Тема 6. «Новый мировой порядок» и социокультурные перспективы развития человечества

Во втором докладе Римскому клубу – «Человечество на перепутье» (1974), который как мы помним, был подготовлен М.Месаровичем и Э.Пестелем, было четко указано на стоящую перед мировым сообществом «драматическую альтернативу». Суть её в том, что человечество должно либо «создавать действительно глобальное общество, основанное на солидарности и справедливости, разнообразии и единстве, взаимозависимости и опоре на собственные силы», либо «всем оказаться (в лучшем случае) перед лицом распада всей человеческой системы, который будет сопровождаться сначала региональными, а потом и глобальными катастрофами»¹. С тех пор минуло немало времени, но сформулированная альтернатива остается вполне актуальной. Ведь глобализация, если доверять мнению немецко-британского социолога Р.Дарендорфа, формирует «мир без опоры», т.е. разрушает прежние институты и нормы, мало чего конструктивного предлагая взамен².

Тем не менее, для истолкования позитивного направления этой альтернативы ранее использовался термин «мировой» или «международный» порядок, который в советской литературе ассоциировался с: особой категорией норм, кодексом рекомендованных норм; многоуровневой системой норм отношений; системой международных отношений; действительным или возможным состоянием системы международных отношений; международными событиями и их оценками; целями и средствами их достижения; международными условиями³. В западной глобалистике он трактовался как международный социально-экономический, производственно-технический, научный, продовольственный, внешнеторговый, валютно-финансовый и экологический порядок, кристаллизующийся в ходе противоречивого взаимодействия капиталистической и социалистической систем. Главные цели «нового мира» преимущественно состояли в достижении «достойной жизни и благосостояния для всех граждан мира», а исходные принципы их реализации – это справедливость, свобода, демократия и участие, солидарность, многообразие культур, чистота окружающей среды¹.

Завершение «холодной войны» и переход от биполярности – к униполярности, поставили перед глобалистикой ряд новых вопросов, среди которых главным является вопрос о новой глобальной архитектуре отношений. Разумеется, задаваемых США и Западом как победителями, причем за право форматировать мир в его западноцентрической иерархической версии² и давать ему направление движения. Так в оборот вошло понятие «стратегического мирового порядка», сконструированного американской реалистической политологией³. Войны проведенные США и их стратегическими союзниками в Югославии, Афганистане и особенно в Ираке⁴, казалось бы, должны были упрочить как сам порядок, так и главенствующее положение «одинокой сверхдержавы». Но история, говорил в своё время А.Дж.Тойнби, знала несколько попыток объединения мира при помощи силы (Александр Великий, римские императоры, Чингиз Хан, Наполеон, Гитлер), и тем не менее, все они заканчивались самоуничтожением самого субъекта-объединителя⁵. Достаточно симптоматично, что влиятельный американский политолог, главный редактор еженедельника Newsweek Ф.Закария начинает свою последнюю книгу «Постамериканский мир» словами: «Всякий золотой век заканчивается»⁶. Но сколько он ещё продлится, не берутся с надлежащей научной точностью сказать даже маститые эксперты⁷, тем более, в условиях стремительного подъема Китая, Индии, Бразилии и относительного оживления России. Тем более что сами американские интеллектуалы определились с критериями своей исключительности, среди которых: 1) вера в превосходство Америки, не разделяемая большинством землян; 2) мнимая компетентность в решении международных проблем; 3) разрыв связи между внутренней и внешней политикой¹.

В рамках такой трансформации для характеристики нынешнего положения дел в глобальной ойкумене, всё чаще прибегают к понятию как «новый мировой порядок». В зависимости от угла зрения, он может видеться экономическим, политическим, международно-правовым и культурно-информационным. При этом основной делается акцент на унифицированных и получивших оформление системе отношений, плюс тех правил и норм, которые поддерживают данные отношения в режиме устойчивости, эффективности и гарантии глобальной безопасности. Но эти позиции также предполагают субъектую сторону дела, т.е. представление о некоторой организации субъектов нынешнего этапа истории. Конечно, в этом контексте можно говорить о национальных государствах, наднациональных государственных объединениях, цивилизациях и некоторых иных формах существования человеческих сообществ², а также их вечном историческом спутнике – «глобальных воителях» (О.Тоффлер)³.

Реже, в аналитической литературе акцент делается на культурно-политических дихотомиях: «Запад» – «Восток»¹, «Север» – «Юг»², причем последняя пара анализируется не только в контексте становления глобальных проблем и «вызовов», но и в плане децентрирования и перестройки всей миросистемы. В частности, переходе исторической инициативы – за счет демографической революции, индустриализации и тотальной миграции – к Югу.

Конечно, каждая из этих точек зрения имеет право на жизнь, но для глобалистики важен системно-организационный взгляд на современное мироустроение. В данном ключе целесообразно рассматривать миросистему посредством моделей, проливающих свет на её структуру и функционирование. Так, нередко и аргументировано говорят о моделях однополюсного, двухполюсного и многополюсного мира. Как было отмечено выше, однополюсный мир шаток, но искушение быть новым Римом для США предельно соблазнительно. Но оно ложится на них непосильным бременем, ведь диффузия американской мощи не вечна, плюс её изощренный экономико-политико-культурный инструментарий не покрывает всего мира³. Напротив, история, похоже дает Америке и её союзникам отрезвляющий урок в виде возвышения Китая, воплощающего пусть и не полноценную (вначале региональную и трансрегиональную, теперь – глобальную), но всё же альтернативу капитализму, индивидуализму и либерализму, идее прав человека. Теперь можно сказать, что Гегель и все его эпигоны попросту ошибались, полагая, что Китай находится за пределами всемирной истории, следовательно в нем «всякая возможность изменений исключена»⁴. Похоже, что Красный Дракон проснулся и на своём пути он не видит серьезных соперников, если не считать таковыми русского Медведя, индийскую Корову, американского орлеца и т.д. Как утверждает трезво мыслящий американский эксперт К.Либерталь, современный Китай «неизбежно представляет собой главный вызов США и остальной международной системе»⁵. Именно этот фактор говорит в пользу возникающей реальности двухполюсного мира. Однако наибольшую поддержку в современной рефлексии мировых процессов получает многополюсный мир. Об этом свидетельствуют как мировые дискуссии⁶ вокруг концепции Ф.Фукуямы о «конце истории»¹, так, скажем, и сама реальность, предстающая в форме G20 или многообразия цивилизаций².

