www.grigorysidko.ru
АЛЬБОМ НА ВИНИЛЕ
На малом рейде Новороссийска,
на каменном пирсе, уходящем в море,
огромными буквами написано: «Pink Floyd» –
словно прощание с семидесятыми годами.
И я уже ретроград на фоне семнадцатилетних
болванов, которые не знают, что такое
фантасмагорические соло Джими Хендрикса,
или грустные шедевры «Beatles».
Сторона 1
-
Когда мне пятнадцать
-
Большой Город
-
Атакующая поэзия Новой Волны
-
Десять тысяч ночных кошмаров
-
Выброшенный из самолета на большой высоте
Сторона 2
-
Куда плывет этот кораблик?
-
Долгая зима Коровы
-
Рок
-
Рай на зыбких песках
-
Сияй, безумный бриллиант!
СТОРОНА 1
1. КОГДА МНЕ ПЯТНАДЦАТЬ
Что ты больше всего ценишь в людях?
Спокойствие души.
Твое представление о счастье?
Творчество, труд, самоотдача.
О несчастье?
Отсутствие цели.
Твое любимое занятие сейчас?
Спать.
Любимый поэт?
Неруда.
Прозаик?
Инесса Кед.
Художник?
Ван Гог.
Цвет?
Аквамарин.
Блюдо?
Ем все подряд.
Живность?
Мурзик.
Любимое изречение?
Время не ждет.
Качество, которое внушает тебе наибольшее отвращение?
Полнота.
Великий Конкурс
Крип Ланг подлетал к аэрокосмическому порту на собственном планетолете.
— Да объясни же, наконец, что все это значит? — нарушила молчание Сара Ланг. — Я твоя жена, а должна все узнавать от соседок!
У Крипа не было желания поддерживать этот бессмысленный разговор.
— Я уже сто раз пытался тебе объяснить, — устало отозвался он.
Но тут подал голос пятнадцатилетний Тэд.
— Ну, расскажи, пап! — попросил он.
Крип очень любил младшего сына и поэтому старался исполнять все его просьбы.
— Ладно, слушайте, — сказал он. — В самом центре нашей галактики находится могущественная организация разумных существ. Раз в год, в конце лета, эта организация собирает лучших представителей других миров на Великий Конкурс. Победители этого конкурса получают разрешение исследовать определенную область галактики в течение пяти лет. Ясно?
Сара кивнула, но Тэд спросил:
— А разве мы сами не можем исследовать? Без их разрешения?
— Нет, Тэдди, — мягко возразил Крип, — они действуют по определенному и очень удобному плану.
С этими словами он начал торможение, потому что вдали показалась зеркальная сфера космического аэровокзала.
Планетолет совершил мягкую посадку, кто-то услужливо открыл дверцу и помог выйти Саре. Звездолет был окружен плотным кольцом репортеров. Крип стал протискиваться к центру, а Тэд залез на стеклянную крышу планетолета, чтобы лучше видеть происходящее. Наконец Крип миновал кордоны и поднялся на трибуну. Ему дали микрофон. Он поднял руку, приветствуя землян. Толпа, заполнившая площадь, притихла.
— Друзья! — зазвучал многократно усиленный динамиками голос Ланга. — Сегодня один из величайших дней в истории нашей планеты. Двадцать пять наших молодых соотечественников — лучшие из лучших — отправляются на Великий Конкурс! Надеюсь, через пять лет мы будем встречать их с победой. Желаю вам успеха! — он обернулся к стоявшим возле трапа ребятам в новеньких серебристых скафандрах.
В толпе провожающих раздались одобрительные выкрики. К звездолету пропустили родных и близких тех, кто на пять лет покидал свою родину. Потом зазвучали предупредительные сигналы, и толпа начала рассеиваться. Через пять минут на стартовой площадке, поблескивая в лучах солнца, остался лишь звездолет участников Великого Конкурса. Послышались звуки гимна. В бетонные плиты ударил столб пламени. Звездолет оторвался от земли и взмыл в яркое голубое небо.
