Воронцов В. Б. В75 Судьба китайского Бонапарта



бет30/32
Дата13.07.2016
өлшемі3.26 Mb.
#196275
түріКнига
1   ...   24   25   26   27   28   29   30   31   32
Alfl^ frCAlj - 7**-^-*- MiJferA ЩАМуЛЬ* * vbf.bby u 0*^"

20 Владилен Воронцов

друзей Н. Елизарова, на тех, кто помогал ему, находивше­муся вдали от родных, найти свое место в незнакомом для него обществе, рекомендовал его в партию. Сколь­ко честных людей, искренне преданных великой идее, по­гибло из-за грязных наветов, лживых доносов и об­винений!

«Бюро Орджоникидзевского райкома ВКП(б),— гово­рилось на страницах газеты «Уральский рабочий» 15 ян­варя 1937 г.,— вскрыло в работе редакции «За тяжелое машиностроение» ряд крупных политических ошибок, притупление политической бдительности и отсутствие самокритики». «...В коллективе редакции «За тяжелое ма­шиностроение» не было должной самокритики и больше­вистской бдительности. Газета не раз допускала враж­дебные и мелкобуржуазные выступления. Райком поста­новил освободить временно исполняющего обязанности ответственного редактора Елизарова и укрепить состав редакции проверенными партийными кадрами». Было признано, что ошибки, допущенные газетой,— результат недостаточного руководства газетой со стороны РК ВКП(б). Секретарь райкома, давший рекомендацию в партию Н. Елизарову, попал в ряды «врагов», а парткон­ференция, проходившая 7—11 февраля 1937 г., закончи­лась для него печально — он стал очередной жертвой пре­следований. Казалось, что участь сына Чан Кайши пред­решена. Но он, как депутат райсовета, еще некоторое время получает поддержку в горсовете Свердловска. С марта 1937 г. Н. В. Елизаров числится зам. зав. оргот­делом горсовета, с этого поста он и был взят под стражу органами НКВД.

В эти тяжелые дни, возможно, и запали в душу моло­дого Елизарова семена ненависти к коммунизму как к идеологии, что вряд ли может оправдать его перед па­мятью тех, кто проявлял о нем трогательную заботу и, воз­можно, из-за этого пострадал.

Весной 1978 г. автор, будучи в командировке в Сан-Франциско, включил один из каналов американского те­левидения. С экрана блистал «президент» Цзян Цзинго. «Уж я-то знаю, что такое коммунизм!» — воскликнул он. С неприкрытой ненавистью говорил он о противополож­ной социальной системе. Он, как политик, видел в культе личности не трагедию великих народов как в Советском Союзе, так и в КНР, а их вину за приверженность идеоло­гическим принципам, которым сам поклонялся в моло­дости.

Гоминьдановский посол в Москве (1936—1938 гг.) Цзян Динфу частенько вспоминал, как выполнял поруче­ние генералиссимуса о возвращении его сына. Посол обыч­но начинал свой рассказ с того момента, когда в Москву на его имя пришла телеграмма от генералиссимуса: «Пожа­луйста, найдите моего сына и возвратите его». Он тотчас же обратился к советским властям, и через несколько дней Цзян Цзинго был найден. Поэтому сыну Чан Кайши и удалось скорее всего избежать тюремного заключения. Его пригласили в посольство и сообщили о просьбе отца. «У меня трудности,— ответил Цзян,— я женился на рус­ской девушке, и женился по любви». Посол попросил Цзяна привести его жену. Появившаяся вскоре гостья по­казалась дипломату провинциалкой. «Я сказал Цзяну,— вспоминал посол,— что он должен в любом случае возвра­титься в Китай и взять с собой жену». Цзян поспешил дать согласие. Возвратившись в Китай через несколько лет, Цзян Динфу, встретив невестку Чан Кайши, был пора­жен: перед ним предстала грациозная леди, далеко не по­хожая на провинциалку.

