Ю. Ю. Карпов взгляд на горцев взгляд с гор

Для обозначения населенных пунктов разного типа— основных селений и отселков (хуторов) — дагестанцы используют различные термины. В аварском языке основное селение обозначается лексемой росу (рбсо). Небольшие же се­ления, основанные выходцами из росу, обозначаются терминами кули, махъы. Лексема росу связана с глаголом росте (ббеизе)— 'брать, взять, получать, принимать, принять¹ и словом рбси (ббеи) — 'взятие, получение, принятие' [Аварско-русский словарь, 1967, с. 442] (см. также: [Там же, с. 102]). Семантика термина росу прозрачна и определенно подразумевает объединение несколь­ких селений в одно или, точнее, вхождение мелких селений в состав более крупного. Таким образом, слово росу точно отражает исторический процесс, фиксируемый материалами археологии и памятью народа.

У лакцев селение обозначается лексемой щар, у даргинцев — иш. И. М. Дья­конов, рассматривая схождения между хуррито-урартскими и северо-восточно-кавказскими языками, отмечает связь хурр. шахри — 'сад' с с.-в.-кавк. шъыур, которое сохранилось в аварском (?) и хиналугском языках со значением 'деревня', а в лакском — со значением 'улица' [Дьяконов, 1995, с. 10]. Можно предположить, что древняя форма отложилась и в обозначении собственно се­ления в лакском и даргинском языках". Обитатели селения в лакском языке обозначаются лексемами щархъи— 'жители аулов', щархъиричу— 'житель аула¹, щархьирищарсса— 'жительница аула'. Возможно, вторая составляющая данных слов связана с лексемами хъирив— 'вслед за, после', хьиривеса — 'последующий, следующий'; и если это так, то слова, обозначающие у лакцев обитателей селения, подразумевают их «сбор, собирание» на конкретной тер­ритории, что близко по значению аварскому росу (роса).

Здесь же можно указать на грузинскую лексему сопели, которая в XIX столетии помимо значений 'село, деревня' подразумевала также 'мир, свет, вселенную, людей, землю, страну' [Чубинов, 1840, с. 465].

Таким образом, сформировавшийся в горных районах Дагестана в средне­вековый период и ставший основным тип населенного пункта в большинстве случаев реально воплощал, а через лексическое обозначение и семиотический контекст подразумевал идею собирания некого числа элементов — организо­ванных групп населения в целостное образование. Для определения такой це­лостности удачно подходит русский термин «община», а сам процесс ее сло­жения достоин особого рассмотрения.

В рассказах жителей о формировании селений рассматриваемого типа подчеркивается их многоэлементная структура. При этом составляющими бу­дущей целостности являются не только обитатели прежних небольших близ­корасположенных аулов, но и выходцы из дальних мест. Нередко образование крупных селений предстает весьма сложным процессом. Так, согласно преда­ниям, основателями известного западнодагестанского селения Анди (центра расселения малого народа андийцев) были два охотника, пришедшие из Шама (так дагестанцы называют Сирию). Вскоре к ним подселились жители окрест­ных аулов, а позднее там же появились и обосновались аварцы и чеченцы из соседних районов, а также армяне и евреи [Шиллинг, 1993, с. 26—27]. О пер­вопоселенцах лезгинского селения Курах рассказывают, что одни из них при­шли туда из Аварии, другие — из Лакии, третьи — из разных мест Лезгистана [Агаширинова, 1978, с. 113]. Армянами, евреями и грузинами называют пре­дания основателей даргинских аулов Губден, Мскеги, Цудахар, соответствен­но [Гаджиева, Османов, Пашасва, 1967, с. 68]. Для населенных пунктов Юж­ного Дагестана, а также и для селений ряда других, преимущественно пред­горных, районов характерно упоминание арабского элемента в составе перво­поселенцев либо в качестве инициаторов объединительного процесса (часто переселение жителей нескольких малых селений в одно крупное объясняется как исполнение ими приказа легендарного полководца Масламы).

Фигурирование разноэтничных компонентов в составе населения тех или иных микрорайонов либо селений объясняется сложностью исторических про­цессов, имевших место в Дагестане на протяжении столетий. Поэтому естест­венны упоминания арабов, выходцев из Шама и др. В ряде случаев этническое лицо первопоселенцев подразумевает их конфессиональную принадлежность, так что в упоминаемых преданиями евреях резонно видеть осколки некогда мощного хазарского политического (но не этнического) массива, официальной религией в котором был иудаизм, а в армянах — не только собственно армян, но и представителей христианских общин. Последнее отчасти приложимо и к упоминаемым грузинам, хотя ссылки на них в большинстве случаев конкретны и отражают этнические процессы, имевшие место в сопредельных районах Грузии и Дагестана, а равно являются свидетельствами тех событий прошлого, когда захват пленных являлся делом обычным и часть пленных могла быть включена в состав горско-дагестанских общин (в первую очередь западных и юго-западных районов). Правда, при анализе рассказов об основателях селе­ний следует учитывать и своеобразный психологический момент. Приписыва­ние «инородцам» данной роли и роли основателей тухумов могло подразуме­вать соображения престижа, особенно если они «являлись» выходцами из Ша­ма, Мекки, Турции и т. п. В материалах Е. М. Шиллинга отмечено, что преро­гативой выстраивания своего генеалогического древа от подобных лиц пользо­вались лишь «знатные» тухумы [Шиллинг, 1993, с. 39].