Вместе с тем, согласно конкретно-историческому подходу, нужны шаги в направлении прояснения содержания мирового порядка. Если мы становимся на экономическую точку зрения, то следует вспомнить, что послевоенный мир был глобально-стейтистским, т.е. основанным на перенесении во многие экономики мира кейнсианской теории регулирования хозяйственной жизни государственными (англ. state – государство) инструментами. Этот вариант квантификации мирового экономического порядка предполагал, как мы помним, создание надгосударственных органов экономического регулирования, таких как Международный валютный фонд или Мировой Банк, введение единого платежного средства.

1) СССР перестал существовать как геополитическая реальность;

2) прекратила своё существование ГДР;

3) прекратила своё существование СФРЮ;

4) Афганистан, после вывода с его территории советской армии, погрузился в хаос;

5) после двух войн в Ираке весь регион живет в режиме гражданских (этнических и религиозных) войн;

6) США активно поддерживают отторжение Японией российских Курильских островов;

7) территория «компетенции» НАТО заметно выросла, в т.ч., за счет государств с иной традицией и культурой¹.

Следовательно, можно говорить о новом, пятом этапе конституирования мирового порядка. Основными его чертами являются:

• 
  безоговорочное признание США сверхдержавой, на политические, экономические и культурные каноны которых сориентированы все остальные участники процесса «окончившейся истории»;
  
• 
  идея о том, что весь мир – зона стратегических интересов сверхдержавы, а значит, никакие национально-государственные границы не являются вечными, ресурсы(природные и людские) – принадлежащими только национальным государствам;
  
• 
  институциональное оформление (в виде «мирового полицейского» – НАТО) идеи глобальной безопасности и осуществление реалистической установки «принуждения к миру» всех неугодных Западу.
  

Если мы встанем на культурно-информационную точку зрения, то возникает необходимость принять не только тезис о техносфере как сложной среде воспроизводства человека в искусственной среде², но и как особом порядке бытия. Например, в последнее время техносфера трактуется в виде сложно-разветвленной структуры, в которую входят:

1) субъект технической деятельности (индивид, группы, человеческие сообщества);

2) деятельность по созданию и использованию предметов техномира, с присущей ей технологией;

3) предметные результаты деятельности (артефакты) как совокупная ценность;

4) систему отношений между субъектами, которая имеет тенденцию к расширению до масштабов социума и представляет собой новую организационную модель;

5) систему отношений между результатами деятельности, предстающих в качестве искусственной среды обитания людей, куда также входит (в снятом виде) естественный мир³.

Но эти пункты должны быть усилены двумя важнейшими модусами функционирования техносферы, а именно: способностью современной техники к организации общества (Х.Ортега-и-Гассет, Л.Мемфорд, Г.Кан, Ж.Эллюль); способностью современной техники выступать условием и формой коммуникации (М.Маклюэн, Ю.Хабермас, М.Кастельс)⁴. В таком контексте современный жизненный процесс можно представить как становящийся техносферный порядок, внутри которого человек распредмечивает и опредмечивает мир, формирует жизненные смыслы и ценности.

При рассмотрении интересующей нас проблемы нужно также обратить внимание на то, что к основным измерениям международного порядка относят: горизонтальное, вертикальное и функциональное⁵. Горизонтальное измерение это такое измерение, в котором осуществляется взаимодействие и организуются отношения между главными акторами международных отношений (как правило, это государства, хотя пример ЕС даёт основания считать надгосударственные образования таковыми). Вертикальное измерение сформировано и развивается благодаря сильным и могущественным акторам – с одной стороны, и слаборазвитым и зависимым, – с другой. В свою очередь, функциональное измерение характеризуется той ролью (ролями), которые играют акторы в стабилизации международной жизни. Имеются в виду такие области международных отношений как дипломатия и экономические обмены между ними, общая стратегия поведения на мировой арене и моральные ценности. Тем не менее, ХХ век был веком борьбы сверхидеологий – либерализма, коммунизма и фашизма, а ХХI начался с планетарного триумфа неолиберализма. Последнее обстоятельство позволяет усматривать в международных делах ярко выраженное идеологическое измерение. Оно же, по сути, лежит в основе большинства сегодняшних моделей глобального управления.
2. Проблемы глобального управления.

Переходя к рассмотрению проблемы глобального управления (global governance или geogovernance), сразу же внесу ясность в значение и смысл употребляемого понятия. Считается, что глобальное управление – это созданный в ходе развертывания глобализации масштабный социальный механизм, в той или иной мере «перетряхивающий» существующие общества в аспекте оптимизации мирового порядка¹. Конечно, финансовая глобализация и глобализация миграционных потоков, политическая и культурная глобализация, наконец, экоглобализация – суть процессы, фактура которых требует определенных правил и мер, упорядочивающих международное сотрудничество. В таком случае, под глобальным управлением нужно понимать тяготеющую к системности деятельность, осуществляемую сегодня главным образом официальными институтами и организациями, предметом которой является мировой порядок, его прочность и эффективность, а инструментами выступают международные правовые нормы. Но если попытаться наполнить его конкретным содержанием, то нужно вспомнить о существующих мировых центрах, а также уяснить идею оптимизации условий высокого уровня существования Запада. Иначе говоря, над источниками сырья, ядерными и военными программами, демографической динамикой и миграционными потоками, пандемиями и экологией, и что несомненно, над реальными и возможными альтернативами нужны системный мониторинг, контроль и регулирование.

В академической науке идея глобального управления, как правило, связывается с двумя уровнями её презентации и реализации. Первый – национально государственный уровень, на котором государством или группой государств – через систему договоров и правовых норм – поддерживается локальное и региональное измерения мирового порядка. Второй – это уровень надгосударственных объединений и организаций, стремящихся к интеграции других членов мирового сообщества, из-за нарастающей неопределенности в социально-экономической, технологической и экологической сферах жизни (ООН, СЕ, НАФТА, АСЕАН, ШОС и т.д.). Наконец, третий уровень, о котором говорилось выше, это уровень компетенции мирового правительства. Оно по своей природе является «закрытым» клубом, т.е. отнюдь не демократической, самолегитимирующейся инстанцией¹. Несомненно, что каждый из уровней обладает собственным властным вектором, ресурсами и управленческими технологиями.

