А. А. Савенко Человек и Мир: поэтическая антропология К. Кавафиса и Й. Сефериса
жүктеу/скачать 50.5 Kb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Ключевые слова
| А. А. Савенко
Человек и Мир: поэтическая антропология К.Кавафиса и Й.Сефериса Аннотация В статье представлена попытка анализа творчества двух греческих поэтов, К.Кавафиса и Й.Сефериса, как двух антропологических проектов, каждый из которых создает художественное пространство, отражающее возможное отношение человека к истории и культурной традиции. Ключевые слова: поэтическая антропология, греческая поэзия, К.Кавафис, Й.Сеферис Abstract The article presents an attempt to analyze the poetry of two famous Greek poets, K.Kavafis and G.Seferis, as a kind of anthropological project, which has to organize a textual space as two different types of human cognition especially regarding history and cultural tradition. Keywords: poetic anthropology, Greek poetry, K.Kavafis, G.Seferis Во все времена проблема человека была центральной для художественного творчества в первую очередь потому, что в творчестве как в самом процессе, так и его сопереживании человек может приблизиться к истокам своего сознания и бытия, "познать самого себя", выработать некое личностное отношение к миру, которое будет проявляться в иных индивидуальных или коллективных практиках. Опыт поэтического творчества, независимо от степени причастности к нему, выбранной человеком, выполняет важную роль контекстуализации человека, включение его в некие контексты, пределы которых выходят за границы его индивидуального существования. С ограниченностью своего бытия человек сталкивается с первых секунд появления на свет; мир внешний предстает перед ним формой, которой нужно овладеть. Постепенное развитие, взаимодействие с подобными себе, социализация приводят человека к осознанию того, что мир внутренний имеет такую же формальную выраженность, которую мы пытаемся захватить в акте преимущественно самопознания. Таким образом, одной из задач художественного текста является предоставление человеку глубинного опыта овладения формой, собственной и чужой, присутствующей и отсутсвующей, что в дальнейшем создаст фундамент для многих умений: отбирать необходимое, принимать решение, воплощать в действительности представленное в уме и т.д. Такую мысль предельно точно высказала О.Седакова, согласно которой "переживание формы как глубочайшая человеческая активность. Чем переживается форма? Явно не разумом в узком понимании. Явно не эмоциями в бытовом понимании. Слишком активное присутствие и того, и другого мы различаем как дефект формы, как то, что не дает ей вполне стать, совершиться: как нечто слишком «человеческое» или «рукотворное». Эта фундаментальная, простая и только задним числом анализируемая потребность в форме, способность к форме, наслаждение формой и мучение бесформенности ставит самый общий вопрос о составе человека: может быть, даже о его соматическом составе." [Седакова] Задание этой статьи — рассмотреть творчество К.Кавафиса и Й.Сефериса с точки зрения поэтического антропологического проекта, попытаться обозначить их ключевые позиции и рассмотреть, как в определенном смысле взаимную оппозицию, исходя из утверждения Н.Вагенаса, что К.Кавафис был одним из главных факторов влияния на становление поэтического метода Й.Сефериса и последний боролся с этим фактором всю свою жизнь [Βαγενάς 1979: 245]. Одним из свидетельств такой борьбы является замечательное ессе поэта "К. Кавафис и Т.С.Элиот: параллельные" [Σεφέρης 1992: 324-364]. Рассматривая творчество К.Кавафиса и Й.Сефериса (ссылки на произведения авторов за изданиями [Καβάφης 1991], [Σεφερης 1992]) как поэтически выраженные антропологические проекты, в первую очередь следует определить их возможные цели и систему, с помощью которой такие цели могуть стать достижимыми. В поэзии К.Кавафиса человек представлен в непрестанном становлении своего отношения к обстоятельствам собственной жизни. Его лирический герой обычно привязан к определенному событийному полю, заданным либо временными, либо пространственными рамками. Он предстает перед читателем как человек, схваченный в преддверии действия, за секунду до действия или отказа от него. Поэтическая ситуация, чаще всего представленная в текстах Александрийца, связана с моментом перехода от мыслей к действиям, слияния внутреннего мира, формирующего сущность человека, с внешним миром, задающем условия возможности или невозможности ее реализации. За такой трансформацией наблюдает (преимущественно) автор, сам пребывая в разных позициях, что обусловливает различное функционирование текстовой фокализации, влияющей на восприятие текста читателем. Кавафианский человек в определенном смысле предстает, как человек "чистого листа"; он волен поступать так, как считает нужным, иллюзорно выпадая из широкого контекста. Подобная иллюзия человеческой самодостаточности лежит в основе напряженности поэтического слова К.Кавафиса, полярность которого (в первую очередь шкала "поэтическое/ общеупотребимое") и порождает его "ироническую речь" [Βαγενάς 1999]. Человек не самодостаточен, он слаб и зависим, он предсказуем ("σοφοί δε προσιόντων αισθάνονται", напоминает К.