Годы пребывания Виктора Полосухина в военном училище – время его возмужания, время горячих надежд, время, насыщенное трудом и мечтами о будущем. Чтение книг, часы размышления о прочитанном. И записи строчек, сильно ударивших по сердцу, в заветный блокнотик. Вот некоторые из этих записей: «Ты болжен посвятить Отечеству свой век» (из Фонвизина);
«Святая Родина, святая,
Иначе как ее назвать,
Ту землю, милую, родную,
Где мы родились и росли
И с колыбели полюбили»
(Шевченко)
Блокнотик был общим с Дмитрием Толмачевым, и ниже слов Шевченко Виктор адресует другу такие слова: «Митька, вдумайся!» И призыв вдуматься в слова великого поэта находит в душе Дмитрия горячий отклик. Ниже он записывает: «Ведь она действительно святая для нас!» Эта игра-переписка продолжается, но здесь не найти налета легкомыслия. Думы о родной земле, о защите ее от многочисленных тогда врагов не покидаеют юношей ни на минуту. По сердцу Виктора слова Фирдоуси:
Все в жизни покроется пылью забвенья.
Лишь двое не знают ни смерти, ни тленья:
Лишь подвиг героя да речь мудреца
Проходят столетья, не зная конца.
Речью мудреца оказались для Виктора Полосухина страницы русского гения Льва Толстого. Великий писательраспахнул перед курсантом такие дали, такую глубину своей мысли, что захватывало дух, становилось страшно только от того, что – родятся же такие люди, как Лев Толстой, и живут среди нас. «Войну и мир» перчитывал десятки раз, не уставая, объяснял Дмитрию все величие эпопеи. Тот лишь соглашался со всем, но восторга не разделял.
Пройдет двадцать лет, дивизия полковника Полосухина встанет на Бородинской земле, а он, проводя рекогносцировку, будет искать глазами место ранения Багратиона и Андрея Болконского и подумает с сожалением, что не сумел побывать в дни мира на этом чудесном клочке родной земли. Для Полосухина Бородинское поле не было неведомой землей; и Шевардинский редут, и Багратионовы флеши, и знаменитая батарея Раевского виделись Полосухину, когда семнадцатилетним юношей он упивался страницами бессмертного романа «Война и мир».
Двадцатые годы… Растут, учатся будущие военачальники и полководцы Великой Отечественной. Но учатся и их будущие враги. Пауль Хауссер, который приведет на Бородинский рубеж свою дивизию «Рейх», внимательно вчитывается в страницы сумбурных речей итальянского «дуче» Муссолини. Ему по душе разглагольствования фюрера Италии о мировом господстве, факельные шествия чернорубашечников по городам Апеннинского послуострова.
Когда на политическом небосклоне Веймарской республики появляется Адольф Гитлер, Пауль Хауссер интуитивно чувствует, что это человек, о котором он мечтал, который сумеет навести порядок в Германии, который сделает немцев хозяевами всего мира. Пауль Хауссер, как и Виктор Полосухин, читал, и довольно внимательно, «Войну и мир». Но не восторг вызвали в его душе строки Толстого, а усмешку, усмешку человека, который считает себя куда более эрудированным и тонко чувствующим, чем этот широкоскулый славянин с бородой. Ненавистны были Паулю философские отступления русского классика. Этот славянский бред не было сил понять. Особенно возмущало Пауля описание Бородинского сражения. Он никак не мог смириться с тем, что европейский полководец Наполеон не смог разгромить войско мужиков, возглавляемое дряхлым, одноглазым и вечно сонным генералом Кутузовым. Он ставил себя на место Наполеона, и русские бежали аж за Урал.
Конечно, ни Пауль Хауссер, ни Виктор Полосухин не имели понятия друг о друге, не чувствовали, что рано или поздно не избежать им борьбы. Курсант Полосухин хорошо знал о фашистском движении в Германии, будущий организатор эсэсовских войск Хауссер великолепно знал, что большевистскую Россию необходимо уничтожить. Находясь по разные стороны баррикад, оба готовили себя к борьбе. Только вот цели у них были разные. Рабочий парень Полосухин видел счастливую жизнь своего народа, огражденную от врагов красноармейским штыком, Хауссер и себя, и немцев видел господами земли, перед которыми склонили головы все народы от Атлантики до Тихого Океана.