При этом нужно заметить, что упомянутые ранее гиперглобалисты, трансформисты и скептики по-разному смотрят на данную проблему. Гиперглобалисты (Дж.Гил, В.Грейдер, М.Олброу, К.Омаэ, С.Стрейдж и др.) уверены в том, что глобализация генерирует новые формы социальной организации, в частности, мировые и региональные институты управления, – МБ, МВФ, ВТО и т.д., которые рано или поздно вытеснят национальные государства, существующие в качестве первичных структур политической и экономической активности. Трансформисты (У.Бек, Э.Гидденс, Дж.Най, Т.Нейроп, Дж.Розенау, Ю.Хабермас, Д.Хелд и др.) стоят на позиции, в соответствии с которой национальное государство всё ещё остается властным субъектом в пределах своей территории, но оно должно кооперироваться в космополитические коалиции для решения многих насущных проблем. Наконец, скептики (Л.Вейс, Е.Г.Кар, П.Кругман, Дж.Томсон, П.Херст и др.) утверждают, что глобализация – это не более чем миф, а роль национальных государств, при возвышении трех центров силы (США - Канада, ЕС, Азиатско-Тихоокеанский блок), по прежнему велика и имеет тенденцию к укреплению². Такая экспозиция конечно даёт повод задуматься о объекте (предмете), субъекте (субъектах) и методах глобального управления, тем более что для этого существуют объективные предпосылки. Главным образом, связанные с деградацией системы управления международными отношениями после исторического разлома 1999 – 2001 – 2008 гг., т.е. неадекватности действий США как субъекта глобальной власти. Иначе говоря, сегодня нужно исходить из гипергеополитизированной модели, отражающей последовательные претензии США на руководство мировыми делами. Но сама реализация этой модели вызывает разнокачественные характеристики и оценки. В т.ч. у самих её вдохновителей и создателей³.

Следует подчеркнуть, что ранее на проблему управления обратил внимание президент Римского клуба А.Печчеи, размышлявший над тем, являются ли ресурсы планеты общим наследием человечества. Согласно его версии, «без координированного управления всеми ресурсами планеты невозможно обеспечить удовлетворение растущих потребностей мирового населения»¹. Но ресурсы и численность населения, как мы сумели убедиться в предыдущих темах, это не единственный болевой узел постсовременности. Иное дело глобализация, заметно подстегнувшая весь комплекс глобальных проблем, переведя их в режим малоконтролируемых изменений. Упомянутый выше вице-президент Мирового Банка Ж.-Ф.Ришар не случайно обращает внимание на отсутствие внятной концепции управления экономическими процессами, в частности, на неспособность нынешних глобальных институтов, таких как G 8 или G 20, межправительственных конференций, существующих договоров и конвенций обеспечить необходимую адекватность решений².

По большому счету речь идет о реализации цепочки: анализ глобальной (международной) ситуации – определение целей управленческого влияния – прогнозирование и планирование – принятие управленческого решения – организация и реализация принятого плана – контроль исполнения решения – оценка результатов и эффективности³. Но в её реализацию должны быть вовлечены субъекты всех уровней организации современного мира – глобального, регионального и локального.

На сегодняшний день к собственно управленческим процессам, если следовать логике трех классов глобальных проблем, нужно отнести:

- крупные миротворческие усилия на локальном, региональном и глобальном уровне, проводимые под патронатом ООН, ЮНЕСКО, ОБСЕ, ШОС и т.д.;

- жесткий контроль за обычными, ядерными и новейшими видами вооружений и военных технологий;

- соглашения и реализацию двух, трех и многосторонних договоров, касающихся военно-политических, антитеррористических, экономических (главным образом, продовольственных), технологических, демографических, образовательных, энергетических, экологических и космических аспектов жизни;

- оперативное реагирование на пандемии;

- создание обновленной международно-правовой базы для регулирования конфликтных ситуаций локального, регионального и глобального масштабов.

Но самое, пожалуй, важное, что ПРООН (Программа развития ООН) поставила на повестку дня вопрос о необходимости создания модели глобального управления с «человеческим лицом». Последняя будет сориентирована на адекватную реализацию человеческих потребностей во всём мире, независимо от региона, этнической, конфессиональной и политико-идеологической специфики. В этом контексте предлагались и предлагаются два пути: реформы самой ООН и её институтов⁴, а также создание новых глобальных институтов, таких как Всемирный центральный банк, Всемирное экологическое учреждение, Всемирный инвестиционный фонд с перераспределительными функциями; Международный уголовный суд с более широким мандатом в области прав человека, Двухпалатная Генеральная Ассамблея ООН, в которой кроме государств были бы представлены институты гражданского общества. Разумеется, при таком бинарном подходе должен быть осуществлен объективный мониторинг повседневной жизни человечества, полной лишений и надежд на лучшее.

При этом существует скептическое мнение о способности ООН как всемирного форума (совещательного по своей первоначальной задумке) в глобальной легитимации решений. Так, израильско-американский социолог А.Этциони утверждает: «пока Организация Объединенных Наций будет зависеть от взносов государств-членов, её потенциал останется ограниченным (особенно в случаях противоречий с национальными приоритетами основных стран-доноров). Если же удастся сформировать самостоятельный источник доходов ООН, то это станет гигантским шагом к её превращению в основополагающий элемент формирующегося глобального государства»¹. Сомнений также нет в том, что в мире настойчиво ищется новый «нормативный синтез», который бы делал мир безопасным, справедливым и гуманным. Но пока, к сожалению, не видно конструктивных шагов по его созданию. Однако общий скепсис распространяется на глобальные институты, поскольку считается, что они всё же будут отражать позиции экономически, технологически и политически сильных держав, т.е. объединенного Запада и его восточных сателлитов².

Думается, это происходит потому, что в мировоззрении и практиках народов, представляющих западную цивилизацию отсутствует реалистическое восприятие «другого», т.е. иных уникальных субъектов, моделей их социокультурного развития, но главное, природы как общего для всех «другого»³. Поэтому, можно сказать, что дух западной цивилизации не-универсален, и она, формируя «открытое общество» в глобальном масштабе, противоречит сама себе, отрицая принципы свободы и паритетного участия.

Напротив, модель такой универсальности была предложена российским философом Г.С.Батищевым, сориентированным на православное миропонимание. Его концепция «глубинного общения» основывается на ряде универсалий: 1) мироутверждении, в т.ч. самого духовного основания Универсума; 2) со-причастности всем субъектам в Универсуме; 3) приоритете безусловно-ценностного отношения к миру над какими-либо партикулярными целями и интересами; 4) доминантностью на «других»; 5) опережающем утверждении достоинства каждого «другого»; 6) творчестве как свободного дара встречи, дара межсубъективности; 7) со-творчества, или креативного участия в решении наиболее сложных проблем космогенеза и истории¹.