Я очень рад за тебя. Хорошо, что ты не унываешь после провала и продолжаешь идти вперед. Может, это даже и лучше, что ты не поступил — сначала осмотришься, а потом уже решишь, что делать дальше. Лично я одобряю, что ты пошел работать, да и родители того же мнения. Только не бросай мысли об архитектуре. Я тут недавно посмотрел кое-какие книжки — оказывается, это занимательнейшая область.
Теперь некоторые новости. Думаю, тебе будет небезынтересно их узнать.
Сначала о твоих одноклассниках. Серега Орлов поступил в военное. Женя Мальков провалился в Душанбе и теперь работает на заводе. Ира Ворошилова поступила в Таджикский университет. Видел ее недавно — красавица, в руках куча книг. Сашка Минаев и Човган никуда не поступили и теперь весело проводят время. Рашид в музыкальном, в Ленинграде.
Наш дом выглядит по-новому: покрасили в зеленый цвет, побелили стены, залили бетоном дорожки. Купили здоровенный шкаф (собирали целый день). Еще у нас появился кот Мурзик — страшный обжора.
Лето прошло как-то незаметно. Ходили на Вахш и там чувствовали себя, как боги, — нарочно плавали в самых опасных местах. В последний день пошли за фисташками — я, Василь и Наташка Шатрова. Я молчал, как пень, а он заговаривал ей зубы. Короче, лето кончилось. Началась школа. Мне не понравилось. Класс идиотов и тупиц (в том числе и твой покорный слуга). По физике схватил две пятерки, а на самом деле дуб дубом. Классная у нас теперь Элеонора Михайловна, и это никого не радует. Один новенький — довольно смелый парнишка, противоположность Дементьевой, но классическая болезнь — лень.
А вот некоторые данные о двух ослах.
1. Вовик Фозлиев. Вернувшись из Москвы, сей осел возомнил, что он выше других, но, окунувшись в серую действительность нашей провинции, заханурил и схватил несколько двоек. Сейчас мечется в поисках ответа на вопрос «Быть или не быть?» Воспроизвожу его высказывание по этому поводу: «Что они вола травят, неужели я хуже Лесковой? Плевать я хотел…» И т. д. и т. п. в том же духе.
2. Вася. Гора мышц. В настоящее время страдает от обжорства и неразделенной любви.
Маг покоится на шкафу в маминой комнате. Зато летом он работал на полную катушку, о чем свидетельствуют фотографии. Они сделаны в тот момент, когда магнитофон содрогался от диких записей группы «Yes». Снимок, на котором изображена моя безобразно патлатая физиономия, выражает не что иное, как отупение от рок-н-ролла. Снимок, где я в позе Иисуса Христа, говорит о том, что нет ничего в мире, кроме рока. На третьем снимке ты можешь обозревать могучие бицепсы Василя и обширный объем его грудной клетки. Четвертый снимок — ничем не примечательная будничная обстановка жизни Вовика. Однако коллекция фоток больше не пополняется. Причины:
1) фотоаппарат взял Кондратьев;
2) отсутствие времени.
Теперь о себе.
В последнее время веду довольно идиотский образ жизни: не знаю, за что взяться, или берусь и сразу бросаю. Постоянно конфликтую с родителями и не понимаю, как эти ссоры прекратить. Стараюсь вырваться из этого порочного круга, но пока удается только делать утреннюю гимнастику.
Теперь о жизни.
В городе появилась небезызвестная тебе Холодова. Вовика стошнило, Василя пробрала дрожь… Честно признаться, она меня бесит. Зажирела невозможно и прическа — что-то из затертого средневековья.
В воскресенье ездили на хлопок. Накануне директор произнес речь: «Ударным трудом ответим на решение съезда…», в таком духе. И ударили. Десятые собрали больше всех. Василь собрал тридцать четыре, я — тридцать два. Работал, как негр, но не смог собрать больше — все-таки сказывается отсутствие опыта. Рекорд поставила Зирка Нургалиева — сорок восемь. Вовик не ездил, работал в школе, в гараже. Кстати, об одном инциденте на хлопке: Моргала подканала к Наилю и ко мне и попросила хлопка. Мы отвалили ей, и я поменялся с ней фартуками — у нее был дырявый. Василь изрек свое знаменитое высказывание: «Настоящая аристократка». Потом, после обеда, она подошла к Василю. От радости он вывалил ей весь хлопок. Верю в их скорейшее примирение и дружбу. Мне кажется, она в него втрескалась.
