Сенгир Аттила в кочевьях у биттогуров и хуннагуров

83.Сенгир Аттила в кочевьях у биттогуров и хуннагуров

Сердечно поприветствовав уважаемого командующего над всеми гуннскими войсками этельбера Усура, хан левого крыла Аттила и умелый знахарь-провидец Айбарс прошли вглубь юрты, сели за очагом на кошму, выпили по поднесенной женой-токал почтенного жаувизиря Кичихыс чашке верблюжьего кумыса-шабата и приготовились слушать, что скажет престарелый мудрый хозяин жилища. Туменбаши Усур снял с головы свой зимний круглый головной убор, беловатые его волосы при свете ночного огня отблескивали красно-рыжими и пепельно-серебристыми полосками, морщинистое лицо заслуженного старого человека с загинающимся книзу носом в полутьме выглядело как голова горделивого орла.

– Неладные дела происходят у соседних хуннагуров. Их старейшины требуют смещения с должности племенного хана... – опытный орлиноносый жаувизирь помедлил, оглядывая трех своих собеседников; кроме сенгира Аттилы и сенгира Айбарса, в теплом шатыре также присутствовал хуннагурский этельбер, широколобый тридцативосьмилетний Барсих, – верховного кагана всех гуннов сенгира Беледы, а на это место желают избрать на своем племенном курултае... – жаувизирь запнулся, посмотрел на лобастого этельбера хуннагуров, потом перевел взгляд на туменбаши Аттилу и торопливо продолжил: – Хотят избрать тебя, сынок мой Аттила.

В юрте повисла тягостная тишина. Никто не желал ее нарушать. Только уголья затухающего было костерка вдруг вспыхнули разом и осветили ярко все жилище, это жаувизирская токал подбросила туда иссохшего коровьего кизяка.

– Ну что скажешь ты, о улуг сабир кам⁵¹³ Айбарс, – обратился к нему пожилой биттогурский этельбер, – какие касающиеся этого случая положения есть в адате?

– Но ведь хан хуннагуров сенгир Беледа является и всеобщим правителем всех коренных гуннов, – задумался сабирский кам Айбарс, морща лоб и резко щелкая пальцами правой руки (признак возбуждения у сабиров).

– Да, как и сенгир Аттила, который является ханом сабиров, а также правителем восточного гуннского крыла, – добавил скороговоркой (также признак возбуждения у биттогуров) старый жаувизирь.

– Сенгир Аттила является вторым ханом всех гуннов, – продолжал свои мысли вслух толковый шаман-провидец, – а у сабиров он был избран ханом племени, так как его мать была сабирка...

– Нет, улуг сабир кам, – вдруг возразил общегуннский жаувизирь, – ты меня не понял. А если хан Беледа не захочет добровольно уступать свое место правителя племени хуннагуров, то тогда как быть? Или же, напротив, сенгир Аттила не захочет избираться ханом хуннагуров, тогда как?

– Мой жаувизирь, – долго и основательно подумав, сказал шаман Айбарс, – если сенгир Беледа не захочет уходить с должности хана племени, а племя настаивает на этом, а соискатель этого поста сенгир Аттила соглашается, то тогда все должен решить поединок между двумя сенгирами, и единоборство будет продолжаться до смерти одного из них. Если же претендент не согласен, то тогда ханом хуннагуров, невзирая ни на какие пожелания и требования старейшин, остается сенгир Беледа.

– Хорошо, улуг сабир кам Айбарс, представим, поединок состоялся и сенгир Аттила одержал победу, то кто тогда будет верховным каганом всех гуннов, поскольку именно хан хуннагуров сенгир Беледа занимает этот пожизненный трон?

– Этот вопрос будет решать, жаувизирь Усур, расширенный гуннский курултай, на который следует пригласить также славянских и германских союзников.

– А если сенгир Беледа одержит в единоборстве победу, то каковы будут последствия по адату, улуг сабир кам?

– В этом случае сенгир Беледа как законный хуннагурский правитель имеет право, мой жаувизирь, преследовать всех старейшин, выступивших против него, отобрать у них скот и пастбища и изгнать их прочь из племени. Ведь они будут в таком случае неправы, высокое небо тогда выступит покровителем сенгира Беледы. И в этом случае каган всех гуннов Беледа имеет право самолично назначить на место сабирского хана другого правителя племени, разумеется, из высокородных тарханов. Сабиры теряют раз и навсегда право избирать себе сами своего предводителя, поскольку небеса отвернулись от них. И они тогда должны будут еще радоваться, что всеобщий гуннский курултай по представлению великого гуннского кагана не исключил их из числа родственных племен и не перевел их в разряд вассальных данников.

– О, улуг сабир кам Айбарс, ты сказал все правильно. Так оно и есть, но несмотря на все будущие неприятности, которые могут вдруг перед ними возникнуть, хуннагурские старейшины никак не отступаются от своего и в моем лице просят тебя, сын мой Аттила, выйти на единоборство. Мои слова может подтвердить хуннагурский этельбер Барсих.