В этой связи представляется важным учет тенденции, вызванной «взрывом исторического полиморфизма» (М.А.Чешков). Именно этот «взрыв» на наших глазах формирует структурную геометрию нового мира, в которой трансформируется Восток и Запад, Юг и Север, в которой классические цивилизации не растворяются в «цивилизации капитализма» (Й.Шумпетер). Вместе с тем, необходимо заметить, что понимание процесса глобального администрирования будет не полным, если вынести за скобки феномен альтернативного мироустроения, субъекты которого заинтересованы в тех или иных механизмах влияния на структуру и качество мирового порядка, либо в его системной реорганизации, либо в выстраивании альтернативной архитектуры мира. Поэтому имеет смысл осуществить детализацию поля альтернативных проектов.
3. Альтернативистика: её мировоззренческие, методологические и целевые координаты.

Приступая к уяснению вопроса о принципах, методах и субъектах формирования альтернативного мира², сразу же очерчу понятийно-смысловое поле восприятия этого феномена. Альтернативистика может быть истолкована как область знаний и практических действий, связанных с реформированием (реорганизацией) или упразднением «нового мирового порядка», а также выстраиванием качественно иной социальной организации и вектора развития миростистемы. Нередко альтернативистику увязывают с глобализацией и формируемой ею глобальной социоформой. В связи с этим напрашивается дифференциация на: антиглобализм и альтерглобализм, как внутрисистемные явления, которые отрицают или оппонируют глобализацию.

В таком случае, под антиглобализмом понимается предельно широкий и идеологически пестрый феномен современного мира, в рамках которого происходит отрицание политических, экономических и культурных завоеваний глобальной капиталистической мир-системы. Иначе говоря, антиглобализм стремится к торпедированию фундаментальных институтов западной цивилизации – военной машины (в т.ч. НАТО), дискриминационного этнического разделения труда, рынка, финансового сектора, ТНК, культурных форм и стилей, но главное, самодовлеющего буржуазно-потребительского образа жизни. Разумеется, для этого нужны соответствующие инструменты, среди которых есть рациональные, так и иррациональные. К первым нужно отнести идеологические конструкции, ко вторым упование на стихийную энергию масс.

Основными идейными источниками антиглобализма являются: 1) неомарксизм; 2) экологизм («зеленое» движение); 3) феминизм; 4) молодежная идеология (возникшая и реализовавшаяся в форме контркультуры); 5) анархизм.

Если обратиться к молодежным идеологиям, выросшим на контркультурных движениях хиппи, битников, панков и т.д.², то нужно отметить весьма трезвое понимание происходящего. Оно по прежнему ориентируется на «великий отказ» (Г.Маркузе – Т.Роззак), т.е. идею отторжения той системы отсчета, которая была создана культурой модерна (индустриализм, капитализм, массовый характер производства/ потребления, «человек-масса») и постмодерна (информационный тоталитаризм, технократизм, гиперкапитализм, шизоидность, пост-человек). Тем самым отвергается «общество спектакля» (Ги Дебор)³. Так, идеологи организации «Пионеры перемен» (создана в 1996 году и насчитывает порядка 7 000 членов) полагают: «наши системы терпят крах, и причина лежит на поверхности: они не служат людям. Нам не удается преодолеть системный кризис, так как мы лечим симптомы, а не болезнь»⁴. Сами же перемены увязываются с продуманной молодежной политикой в области права на достойное образование и труд, доступное медицинское обслуживание и страхование, наконец, экологическую безопасность.

Говоря о феминизме, укажу на то, что феминистская политика возникла в 70 – 80-е, на основе гендерного неравенства¹. В своем существе феминизм выражается, во-первых, в идее исторического господства мужчин и дискриминации женщин; во-вторых, в тезисе о том, что господство мужчин привело к социальным теориям и практикам, в которых практически не были учтены интересы женщин; в-третьих, в идее надклассовой солидарности женщин в их борьбе с мужчинами за равные права. В таком виде он институционализируется в партийных и общественных формах, а через них, влияет на политическую ситуацию в ряде стран, прежде всего Западных. Однако нужно заметить, что организации феминисток с конца 90-х гг. ХХ ст. начинают играть всё более значимую глобальную роль. Вспомним хотя бы Всемирный женский марш (World March of Women), проводившийся с 8 марта по 17 октября 2000 года. Сейчас женские организации напрямую вовлечены в работу Всемирного социального форума, причем они рассматривают проблемы глобализации «только с женской точки зрения»².

Наконец, анархизм – в его нынешнем неклассическом (интегральном) виде³ – это элемент социальной, политической и познавательной практики. Он имеет формулу: «анархизм так относится к политической власти, как атеизм к религии, а скептицизм – к науке»⁴. Применительно к глобальным социальным процессам анархизм отрицает правомочность либерализма и марксизма формировать институты государства, власти, собственности, монополию на применение силы и фискальную политику. Вообще он отвергает деление общества по иерархическому признаку, по признаку «центр» – «периферия», а значит он отрицает силовую методику управления. В т.ч, в силу неспособности государства оперативно решать острые социальные и экологические проблемы. В противовес анархистские теоретики и практики (напр., сетевая организация «Глобальное действие народов», субкоманданте Маркос и сапатисты в Мексике) высказываются в пользу формирования общества «снизу» и только в этом случае оно может стать областью совместной, кооперативной деятельности. Но главное, над простыми людьми не должно быть господства и эксплуатации, манипуляции (сознанием) и замаскированных репрессий.

Активные выступления антиглобалистов, выступающих единым антиглобализационным фронтом, достаточно регулярны начиная с прошлого века: Форум ВТО в 1999 году в Сиэтле (США) – 100 тыс. человек; Пражский саммит МВФ и ВБ в 2000 году – 10 тысяч участников; Всемирный экономический форум в Давосе в 2001 году – 30 000 человек; Саммит G8 в Генуе в 2001 году собрал 30 тысяч антиглобалистов; саммит ЕС в Барселоне в 2002 году привлек 500 тыс. человек. Нужно заметить, что и все последующие годы антиглобалисты оппонировали практически каждое мероприятие, проводимое глобальными институтами и акторами, хотя и с меньшей эффективностью. В прицеле у них – «корпоративная глобализация», или сговор между глобальными финансовыми институтами, ТНК и отдельными государствами. Кроме того, антиглобалисты созвали Всемирный социальный форум в 2001 году Порту-Алегри (Бразилия), на котором присутствовало 20 000 делегатов, затем в 2004 году в Мумбаи (Индия) – 100 000 делегатов, вновь Порту-Алегри в 2005 году – 150 тыс. человек. Форма активности антиглобалистов варьируется от уличных демонстраций и митингов – до баррикад и боевых действий.