В тридцать восемь лет погибнет в бою Виктор Иванович Полосухин. Пять пуль пробьют его горячее сердце. Его холодное тело вынесут уже затемно 18 февраля 1942 года верные воины. Торжественно похоронят сибиряка в центре древнего русского города Можайска, который защищала его дивизия. Пройдут годы. Имя полковника Полосухина станет известным сотням тысяч людей, о нем напишут книги, в честь его назовут улицы, школы, дружины, отряды. На кузнецкой земле появится станция Полосухино. Из того самого городка Гжатска, за который дралась 32-я Краснознаменная, и недалеко от которого погиб ее комдив, из этого древнего Гжатска придет в мир первый космонавт Юрий Гагарин. И смерть Полосухина у стен старинного города приобретет новый смысл. Станет она символом бессмертия. Еще лучше поймут люди величие подвига воинов, когда услышат из космического пространства голос гжатского паренька, ради освобождения которого была пролита кровь великого множества людей, кровь славного комдива 32-й Виктора Ивановича Полосухина.
Пауль Хауссер выживет. Он будет командовать до последнего дня войны. Его выученики и после войны не оставят забот о реванше, будут вредить молодой Германской Демократической республике. Но их дело не сдвинется вперед, их имена не вспомнят добрым словом. Проклятие миллионов людей, вечный страх за собственную шкуру обрекут бывших эсэсовцев на прозябание. И даже новые их покровители, говорящие по-немецки с сильным заморским акцентом, не смогут избавить их от кошмарных сновидений и галлюцинаций. Всем своим звериным утром они будут чувствовать до последнего вздоха, что попали в такой тупик истории, из которого не выбираются, что они - мертвецы.
После окончания Томского военного училища Виктор Полосухин направляется в Белорусский военный округ. Пересекая страну с востока на запад, молодой комвзвода (ему только двадцать один год), не отрывает глаз от вагонного окна. Чувство гордости переполняет его от того, что Родина его так велика, так богата, что вся она устремлена вперед. Дымят заводы Урала, по Волге спешат вверх и вниз пароходы, многолюдна и оживленна Москва.
Когда Виктор представился командиру полка, тот спросил:
-
Комсомолец?
-
Коммунист с 1924 года, - с гордостью сказал Полосухин.
-
Это очень хорошо. Полагаю, на Вас – на коммуниста можно надеяться.
-
Так точно, - ответил юноша.
Уже вечером, лежа в постели, он вспоминал прошлый 1934 год. В училище все шло хорошо, наладилось материальное обеспечение курсантов, занятия стали проводиться в хорошо отапливаемых и оборудованных аудиториях. Сам он учился вдохновенно, много читал, участвовал чуть ли не во всех мероприятиях, проводимых комсомольцами училища и города Томска. Январский холодный день, когда томичи узнали о смерти Владимира Ильича Ленина, перевернул душу курсанта Полосухина. До этого дня он серьезно не задумывался над своим будущим. Стать красным командиром – было самым главным его желанием. Когда же курсанты выстроились на траурный митинг, и Виктор увидел почерневшие от горя лица друзей, он понял, что мало стать хорошим командиром, что надо стать настоящим коммунистом. Тогда только жизнь обретет настоящий смысл, тогда обретет человек могучие крылья, способные противостоять любому шторму.
Вступив в ряды большевистской партии в дни ленинского призыва, Виктор Полосухин в течение семнадцати лет, до дня своей гибели, оставался верным ее сыном, ревностно выполняя любое партийное поручение, работая над собой, учась и уча других. Виктор Иванович Полосухин не мыслил себя вне партии. Любил повторять слова Маяковского: «Партия и Ленин – близнецы-братья».
Два года прослужил Полосухин в 15-м Витебском стрелковом полку на должности командира взвода. Взысканий не имел. Домой, в Кузнецк, слал длинные письма, проникнутые любовью к родной Сибири. Называет он ее «милой, далекой, снежной», шлет ей поклон, как живому существу, как близкому человеку. А рядом с этой любовью уже живет горячее чувство привязанности к земле братской Белоруссии, ее добродушному и гордому народу.