Поименованный минбаши хуннагуров и начальник личной охраны великого гуннского кагана вскочил с места и, приложив обе руки к печени, поспешил ответить:

– Ие бол, мой жаувизирь!

Хан сабиров Аттила сидел огорошенный всеми сказанными словами. Почему-то ему пришло в сознание его видение на Карпатском перевале – дух погибшего синьского воина Аттилы, который через двадцать четыре поколения предупреждал о нависшей опасности хуннагурского воина Аттилу и указывал обстоятельства сохранения его жизни. Все в мыслях сенгира Аттилы становилось на свои места, все уже было логично и объяснимо. И вдруг молнией в голове у сенгир-хана промелькнула мысль о том, что, если он одержит верх в поединке, то нет никого из сенгиров, кто бы мог ему противостоять на пути к общегуннскому великоханскому престолу. Но он сразу же прогнал прочь эту мысль, ведь не может же всадник бежать быстрее своей подседельной лошади. «Главное – не поддаваться совсем ненужному хызарту⁵¹⁴, – подумалось сенгиру, – как говорится, излишний хызарт вредит делу». И непроизвольно хан Аттила вспомнил, что и готы говорят похоже: хазарт⁵¹⁵ и анты: азарт.

– Так ты согласен, мой сын Аттила, выйти на единоборство с каганом Беледой? – вопросил биттогурский жаувизирь.

– Да, мой ага Усур, я согласен, – четко отвечал сенгир-хан.

– Тогда в путь, едем немедленно к хуннагурам, они нас ждут в своем главном кочевье.

И немалая колонна вооруженных воинов биттогуров (одна тысяча) и хуннагуров (около одной сотни) двинулась в ночной степи на юго-запад в сторону темнеющего западно-карпатского нагорья, где в одном конском переходе от Эгера начинались владения племени хуннагуров. Желтые звезды на высоком фиолетовом небосводе подмигивали воинам. Слышался глухой топот конских копыт на неглубоком снежку, позвякивали удила, оружие, изредка ржал то один, то другой подменный конь, подседельные были заняты своими седоками и у них не было возможности заржать.

Ехали около двух румийских часов. В ауле хуннагуров также никто еще не ложился, уже издали были заметны костры и оживленное пешее и конное движение. Селение было по степным меркам немалое – около ста юрт, шатыров и алачугов. Перед самым большим из них в центре становища горело несколько слепящих очистительных костров, рядом молодые шаманы и шаманки ритмично стучали в дунгуры. Множество лошадей указывало на то, что здесь собралось не менее трех сотен хуннагурских воинов.

Жаувизирь гуннского каганата многоопытный Усур, хуннагурский сенгир Аттила, хуннагурский этельбер Барсих и старший шаман сабиров Айбарс сошли с седел на землю, размяли немного затекшие ноги, обошли вокруг ритуальных костров, шаманы обвели над их головами чашами с коровьим молоком, чтобы отогнать от них злых духов-албысов, и, склоняя голову в проеме двери, один за другим вошли в огромную белую юрту для проведения собрания племенных старейшин.

– Желаю почтенным аксакалам многих лет жизни, благоденствия, умножения скота и высокотравных пастбищ! – приветствовал согласно степного обычая бело– и седобородых старцев сенгир хуннагуров Аттила.

– И тебе того же самого желаем! – загалдели старейшины обрадовано, завидев входящего высокородного тархана – сенгира своего племени.

Их было двадцать один человек, умудренных жизнью и долгими прожитыми годами седоголовых стариков, многие с трясущимися руками и слезящимися глазами. Одна треть из них была уже хорошо знакома туменбаши Аттиле, эти уважаемые аксакалы полгода тому назад приезжали в его орду на Олте искать правосудия у него как у второго хана гуннов; они тогда прибыли с жалобой на неправомерные деяния сенгира Атакама и сенгира Беледы. Но окончательно та тяжба еще не была решена. Да и может ли она быть решена, коли главным ханом гуннов является сенгир Беледа?

Тогда гуннский соправитель уважительно принял этих старцев, превосходно угостил их и всячески выказывал им свое расположение. Да иначе и нельзя было поступать – они ведь аксакалы!

Главнокомандующий всеми войсками гуннов этельбер Усур, хан сабиров сенгир Аттила, начальник охраны великого кагана этельбер Барсих и главный шаман восточного крыла сенгир Айбарс сели на указанные им места справа от двери и приготовились выслушать то, что им скажет совет знатных старейшин племени хуннагуров, состоящий в соответствии со степным адатом из престарелых сенгиров, ханов, беков и этельберов, занимавших ранее в войсках должности не ниже минбаши. Рядовых тарханов в составе такого совета не было.