В тоже время выступления антиглобалистов складываются в единую тенденцию и наталкивают на мысль о становлении гражданского общества в пределах планеты, которое не просто коррелируется с глобальным государством, но выступает в роли реального возмутителя спокойствия в «новом мировом порядке». Но антиглобализм – это движение открытое, не до конца оформленное, т.е. без единого, координирующего центра, что в свою очередь открывает широкий доступ «крайне разнородным по своим позициям, стилю поведения и тактике действия социальным группам»¹. Отсюда – противоречия внутри движения, касающиеся несогласованности позиций в вопросе о соблюдении экологических и трудовых стандартов всеми странами мира. Естественно, что практически всякому подобному феномену нужна интеллектуальная точка опоры. Она находится в трудах современных философов и политологов², связывающих будущее человечества с марксистским (и его вариациями) вариантом трансформации миросистемы, либо с экофильской программой перестройки жизненного процесса.

Для корректности дальнейшего изложения определим понятие альтерглобализм: его содержание связано с альтернативными глобализационными проектами, опирающимися как на принципиально новые идейные комплексы, так и на ресурсы ранее невостребованных или не получивших достаточной социокультурной легитимации. Поэтому альтерглобализм иногда расценивается как интеллектуальное явление, способное к генерированию иных стратегий, не связанных с социально-экономическим тупиком, в который завела человечество западная цивилизация.

В арсенале альтерглобалистов есть любопытные идеи, касающиеся трансформации всей глобальной мироцелостности. Так, известный российский экономист Г.И.Кархин указывает на существующие в мире руины экономического и социального детерминизма, а также на «феникс надежды» – синергетический стиль мышления, как опору формирования нового образа жизни. Нерешенная капитализмом и социализмом проблема гармоничных взаимоотношений личности и общества может быть раскрыта на путях «синергии бескорыстного массового энтузиазма»¹. Т.е. на основе нравственности и творчества. Так и только так может быть построено «общество творчества», принципом которого является: «от каждого по дарованию и склонностям, каждому – по достоинству»². Рассуждая о проблемах альтернативности, профессор Института естествознания и техники РАН С.В.Светлов считает: «Технологический антропогенный круговорот должен осуществляться в гармонии с природным биологическим круговоротом, техносфера должна быть гармонично соединена с биосферой в единую биотехносферу, а это можно достичь только благодаря развитию биотехнологии»³. В свою очередь новые биотехнологии – это альтернатива созданных наукой, изготовленных промышленностью и внедренных рынком «физико-химическим» уродцам, оставляющим после себя «лунный ландшафт». Но возникает вопрос: а не вытолкнет ли биотехносфера человека окончательно из его биологической ниши? Ответом на него является обязательный мораторий в технонауке⁴, направленной на живое, включая человека. В таком случае спор переходит в мировоззренчески-ценностную плоскость.

Естественно, реальная палитра альтерглобализма очень богата. Поэтому, предлагаются и более дифференцированные подходы, в частности, востребован региональный проект, связанный с экономической интеграцией Евразии как альтернативе англосаксонскому глобализму. Так, А.Г.Дугин призывает использовать уже имеющиеся структуры – СНГ, ЕврАзЭС, ЕЭП для формирования патерналистской экономики, сочетающей в себе многоукладность с евразийским солидаризмом и национализмом⁵. На их основе, как ему кажется, возможна альтернативная модернизация целого субрегиона без рисков и сбоев, которыми кишит радикальный либерализм, лежащий в основе глобального проекта. В таком случае на повестку дня поставлен вопрос о «выходе» из глобального проекта и переключение социальной энергии не одного десятка стран в евразийское русло.

Конечно, существуют и более нейтральные подходы. Например, известный польский социолог П.Штомпка, взамен «невидимой руки» рынка (А.Смит), «хитрости разума» (Гегель), «метафоры роста» (эволюционизм), «железных законов истории» (К.Маркс и Ф.Энгельс), «ситуативной логики» (К.Р.Поппер) предлагает переориентировать существующие дискурсы о развитии. В этом контексте приобретают значение: а) личностные характеристики исполнителей; б) гибкие деятельностные структуры; в) характер естественной среды, в котором находится общество; г) традиции в их объективном и субъективном преломлении; е) образ будущего, которое распознается и «приближается» в акте стратегического планирования¹. Иначе говоря, трансформации существующего порядка должны опираться на определенную мировоззренческую базу, прецедентные варианты решения наболевших проблем, гибкую культурную политику и стратегическое видение перспектив развития. Но главная, как мне кажется, загвоздка альтернативности, это пункт, связанный с «новым человеком» как носителем нелиберальной, не эгоистической, не агрессивно-захватнической модели поведения. Ещё раз обращаясь к наследию А.А.Зиновьева, подчеркну, что основная надежда человечества – на «нового человека», на идеалиста и утописта, наивного и непрактичного деятеля, сориентированного на «эмиграцию» к уровням высочайшей культуры, высочайшей мысли, высочайшей морали².

Тем не менее, «новый человек», как и новое сообщество возможны и желательны в створе проектирования, моделирования, прогностики, т.е. опережающего взгляда в будущее. Поэтому мы должны познакомиться с основными вопросами восприятия, герменевтики и понимания будущего.
4. Глобальное социальное прогнозирование: основные типы и методы.

Для уяснения группы вопросов, связанных с развитием эко-антропо-социо-технической системы нужна ещё одна акцентация внимания на проблеме будущего. Ранее было упомянуто о феномене «футурошока» (О.Тоффлер), как об объективном факторе вторжения будущего в настоящее, возникающего в ходе становления позднеиндустриального общества. Здесь же речь пойдёт о научно-глобалистском толковании реальности будущего³. Причем, как категория современного социального знания она имеет одну важную особенность: «устремленность в будущее есть не извечное и не всеобщее явление, а сравнительно молодое, исключительное и преходящее». В таком контексте будущее – «есть изобретение западноевропейской цивилизации»⁴. Но последняя, как объединитель и поводырь дискретного человечества, перенастраивает ментальную сферу народов и цивилизаций, живущих в различных хроноисторических режимах (напр., инверсирования в прошлое или обожествления настоящего), в смысловом направлении к будущему⁵. Проще говоря, в отношении будущего существует устойчивый интерес, интенциональная привязка к которому конвертируется в различные варианты его обнаружения.