Теперь попытаюсь изобразить себя — выявлю дефекты тела и души. Сюжет, как видишь, взят из картины Пикассо «Девочка на шаре». Но девочки нет!
Я снова ударился в поэзию. А ты как?
Ну, прощай.
Твой Сантим.
P.S. Мне кажется, ты упускаешь некоторые мои вопросы…
Самый лучший
Лина стояла на вершине холма и любовалась окрестностями. На ней было голубое легкое, как облако, платье. Здесь, на выжженном солнцем лугу, росли невысокие, потрепанные ветром деревца.
— Пахнет осенью, — улыбнулась Лина, погладив шершавый ствол рукой. И побежала вниз, к весело блестевшей вдали речке.
Увидев на берегу Тэда, она в нерешительности остановилась. Он что-то прибивал к стене ветхого сарая.
— Здравствуйте, — прошептала Лина.
— Какого дьявола ты морочишь мне голову, Пабло? Или ты хочешь по уху? — грубо бросил Тэд.
— Я не Пабло, — сказала Лина решительней.
Тэд обернулся и от удивления выронил спектральный лучевик, который использовал вместо молотка.
— Извините, — пробормотал он. — Я хотел… я думал… я подумал…
Больше он ничего не мог сказать, потому что красота девочки глубоко взволновала его. Тэду сразу понравилось ее открытое лицо, тонкие руки и развевающиеся волосы. Он уловил в ее взгляде доверие и поддержку.
— Как вас зовут? — спросила Лина.
— Тэд.
— А меня Лина.
— Очень приятно, — чтобы не выглядеть болваном, Тэд отвернулся и продолжил свою работу.
— А кто такой Пабло? — спросила Лина.
— Старший брат, — Тэд указал на копошащуюся в земле фигуру, и Лина невольно рассмеялась. Пабло являл собой весьма пестрое зрелище: копна немытых взъерошенных волос в сочетании с потертыми джинсами времен Баффало Билла.
Пабло посмотрел на Лину, грубо заржал и смачным плевком завершил церемонию приветствия. Проделав все это, он снова исчез в яме, насвистывая какой-то мотивчик.
— Не обращайте внимания, он не всегда такая скотина, — пояснил Тэд. — Вообще-то, в школе Пабло был самый лучший и поступал на отделение астрофизики, но провалился. Теперь вот землекопом стал, выискивает съедобных личинок Хлорореземус…
С недавних пор нашу тихую обитель стали посещать некие особы женского пола. Ты же знаешь, какая я свинья насчет своей внешности и уборки комнаты. Так вот теперь мне приходится, скрепя сердце, наводить порядок.
Ты беспокоишься о Наташе? Постараюсь подробнее рассказать о ней. Она страшно изменилась, стала намного взрослее, у нее куча друзей и знакомых. Вообще она, как ты, наверное, сам знаешь, очень общительна, и от прежней Наташи осталось довольно мало. Конечно, она прекрасна! Тут не может быть никаких сомнений.
Меня немного встревожило твое предостережение о том, что мы несколько грубоваты. Так оно и есть — я порядочный кретин и бездельник и давно замечаю за собой недостаток — неумение нормально разговаривать. Обычно я чего-нибудь да ляпну сдуру. Недавно беседовал с ней на хлопке и сошел с ума. Достаточно было ей произнести несколько фраз, и к тому же белый платок, который покрывал ее ангельскую головку. О, Боже! Мне не нравится, что она связалась с «обществом».
Мне кажется, я смогу стать ее другом. Впрочем, необходимо поговорить с ней серьезно. И еще: некоторые особы осуждают меня за связь с ней. Мол, «что это его на детей потянуло». Будь они прокляты!
Перехожу к музыке. Честно говоря, я становлюсь фанатиком. Регулярно с Наилем слушаем «Голос». Сейчас самые популярные группы — «Boston» и «Scherbet». Музыка бесподобна — рок в восточном стиле. Очень много бас-гитары, но в пределах нормы. Забой полный, особенно «Мотор любви». Но самое паршивое, что маг почти не пишет. Сошел с ума, узнав, что ты попал на «Орфея и Эвридику». Если не испишешь об опере пару страниц убористым почерком, я пошлю тебе свою кровь…
Наш класс постепенно преображается, как под пером литератора. Иными словами, начинается период Великой Дружбы.