Всем упомянутым я хотел не только обратить внимание на сложный ха­рактер происходивших в горах Дагестана исторических процессов, но и, глав­ным образом, оттенить неординарность формирования общинной целостности из многих, нередко крайне различавшихся между собой элементов. Даже если не принимать в расчет разноэтничныи состав первоначального населения (на что есть указания лишь в ограниченном числе случаев), то и в этом случае следует признать, что и комбинация из умозрительно однородных элемен­тов— жителей 3—6—12 малых аулов, поселявшихся вместе, требовала кон­кретных организационных принципов, на которые бы могла опираться вновь создаваемая система.

2.2. Первичная организация социального пространства

Из рассказа об образовании андийского селения Конхидатль:

Сюда (в местность, где расположен аул.— Ю. К.) пришли два брата. Они были охотниками. Увидели озеро и хотели пить, но оно оказалось соленым. Бра­тья остались на этом месте и основали аул (в Конхидатле в прошлом добывалась соль. — Ю. К.). Они были из Турции.

[Шиллинг, 1993, с. 37]

Согласно местным преданиям, следующие населенные пункты были осно­ваны:

— Хупри (дидойцы) — двумя братьями [ПМА, № 1426, л. 35 об.];

— Верх. Инхоквари (хваршины)— семьями двух братьев [Мусаева, 1995, с. 35];

— Цудахар (даргинцы) — двумя братьями и сестрой [Гаджиева, Османов, Пашаева, 1967, с. 851;

— Дуакар (даргинцы) — тремя братьями [Магомедов Р., 1979, с. 17—18]. Нередко основание и отселков, появлявшихся уже гораздо позднее, также

приписывается братьям. Например, лакские хутора Табахлу и Мукар, впослед­ствии ставшие селениями, были основаны каждое двумя братьями [Булатова, 1971, с. 90,91].

Аналогичные или схожие примеры зафиксированы в историях немалого числа горных селений. Из этого не следует, что все население тех или иных аулов считает братьев своими предками. Братьям приписывается роль родоначаль­ников одного или двух первых в селении тухумов, остальные жители, разде­ленные также на тухумы, возводят себя к более поздним переселенцам. Однако братья исполняют миссию основателей селения, и это главное для потомков.

Устойчивость данного мотива выделяет его из числа прочих. Хотя количе­ство братьев не всегда одинаково— их может быть двое либо трое (иногда третьего брата заменяет сестра), а равно основателем может быть один чело­век,— именно вариант с двумя персонами выглядит основным. Родственные узы первопоселенцев служат посылкой к организации связей как между ними, так и между их потомками. Иногда мотив их кровного родства исчезает из пре­даний. Так, по-видимому, произошло в истории селения Анди, где в этой роли выступают двое охотников— Шамхаж и Шамхан [Шиллинг, 1993, с. 27], чьи имена, впрочем, демонстрируют крайнюю близость фигур, вряд ли полностью

объяснимую тем, что они оба якобы пришли «из Шама». Далеко не всегда братьям приписывается основание разных «родовых» (тухумных) групп, в слу­чае чего сформированную их потомками общественную структуру можно бы­ло бы соотносить с дуальной. Однако их парный или — как вариант — трой­ственный союз декларирует некую схему, которая затем воспроизводится на разных уровнях.

Исследователи отмечают, что в подавляющем большинстве случаев авар­ские селения (к которым здесь причислены и селения андо-цезов) делились на два квартала: Верхний и Нижний, в которые входили более мелкие кварталы на территориальной основе [Материальная культура, 1967, с. 118]. Е. М. Шил­линг на основании материалов, собранных у андийцев, писал:

В большинстве случаев в ауле имеются Верхний и Нижний кварталы— как главные. Верхний большею частью считается более древним или «лучшим». Помимо Верхнего и Нижнего, в тех же аулах иногда есть и другие реххоны (кварталы. — Ю. К.), по-видимому, вторичные... Деление на реххоны соответст-вует делению на тухумы (в определенных кварталах живут или раньше жили опре­деленные тухумы), причем количество этих последних часто бывает больше ко­личества кварталов (тогда в одном реххоне живет или жило раньше 2—3 ту-хума). Реххон, следовательно, первоначально был тухумным.

Далее автор предлагает сводную таблицу с данными о количестве кварталов и тухумов в селениях андийцев, прокомментированную следующим образом:

Таблица показывает: 1) четную разбивку на реххоны, имеющую в своей ос­нове дуальное членение на «верхних» и «нижних»; нечетный квартал в сел. Ан-ди (именуемый «Грузинским») имеет более позднее происхождение; он и выше оговоренные исключения (речь шла о двух малых селениях, не знавших деления на кварталы, и о селении, в котором было три квартала, именовавшихся по осо­бенностям местности. — Ю. К.) не нарушают этой картины; 2) четную разбивку на тухумы (редкие исключения были вызваны появлением «пришлых» туху­мов. — Ю. 1С).

[Шиллинг, 1993. с. 57—58]

В отличие от территории, заселенной аваро-андо-цезскими народами, в других частях Дагестана указанные принципы не выявляются столь же рель­ефно. Возможно, это объясняется тем, что формирование крупных населенных пунктов там завершилось раньше, чем в Аварии и в соседних с пей районах. В планировке селений даргинцев почти не прослеживается связи кварталов с ту-хумами, само же количество кварталов обычно колеблется от 3—4 до 12. Впрочем, стремление к делению общинного локуса на основные части все же просматривается. Состоявшее из 12 кварталов и насчитывавшее на своей тер­ритории 5 мечетей селение Урахи делилось одновременно и на две основные части— Карша (Верхний аул) и Харша (Нижний аул), в каждом, соответст­венно, было 3 и 2 мечети [Алиев, 1988, с. 7—8].