Вообще, социальный прогноз может быть определен как тип познавательного отношения, которое имеет своим предметом будущее и выступает в виде теоретически обоснованного суждения о сроках, формах и способах его достижения. Поскольку будущее отстоит от настоящего на некотором временном промежутке, то прогнозы принято типологизировать в зависимости от глубины и ширины зондирования будущего. Так, имеет смысл говорить о том, что будущее может выглядеть как:

1) ближайшее (5 – 10 лет), которому соответствует достоверное знание;

2) отдаленное (10 – 30 лет), которому соответствует вероятностное знание:

3) гипотетическое (30 – 75 лет), которому соответствует гипотетическое знание;

4) фантастическое (75 – 100 и более лет), которому соответствуют фантастические допущения.

К настоящему моменту в социальном прогнозировании сложились такие типы прогнозного знания:

- поисковое, которое основано на экстраполяции главных тенденций настоящего в будущее, причем, осуществляемое с учетом предыдущего опыта;

- нормативное, определяющее образ будущего через наиболее важные нормативно-ценностные и целевые аспекты жизни социальной системы, а также инструменты их достижения;

- аналитическое, построенное на решении группы аналитических задач по выявлению скрытых факторов и тенденций настоящего, с последующим их проецированием в будущее;

- комплексное, учитывающее специфику и результаты поискового и нормативного вариантов прогнозов;

- реактивное, которое выступает в виде модели, в которой будущее является ответом на настоящее¹.

Разумеется, каждый из типов прогнозов стремится к выявлению мейнстрима жизни человечества в контексте биосоциотехнической целостности. Все они, тем не менее, реализуются через определенную группу методов. К основным методам проникновения в будущее обычно относят: а) метод экстраполяции; б) метод экспертных оценок; в) метод аналогии; г) сценарный метод; д) метод моделирования.

Считается, что моделирование может быть имитационным или оптимизационным. В первом случае, речь идет об описании глобального мира при помощи замкнутой системы уравнений, или переменных с функциональными связями, которые заданы заранее, до реализации модельных расчетов. Нередко в моделях этого типа учитываются экзогенные (внешние, привходящие) факторы. Исследование с помощью такой модели состоит в определении влияния тех или иных переменных и функциональных связей, представленных в численных значениях, на общее поведение системы. Такими были модели Дж.Форрестера, группы Д.Медоуза и Месаровича-Пестеля. Во втором случае применимы модели, в которых система уравнений незамкнута, т.е. учету поддаются не все данные об объекте, поскольку часть из них заранее не исчислена. Познание при помощи такой модели сводится к нахождению значений переменных, обеспечивающих достижение заранее заданной конкретной цели, при этом оптимизирующих некоторый функционал. Такими моделями сегодня располагает социосинергетика, осваивающая различные объекты: от демографии и продовольствия – до глобального потепления и новой мировой войны.

В качестве примера хочу указать на модельные разработки современных российских футурологов В.М.Матросова и К.В.Измоденовой-Матросовой. Они предложили модифицированную модель мировой динамики «Мир-2» Дж.Форрестера, в которую введены такие переменные как: динамика биомассы растительной суши; регенерация невозобновляемых ресурсов; политическая напряженность (потенциальная конфликтность) миросистемы; регенерация стратификация населения мира на два слоя – 20% богатых («золотой миллиард») и 80% бедных (5 млрд.) по ВВП на душу населения; возможность перераспределения валового мирового продукта в пользу ноосферного управления¹. Результатом этого многофакторного моделирования является предварительный вывод: «в рамках модифицированной модели мировой динамики при существующих условиях развития невозможно избежать спада в начале ХХI века, при котором показатели безопасности выходят за уровни предельно допустимых»². Правда эти авторы делают важную оговорку, тем самым допуская оптимистический сценарий развития событий: переход к устойчивому развитию возможен во второй половине ХХI века при условии: а) что средний уровень НТП в 10 раз превзойдет современный средний уровень на Земле; б) человечество откажется от войн, согласится расходовать до 8% ВМП на искусственную очистку загрязнений, регенерацию невозобновимых природных и освоение новых видов ресурсов, на снижение социальной и политической напряженности, разработает и будет реализовывать соответствующие технологии; в) с 2000 года будет жестко реализовываться политика планирования семьи (на семью в среднем не более двух детей)¹.

Кроме того, будущее может проектироваться², конструироваться³ и планироваться⁴. Но все существующие методики его освоения опираются на определенный мировоззренческий базис и вытекающую из него методологию. Здесь хотелось бы провести четкое различие линейного и нелинейного типов мышления, которое соотносится, в первом случае, с классическими математикой и естествознанием, техническими и социальными науками, а во втором, с постнеклассическими представлениями, сложившимися в мыслительной культуре человечества в конце ХХ ст. – начале ХХI ст. Первый тип мышления соотносился с простыми, закрытыми, стационарными, подчиняющимися действию необходимости, детерминистскими (живущими в режиме причинно-следственного автоматизма) и часто изолированными системами. Привязанный к ним тип мышления действовал в механистической «вселенной Лапласа», в которой развитие как универсальный принцип, описывался тремя диалектическими законами. Второй имеет дело с открытыми, сложными и сверхсложными, нестационарными, неустойчивыми (вследствие доминанты случайности) объектами. Все они подчиняются иному принципу развития: адаптационному и бифуркационному векторам, возникающим в ходе самопорождения системы. Нередко говорят что это «вселенная Винера». При этом нелинейное мышление обязано учитывать факторы «хаоса», «вероятности», «разрыва», «кризиса», «катастрофы», «спонтанного порядка», «инволюции», «дополнительности», «коэволюции» и т.д. Тем самым ставятся под сомнение законы формальной и диалектической логик, а на повестке дня стоит вопрос о новой логике постижения мира и человека⁵.