– Сенгир Аттила, – обратился к нему сидящий в центре самый старый аксакал, восьмидесятилетний бек Кадер⁵¹⁶, приподнявшись на правое колено, – мы, старейшины хуннагуров, решили, что ты можешь стать нашим ханом. Но для этого ты должен выйти на единоборство – таймас. Коли ты выразишь согласие, мы продолжим наше собрание. Если же ты не согласен, значит, такова наша стариковская доля – кадер.

– Я согласен, – сказал громко и твердо темник Аттила.

– Мой сенгир, – уже медленно, внятно и чуть ли не с торжеством в голосе произнес сидящий на почетном месте – торе торага⁵¹⁷ с красными веками Кадер, – я так и полагал, ведь не может сенгир Аттила, сын сенгир-хана Мундзука, поступить иначе, когда его призывает на ханство в тяжелые дни его родное племя хуннагуров.

Торага Кадер уже встал во весь свой высокий рост, который не могла скрыть даже его согбенная спина, и с нескрываемой радостью в голосе добавил:

– Пока ты, о сенгир Аттила, свободен. Пусть останется здесь шаман Айбарс в качестве твоего доверенного лица – ахмана⁵¹⁸, – и добавил негромко: – А ты пройди в соседнюю юрту, сын мой Аттила.

Около одного румийского часа пробыл хуннагурский высокородный тархан Аттила один в соседнем небольшом, но теплом алачуге. Около него одного хлопотал молодой хуннагурский нукер, предлагая ему коровьего кумыса и вина и подбрасывая кизяк в очаг посреди юрты. Несмотря на ночь, огонь разожгли в жилище ярко и дым-тютюн уносился через верхнее откидное светодымовое отверстие – тюндюк. Сенгир Аттила улавливал слухом, как в темноте к соседней большой юрте совета старейшин подъехали всадники, и даже, как показалось ему, он расслышал визгливый и, вероятно, пьяный голос своего братца кагана Беледы. «Надо хотя бы чуток прикорнуть и отдохнуть, а то скоро усталость начнет одолевать», – подумалось тархану хуннагуров Аттиле, когда он, закрыв глаза и прислонившись к высокой стопке стеганых разноцветных одеял, проваливался в прерываемый своими же тревожными мыслями короткий сон.

Едва занялась зимняя утренняя заря, как его слегка тронул за плечо шаман сабиров Айбарс. Последний сел рядом и тихо вполголоса начал говорить:

– Там приехал каган Беледа, старики предъявили ему претензии, что его правление у хуннагуров никуда не годится. Он, мол, принес им только плохую жизнь. В бургундском походе добыча была малая. В галльском походе на вестготов погибла треть хуннагурских воинов из-за негодного управления туменом. Трофеев тогда не было никаких. В балканском походе хуннагуры не снискали боевой славы, опять таки из-за его неумения водить войска. Добыча была мизерная, и то она досталась благодаря милости хана левого крыла. Хуннагурский хан оставил без наказания коварного убийцу утургура Атакама, прямо повинного в гибели хуннагурского же боевого этельбера Ахтайаха. Мало того, именно сам сенгир Беледа был зачинщиком той ссоры, в которой был подло, со спины, убит несчастный и неосторожный этельбер. И до сих пор сенгир хуннагуров покрывает утургурского убийцу. В общем, они объявили ему, что больше не считают его своим ханом и приглашают на эту должность сенгира хуннагура Аттилу. Сенгир Беледа взбесился и вскочил было с места, по всей вероятности, он еще не отошел от ночного пьянства, но этельбер Барсих осадил его грубо, применив силу. Хуннагурский сенгир Беледа не только соглашается, а просто жаждет сразиться в таймасе с хуннагурским же сенгиром Аттилой за право называться ханом племени хуннагуров. Скоро вас обоих снова пригласят в совет старейшин и объявят условия и сроки поединка.

Главный шаман восточного левого крыла гуннской державы, сенгир сабиров тархан Айбарс вытащил из внутреннего кармана своего широкого шаманского пестрого тулупа кожаный мешок, вынул оттуда семь золотых монет с припаянными ушками на желтой линялой шелковой ленте и протянул связку немного озадаченному этим сенгиру:

– Возьми и одень на шею под рубашку. Это называется у сабиров «эленты»⁵¹⁹, он сохраняет жизнь джигита-гунна в единоборстве. И запомни: на тебя с надеждой взирают хуннагуры, сабиры, биттогуры и все остальные гуннские народы. Высокие небеса и вечные боги на нашей стороне! То, что состоится поединок за хуннагурское ханство – это промысел всевышнего, всевеликого и всевластного бога Коко Тенгира! – и, подвинувшись еще ближе к хуннагурскому родовитому тархану Аттиле, сабирский знахарь-провидец еще тише прошептал: – Не забудь про напоминание арвахов на карпатском перевале.