Чан Кайши опасался, что сын, которого он не видел 12 лет, пробыв длительное время в чужой стране, уже не сможет воспринимать китайскую мораль, философию, на­циональный дух. Отец явно хотел видеть в своем наслед­нике ярого националиста и немало делал для этого. Чан Кайши потребовал от Цзян Цзинго тщательного изучения писем Цзэн Гофаня, для которого главным было чжуси-анское конфуцианство1. Нет, Цзян Цзинго не забыл за­поведи, которые веками чтили его предки. Этико-полити-ческое учение Конфуция всегда цементировало семейные устои, регулировало отношения между людьми. Пусть сын еще раз откроет классическую книгу «Ли-цзы» и внемлет наставлениям предков: «Отец должен быть ласков, а сын — покорным; муж должен быть верен, а жена по­слушна; старший должен быть снисходителен, а млад­ший — послушен, государь должен быть человеколюбив, а чиновник — предан».

В любом семейном храме Цзян Цзинго мог прочесть табличку о том, что следует почитать «небо, землю, госу­даря, родителя, учителя».

20*

Период адаптации вскоре закончился, и Чан Кайши стал постепенно натаскивать своего отпрыска, чтобы он не только пользовался завоеванными отцом привилеги­ями, но и умел отстаивать их.



Что за фигура сын Чан Кайши? Доктор Цзян Динфу, отвечая на этот вопрос, говорил, что он считает сына Чан Кайши «не глупым человеком», а скорее «жертвой обсто­ятельств». «Мне кажется,— заявил в разговоре с Цзян Цзинго доктор Цзян Динфу,— что ты окружен посредст­венностями, а должен быть в обществе хороших людей». На это Цзян Цзинго ответил: «Вы действительно полага­ете, что хорошие люди будут сотрудничать со мной?.. Ни­кто из даровитых людей не хочет быть со мной...»1. Чан-кайшистская элита, видимо, с трудом привыкала к мысли, что «бывший коммунист» может стать «кронпринцем» в Гоминьдане. Но находившийся в расцвете сил — ему еще не было сорока — Цзян Цзинго испытывал жажду дея­тельности. До 1945 г. он возглавлял административные органы провинции Цзянси, в 1945—1947 гг. — отдел ино­странных связей военно-политической администрации Се­веро-Восточного Китая, руководил молодежным движе­нием.

Поручения отца в 1945 г. связаны были и с маневрами Гоминьдана по отношению к командованию советских войск, находившихся в Маньчжурии после разгрома япон­ских оккупантов. Цзян Цзинго едет в Чанчунь, где вместе с высокопоставленными деятелями Гоминьдана отстаи­вает интересы Чан Кайши. Сюда же приезжает Сун Мэй­лин. Мачеха Цзян Цзинго выступает на собраниях, раз­дает гоминьдановские ордена советским офицерам. По всему городу с приездом первой леди и сына генералисси­муса развешиваются гоминьдановцами плакаты: «Да здравствует величайший председатель Чан Кайши!»

Цзян Цзинго не раз появлялся перед советской ауди­торией; участник событий тех лет В. Я. Сидихменов в бе­седе с автором вспоминал, что с ними разговаривал моло­дой, энергичный политический деятель, продемонстриро­вавший незаурядное знание русского языка. Он говорил о дружбе между народами СССР и Китая. «Вас 200 мил­лионов,— заявил оратор,— а нас — 600, вместе мы сос­тавляем силу в 800 миллионов, и это огромная сила». А в это время в Маньчжурии участились террористические

акты против советских офицеров, китайских коммунистов. Пока Цзян Цзинго произносил медоточивые речи, най­миты отца совершали свои убийства из-за угла.

19 августа 1948 г., в разгар гражданской войны, раз­рухи и невероятной инфляции, объявляется валютная ре­форма. Цзян Цзинго назначается верховным администра­тором проведения реформы. Наводить порядок решено было с Шанхая. Сын рьяно принялся за дело, и с его одоб­рения тех, кто сопротивл'ялся нововведениям, подвергали наказанию прямо на улицах. Он арестовал несколько сот человек. Чрезвычайный трибунал выносил с его благосло­вения смертные приговоры зарвавшимся спекулянтам. Цзян получил поддержку мэра Шанхая, но его руки свя­зала подпольная мафия, члены тайного общества ганг­стеров «Зеленые».

В один из сентябрьских вечеров 1948 г. в доме мадам Чан раздался телефонный звонок. Хозяйка услышала тре­вожный голос сестры Сун Айлин. Племянник мадам Дэвид Кун — в опасности. Агенты Цзян Цзинго в Шанхае обна­ружили склад запрещенного товара. Оказалось, что товар принадлежит «Янцзы девелопмент корпорейшн», контро­лируемый банкиром Куном. Цзян Цзинго решил аресто­вать сына банкира Куна — Дэвида. Мадам пришлось срочно лететь в Шанхай, чтобы как-то нейтрализовать зарвавшегося пасынка. Сам Кун выехал в США, избежав скандала. Главный штаб «Янцзы девелопмент корпо­рейшн» перевели во Флориду.