На территории расселения лезгин и близких им народов населенные пунк­ты обычно включали в себя от 5 до 10 и более кварталов (мягьле) [Агаширино-ва, 1978, с. 107]. Вместе с тем одно из наиболее крупных селений — Ахты (в конце XV11I в. в нем насчитывалось 600 дворов) состояло из двух частей: Гуьне пад ('Солнечная сторона⁷) и Къуза пад (Теневая сторона¹), а те уже де­лились на более мелкие кварталы [Рагимова, 1988, с. 38]. Согласно имеющим-

Нижний квартал селения Ахты. Фото автора. 1990 г. МАЭ (№ И-2149-98)

ся данным, селения агулов делились на 3—4 квартала. Схожая картина наблю­далась у цахуров, у которых, например, селение Мишлсш было разделено на три квартала: Калибымы-уба — но имени населявшего его тухума, Тахайна-уба— Нижний квартал, заселенный представителями другого тухума, и Вали-мака— по названию местности, также заселенный представителями одной се-мейно-родственной группы. В селении Цахур пять семейно-родственных групп проживали в трех кварталах, из которых два именовались Верхним и Нижним [Азизов, 1988, с. 23].

Приведенные данные в целом не позволяют говорить о четкой схеме орга­низации локуса общины (в Дагестане за общиной закрепился арабский термин джамаат). Еще менее отчетливым выглядит соотношение между потухумной структурой общины и делением селения на кварталы. Опубликованные по от­дельным населенным пунктам материалы (среди них обстоятельностью отли­чаются лишь сведения Е. М. Шиллинга) не могут обрисовать картину даже по отдельному району, тем более они нерепрезентативны для обобщающих оце­нок и характеристик. Тем не менее тенденция к соблюдению некоторых прин­ципов при моделировании пространства аула— среды жизнедеятельности об­щины все же просматривается.

Прежде всего, не может не обратить на себя внимание устойчивая тяга к делению этого пространства на две, обычно верхнюю и нижнюю («солнеч­ную»— «теневую» и т. п.), части. Данный принцип, в селениях андийцев рас­пространяющийся на квартально-тухумные группировки, Е. М. Шиллинг на­звал дуальным. Примечательно, что то же он не решился высказать в отноше­нии соседей андийцев, в частности каратин, чьи селения Арчо и Анчих делятся каждое на четыре квартала (в том числе «Верхний» и «Нижний» как «более старые», а также годоберии и ахвахцев, у которых на отдельных примерах прослеживается аналогичный принцип «четного» разделения социального про-

странства) (см.: [Шиллинг, 1993, с. 123, 141, 206]). Очевидно, подобные факты не представлялись исследователю надлежаще весомыми. За пределами же рас­селения аваро-андо-цезов «симметрия» общинного локуса почти растворяется. «В старом Усиша,— пишут исследователи культуры даргинцев об одном из местных селений, — было 9 кварталов (къукья), причем никакого отношения к тухумам они не имели и, по уверениям стариков, созданы были для удобства при различных разделах, переделах, работах» [Гаджиева, Османов, Пашаева, 1967, с. 96]. Однако и в таком положении отзвуки «симметрии» наличествуют. Вспомним даргинское селение Урахи с его двумя основными частями. Следо­вательно, можно предполагать некую заданность выстраивания социального пространства, делимого на главные составляющие.

Подобное деление внешне напоминает дуальную структуру, но самым об­щим сходством оно и ограничивается.

Фигурирующие в преданиях братья-первопоселенцы выступают в роли ро­доначальников одного или двух тесно связанных между собой тухумов. Новые тухумы образуются в результате подселения «инородцев». Появляющиеся в итоге внутрисистемные звенья нет оснований соотносить с взаимобрачующи-мися «кланами-фратриями». Помимо прочего, этому противоречит условная тухумная эндогамия. Определение «условная» использовано здесь с учетом мнения исследователей, специально обращавшихся к данной проблеме. В на­стоящее время принято считать, что на самом деле об эндогамии в Дагестане, и притом в широком понимании термина, допускающем отклонения от нормы, можно говорить лишь в отношении общины {джамаата). Община к тому же должна была быть крупной, включавшей в себя несколько семейно-родствен-ных групп {тухумов). Зафиксированные в адатах некоторых обществ рекомен­дации по заключению браков говорят лишь о желательности и предпочтитель­ности внутренних браков, что не является юридической категорией [Агларов, 1988, с. 115—121]. В «первичных» (судя по всему— небольших по размерам) общинах брачные отношения могли регулироваться как с учетом упомянутых «предпочтений», так и иначе, однако вряд ли существовала стройная система брачных связей. От нее к XX в. не дошло даже косвенных свидетельств.

Гипотезе о существовавшей некогда дуальной организации противоречит и история развития селений. Например, основание небольшого хваршинского аула Инхоквари приписывают двум братьям — Чо и К1ек1е, от которых ведут свою родословную два местных тухума. В последующем там появилось еще три тухума, тогда как само селение делилось на четыре части. Наконец, три части аула выделились в отдельное селение — Нижнее Инхоквари, а за преж­ним верхним кварталом закрепилось название Верхнее Инхоквари (на его тер­ритории в свое время поселились легендарные братья) [Мусаева, 1995, с. 36, 39, 131]. Этот пример наглядно иллюстрирует фактическое отсутствие дуаль­ной структуры социальной модели при наличии в сознании местных жителей некой идеологемы о ее желательности, что подтверждают и «историческая миссия» братьев, и парная группировка вновь образованных селений (об их «социальном равновесии» судить трудно ввиду отсутствия данных).