Нужно заметить, что линейный тип мышления, к сожалению, остается доминирующим, в т.ч., и в социальной прогностике. Примером чему может служить популярная идея циклизма, разработанная и внедренная в науку русским экономистом Н.Д.Кондратьевым. В его концепции циклы представлены как особые ритмы общественной динамики, включая в себя экономическую и политическую составляющие в аспекте международного рыночного сообщества. Структура циклов проста: она складывается из повышающей и понижающей волн, или интервала преобладания высокой хозяйственной конъюнктуры или низкой хозяйственной конъюнктуры. Так 1-й цикл включает: повышающую волну (с конца 80-х – начала 90-х гг. XVIII в. до периода 1810 – 1817 гг.) и понижающую волну (с 1810 – 1817 гг. – до периода 1844 – 1851 гг.); 2-й цикл: повышающую волну (с периода 1844 – 1855 гг. до периода 1870 – 1875 гг.) и понижающую волну (с периода 1870 – 1875 гг. до периода 1890 – 1896 гг.); 3-й цикл: повышающую волну (с периода 1891 – 1896 гг. до периода 1914 – 1920 гг.) и понижающую волну (с периода 1914 – 1920 гг. до середины 40-х (?))¹. На основании таких построений различными авторами делается прогноз о 4-м и 5-м циклах. В частности российские исследователи В.И.Пантин и В.В.Лапкин указывают на границы 4-го цикла: повышающая волна (с середины 40-х до конца 60-х – 70-х) и понижающая волна (с конца 60-х – 70-х до 90-х (?))². Но они же, после анализа тенденций мирового и внутристранового развития, видят «фазу великих потрясений» (2005 – 2017 гг.)³, тем самым, ломая циклическую (линейную) логику процесса. Правда В.И.Пантин делает поправку на «волны интеграции» и «дезинтеграции», борющиеся в нынешнем цикле⁴, по сути, подтверждая ограниченность линейных схем и экстраполяций.

Эти методологические тонкости мне понадобились не для того, чтобы оттеснить на второй план линейное мышление, а выпятить современный синергетический подход⁵. Думается он не нуждается в адвокатуре, в т.ч., по причине эвристичности получаемых на этом пути результатов. Хочу лишь привлечь внимание студента к проблеме концептуальной переориентации современных исследований с «мира количества» – на «мир качества»⁶. А значит и «человеческих качеств» (А.Печчеи), столь необходимых для адекватного восприятия и эффективного решения глобальных проблем. Одна из них, быть может, ключевая для самого человека, социума и практических действий в природном мире – это проблема актуального, если не сказать экстренного, морального самоопределения. У отечественного философа С.Б.Крымского она сформулирована как проблема запаздывания добра на встречу со злом⁷. В этом контексте важно понять, что глобальный мир – это отнюдь не нейтральная реальность, напротив, генерируемое в нём зло имеет актуальное и потенциальное измерение в виде глобальных проблем.

И если в прогнозную, как и всякую другую деятельность не закладывается переменная зла (моральная переменная), то познавательный образ будущего и практическое решение будут не полными. Как они будут не полными без сверхусилий добра (которое по природе универсально и абсолютно), без опережающего движения к гармонии и благу всей биосоциосистемы. Поэтому для человечества, как никогда актуальна «человеческая революция» (А.Печчеи), необходимая и возможная как революция нравственности.

Думается, что эта революция возможна в духовном средоточии традиционных цивилизаций Востока, а также русской православной цивилизации. Каковы же её мировоззренческие и ценностные установки по отношению к будущему и другим субъектам исторического процесса? «Законы православного бытия таковы, – писал А.С.Панарин, – что мы не можем открыть «иное» для самих себя – оно не приватизируемо. Только открыв его для других, мы имеем шанс обрести его и для себя. Таков парадокс нашего мессианства»¹. Этот горизонт иначе возможного остается наиболее привлекательным в глобальном пространстве жизни. В пространстве, которое нуждается в конструктивных общеэкологических, эколого-культурных и эколого-гуманитарных смыслах, а также творческом времени, которое позволит ввести в глобальный мир духовные константы.

Как бы Вы определили понятие «нового мирового порядка»?

Имеет ли «новый мировой порядок» объективные предпосылки быть легитимным или же сложившееся положение вещей в мировых делах неустойчиво и временно?

Какие модели применяются в познании настоящего и будущего?

Что такое альтернативистика?

Считаете ли Вы, что у человечества есть «третий путь», снимающий противоречия либеральной и плановой экономик?

Имеет ли смысл глобальное управление и какова его оптимальная форма?

Что такое социальное прогнозирование как научный метод?

Какие типы прогнозов Вам известны?

Можно ли всерьез говорить о духовной революции, способной изменить лик Земли и человеческий лик?

1. Научное предвидение общественных процессов (методологический анализ)/ Куценко В.И., Бойченко И.В, Прилюк Ю.Д. и др. Отв. ред. Куценко В.И. – К.: Наукова думка, 1990. – 312 c.

2. Крапивенский С.Э. Социальная философия: Учебник для студентов вузов/ С.Э. Крапивенский. – М.: Владос, 1998. – С. 395 - 405.

3. Бестужев-Лада В. Альтернативная цивилизация/ В. Бестужев-Лада. – М.: Гуманит. изд. Центр «Владос», 1998. – С. 246 - 343.

4. Панарин А.С. Глобальное политическое прогнозирование. Учебник для студентов вузов/ А.С.Панарин. – М.: Алгоритм, 2000. – С. 86 - 164, 165 - 210.

5. Глобалізація і безпека розвитку. Монографія / О.Г.Білорус, Д.Г.Лук'яненко та ін.; Керівник авт. колективу і наук. ред. О.Г.Білорус. – К.: КНЕУ, 2001. – С. 521 - 539, 567 - 582.

6. Федотов А.П. Глобалистика: начало науки о современном мире. Курс лекций/ А.П.Федотов. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Аспект Пресс, 2002. – С. 184 - 187.

7. Лукашевич В.М. Глобалистика: Учебное пособие/ В.М.Лукашевич. – 2-е изд., испр. - Львов: «Новий Світ – 2000», 2004. – С. 271 - 299.

8. Дергачев В.А. Глобалистика: Учеб. пособие/ В.А.Дергачев. – М.: Юнити-Дана, 2005. – С. 272 - 292.

9. Данчев К. Феномен антиглобализма: учеб. пособие для вузов/ К.Данчев. – М.: Изд. дом ГУ ВЭШ, 2005. – 218, [2] с.

10. Матросов В.М., Измоденова-Матросова К.В. Учение о ноосфере, глобальное моделирование и устойчивое развитие. Курс лекций/ В.М. Матросов, К.В. Измоденова-Матросова. – М.: Academia, 2005. – 368 с.