1 ноября миссия Цзян Цзинго закончилась. «После 70 дней своей работы,— Цзян начал привыкать к социаль­ной демагогии,— я почувствовал, что не смог исполнить долг, который должен был исполнить... Я искренне желаю гражданам Шанхая использовать свои собственные силы для того, чтобы предотвратить контроль над Шанхаем со стороны нечистоплотных деляг, бюрократов, политиков и вымогателей». Сын диктатора лицемерил: благополучие его семьи, гоминьдановской плутократии было тесно свя­зано с дельцами подпольного мира. Вирус разложения в китайском обществе распространился и по вертикали, и по горизонтали. Нарыв назревал уже не по месяцам, а по дням.

Доктор Цзян Динфу однажды достаточно откровенно посоветовал Чан Кайши подобрать для Цзян Цзинго более почетное место, нежели должность полицейского босса. «А что он может?»— спросил Чан у своего бывшего посла в СССР. Отец недооценил своего сына...

Безопасность за спиной США

Судьба семьи Чан Кайши оказалась в тесной зависимости от международно-политических событий на Дальнем Вос­токе, послевоенных планов Вашингтона. Генералиссимус знал, какое важное значение придают в США Тайваню. Госдепартамент еще в 1945 г. откровенно признал страте­гическую необходимость американского контроля над островом. За исключением Сингапура, как полагали аме­риканские политологи, на Дальнем Востоке нет ни одного пункта, который заменил бы такую важную «контрольную позицию», как Тайвань.

В первый год после образования КНР стратегические приоритеты Вашингтона начали несколько смещаться. С тревогой слушал Чан Кайши сообщение о выступлении в Национальном пресс-клубе 12 января 1950 г. государст­венного секретаря США Д. Ачесона. Внешнеполитическое ведомство США пошло, как казалось гоминьдановцам, на небывалое предательство! Оно исключило Тайвань из «пе­риметра обороны» США.

В окружении Чан Кайши росли панические настрое­ния. Наиболее предприимчивые дельцы пытались сохра­нить свои приобретенные силой и мошенничеством богат­ства — золото переправлялось в наиболее надежные ме­ста, только в мае 1950 г. соратники Чан Кайши перевели в Гонконг до 50 млн гонконгских долларов. Из Тайбэя усилился поток беженцев, особой популярностью у них пользовалась Бразилия.

Начало войны в Корее вдохновило Чан Кайши. Гене­ралиссимус располагал информацией о намерении КНР направить в Корею добровольцев; его не покидали надеж­ды на переход американских войск через 38-ю параллель, что должно было — он верил в это — привести к непосред­ственному американо-китайскому столкновению. Теле­грамма тайваньского посольства из Вашингтона обнаде­живала. «Если это произойдет,— отмечалось в ней,— тог­да наши позиции укрепятся в значительной степени».

Чан Кайши направил основные усилия на обработку общественного мнения в США. Сторонники Тайбэя начали активный поиск наиболее эффективных путей для дей­ствий лобби в пользу генералиссимуса. «Республиканцы в сенатской комиссии по иностранным делам,— доклады­вали Чан Кайши его агенты из США,— обнародовали заявление, подвергающее резкой критике послевоенную дальневосточную политику США... Если корейская война

не закончится за эту предвыборную кампанию, эта проб­лема будет центральной для республиканцев. Наше пра­вительство должно полностью оградить себя от внутри­политических проблем США. Но демократическая партия не сможет избежать безосновательных нападок на наше правительство и нашего президента. Наши нейтральные американские друзья советуют нам быть готовыми к отра­жению такого рода безосновательных нападок путем ис­пользования действительных фактов, чтобы избежать не­допонимания со стороны американской общественности. Если мы будем довольствоваться лишь тем, что делают для нас республиканцы, то это не приведет к желаемым результатам... Мы должны использовать лиц, находящих­ся вне правительственной сферы. Этот метод будет более эффективным». В соответствии с подобными рекоменда­циями сторонники Чан Кайши вербовались среди амери­канских ученых, публицистов, общественных деятелей. Чан Кайши искал опору среди таких адептов американ­ского консерватизма, как генералы Макартур, Хэрли. Сре­ди тех, кто поддерживал противоположную линию гене­рала Стилуэлла, был генерал Маршалл. На Маршалла и обрушили свои удары гоминьдановские лоббисты, обви­нив его в «содействии» триумфу КПК. Генерал Веде­мейер, находясь под давлением консерваторов, все ближе склонялся на сторону Тайбэя.