Еще более интересна история аварского селения Чиркей. Его основателями считаются некие Хизри и Муса (братья?) — родоначальники первого из шести первичных домохозяйств (очахь) Чиркея. К ним подселились выходцы из раз­ных— и не только аварских— селений. «Люди, которые пришли к Хизри и к Мусе, когда их стало много, — говорится в местной хронике, — для удобства

в делах и порядка были разделены на шесть частей. Из каждой части сделали тухумы». На основании данного свидетельства М. А.Агларов заключает, что едва ли не в большинстве случаев тухумы представляли собой не родовые (или постродовые) образования, а являлись порождениями высоких социальных форм, созданных для упорядоченного регулирования отношений в обществе. Заслу­живают внимания и другие содержащиеся в хронике подробности. Сформиро­ванная из шести тухумов социальная модель, судя по всему, была признана оптимально пригодной для указанных целей, так что появлявшимся позднее в Чиркее переселенцам уже не разрешалось создавать собственные тухумы, их включали (букв.: «записывали») в состав уже существовавших групп. «Впослед­ствии, когда увеличилось село, его разделили на авалы» (кварталы), названия этих кварталов (их было три) связаны с местной топонимикой [Агларов, 1988, с. 122—123, 133] (см. также: [Магомедов Р., 1975, с. 209—210]). В настоящем примере принцип дуальности фактически сходит «на нет», хотя «подсознатель­но» — через выстраивание «симметричной» модели (6 тухумов — 3 квартала, т. е. возможно, по два тухума в каждом квартале) — он наличествует.

Такой «подсознательный уровень» едва ли не напрямую соотносим с теми установлениями, которые, по выражению К. Леви-Стросса, «не имеют другой функции, кроме той, что они придают смысл обществу, которому они принад­лежат». Данные слова были высказаны известным ученым в связи с предпри­нятыми им безуспешными поисками дуальной организации, являющейся, по его определению, установлением «нулевого типа».

Эти установления не обладают никакими особыми им присущими качества­ми, они лишь создают предварительные условия, необходимые для существова­ния социальной системы, к которой они относятся, хотя сами по себе они лише­ны значения; только их наличие позволяет этой системе выступать как некое це­лостное единство.

[Леви-Стросс, 1985, с. 143]

Характерно, что в Дагестане дуальное «целостное единство» воспринимает­ся амбивалентным, т. е. внутренне противоречивым. С одной стороны, оно ед­ва ли не изначально заданно как формирующее систему. С другой — чревато разрушением этой же системы, ибо противопоставляет ее звенья одно другому.

Е. М Шиллинг в своих полевых наблюдениях зафиксировал отложившие­ся в памяти жителей горных селений примеры былой обособленности и анта­гонизма представителей «верхнего» и «нижнего» кварталов. В каждом из кварталов могли быть собственные мечети, допуск куда представителям «про­тивоположной» части аула был запрещен. Более того, старики бежтинского селения Тлядал говорили исследователю, что якобы «раньше (жители разных частей селения.— Ю. К.) друг с другом как звери были» [Шиллинг, 1993, с. 182—-183, 223]. Образно рассказывают об аналогичных отношениях «верх­них» и «нижних» жители цезского селения Хутрах. Причиной вражды якобы стали споры из-за земли (у «верхних» она была лучше). Сама же вражда перс-росла в войну, длившуюся семь лет. Жители верхнего квартала зимой делали большие, диаметром до 2 м, шары из льда с примесью земли и навоза и скаты­вали их на «нижних». Тс, в свою очередь, обстреливали «верхних» из луков, так что последние в целях защиты вынуждены были носить на спинах доски. «Удальцы» нижнего квартала, нападая на скот соперников, сдирали с коров шкуры. Вспоминают, что в «николаевское время» в каждой части селения бы-

ли собственные мечети и школы [ПМА, № 1213, л. 21, 26 об.]. Нечто подобное рассказывают и о прошлом также цезского селения Кимятли [ПМА, № 1213, л. 35 об.].

Подобная схема взаимоотношений членов двоичной структуры распро­страняется и на первичные «парные» селения. Согласно одному из преданий, некогда на месте селения Ботлих располагалось два аула, жители которых враждовали между собой из-за земель. По обоюдному согласию, точку в их споре должен был поставить поединок богатырей, представлявших эти аулы. Исход схватки определил, кому оставить данное место и удалиться восвояси, а кому расширить собственные владения [Алиев, 1988а, с. 50].

Впрочем, опыт учил не только соперничеству, но и достижению компро­миссов. Примечателен своеобразный зачин текста свода адатов Гидатлинского союза общин (Авария), составленного не позднее XV—начала XVI в. Его вводная часть озаглавлена так: «Сведения о тех, кто первыми обосновались на гидатлинской земле, о том, как они ее распределили между собой и установи­ли границы». В ней говорится:

Был человек по имени Шамхал, который жил в селении Ципаби, и другой человек, по имени Кабтар, который жил в селении Чолода, Шамхал имел 6 сы­новей, а Кабтыр только одного сына. Шамхал сказал Кабтару: пришло время, ко­гда нужно установить границы наших земель, выбери себе любую половину...

[Гидатлинские адаты, 1957, с. 7|

Далее излагается история распределения владений, при котором Шамхал, имевший нескольких сыновей и «хитрых» жен, заполучил большее количество земли.