Трудолюбие, чувство ответственности за порученное дело, исполнительность молодого комвзвода неоднократно отмечались командованием полка. Осенью 1926 года Полосухин направляется в город Ленинград на Военно-политические курсы имени Фридриха Энгельса. Учение было краткосрочным – всего 9 месяцев. Однако каждый день пребывания на курсах давал очень много. Ошеломлял своим величием Ленинград. «Это огромный музей под открытым небом,» - позднее говорил родным и друзьям Виктор Иванович. В короткие часы досуга он ходил по великолепным ленинградским проспектам и улицам, задумчиво глядел на купол Исаакиевского собора, подолгу простаивал у простого и величественного памятника Петру Первому. Но любовью его в Ленинграде, конечно, был Смольный. Каждое воскресенье бывал он около него, прошел путом, которым Владимир Ильич в ночь на седьмое ноября пробирался в штаб революции.
Уже находясь на службе в Приволжском военном округе, Виктор Иванович чувствовал под ногами землю города – колыбели социалистической революции. В Поволжье прослужил он долго. Находился и на командных, и на политических должностях. По прибытии с курсов был помощником командира роты по политической части, затем ответственным секретарем партбюро батальона, начальником штаба батальона, командиром учебного батальона.
С мая 1936 года служба В. И. Полосухина проходит на Дальнем Востоке. Он командует батальоном, затем исполняет обязанности начальника штаба полка. И вновь ученье, на этот раз – курсы «Выстрел».
По окончании учебы Полосухину присваивается звание полковника, он назначается командиром 314-го стрелкового полка Первой Отдельной Краснознаменной Дальневосточной армии, которым командует в течение двух лет - до июля 1940 года. Полк выдвигается на одно из первых мест в соединении по боевой и политической подготовке. Его командир неоднократно отмечается как умелый и знающий руководитель воинского коллектива. 20 июля 1940 года полковник В. И. Полосухин назначается командиром стрелковой бригады.
В стрелковой бригаде, а затем на посту командира 32-й Краснознаменной стрелковой дивизии, которую он прнял в апреле 1941 года, Виктор Иванович был верен одному своему стремлению, одной страсти – подготовить вверенное ему соединение к предстоящим боям. Полковник Полосухин был убежден: война с фашистской Германией неизбежна. Летом сорокового года, находясь в родном Новокузнецке в очередном отпуске, он много и долго говорил со своим младшим братом Антоном Ивановичем и Дмитрием Толмачевым о неизбежности войны.
-
Договор с фашистами – это отсрочка, выигрыш во времени, - вспоминает Антон Иванович слова старшего брата, - порохом все больше пахнет с запада. Наше дело – держать порох сухим. Что касается, Японии, то в Токио помнят уроки Хасана и Халхин-Гола и вряд ли осмелятся напасть на нас.
Ежедневно, с утра до вечера, комдив – в частях и подразделениях. Он – частый гость в обоих артиллерийских полках. На «пушкарей» Полосухин имел особую надежду. Для него не было секретом, что в предстоящей войне одну из главных ролей будут играть танки, и у стрелкового соединения при встрече с ними в бою самым верным средством явится артиллерия всех калибров, от противотанковых «сорокопяток» до мощных гаубиц. Полосухин был твердо уверен, что в предстоящих боях даже гаубичникам предстоит ставить свои орудия на прямую наводку. Так оно и случилось на Бородинском поле. И к чести артиллеристов 32-й дивизии и их комдива В. И. Полосухина, в октябре сорок первого года при Бородино огневые взводы, батареи и дивизионы 133-го легко-артиллерийского и 154-го гаубичного полков умело и грамотно уничтожали боевую технику и живую силу противника и с закрытых позиций, и на прямой наводке. Сказалась большая тренированность боевых расчетов, достигнутая в первые военные месяцы еще на Дальнем Востоке.
Уделяя большое внимание артиллерии, Виктор Иванович Полосухин ни на минуту не забывал, что пехота – подлинная «царица полей». Исходя из этого убеждения, полковник уделял большую часть своего рабочего времени стрелковым частям бригады, а затем вверенной ему дивизии.