Группа американских сенаторов выступила со следу­ющим заявлением: «Политика поддержки Китайской рес­публики (Тайбэя.— В. В) должна быть твердой и после­довательной политикой США. Президент Чан Кайши был и является выдающимся антикоммунистическим лидером в Азии. Наш враг в Азии и во всем мире должен быть иден­тифицирован с русским коммунизмом.

...Чан Кайши потерял Китай, поскольку он не получил достаточной моральной и материальной поддержки от США, а не по какой-либо иной причине»1. Правые респуб­ликанцы указали на безответственные нападки на Чан Кайши, якобы безосновательные обвинения его соратни­ков в коррупции, разложении, что, по мнению сторонников генералиссимуса, подрывало гоминьдановский режим. Чан Кайши ощущал за спиной могущественную поддержку.

Банкирские дома Среднего Запада и Калифорнии, устремлявшие взоры на Азию, с еще большей настойчи­

востью отстаивали лозунг «Азия прежде всего»; с резкой критикой европейской ориентации правительства высту­пили видные деятели республиканцев — сенатор Тафт, бывший президент Гувер, вокруг которых группировались и другие сенаторы-республиканцы — члены комиссии по иностранным делам конгресса: Александр Уайли (Вис­консин), Х.Александр Смитт (Нью-Джерси), Б. Хекен-лупер (Айова), Кэбот Лодж (Массачусетс). Несмотря на болезнь, в бой готов был броситься и сенатор Ванден-берг. По мнению этих сенаторов, «кровь американских парней лежала на совести президента и больше ни на ком другом». Кумиром мятежных сенаторов и стал гене­рал Макартур: они надеялись на генерала, ожидали от него большей смелости в проведении рискованного курса в дальневосточной политике.

Пропагандисты в США, и прежде всего сподвижники Генри Люса, пытались заставить американское обществен­ное мнение поверить в силы Чан Кайши, в его способно­сти не только «закрепиться» перед угрозой с материка, но и открыть второй фронт против КНР.

В 1950 г. население Тайваня составляло 8 млн человек. Среди американских военных специалистов не было едино­гласия по поводу количества штыков укрывшейся на Тай­ване армии Чан Кайши и ее потенциальных возможно­стей. Некоторые военные в Токио и Вашингтоне брали на себя смелость предполагать, что чанкайшистских войск наберется около 50 тыс. Но пропагандисты-профессио­налы со свойственной им беззастенчивостью изображали положение на Тайване в более привлекательном свете. «Американские военные,— утверждалось в одном из сооб­щений,— считают, что красное вторжение будет отраже­но совместными усилиями 7-го флота США и армии на­ционалистов в количестве 500 тыс. человек». Впоследствии эта цифра поднялась до 800 тыс. Сторонникам расшире­ния конфликта на Дальнем Востоке было, конечно, выгод­но раздувать миф о скрытых потенциальных возможно­стях армии Чан Кайши, о способности гоминьдановцев внести солидный вклад в дело общей «борьбы с силами коммунизма». Они яростно разоблачили беспомощность политических руководителей, приписывали им вину за неудачи в корейской войне, во многом объясняя эти не­удачи нежеланием использовать силы рвущегося в бой союзника.

29 июня 1950 г., два дня спустя после того, как Трумэн провозгласил «карантин» Тайваня, Чан Кайши объявил

о решении послать в Корею до 30 тыс. солдат. В специаль­ной памятке в Вашингтон тайваньский правитель писал о его 33 тыс. солдат, готовых выступить на стороне США в Корее, и о необходимости переправить в Тайбэй 20 са­молетов типа С-46 для транспортировки войск. На первых порах Объединенный комитет начальников штабов, каза­лось, готов был пойти навстречу чанкайшистам и даже ре­комендовал военному ведомству позволить гоминьданов-цам минировать прибрежные воды и не сдерживать их в стремлении атаковать войска КНР. Однако правительство США после зрелых размышлений в конце концов отвергло идею привлечения войск Чан Кайши к агрессивным ак­циям в Корее, и услужливость генералиссимуса на этот раз не встретила полного взаимопонимания в Вашингтоне: слишком большим оказался риск задуманного предпри­ятия.