Затем в тексте излагаются установленные нормы регулирования взаимоот­ношений между аулами-— членами межобщинного союза и оговариваются усло­вия пользования конкретными земельными участками. Вводная же часть зада­ет общую тональность, и характерно, что в ней по-своему отпечатался умозри­тельно изначальный принцип дуальности (возможно, поэтому она имеет фор­му предания/притчи). Вариант снятия разногласий между членами такой систе­мы мирным путем представлен как вполне реальный, и практика жизнедея­тельности горских обществ подтверждает это. Однако в сознании горцев он, судя по всему, не выглядит обеспечивающим абсолютных гарантий стабиль­ности ввиду ущербности двоичной структуры как таковой, потенциально чре­ватой конфликтом. Поэтому в целях совершенствования структуры в нее осоз­нанно привносится дополнительный элемент. Таковым становится третий ту-хум или квартал. «По преданиям, — отмечает в своих полевых материалах Б. Г. Алиев, —- наличие трех тухумов объясняется тем, что в случае ссоры ме­жду представителями двух тухумов представители третьего могли быть по­средниками. Это гарантировало быстрое их примирение» [Алиев, 1988а, с. 48].

Данный комментарий приложен исследователем к информации, получен­ной в горном аварском селении Согратль, относительно истории которого мест­ные жители говорили, что оно включало в себя три тухума: Адехунал (Верх­ний), Хашиманал (выходцы из даргинского селения) и Келдер (выходцы из аварского общества Келеб). Первый состоял из девяти «домов», второй— из одиннадцати, третий — из трех. Каждый «дом» включал от 4 до 21 фамилии, а каждая фамилия — до пяти семей. Существующие ныне в Согратле фамилии возникли 4—5 поколений тому назад. Проводя связь между этими данными и

Селение Согратль. Фото автора и Е. Л. Капустиной. 2004 г.

отмеченным ранее, Б. Г. Алиев замечает, что тухумы создают впечатление со­зданных искусственно [Алиев, 1988а, с. 47]. Со своей стороны, отмечу нерав­номерность численности народонаселения тухумов, о чем можно судить на осно­ве простых подсчетов. «Тройственный союз» в указанном случае не выглядит полностью сбалансированной структурой, зато благодаря ему сама система по­зволяет уравновешивать силы и регулировать претензии ее основных частей.

Очевидно поэтому «тройственные союзы», или троичные системы, оказы­ваются весьма распространенными.

Из истории селения Годобери:

На территорию нынешнего селения пришли два брата-охотника из Кванхи-датля... Братья образовали один род. Второй род образован переселенцами из че­ченских селений Кецуб и Бутиба, третий — из Караты.

Сама территория годоберинцсв (малый народ Западного Дагестана) вклю­чала в себя три селения: Верхнее и Нижнее Годобери (в статистических свод­ках середины—конца XIX в. фигурирует один аул) и значительно уступавшее им по числу жителей селение Зибирхали [Алиев, 1988а, с. 49; Берже, 1858, с. 286; Памятная книжка, 1895, с. 209; Шиллинг, 1993, с. 129—130]. Упо­мянутое выше цезское селение Xутрах в описании середины XIX в. значится как состоявшее из трех частей — Верхней, Нижней и Средней [Волконский, 1877, с. 225J. Агульское селение Чирах (Чираг) имело трехчастную структуру, включающую селения Верхнее, Нижнее и Солнечная сторона [Алиев, 1988а, с. 27]. Схожая картина фиксировалась в даргинском селении Гапшима, лакских селениях Багикла, Цовкра II и многих других. Для появлявшихся в Лакии в позднее время отселков была характерна именно троичная структура.

в позднее время отселков была характерна именно троичная структура. Отсел­ки часто сохраняли ее, превращаясь в большие аулы, хотя разнообразные об­стоятельства могли вызывать и вызывали соответствующие изменения. Лак­ское селение Цушар состояло из четырех кварталов, из которых три (Теневой, Верхний и Средний) располагались в непосредственной близости друг от дру­га, а четвертый — на другой стороне речки, он в своем названии сохранил имя бывшего отдельного поселения [Булатова, 1971, с. 90—91]. Любопытно, что в лезгинском селении Капир прежде насчитывалось семь кварталов и столько же тухумов, в настоящее же время кварталов три (очевидно, укрупненных) [Ага-ширинова, 1978» с. 144].

Помимо рационального объяснения целесообразности троичной системы в народном изложении истории фигурирует и своего рода мифологический под­текст. Основание селений приписывают трем братьям либо три брата якобы стали основателями соответствующего количества близко расположенных ау­лов [Шиллинг, 1993, с. 34; Магомедов Р., 1979, с. 18, 37].

Таким образом, в целом в Дагестане принцип троичности в организации социального пространства оказывается столь же популярным, как и принцип дуальности. И здесь вновь можно сослаться на ЬС. Леви-Стросса, который за­мечал, что «троичность и дуальность неразрывно связаны между собой, по­скольку дуальность никогда не предстает как таковая, а всегда понимается как предел, к которому стремятся системы первого типа», т. е. троичные [Леви-Стросс, 1985, с. 135, 136].

Для мировосприятия горцев принцип дуальности оказывается едва ли не основополагающим, гак или иначе присутствуя в смоделированном микросо­циуме. Он ярко выражен в дихотомии мужского и женского начал. Он же во многом определяет взаимоотношения с соседями (причем в этом случае ду­альность преимущественно строится по вертикальной оси, деля соседей по принципу «верхние»— «нижние»). О том и другом речь особо пойдет ниже. Здесь же укажу, что принцип дуальности, похоже, действительно обуславли­вает предварительные условия целостности, поэтому к нему апеллируют, ко­гда разговор заходит о сложении общности. В дальнейшем же его наличие большей частью лишь подразумевается или же с учетом указанного принципа социальное пространство конструируется умозрительно. В реальности обще­ственная модель предстает как сложная многоэлементная система, порядок связей внутри которой подчиняется соблюдению баланса сил каждого из эле­ментов. И в этом правомерно усматривать косвенное воздействие принципа троичности, который был призван придать системе жизнестойкость и обеспе­чить ее развитие. Адаты излагают условия поддержания единства обществен­ной системы и нормы отношений между ее звеньями.