Кавафис, цитируя Флавия Филострата ("А мудрецы — предстоящее")), с древних времен его уверенность в собственных силах превращается в ύβρις, но, одновременно со всем этим, а с высоты исторической действительности, вопреки всему этому, он — уникален. Уникален самой возможностью принимать решения, отказываться от поступков, вынашивать планы и терпеть поражения. Подобное утверджение, если применять его к отдельному тексту, может служить основанием для обоснования пессиместического отношения К.Кавафиса к жизни, бегства от реальности в неприкосновенный мир прошлого, часто звучащие в исследованиях, посвященных его поэзии Но если рассмотреть его на полотне всего творчества поэта, не сложно заметить, что такие частные случаи объединяются общим основанием: сущность человека всегда обладает потенциальным измерением, часть нашего естества, что проявляет себя в текущей ситуации, ориентирована на будущее и подобная ориентированность имеет онтологический статус. Не случайно такая мысль звучит в последнем стихотворении цикла "признанных" поэзий: βγήκαμ’ εμείς·/ ελληνικός καινούριος κόσμος, μέγας ("В 200 году до н.э."). Возможность "большого греческого мира" равно заложена как в решительности Александра, победах македонцев, так и в отказе спартанцев и поражении персов. Более того, "судьбоносные события", которым мы привыкли придавать так много значения, являются результатом произвольного стечения обстоятельств, сценой, за которой происходит реальная жизнь, процессы, формирующие общество — истинный объект поэтики К.Кавафиса. Уникальность человека в его субъективности, в том, что в даже в самой абсурдной деятельности он будет познавать мир, а значит — заполнять свой чистый лист бумаги, оставляя его для других, которые, если обстоятельства того требуют (καθώς που το απαιτούν η περιστάσεις, "Александр Яннай"), смогут прочесть его. В самых немыслимых обстоятельствах человек сохраняет возможность обратиться к другому человеку, даже если в конечном итоге этим "другим" окажется он сам. Человек обладает уникальной открытостью миру и именно она вызывает пристальное внимание поэта. В первую очередь из-зи того, что такая открытость при переходе из вещественного мира (природы) в мир субъектный (общество) становится предметом притязаний чего-то, зависимого от человека и одновременно пребывающего вне его, например, традиции или какого-нибудь общественного института, того, что в контексте обществнного бытия обретает права обращаться к человеку от его же собственного имени, зачастую лишая его права быть самим собой, покушаясь на его телесную полноту и духовную целостность. Человек включает себя в пространство, используя свое тело и его опыт взаимодействия с другими телами; для включения себя во временной континуум человеку нужно увидеть связь фрагментов собственного бытия, рассказать это как историю себе и другим. Это достаточно опасная практика, потому что, рассказывая историю, мы поддаемся соблазну ее мысленно переиграть, "вспомнить" несуществующее, "забыть" что-то малосущественное с нашей теперешней точки зрения. Кроме того, мы можем считать, что историю рассказывает наш голос, тогда как на самом деле за нас может говорить нечто внешнее, например, общественное мнение. Включенность в определенное общество предполагает овладение человеком искусства компромисса, один из любимых, по мнению Д.Холтона, сюжетов К.Кавафиса, "самообман" [Holton]. Проблема "самообмана" прямо связана с центральной темой поэзии К.Кавафиса — познаваемостью мира и истинности знания. Одно из решений, предлагаемых поэтом, состоит не столько в том, чтобы определить предел нашего познания или мерило истинности, сколько создать условия для поддержания критического восприятия любой познавательной деятельности, опирающегося на соединение интеллектуальной беспристрастности с пристрастностью чувственной, результатом которого стала бы легитимизация постоянного осознанного экспериментирования человека со своей идентичностью. Именно поэтому, на наш взгляд, К.Кавафис, несмотря на высокую плотность поэтической материи своего текста, создает впечатление его недосказанности, незавершенности, приглашая читателя рассмотреть возможные варианты его завершения, выйти за пределы текстуального конструкта и обнаружить возможную связь с конкретным моментом своего существования, убедительно показанную Й.Сеферисом в вышеупомянутом эссе. Одним из эффектов такой открытости поэтического текста и его персонажей является равитие особенной чувствительности человека в вопросах его коллективной идентичности, поисков путей приобщения к определенному коллективу. По словам Я.Сареянниса, путь К.Кавафиса был сложным путешествием от индивидуального Я к коллективному Мы [Σαρεγιάννης]. Именно коллективное пространство, несмотря на все ограничение, налагаемые им на личность, явлется пространством интеракции, где сталкиваются мнения и интересы ("Юлиан и антиохийцы", "Мирис; Александрия, 340 н.