Все началось с похода. Ходили с четвертого по шестое ноября на Потерянный Топор. До места топали пешком, по правому берегу. Фозли нагрузился, как вол: тащил твой сшитый рюкзак, битком набитый всякой всячиной, кроме того две палатки и еще спальники. У меня тоже был ничего рюкзачок, но мы с Василем проорали всю дорогу под гитары и не чувствовали никакой усталости. По пути набросились на плантации арбузов и мигом превратились в свиней. Доползли уже в темноте — благо была прекрасная лунная ночь. Замочили палатки и костер. Сварили, не помню что, и съели. И потом до утра бегали друг за другом с топорами, орали и танцевали.
Чуть рассвело, мы с Наилем полезли на крепость. Отличное утро и свежий горный воздух. Потом пошли на вершину, но не дошли. Потом ловили рыбу. Остальная часть дня прошла в идиотском времяпрепровождении.
Между прочим, должен сказать, что сейчас я выполняю в школе роль клоуна. От моих шуток сдыхает весь класс. Вовик считает, что я многого достиг.
А вот любопытный список моих кличек:
1. Батя
2. Отец
3. Бог
4. Иисус
5. Папа
6. Господь
Можно подумать, что я чуть ли не самая популярная личность, но это не так.
О доме писать нечего, все как раньше. По-прежнему меня ругают за двойки и за все-все-все. С Веркой отношения немного потеплели, но в основном я общаюсь, конечно, с Вовиком и Васей.
У Вовика новый котенок, умещающийся в руке. Мы давали ему клички. Вот два образца: Мерцедоний и Пентан. Не знаю, как назовут котенка, а вот наш разжирел еще больше. Его нужно именовать Санчо Панса, Ламме Гудзак или Гаргантюа.
Скоро отправлю тебе свой новый поэтический сборник «Пей, уставший!». Основная мысль сборника выражена в названии. После его написания я выдохся.
А вообще жизнь прекрасна, хотя иногда на меня нападает хандра.
Когда ты приедешь в Калининабад?
Когда будешь жениться?
Не одобряю твоих мыслей о военном училище. Неужели ты предал «Один плюс один» и все, что с ним связано? Скорблю по ушедшим в прошлое временам.
Вышли из стихов что-нибудь жгучее, чтоб за душу хватало. Чтобы напоминало, что человек не свинья и что ему нужна любовь, как хлеб.
P.S. Ты игнорируешь шестьдесят процентов моих вопросов…
Печаль высоких звезд
В седьмом номере журнала «Один плюс один» был опубликован фантастический рассказ Поля Бохольта «Самый лучший» из его сборника «Печаль высоких звезд». Редакция полагает, что этим нескромным названием фантаст намекал на то, что его произведение является самым лучшим. Однако это не совсем так. Несмотря на множество доброжелательных откликов, полученных редакцией, нельзя не указать также и на ряд недостатков. Главный из них — слишком много грубости на фоне безоблачного счастья пятнадцатилетних влюбленных. Сочинение пестрит словами «осел», «идиот», «болван», «скотина» и т. п. Мне кажется, Бохольт взялся не совсем за свою тему… И все же рассказ Поля оставляет в наших сердцах неизгладимое впечатление. Он проникнут тонкой лирикой и настоящей поэзией. Светлые и нежные образы Лины и Тэда ранили сердца читателей. (Главный редактор журнала «Один плюс один» Вед Крок)
Падение Бёрча
Он удалялся развинченной походкой наркомана. Сутулый и больной, доведенный до крайности скудной пищей, долгами и налогами. Драный засаленный свитер, стоптанные ботинки и блуждающий взгляд — таков был некогда знаменитый Гарви Бёрч. Это был последний осмысленный разговор в его жизни. Я до сих пор нахожусь под впечатлением его слов, его хриплого, беспрестанно прерываемого кашлем, голоса. Вот что рассказал мне Бёрч, старик в двадцать шесть лет…
Дела мои плохи — страшно поругался с родителями. Не поладил с отцом. Вышел из всех рамок приличий.