Если из трех тухумов, имеющихся в цекубском сельском обществе, один не подчинится порядкам и отколется, то с этого тухума взыскивается бык в пользу двух других тухумов, придерживающихся принятых порядков... Цекубцы дого­ворились не допускать, чтобы два тухума вместе нападали на один тухум.

[Памятники обычного нрава, 1965, с. 98, 100]

Или как говорится в «Своде решений, обязательных для жителей Анда-лальского округа» (XVII в.):

Каждое селение будет руководствоваться своими адатами. Если крупное се­ление наше захватит себе наше маленькое селение, то с крупного селения взы-

скивается ежегодно по сто баранов. Если крупное селение учинит насилие над маленьким селением, то нее селения округа помогут ему избавиться от этого на­силия.

[Памятники обычного права, 1965, с. 65]

Соблюдение подобных норм взаимоотношений между звеньями системы, количество которых обычно превосходило — и намного — три, поддерживало целостность системы. Система внешне почти ничем не напоминала собой дуальную или троичную структуры. Принципы дуальности и троичности были внутренне ей присущи, обеспечивая скрытую симметричность и тем самым уравновешенность частей.

Зримый образ многоэлементной уравновешенной структуры являют собой так называемые вавилоны. Это изображения прямоугольника либо квадрата, в которые вписаны такие же фигуры, разделенные на секции вертикальной, го­ризонтальной и наклонными линиями. Подобный знак схож с предполагаемым планом Вавилонской башни, отчего он и получил такое название. В Дагестане вавилоны встречаются в наскальных рисунках, на строительных камнях жи­лых и общественных зданий [Атаев, Марковин, 1965, с. 353-—354; Хан-Маго­медов, 2000, с. 135—139] \

Вавилоны (по: [Хан-Магомедов, 2000])

Вавилоны известны широко за пределами Кавказа. Их обычно интерпрети­руют как апотропейные знаки, а С. П. Холстов применительно к очень близким им фигурам высказал предположение, что это изображения общинного (родо­вой общины) дома [Толстов, 1948, с. 73—74].

Я ни в коей мере не склонен говорить о наличии прямой связи между ва­вилонами и описанной «идеальной» моделью горского социума. У знака своя судьба и особое значение. Но лежащая в его основе схема выстроена с учетом

рассмотренных принципов, что и позволяет, как мне кажется, с одной сторо­ны, сослаться на особенности человеческой психики, а с другой — указать на весомость данных принципов при осмыслении человеком законов мироуст­ройства.

2.3. Селение

Характерной чертой горского аула являлось его расположение на южном, освещенном и обогреваемом солнцем, склоне горы (другие склоны застраива­лись, когда аул, расположенный на вершине холма, разрастайся). Солнечная ориентация имеет рациональные объяснения. Из-за малочисленности или от­сутствия лесов горцы стремились максимально использовать природное теп­ло . Солнце было необходимо в хозяйственной деятельности — при подготов­ке шерсти к обработке, для сушки сена и кизяка, вяления продуктов питания и многого другого. В ориентации аулов и жилищ на солнце усматривают также отголоски древних верований, в которых культ светила играл значительную роль [Гаджиева, Османов, Пашасва, 1967, с. 83] .

Другими факторами, определявшими расположение аула на местности, бы­ли малоземелье, наличие водного источника и особенности рельефа, помогав­шие людям защищать свое жилье от неприятелей.

Крайняя ограниченность земель, удобных для возделывания и использова­ния, являлась бичом экономики населения горных районов. Немалое число террасных полей и огородов появилось благодаря вековому труду не одного поколения горцев, на себе доставлявших землю с соседних участков. Их вы­нужденная изобретательность поражала не только сторонних лиц. Лакец Аб-дулла Омаров рассказывал:

Были и такие хозяйки, которые не имели своих огородов, а потому, чтобы не остаться, глядя на других (не завидовать), приносили на плечах своих мешки с землею и, насыпав ее на окраинах крыш, на плоские камни или же в горшки, разводили на ней перец, лук и чеснок.

[Омаров А., 1870, с. 431

С целью расширения земельных площадей, жилые и другие постройки часто возводили на голом камне и крутых склонах.

Ввиду крутости склона сакли подперты каменными стенками, иногда очень внушительных размеров, благодаря чему весь аул Куппа производит впечатле­ние замурованного в камень укрепления с башнями и бойницами.

[Аедоницкий, 1916, с. 5]

⁴ Даже зимой горцы проводили большую часть дня па крышах своих домов, где зани­мались мелкими домашними работами. «В это время года, при хорошей погоде, почти каж­дое семейство, преимущественно женщины и старики, выходили на крышу по утрам, после завтрака, и располагались на паласах или на шубах, чтобы согреться и позаняться отыска­нием в рубашках, воротниках шуб и головных повязках мучительных насекомых» [Ома­ров А., 1870, с. 41].

' Ср. с информацией о современном аварском селении Сиух: «Бакдасивух расположено вы­соко и в переводе с местного языка означает „поселение, расположенное на месте восхода пер­вых лучей солнца"» [Абдурахман, 1997, с. 115]. Примечательно, что у даргинцев и кладбища располагались на солнечных склонах гор [Гаджиева, Османов, 11ашаева. 1967. с. 101].

Стоит, правда, отметить, что высокогорные аулы, население которых пре­имущественно занималось скотоводством, не отличались скученностью застрой-си. Специфика хозяйственной деятельности требовала наличия двора, хлевов, ;араев, по возможности, сооружавшихся вместе с жилым домом в виде усадь­бы [Агларов, 2002, с. 135].