11. Костин А.И. Экополитология и глобалистика: Учебное пособие для студентов вузов/ А.И.Костин. – М.: Аспект Пресс, 2005. – С. 114 – 138.

12. Глобальное управление: Учеб. пособие/ Под ред. проф. А.И.Соловьева. – М.: ИНФРА-М, 2007. – 252 с.

13. Зиновьев А.А. Планирование и творение истории/ А.А.Зиновьев // Зиновьев А.А. Логическая социология: избранные сочинения. – М.: Астрель, 2008. – С. 588 – 595.

14. Бестужев-Лада И.В. Прогнозирование/ И.В.Бестужев-Лада// Глобалистика: Международный междисциплинарный энциклопедический словарь/ Гл. ред. И.И.Мазур, А.Н.Чумаков. – М. – СПб. – Н.-Й.: ИЦ «Елима»; ИД «Питер», 2006. – С. 740 - 742.

15. Кудашев В.И. Проектирование будущего/ В.И.Кудашев // Глобалистика: Международный междисциплинарный энциклопедический словарь/ Гл. ред. И.И.Мазур, А.Н.Чумаков. – М. – СПб. – Н.-Й.: ИЦ «Елима»; ИД «Питер», 2006. – С. 745 - 746.

1. Бестужев-Лада И.В. Поисковое социальное прогнозирование/ И.В.Бестужев-Лада. – М.: Наука, 1984. – 271 c.

2. Бестужев-Лада И.В. Нормативное социальное прогнозирование/ И.В.Бестужев-Лада. – М.: Наука, 1987. – 212 с.

3. Степин В.С. Эпоха перемен и сценарии будущего/ В.С.Степин. – М.: ИФ РАН, 1996. – 186 c.

4. Моисеев Н.Н. Мировоззрение современного рационализма. Введение в теорию самоорганизации/ Н.Н.Моисеев // Моисеев Н.Н. Расставание с простотой. – М.: Аграф, 1998. – С. 202 - 351.

5. Уткин А.И. Мировой порядок ХХI века/ Уткин А.И. – М.: Алгоритм, 2001. – 480 с.

6. Неклесса А.И. Управляемый хаос: движение к нестандартной системе мировых отношений/ А.И.Неклесса // Мировая экономика и международные отношения. – 2002. – № 9. – С. 103 - 112.

7. Мир нашого завтра: антология современной классической прогностики. – М.:Изд-во Эксмо, 2003. – 512 с.

8. Шепелєв М.А. Глобалізація управління як мегатенденція сучасного світового розвитку. Монографія/ М.А.Шепелєв. – К.: Вид-во „Генеза”, 2004. – 512 с.

9. Хардт М., Негри А. Империя/ М.Хардт, А.Негри. – М.: Праксис, 2004. – С. 17 - 74.

10. Альтерглобализм: теория и практика антиглобалистского движения/ Под ред. В.В.Бузгалина. – М.: УРСС, 2004. – 416 с.

11. Горбунов Е.А. Самоорганизация систем и прогнозирование военно-политических, экономических и социальных аспектов/ Е.А.Горбунов. – К.: Ника-Центр, 2005. – 320 с.

12. Дарендорф Р. У пошуках нового устрою. Лекції на тему політики свободи у XXI ст./ Р.Дарендорф. – К.: Вид. дім „Києво-Могилянська академія”, 2006. – С. 22 - 39, 91 - 103.

13. Гальчинський А. Глобальні трансформації: концептуальні альтернативи. Методологічний аспект/ А.Гальчинський. – К.: Либідь, 2006. – 312 с.

14. Нейсбит Дж. Старт! или настраиваем ум!: Перестрой мышление и загляни в будущее/ Дж.Нейсбит. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2009. – 286 с.

15. Шапиро Р. Прогноз на будущее/ Р. Шапиро. – М.: АСТ: АСТ МОСКВА, 2009. – 537, [7] с.

1. Глобалистика видит свой предмет структурно расчлененным, подвижным, открытым в виде системы: природа – человек – общество – техника. В нём акценты сделаны на противоречивом взаимодействии подсистем, при том, что системообразующим элементом могут представать либо человек, либо общество (с его политическим, экономическим и культурным укладами), либо техника, либо, наконец, синтез отдельных подсистем (постчеловек в искусственном мире). При этом глобалистика установила и описала этапы генезиса, структурирования и динамики глобальных проблем, которые коррелятивны ходу развития западной цивилизации.

2. Структура глобалистики отражает её многосложный предмет, который разворачивается в классы (группы) глобальных проблем, возникающих на стыке между обществами, находящимися на разных этапах социокультурной эволюции, между человеческой личностью и социальной системой, между обществом, вооруженным современными техникой и технологиями, и окружающей природной средой. Отсюда её разнообразные дисциплины и поддисциплины, с эвристическими ресурсами которых произошло знакомство в самом тексте.

3. Содержание глобалистики раскрывается посредством законов и тенденций развития мироцелостности, а именно, перекрещивающихся и слабо синергирующих: эволюционного вектора природы, эволюционно-революционного вектора развития человека, эволюционно-революционного вектора развития обществ, революционного развития техники. Эти законы представляются как комплексные, глубинные связи между подсистемами и элементами глобального мира.

4. Задачи глобалистики – познавательная, описательная (категориально-формализационная), методологическая, мировоззренческая и практическая успешно выполнены, поскольку в пособии продемонстрирован контакт глобалистики со своим развивающимся предметом. Результатом этого контакта является ситуация, внутри которой выделены интервалы существования глобальных проблем – локальный, региональный и глобальный. Однако по-прежнему остается актуальной практическая установка – to think globally but act locally.

5. Цель глобалистики – как учебной дисциплины, реализуемой в тексте данного пособия – достигнута, поскольку указано на субъекта и тупиковую ветвь эволюции мироцелостности, и очерчены рамки и вектор стратегии жизни всей системы, включая человеческую популяцию. Основное ударение было сделано на мировоззренческих координатах, без которых решение глобальных проблем попросту невозможно. Показано, что ноосферное будущее человечества, как идеал и сценарий развития возможно при диалоге цивилизаций и культур, в т.ч. научной и религиозной. При этом духовность составляет опору и самой социальности и ведущий аттрактор культуры, а значит, ноосфера трансформируется в пневматосферу (П.А.Флоренский) и аксиосферу. Последняя обязана оберегать жизнь во всех её формах и проявлениях. И в этой функции они выступают генераторами смыслов.