Группенфюрер Пауль Хауссер тоже хорошо представлял себе роль танков в современной войне и, организуя эсэсовские войска, усердно занимался «обкаткой» будущих головорезов. Услоовия «обкатки» были жестокими. Теперь они общеизвестны. Молодому эсэсовцу давалось ограниченное время для самоокапывания (пятнадцать минут). Затем на него мчался танк. Не успел окопаться – пропадай… Групенфюрер Хауссер строго следил за успехами своих выучеников, поощрял тех, кто умел, не задумываясь, выполнять любое его приказание. Нисколько не жалел группенфюрер о тех молодых немцах, которые попадали под гусеницы своих же танков во время «обкатки». Жестокие, бесчеловечные цели преследовали фашисты, готовясь к войне. Цели эти могли осуществить только сверхжестокие люди. Как известно, люди не рожаются хищниками. Целью Хауссера было превращение обычных немецких парней в организованную и дисциплинированную банду. И он достиг своей цели в этом плане. Юноши были развращены и уничтожены как личности. Немалую роль в этом падении до уровня диких зверей сыграли и методы проведения тактических занятий с эсэсовцами. На этих учениях будущие головорезы дивизии «Рейх» приучались к запаху крови.
Всю жизнь отдал Виктор Иванович Полосухин делу защиты Родины. Ему никогда не приходили в голову мысли о мировом господстве, о превосходстве русской нации над другими. Он даже и понять не мог до последней минуты своей жизни, как могут люди стать на путь гитлеровских фашистов. Для его большого и трепетного человеческого сердца радостью было жить среди людей, помогать им, защищать их. «Жизнь – веселое дело, - часто повторял он, - тяжело бывает иногда, но люди снимают тяжесть с твоего сердца, если оно у тебя не черного цвета».
Улица Зеленая в городе Новокузнецке давно уже носит имя бородинского комдива. Она, как и встарь, тиха. А рядом огромный город Новокузнецк дышит полной грудью. Счастливы его полмиллиона граждан. Шумят Топольники, в которых мальчишкой Витя Полосухин играл в войну.
ПЕРЕД БОЯМИ
И через многие десятилетия южнее и севернее Бородинского поля и на нем самом, как память об октябрьских днях сорок первого года, зияют темными бойницами железобетонные доты. Рядом с ними – пообсыпавшиеся, еле заметные окопы. Эти окопы можно встретить у деревни Бородино и у одноименной железнодорожной станции, около Шевардинского редута и у основания кургана Раевского, на крутом правом берегу реки Колочи и вдоль речушки Воинки.
Теперь трудно отыскать эти окопы. Земля окрест Бородина обработана. Подчас даже ветеран, воевавший здесь в сорок первом, не сразу находит их. Но, приглядевшись повнимательнее, он замечает на вспаханном поле канавообразные углубления. Да, на Бородинской земле в изобилии остались шрамы, и вряд ли зарубцуются они в ближайшие десятилетия. Слишком глубоки они, раны сорок первого года.
Южный фланг Бородинских позиций, находившийся в районе деревни Ельня, привлекал пристальное внимание командования 40-го фашистского корпуса по той простой причине, что через Ельню проходило великолепное шоссе Минск – Москва. Если в 1812 году деревня Ельня и расположенное рядом с ней Еленское поле не стали ареной сражения, а лишь исходной позицией для 5-го наполеоновского корпуса, то в октябре сорок первого здесь развернулись ожесточенные бои. Прорвав оборону наших войск в районе деревни Ельня, немцы могли беспрепятственно (так им казалось) двинуть свои подвижные силы на Москву. Само Бородинское поле, расположенное севернее, в первые дни боев не могло стать объектом главного удара фашистов по ряду причин: во первых, бросить танки с западной окраины Бородинского поля на восток по линии Шевардино – Семеновское – Татариново было сложно из-за пересеченной лесистой местности. Крупным танковым силам здесь было невозможно развернуться в боевой порядок.
Во-вторых, Бородинское поле атаковать с запада было опасно. Оборонявшиеся имели возможность уничтожить противника на открытом пространстве между деревнями Фомкино и Семеновское, используя закрытые боевые позиции на Горицком кургане, находящемся восточнее деревни Бородино и покрытом Псаревским лесом. В этом лесу можно было расположить несколько артиллерийских дивизионов, способных поразить живую технику противника на всем восьмикилометровм пространстве в районе деревень Фомкино, Шевардино, Семеновское.