С музыкой завязано. Магнитофон спрятан (да это и к лучшему — я уже не могу его слушать). Занимаюсь теорией — привожу в порядок записи, для меня это хорошая разрядка.
Сейчас у меня хреновое настроение, бездельничаю.
Самое плохое: у меня нет ясной и четкой цели.
Еще одна палка в мои колеса — Ольга Рахманова. Здесь я пасую. Не могу ничего с собой поделать.
Если серьезно говорить, то я устал писать.
До свидания.
Вечером в декабре
Я сидел в чайхане и созерцал путь, пройденный моим желудком. Путь, длиною от великолепной шурпы до восхитительного щербета. И тут, да простит меня Аллах, взгляд мой пал на страницы восьмого номера журнала «Один плюс один», в котором был напечатан рассказ Фрэнка Манхайма «Падение Бёрча» из цикла «Земля вечером в декабре». Рассказ, несомненно, великолепен. Он заставляет нас задуматься над вопросами: кто мы? Кем мы вырастем? Основное место в нем занимает грустная история Гарви Бёрча. Нам интересно наблюдать за этим симпатичным парнем, ведущим мучительную
борьбу с навалившимися проблемами. И все же в рассказе присутствует некая доля сентиментальной плаксивости. Слишком мрачно и жутко описано место действия, с излишней, я бы сказал, трагичностью нарисован психологический мир героев. В целом же хочется отметить интересный сюжет, и не совсем донесенную до читателя мысль автора. (Ответственный секретарь журнала «Один плюс один» У ибн Угун.)
Что творится в школе и у тебя в душе?
Школа осточертела настолько, что думать (и писать) о ней нет ни желания, ни сил. В классе болото. Балдеем с Вовиком. У меня в душе сумбур, хаос и неразбериха. Честно признаться, сейчас я еще очень мало знаю о жизни и о себе самом.
Сколько времени ты предаешься тоске?
Я почти не тоскую. Прошли те времена, когда мне хотелось бежать от самого себя.
Считаешь ли сбалансированным свой внутренний мир?
Мне кажется, там все в норме. Но нужно развивать его дальше.
Достаточно ли тверды твои взгляды на жизнь? Сможешь ли ты отстаивать их где угодно и перед кем угодно?
Взгляды достаточно тверды, но вот насчет отстаивания их я довольно слабоват.
Исходные точки опоры твоего теперешнего существования?
Этот вопрос очень труден. Честно говоря, опора довольно зыбкая. Я многое утерял из прошлого и почти ничего не приобрел нового.
Какую книгу ты сейчас читаешь?
Сейчас читаю Уолта Уитмена — «Листья травы». После Неруды он второй поэт в мире.
Неужели жизнь продолжается?
Да, наверное. Ведь уже больше месяца как новый год, а я все еще никак не могу к этому привыкнуть.
Период застоя и болезненности наконец-то закончился. Я полон оптимизма. С первого февраля начал бегать (думаю согнать жир), занимаюсь математикой. Начал вести дневник — хочу писать воспоминания о своей жизни, о Калининабаде, о школе и вообще. Но все это требует страшной воли и упорства, коих у меня нет (и не было). Кстати, одно из правил, которое я завел, гласит: каждый день потеть.
Ольгу Рахманову я закопал в глубины своей памяти. Связь с ней показала, как низок я еще в нравственном отношении (грубость, небрежность и т. д.).
Вовик продолжает оставаться болваном, хотя по-прежнему занимается радио. Насколько я понимаю физику и вообще радио, он в теории дуб, а вот в практике волокет. С его мозгами можно горы свернуть. Насчет себя — не знаю. Я должен заставить себя пахать.
Кстати, должен тебе сказать, что некоторые кретины толкуют в адрес журнала, что, мол, это все детские игры и скоро он прекратит свое существование. Развеивая пошлые сомнения, я снова взял в руки перо, полное надежд, и окунул его в чернила.
Заодно хочу сделать несколько замечаний по поводу критики. Критические статьи в «Один плюс один» до примитивизма просты и односложны. Вед Крок и У ибн Угун отделываются кратким пересказом и слабыми замечаниями. Хорошей критики нет. Но нет и хороших произведений…
Снова!