Каждое селение стремилось иметь надежные источники водоснабжения. Если таковых не было, вода подводилась по керамическим трубам. Сооружались \ резервные емкости. В селении Ругуджа в этом качестве использовался цель--юкаменный сосуд, вмещавший более полутонны воды, а в ауле Хиндах резер-зуар состоял из каменных колец, каждое диаметром 1,2 м. Для нужд хозяйства, эбеспечения водой скота делали искусственные водоемы, где скапливались эсадки [Булатова, 1971, с. 84—85; Материальная культура, 1967, с. 98—99].

Вопреки очевидным трудностям жизни, места, избранные для проживания, в глазах горцев обычно выглядели отмеченными «благодатью свыше», на чем и акцентировали внимание предания.

Из истории андийского селения Гагатль:

...Основателем аула был Елук... Тогда кругом расстилался густой лес. Елук охотился и нашел дикую свинью, которая только что окотилась (опоросилась. — Ю. К.). Тут на счастливом месте он ударил палкой по земле и построил первый дом... Елук и его родня далее овладели пространством вплоть до Буцурлъи к!ол. Про этот перевал рассказывают много чудес. Там, на вершине узкой скалы, было каменное корыто с чистой водой, которая, несмотря на отсутствие родника, ни­когда не убывала (даже когда из него пили многочисленные войска Шамиля). Там же, в скалах, есть узкая расщелина для испытания правды: хороший человек пройдет, а дурной застрянет.

[Шиллинг, 1993, с. 29]

«Благодатные» места требовали охранения от посягательств чужаков и не­приязненных соседей. В этом следует видеть одну из главных посылок, опре­делявших топографию, внешний облик и обустройство горного селения. «Я бывал в деревнях, — писал один из исследователей середины XIX в., — имею­щих доступ единственно через одни узкие ворота... Такие аулы прилеплены к скалам па крутых стенах ущелий и к скалистым хребтам» [Байерн, 1871, с. 300]. Обычным также было расположение аулов на крутых берегах рек при слиянии двух потоков или на сильных изгибах реки. «Таким образом, — отме­чал офицер русской армии,— каждая деревня составляет крепость, представ­ляющую весьма крепкую оборону» [Гене, 1958, с. 346].

Перечисленные факторы определили архитектурно-строительную концеп­цию селения, которая на протяжении столетий оставалась почти неизменной.

В Дагестане все, что может служить дли защиты страны, находится в целе­сообразном порядке; тропинки едва существуют, аулы неприступны, каждое жи­лище в отдельности неудобонроницаемо, и все эти кажущиеся неудобства даге­станской жизни носят один стиль, созданы по плану как бы одного архитектора.

[Воронов, 1870, с. 23]

Правда, обстановка конкретных исторических эпох вносила в эту концеп­цию изменения. В неспокойный в политическом отношении раннесредневеко-вый период задачи обороны явно доминировали при возведении жилых ком­плексов. Спустя несколько веков, когда в Дагестане сформировались крупные

политические объединения и наступило относительное спокойствие, они ото­шли на второй план. Аулы, переживавшие тогда же процесс укрупнения, уже не стремились к высотам, а, наоборот, спускались к речным долинам, занимая склоны небольших холмов, что, при соблюдении прочих условий, не снижало их обороноспособности. Ярким образчиком данного процесса является исто­рия столицы Лакии — Кумуха. Там в раннее Средневековье на гребне горы, в почти неприступном месте, располагалась крепость, о защитниках которой рассказывают легенды. Позднее цитадель была оставлена и начала разрушать­ся, тогда как новая застройка спускалась по холму вниз, на более удобные площадки [Булатова, 1971, с. 85—86, 94]. Новый виток в истории края насту­пил в XVIII—XIX вв. и был отмечен попытками Ирана, Турции и России за­воевать его, так что жилища горцев вынужденно превращались в крепости. С включением Дагестана в состав России и с замирением обстановки населенные пункты и дома начали все больше изменяться: первые— «сползать» со скал, вторые — «раскрывать» свои прежде глухие стены, обретая галереи, балконы и лоджии [Хан-Магомедов, 1998, с. 85]. Однако именно «закрытые» типы жи­лища и селения принято считать традиционными. Необходимость защиты лю­дей и жилья, а равно угодий, обретенных в результате тяжелого труда предков и уже в силу этого чрезвычайно высоко ценимых, сформировала характерный архитектурный стиль.

Упомянутые требования к выбору места для поселения обусловили то, что горский аул почти никогда не имел четкой планировки, зато всегда был «кре­постью». Известны редкие примеры следования правильным формам. Так, не­большое по размерам, расположенное в лесистой местности Западного Дагеста­на селение Хварши якобы было обнесено бревенчатым забором, опоясывавшим его в виде четырехугольника, по углам которого возвышались башни [Мусае-ва, 1995, с. 30]. Насколько это соответствовало действительности, оценить труд­но. Не исключено, что правильная форма селения смоделирована в сознании-памяти народа подобно моделированию им социального пространства. Менее конкретны, зато более достоверны описания, составленные в XIX в. русским офицером и уроженцем Дагестана. Первое касается Упцукуля — «огромного селения, дворов с тысячу... Башни кругом селения и внешний ряд саклей с бойницами давали унцукульцам возможность упорно защищаться» [Милютин, 2000, с. 227]. Второе относится к административному центру Вицхинского ма-гала (участка) Лакии — аулу Унчукатль:

Аул наш был защищен стенами и четырьмя башнями и во всякое время года, по ночам, его охранял караул от жителей, расставленных в 7—8 местах, по три человека.