Понимало фашистское командование и невозможность с ходу прорваться в Можайск через деревню Бородино по Можайскому шоссе (бывшей Новой Смоленской дороге). Крутой правый берег Колочи был серьезной преградой для немецких танков в 1941 году, как и для наполеоновской кавалерии в 1812 году.
Только прорвав оборону наших войск в районе Ельни, враг выходил к деревне Утицы и железнодорожной станции Бородино, откуда мог ударить на северо-восток через Бородинское поле с выходом в районе деревни Татариново на Можайское шоссе. Перед воинами, оборонявшими район деревни Ельня, таким образом, стояла не одна только задача - не пропустить врага на восток по Минской автостраде - но и не дать ему возможность выйти на южные окраины Бородинского поля к Утицам и к станции Бородино. Обе эти задачи были почетны и ответственны.
Если командование 4-й танковой группы и 40-го моторизованного корпуса готовилось нанести свой главный удар вдоль Минской автострады в районе деревни Ельня и находящейся восточнее ее деревни Артемки, то и командующий советской 5-й армией генерал-лейтенант Д. Д. Лелюшенко вместе с командиром 32-й Краснознаменной стрелковой дивизии В. И. Полосухиным основное внимание уделяли этому же направлению. Кроме 2-го батальона 17-го стрелкового полка, оборонявшего непосредственно Ельню, 13 – 14 октября здесь были сосредоточены относительно крупные силы артиллерии. В районе Ельни находились и действовали два дивизиона 154-го гаубичного артиллерийского полка (24 ствола), один армейский гаубичный дивизион (12 стволов), один дивизион 76-миллиметровых орудий (18 стволов), полковая батарея 17-го стрелкового полка (6 стволов). Здесь же действовало 12 120-миллиметровых минометов и 32 80-миллиметровых. Таким образом, под Ельней а затем восточнее и северо-восточнее ее, у деревень Артемки и Утицы, было сосредоточено 60 стволов артиллерии калибром 76 миллиметров и выше. К 44 минометам в критические моменты сражения у Ельни, Артемок и Утиц присоединяли свой голос гвардейские минометы «катюши», дивизион которых одним залпом обрушивал на головы врагов 96 реактивных снарядов. Уже в ходе сражения в треугольнике Ельня – Утицы – Артемки командир дивизии В. И. Полосухин ввел в бой отдельный разведывательный батальон дивизии, 3-й батальон 322-го стрелкового полка, здесь же действовали частью своих сил 1-й и 3-й батальоны 17-го стрелкового полка, 14 – 15 октября с тяжелыми боями отошедшие к Утицам и Артемкам из района деревни Рогачево. Командующий 5-й армией генерал- майор Д. Д. Лелюшенко (а после его ранения генерал майор артиллерии Л. А. Говоров) направляли к Ельне и Артемкам все, что получали от фронта: маршевые роты, сводные батальоны, артиллерийские батареи и даже отдельные орудия. В разгар боев под Ельней и Артемками Д. Д. Лелюшенко направил сюда полнокровную 20-ю танковую бригаду полковника Антонова. О напряженности боев в треугольнике Ельня – Артемки – Утицы, то есть на южном фланге Бородинских позиций, говорит и тот факт, что здесь почти постоянно находился сам командарм Д. Д. Лелюшенко, получивший ранение 15 октября под Артемками.
Командование 40-го моторизованного корпуса, готовя главный удар вдоль Минской автострады, то есть через Ельню – Артемки, вспомогательные удары решило нанести севернее Ельни в районе деревни Рогачево. Рогачево оборонял 1-й батальон 17-го стрелкового полка. Артиллерийской поддержки, кроме собственных противотанковых орудий, батальон не имел. В случае прорыва протвника здесь, у Рогачево, фашисты имели возможность обойти с севера наши войска, оборонявшиеся у Ельни, и выйти на Минское шоссе восточнее Ельни, в районе деревни Артемки. Кроме того, захватив Рогачево, немцы имели бы возможность продвигаться на восток, к деревне Утицы, то есть на южную окраину Бородинского поля. Этому благоприятствовала лесистая местность между деревнями Рогачево и Утицы. Когда в ночь с 13 на 14 октября в районе Рогачево сложилась трагическая обстановка и 1-й батальон 17-го стрелкового полка вынужден был отходить на восток, сюда были направлены 3-й батальон 17-го стрелкового полка, а затем 3-й батальон 322-го полка.