Январский номер журнала выпущен в марте, и это глубоко символично. Вы спросите, по какой причине запоздал номер? Отвечу. Избыток чувств и мыслей не сразу удалось пустить в нужное русло — раз. Гибель жанра прозы — два. Лень редакции и низкие гонорары — три, четыре.
Последние несколько месяцев мы действительно наблюдали некоторый упадок. В большей мере кризис был вызван бурным потоком внешней информации, но и внутри авторских мозгов происходила коренная ломка некоторых умозрений. Все это обещало вылиться в новый всплеск поэзии — поэзии более свежей и животрепещущей, более острой и плодотворной. И вот, наконец, прорыв свершился!
Итак, уважаемый читатель, на страницах девятого номера вновь заговорит знаменитый Вольфганг Тильгнер. Его новые произведения доставят истинное наслаждение
гурманам абстрактной мысли. Также, со своим шедевром «Аэропорт» выступит Роберт Денфилд, автор неувядающего цикла «Когда мне пятнадцать». Среди гостей — уже полюбившаяся нам эстонская поэтесса и писательница Инесса Кед, в очередной раз печатающаяся в нашем журнале, о существовании которого она даже не подозревает. В переводе Элеоноры Тамм вы прочтете два ее стихотворения: «Встречая нежно тихий взгляд» и «О, если буду я еще сама собою». (Заместитель главного редактора журнала «Один плюс один» О’Сантим)
Новое имя
Поэтическое приложение к девятому номеру, как видит читатель, наполнено исключительно поэзией Фита Олрэйта из его тетради «Я наблюдаю жизнь». Фит Олрэйт впервые публикуется в нашем журнале и, в отличие от достаточно жестких и непримиримых стихотворений других авторов, его поэзия проникнута верой в добро и красоту. Удивительные поэмы Фита чисты, свежи и поражают богатством красок. Опубликовав первые же свои стихотворные опыты, Фит Олрэйт проснулся знаменитым и сразу же вписался в поэтическую элиту нашего века.
«Радость, которую я испытал, узнав, что мне предоставили слово в замечательном журнале «Один плюс один», не сравнима ни с чем. Постараюсь и в дальнейшем оправдывать доверие редакции. Большое спасибо!» (Фит Олрэйт)
На майские праздники ходили на Ходжемастон. Было десять человек, самые энтузиасты. Первого числа — демонстрация, вместо нее мы сбегаем из города. В два часа дня садимся на мотовоз и едем до Балагдаша. Компания, что надо, все довольны. Начинается подъем. Девчонки идут налегке, парни волокут огромные рюкзаки. Идем медленно. Доходим до первого родника, там привал. Поздно вечером доходим до места. Ты не можешь себе представить, какая там природа — деревья в зелени, трава до небес. О, небо! Я бы остался там жить… Ставим палатку. Жрем. Потом втискиваемся в наше жилище. Страшная теснота. Слушаем музыку и собственные шутки.
Но самое яркое впечатление — ночной вояж на вершину. Пошли: Вовик, Наиль, Юрич и твой покорный слуга — часов в двенадцать, когда все уже отрубились. Была луна, ветер… Темп убийственный — поднялись за один час. На вершине съели по два печенья, выпили воду во фляжке и слушали транзистор — «Beatles» и американские соул-группы. Потрясающе. И вид оттуда фантастический. Вовик сказал, что иногда стоит сходить с ума…
Твои планы?
Сейчас основное — подготовка к экзаменам. Поступать в институт я не думаю. Оставаться в Калининабаде тоже не хочется. Я становлюсь все увереннее в варианте уехать
в Находку. Там есть школа мотористов. Учиться год. А потом — в плавание.
Твоя жизнь?
Весь день на Вахше. Сплю на улице. Занимаюсь астрономией.
Кстати, моя голова теперь выглядит так:
Моя конечная цель:
Последнее время опять законтачил с Наташкой Шатровой, но все это бред. Девчонки меня не интересуют. Меня радует то, что я регулярно бегаю — пока до первого моста.
Достарыңызбен бөлісу: |