[Омаров А., 1870, с. 37]

Однако оба населенных пункта не были рядовыми аулами. «Крепостными» же стенами обычно являлись составлявшие единую линию укрепления, глухие, практически без зазоров, стены внешнего ряда домов.

В расположении башен также не прослеживается четкой системы. В Юж­ном Дагестане они, как правило, размещались по краям аульной застройки, а в Аварии и в сопредельных с ней районах— внутри нее. В последних башни бывали и общинными, и тухумными, зато в южных районах они принадлежали исключительно общинам. В агульском селении Рича башню построили для защиты от войска татар, а в селении Цахур — для обороны от притязаний со-

Аварское селение Тидиб. Худ. Е. Е. Лансере

дей и тюрок [Лавров А., л. 34]. Боевые башни в селении Кубани были по-роены усилиями всех его жителей [Шиллинг, 1949, с. 42]. Исключительно >щинам принадлежали сторожевые и сигнальные башни, возводившиеся на шжних и дальних подступах к аулам. Для уточнения характеристики гор-ого селения подчеркну обычное рас-шожение его на крутых склонах. В си-■ этого постройки размещались яру-ми, одна линия строений под другой, к что плоские крыши нижестоящих >мов служили двориками и площад-ми для обитателей сооружений выше-оящих. В аварском селении Чох на-итывались 32 такие ступени, в Анчи-— 22. Узкие улочки застраивались лошными рядами домов во всю дли-' с обеих сторон. Нередко в качестве >лее удобного пути сообщения вме-о улиц жители использовали крыши ютроек. Известно крайне ограничен-»е число примеров, когда аулы распо-гались на пологих относительно ши-

»ких площадках и имели горизонталь- Ворога в аварском селении Хотода.

та планировку. Фото Е. Л. Капустиной. 2004 г.

Каратинское селение Лрчо (по: [Мовчан, 20011)

Указав главные черты горского селения, попытаюсь передать общее впе­чатление от него, которое возникало у людей, попадавших в этот край из дру­гих ландшафтных зон, и использую в данном случае характеристики профес­сиональных архитекторов, исследовавших культурное наследие дагестанцев в 1920—1960-е гг. В это время аулы уже лишились большей части своих башен (разрушенных в ходе и по окончании Кавказской войны), а дома обрели от­личный от прежнего вид (архитекторы сетуют на то, что местные жители не отличаются бережным отношением к домам своих пращуров, разбирают их в целях улучшения собственных бытовых условий), и тем не менее старые посе­ления сохраняли свой неповторимый колорит. Оценки же профессионалов наиболее точны. Г. Я. Мовчан, например, пишет:

Аул в классической форме, рассыпающийся сплошным каскадом на круче, есть, несомненно, первейший феномен старой архитектуры Дагестана. Многие его стороны поражают воображение. Прежде всего та естественность, с которой архитектура вырастает из природной среды. Это как бы естественное продолже­ние горы, гигантская друза неисчислимых кристаллов, по выражению Н. Б. Ба­кланова, завершающая гору. Часто, вглядываясь издали, нельзя понять, что это — естественные выходы скал или человеческое поселение, Мы хорошо помним классическую заповедь архитектуры — она должна непринужденно и естествен­но вписываться в ландшафт. Здесь же это принимает форму почти полного слия­ния с природой, с горами, какой-то мимикрии. Можно подумать, что в задачу людей входило сделать так, чтобы место их обитания осталось незамеченным Селение построено как будто по тем же законам, какие породили окружающие скалы, и в тех самых местах, которые подсказаны природой, и в этом, очевидно, источник гармонического слияния природы и человеческого искусства.

[Мовчан, 19746, с. 26]

И еще цитата— из работы другого архитектора, упомянутого выше Н. Б. Ба-аанова:

В огромном большинстве случаев форма здания слишком подчинена была конструкции... и, идя по линии наименьшей трудности выполнения, принимала очертания геометрического тела... Поэтому селения, расположенные на скатах горных складок, легко охватываемые глазом в их целом, издали кажутся гигант­скими скоплениями, друзами кристаллов прямоугольной системы... Только усту­пая необходимости считаться с формой горной поверхности, здания искривляли свой план и нее же стремились выровнять его в верхних этажах... Благодаря углуб­лениям лоджий, отмеченным глубокими тенями, невольно, при взгляде на аул, вспоминается подобная форма, еще более примитивная, пещерного города, из которого аул в конце концов и вырос. Последнее впечатление еще усугубляется при ближайшем ознакомлении с горными аулами благодаря большому количест­ву «крытых» улиц, улиц-туннелей, подземных перекрестков, дворов... Только главные артерии движения по аулу открывались вверху так, как принято обычно представлять себе улицу... Эта особенность придает аулу цельность, не нарушая его единства членением на отчетливо выраженные кварталы или даже отдельные здания. Но в то же время это уничтожает индивидуальность здания, лишает его собственного лица... Благодаря приблизительно равной величине домов, посто­янному чередованию одинаковых форм глаз как будто улавливает какой-то ритм, очень простой и спокойный, опять-таки — как и в друзе кристаллов.

[Бакланов, L935, с. 19—20J

В качестве главного впечатления от горского аула оба автора единодушно азывают его цельность. При этом Г. Я. Мовчан отмечает, что стремился взгля-

Аул Гергсбиль. Худ. Г. Г. Гагарин

нуть на аул не только с «современной» точки зрения, но и с позиций мастеров прошлого, возводивших его по определенному композиционному плану и с учетом образного содержания [Мовчан, 19746, с. 26]. Такая посылка важна, ибо помогает уточнить концепцию организации социального пространства и через нее — основных параметров самой общественной модели.