Особые надежды связывались с именем Макартура. Неудача с осуществлением идей участия Тайваня в аме­риканской акции в Корее раздосадовала как Чан Кайши, так и кумира американских «ультра», они восприняли ее как удар по их собственному престижу. В Тайбэе с нетер­пением ожидали Макартура. Генерал еще перед началом корейской войны, во время беседы в Токио с высокопо­ставленными представителями Пентагона, много говорил о значении Тайваня для США. Он предложил даже орга­низовать свою поездку на Тайвань и «объяснить Чан Кайши причины, по которым было отклонено его пред­ложение направить войска в Корею». Гости соглашались с Макартуром. Но Белый дом? Там, по мнению генерала, стремились пересмотреть свою политику по отношению к тайваньской проблеме. Объединенный комитет началь­ников штабов предложил генералу направить на Тайвань своего офицера, а самому поехать позже, поскольку «государственный департамент, по мнению военных, был чрезвычайно обеспокоен политическими проблемами, воз­никшими в связи с нейтрализацией Тайваня». Теперь Макартур считал немыслимым откладывать поездку.

31 июля 1950 г. генерал, демонстрируя перед камерами репортеров самую утонченную галантность, приклады­вался к ручке мадам Чан. Затем, повернувшись к ее суп­ругу, стоявшему рядом, спросил: «Как поживаете, генера­лиссимус? — и, не успев получить ответ, добавил снисхо­дительно:—Прекрасно, что вы снизошли ко мне и встре­тили...» Вечером Чан Кайши и его супруга давали офи­циальный обед. Неспособность Чан Кайши поддерживать

беседу по-английски создавала немало осложнений для хозяина, но мадам мобилизовала весь запас находивших­ся в ее арсенале чар. Переговоры, казавшиеся Макартуру и Чан Кайши весьма важными, несколько утомили обе сто­роны, так как, рассчитанные на внешний эффект, были связаны больше с торжественным церемониалом, нежели с деловыми беседами. На следующий день, 1 августа 1950г., генерал, пообещав тайваньским правителям прислать но­вых военных советников и новое снаряжение, вылетел в Токио. Через семь дней заместитель начальника штаба Макартура генерал-майор Фокс вылетел на Тайвань с целью ознакомиться с военными нуждами гоминьдановцев. С ним туда же направилась группа инспектирования.

3 августа государственный секретарь попросил дипло­матического советника Себолта получить у вернувше­гося из Японии Макартура информацию о визите на Тайвань. Когда же Себолт передал просьбу Ачесона, Ма-картур сослался на усталость и попросил отложить беседу до следующего раза. Но и в следующий раз Се­болт вернулся ни с чем: генерал заявил ему, что перего­воры на Тайване носили лишь военный характер и у него нет никакого желания говорить о деталях. Себолт пытался напомнить о значении проблемы Тайваня для внешней политики США, но получил ответ: «Билл, я не знаю, о чем ты говоришь. Формозская политика уже опре­делена приказом Трумэна от 28 июня 7-му флоту США о предотвращении любой коммунистической атаки на остров или любого штурма материка со стороны Формозы».

И на этот раз генерал отделался отговоркой. Свое настоящее отношение к Чан Кайши Макартур объяснил в беседе с бывшим консулом США в Гонконге, назна­ченным послом на Тайвань, во время визита последнего в Токио еще в июле 1950 г. «Если он (Чан Кайши.— В. В.),— говорил генерал,— потерпел неудачу и удрал из-за того, что он антикоммунист, мы должны помогать ему. Государственный департамент, вместо того чтобы осложнять обстановку, должен помочь ему в его борьбе против коммунизма...» 1

Чан Кайши начал прославлять усилия Макартура, направленные на спасение престижа тайваньских лидеров. «Наш народ и вооруженные силы,— провозглашал в своем заявлении генералиссимус без армии,— глубоко почитают генерала Макартура за его твердое руководство в общей

борьбе против тоталитаризма в Азии». Чан Кайши объ­явил о создании основы «китайско-американского союза», называл генерала «товарищем по оружию».