э.", "Большое шествие священников и мирян"), принимаются правильные решения и совершаются ошибки, создаются и разрушаются мировоззренческие модели ("В большой греческой колонии, в 200 году до н.э.", "В 200 году до н.э.", "Когда б мы позаботились"). Антропологический проект Й.Сефериса в определенных позициях полемизирует с концепцией человека у К.Кавафиса. Для Й.Сефериса целью человека является не столько создание или вариирование (отказ от) собственных идентичностей, сколько поиск неких неизменных начал, составляющих сущность человеческого бытия, но находящихся вне самого человека. На разных этапах творчества поэта таким началом могут выступать греки как культурное сообщество (ελληνισμός); Греция как материализация этических принципов; душа как бессмертная часть человека, создающая его целостность и неизменность, противопоставленная его телу как изменчивому и непостоянному. Человек, по мнению поэта, обязан вернуться к утраченным первоосновам, обрести личностное переживание собственной предистории (одним из самых устойчивых мотивов поэзии Й.Сефериса является мотив возвращения, в том числе, возвращение в мир детства, например, в поэзии "Возвращение путешественника"). На этом пути человеку предстоит преодолеть много препятствий, в основании которых лежит, как правило, не критическое отношение к традиции, которая либо отвергается, либо безапелляционно принимается, хотя сам путь устремлен в первую очередь к ней (с достаточной четкостью эта идея представлена в сборнике "Мифосказ"). Апелляция к ценностям, находящимся вне человека, определяет использование Й.Сеферисом модернистской трактовки мифа как поиска пути к коллективному бессознательному, которое может минимизировать разрушительное воздействие на мир разума и возобновить гармоническое вазимодействие с ним человека. Кроме того, изначально поэта интересует не отношения мира и некого "абстрактного человека", а конкретной группы людей, к которой принадлежит сам поэт, объединенной названием "греки". Поэт ощущает, что "греческость" в современном мире является понятием, утрачивающем свой смысл. Современные греки все дальше отходят от органического развития собственной культурной традиции, впрочем, по мнению поэта, к нему всегда возможно вернуться, либо найти новый путь, выводящий к органическим началам. Этот путь, в определенном смысле, является противоположностью кавафианского пути: от коллективного Мы ("Мифосказ") к индивидуальному Я ("Три тайные поэмы": T' άσπρο χαρτί σκληρός καθρέφτης επιστρέφει μόνο εκείνο που ήσουν ("Θερινό Ηλιοστάσι, H΄")). От элладоцентризма Й.Сеферис двигается к антропоцентризму. Если сопоставить позицию Й.Сефериса с концепцией К.Кавафиса, идея органического начала является прямо противоположной его антропологии. В поэзии К.Кавафиса, "греки" предстают как неоднородная общость, которую формируют центробежные и центростремительные силы истории (собственно одной из таких сил является она сама, равно как и другие общности). Эта общность вырабатывает определенный культурный код (язык, в первую очередь, (именно его греки доносят до Бактрии и берегов Инда ("В 200 году до н.э.")), мировоззрение, ценности), особенность которого является постоянная интеллектуальная незаангажированность, умение удивляться и удивлять. При такой постановке вопроса тезис о существовании какого-то неизменного набора ценностей выглядел бы странно. Более того, К.Кавафис показывает, что именно в ситуации чрезмерного выделения определенных "характерных" черт общество оказывается в ситуациях, роязщих катострофой (неслучайно первым шагом на пути к гибели таких персонажей, как Деметрий Сотер или Аристобул, является упоминание ими своего "права на", основанного на "принадлежности к"). То, что, по мнению К.Кавафиса, является ошибками, на которых нужно учиться, в интерпретации Й.Сефериса часто предстает истинами, которые необходимо найти. Это определеяет и своеобразность иллокутивности кавафисанского и сеферисовского текстов. Текст Й.Сефериса "затягивает" читателя в свою орбиту с помощью кругообразного движения по архетипным схемам: путешествие-инициация, эпифания-очищение, вследствие чего читатель по-новому "открывает" себя через формирование собственного отношения к вечным вопросам. Кавафианский текст, часто используя похожую схематичность, не просто воссоздает архетипность схемы, но трансформирует ее, дополняя неизвестными составляющими. Читатель кавафианского текста должен не просто заполнить по своему усмотрению недостающие элементы (историзм и архивность К.Кавафиса), но использовать текст для того, чтобы попробовать рассмотреть собственную экзистенциальную ситуацию (как в упомянутом эссе Й.Сефериса). В принципе, "зеркальностью" обладает любой поэтический текст, особенностью же текста К.Кавафиса, по нашему мнению, является то, что он не навязывает читателю определенный способ видения ситуации, а предлагает эксперимент с разными способами познания себя, правила которого волен установить сам читатель (ср., например, возможность амбивалентного прочтения поэзии "Фермопилы"). Литература
жүктеу/скачать 50.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|