Кроме Рогачева, 1-й батальон 17-го стрелкового полка оборонял деревню Фомкино, находящуюся северо-восточнее Рогачева на западной окраине Бородинского поля.
Северо-восточнее деревни Фомкино, по правому берегу реки Колочи, стоял в обороне приданный 32-й Краснознаменной стрелковой дивизии 230-й запасной полк двухбатальонного состава. Он находился там, где ранним уторм 26-го августа 1812 года находились 18-й и 19-й егерские сибирские полки.
Севернее оборонительных позиций 230-го полка защищать междуречье Колочи и Москвы-реки встал 113-й стрелковый полк дивизии полковника Полосухина.
ПОД ЕЛЬНЕЙ-МАЛОЙ
Слово «Ельня» для офицеров и солдат эсэсовской дивизии «Рейх» было хорошо знакомым и вызывало неприятные ассоциации. Август сорок первого года. В районе города Ельня советские войска неожиданно для врага переходят в наступление. За несколько дней боев полки дивизии «Рейх» теряют 1500 солдат и офицеров, 17 танков, 21 орудие, 28 минометов, 36 пулеметов, 4 склада, 80 автомашин и много другого военного имущества. Тогда, в августе, дивизия была выведена из боя на пополнение. И вот теперь, в октябре, снова Ельня, маленькая Ельня (В пламени и славе, Новосибирск, 1969, стр. 131).
В понедельник, 13 октября, перед заходом солнца, западнее деревни на Минской автостраде показались фашистские бронемашины и грузовики с солдатами. Это был передовой разведотряд.
То ли не знали немцы, что их с нетерпением здесь ждут, то ли хотели ошарашить наглостью, но это было так: два бронетранспортера впереди, за ними автобус и колонна в несколько автомашин с пехотинцами.
Командир 154-го гаубичного артиллерийского полка майор (ныне полковник в отставке) Василий Кузьмич Чевгус так рассказывает об этом бое на южном фланге Бородинского укрепленного района: «Первым по бронемашине открыло огонь зенитное орудие 367-го противотанкового полка майора Маслакова. Вслед за ним начали стрельбу противотанкисты 2-го батальона 17-го стрелкового полка. И тут же начали рваться среди немецких машин снаряды 1-го дивизиона моего 154-го ГАПа. Дивизионом командовал отличный боевой офицер Г. К. Аксенов.
Как начался, так внезапно и окончился короткий бой. На Минской автостраде, западнее речки Еленки, остались два подбитых немецких бронетранспортера и автобус. Остальные машины успели развернуться и скрыться в лесу западнее деревни Ельня» (архив автора).
Майор В. К. Чевгус, бывший участником этого боя, предупредил капитана Аксенова и возможности новых попыток противника уже в ночь с 13-го на 14-е октября прорвать оборону 2-го стрелкового батальона здесь, у Ельни.
Предупреждение было как нельзя более своевременным. Едва стемнело, противник начал методический артиллерийский обстрел района обороны 2-го батальона капитана П. И. Романова и огневых позиций артиллеристов.
Тревожной была эта ночь. Севернее Ельни, в Рогачевском лесу, раздавались автоматные очереди. Это проникшие в районе деревни Рогачево через боевые порядки 1-го стрелкового батальона 17-го полка фашистские автоматчики своей беспорядочной стрельбой пытались посеять панику среди среди бойцов, оборонявших Бородинские позиции.
От артиллерийского и минометного огня врага появились первые жертвы. В 1-м гаубичном дивизионе капитана Аксенова погиб командир подразделения 3-й батареи сержант Миндаор Хатутдинович Хазеев. Осколком разорвавшегося снаряда ему пробило грудь. Связисты и разведчики батареи вырыли могилу и похоронили сержанта.
Несмотря на тревожную, бессонную ночь, стрелки батальона капитана Романова и артиллеристы утро 14 октября встретили, имея одно желание, одну цель – истребить, испепелить как можно большее количество живой силы и боевой техники врага. В. К. Чевгус вспоминает, что артиллеристы капитана Аксенова были готовы встретить врага огнем как с закрытых позиций, так к стрельбе прямой наводкой.
Достарыңызбен бөлісу: |