив к нам всегомущий Аллах.

Получив согласие, он начал неокрепшим еще тоненьким мальчишечьим голосом:

— Если все это, что вы сказали давеча, правда, то, как я понял, для нас жизнь закончена. Никто из вас не сказал, что есть выход из этого положения. И
не указал на него. Вы меня извините, но я хочу спросить. К кому бы я не обращался с этим воп­росом, получал разные ответы. Может я их не пони­маю... не знаю. А спросить хочу вот о чем: говорят, что карачаевцев, балкарцев, чеченцев, ингушей высе­лили из Кавказа. Всех. Всех под корень. Как это так?
Я не верю. Почему? Да потому, что не могли ведь выслать целые народы. Я допускаю наказание ви­новных. Это законно, хотя у вины тоже есть причинные корни. Но чтобы наказывали безвинных, этого я не могу представить себе. Это пахнет ложью.

Его перебил один из взрослых:

— Ты, очевидно, слышал слова усатого: «Сын за отца не отвечает». Но, дорогой мой братишка, дик­татор поступает так, как он считает нужным. Его законы в его карманах. Давай продолжай, мы тебя слушаем.

Четверо моих старших братьев, отец и я, т.е. шестеро из одной семьи, добровольно пошли на фронт, чтобы защитить Родину от фашистов. Дра­лись, не щадя жизни. Я еще не был призван, когда нам принесли похоронки на отца и моего старшего брата. Как я сказал, из нашей семьи шестеро (а всего нас было восемь человек) воевали против фашистов. Дома оставались только старая мать и моя младшая сестренка. И я никак не верю, чтобы их выселили. Как это могло быть? С какой совестью могли они выслать женщину, которая послала на фронт своего мужа и сыновей? Как можно верить в такое? Где же тогда

Дорогой наш брат, — обратился к нему один из сидевших рядом, — мы глубоко опечалены твоим сообщением. Ты ищешь правды и справедливости, возмущаешься вполне законно. Но эти гуманные и справедливые понятия мало кто соблюдал. Всюду господствовали насилие и ложь.

Перед началом войны коммунисты и фашисты были друзьями, обнимались и целовались. Ездили друг к другу в гости, фотографировались вместе. А что в итоге? Началась взаимная резня и чем кон­чилось мы сами увидели воочию. Коммунисты об­виняли фашистов, а фашисты — коммунистов. И каждый из них считал себя правым. Но в наше время прав тот, кто сильнее. Всегда было так. В одной из своих басен Крылов сказал: «У сильного всегда бессильный виноват». Ты еще молод, чтобы понять все перипетии жизни. Никто в мире не одоб­рит действия тирана Сталина, выгнавшего из род­ного дома и выславшего твою мать и сестренку, когда ты, твой отец, твои братья бросались в атаку с его именем на устах, проливали кровь и отдавали жизнь. Но кому сейчас пожалуешься. Ты сам как пленный — вне советского закона. А народы России не заступятся за твою мать и сестренку, за тысячи таких же, как они, потому что они сами бесправны. Правды не было никогда. После свержения царя, всех или почти всех, кто служил ему, уничтожили. А кого уничтожил Сталин в двадцать девятом-тридцатом году как кулаков и в тридцать седьмом-восьмом годах как троцкистов и врагов народа? Роди­телей и близких тех беженцев из Карачая, которых ты перестал уважать! Зная, что после войны начнут­ся новые репрессии, они бежали, чтобы сохранить хотя бы себя. Всякое действие вызывает противо­действие. Так что зря ты обижаешься на них, мягко говоря. Причина выселения кроется совсем в дру­гом. Ты обрати внимание кого выселяли: карачаев­цев, балкарцев, чеченцев, ингушей. Эти народы за­нимали самые красивые курортно-туристические ме­ста Северного Кавказа. Теперь подумай, с кем граничили территории этих народов. С Грузией. Берия и Сталин вместе с ним вынашивали далеко идущие планы: расширить границы этой республики и вывести их на Северный Кавказ. Вот истинная причина трагедии наших народов, а не кучка людей бежавших с Кавказа. Думаю, что теперь ты изме­нишь свое отношение к подавляющему большинст­ву этих людей, исключая, конечно, тех, кто верой и правдой служил Гитлеру.

Раз уж начал, то расскажу тебе вот еще о чем: массовое изгнание людей с обжитых родных мест происходило у нас в стране и при царизме. Так, в середине XIX века было изгнало с Северного Кавказа полтора миллиона человек. К концу века столько же. Разница была только в том, что не было случая, чтобы были выселены целые народы. Белая Россия до этого не додумалась, а вот красная коммунистическая Россия смогла. И это было сделано спустя десять месяцев после изгнания немцев с Северного Кавказа, когда немцев гнали отовсюду и советские войска вышли к Днепру и стало ясно, что война Германией уже проиграна. Это о чем-то говорит?

Другой пример. Ты тогда был ребенком и не можешь помнить, но возможно слышал, когда под­рос, о событиях 1935 года. А я их видел собственными глазами, будучи взрослым. Так вот тогда никакой войны ни с кем не было. Не было и угрозы ни с какой стороны. Тогда шла кампания по выселению так называемых «кулаков — кровопийц». Высе­ляли всех, кто имел пару быков, корову, лошадь и десяток овец. Всю семью — детей, женщин, стари­ков. В голодные степи Узбекистана и в болота Кал­мыкии. Мало кто выживал из этих несчастных.

Все это имеет известное название — геноцид — уничтожение отдельных групп населения или целых пародов по национальному или религиозному признакам. Это самая настоящая фашистская идеология. У нас в стране она применялась по отношению одних слоев населения или целых народов, чтобы напугать остальных и держать в рабском повинове­нии...

Короче говоря, дело здесь в самой системе и диктаторстве. Пример твоей семьи свидетельство тому, что при такой системе и при диктаторском правлении народом ничего святого не может быть. Узурпатору было наплевать, что все шестеро муж­чин вашей семьи проливают кровь на фронтах. Ему надо было и он без зазрения совести изгнал твою мать и сестренку и десятки тысяч таких же семей.

Растоптана их честь и отнята родина. И помни, дорогой мой братец, из всех существующих не­счастий на земле самым тяжким является потеря Родины...