План генерала Макартура, таивший в себе угрозу превращения локального военного конфликта в глобаль­ный, предусматривавший установление блокады китайско­го побережья, разрушение промышленного потенциала Китая воздушными бомбардировками, привлечение Чан Кайши к непосредственному участию в военных действиях в Корее, вызывал серьезные опасения в вашингтонских коридорах власти. Банкротство линии Макартура означа­ло крах сторонников наиболее авантюристической линии в китайской политике США.

Отставка в 1951 г. Макартура не сулила легкой жизни для семьи Чан Кайши. Идея замены Чан Кайши на более приемлемого для США лидера никогда не оставляла умы американских специалистов по делам тайной дипломатии. И теперь, в конце 1952 г., полити­ческий климат, казалось, вновь благоприятствовал осу­ществлению такого рода идеи. На этот раз американ­ские офицеры должны были тесно сотрудничать в деле устранения Чан Кайши. Тщательно отрабатывался ва­риант восстания, инспирирования волнений на острове. Армия готовилась вмешаться для установления контроля над событиями. При этом планировалось, что семья Чан Кайши, его ближайшие соратники будут помещены в убежище до того времени, пока не утихнут волне­ния. План предусматривал: разъяренная толпа нападет на убежище, где генералиссимус под присмотром поли­ции должен был ожидать евоей участи. После установле­ния порядка станет известно: семья Чан Кайши, его окружение истреблены восставшими. В обстановке траура и глубочайшей скорби сильная личность из среды тайвань­ских генералов возьмет в свои руки власть. Всего лишь за несколько недель до осуществления этого плана против тайваньского диктатора секретные служ­бы Чан Кайши ухватились за нити заговора и даже познакомились с некоторыми его деталями. Американский полковник, один из организаторов, еле унес ноги. Тай­бэй использовал сложившуюся ситуацию для активизации нападок на КНР, объявив о намерении Пекина сбро­сить Чан Кайши и овладеть островом. Основная вина была возложена на командующего армией генерала Сун Личжэна. Его заставили силой признать свою вину. Американские офицеры, имевшие возможность увидеть

опального генерала, пришли к выводу: Сун Личжэн стал объектом психологических и физических пыток'.

Версия коммунистического заговора против Чан Кайши вполне устраивала американских политиков, поднявшихся на волне маккартистской «охоты за ведьмами». Семья Чан Кайши, несмотря на неудачу «товарища по ору­жию» — Макартура, продолжала полагаться на содей­ствие и помощь Вашингтона. В 1954 г. родился Договор о взаимной обороне между Вашингтоном и Тайбэем. Гоминьдановцы получили от своего американского союз­ника гарантии безопасности, а США встали на путь открытой конфронтации с КНР. Чан Кайши старался опираться на своих друзей в США, многие из которых, как, например, конгрессмен Джадд, адмирал Рэдфорд и другие, рвались в бой; Тайвань представлялся им не ина­че как один из плацдармов «борьбы с коммунизмом». Однако уже в 50-е годы стало ясно, что практиче­ская значимость концепции силового давления на проти­воположную социально-политическую систему была зна­чительно подорвана. Чан Кайши понимал: США не пой­дут на развязывание мировой войны ради осуществле­ния сомнительных планов возвращения гоминьдановцев на материк, даже локальная война оказалась тесно связанной с риском ядерного конфликта, способ­ного уничтожить цивилизацию. Но стоило летом 1962 г. возникнуть очередной критической ситуации в районе Тайваньского пролива, как в Тайбэе не удержались и пригрозили вторжением на материк. Эти заявления не получили, однако, желаемой гоминьдановцами под­держки за океаном, и Чан Кайши оставил в конце концов идею высадки на материк.

Гоминьдановские власти с помощью американских друзей бросили все силы на обеспечение экономической безопасности острова. Для этого имелись необходимые предпосылки. Беглецы прибыли на Тайвань не на пустое место. Японцы за годы своего господства создали на остро­ве необходимую для осуществления военных операций в зоне Южных морей военно-промышленную инфра­структуру. Здесь развивалось производство традиционных товаров — чая, лесоматериалов, камфоры, цемента. Война подтолкнула развитие новых отраслей промышленности, расширилось производство стали, алюминия, каучука, нефтепродуктов, выросла добыча угля и т. д. Промыш­

1 Dorn F. Op. cit. Р. 125—127.



Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   24   25   26   27   28   29   30   31   32




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет