Поздней осенью, когда уже начались холодные дожди, в среднем течении реки Родана в укрепленном румийском кастелле Виенне169, насчитывающем около десяти тысяч мирных жителей и являющимся штабом-орду главнокомандующего всеми румийскими войсками, расквартированных в галльских провинциях и на укрепленной северной рейнской границе – лимесе, собрался смешанный военный совет, состоящий как из благородных патрициев, так и союзных им степных гуннских тарханов. В небольшом двухэтажном дворце, крытом коричневым шифером и возвышающимся над соседними строениями высоким светлым фронтоном, собрались самые уважаемые сановники западнорумийской префектуры Галлии, и среди них сам наместник-префект в достоинстве претора Флавий Бонифаций, коренастый латинянин, светлолицый, коротко остриженный, с бритым лицом и без усов; как все истинные патриции, с пронзительно острым взглядом черных глаз, в белой тоге, окантованной широкой пурпурно-красной каймой консула. Как самый главный гражданский начальник Галлии, которому по румийским законам были подотчетны и все военные власти, он восседал во главе широкого четырехугольного мраморного стола. Обычно румийцы на советах, совещаниях и собраниях сидят на скамьях прямо, а во время еды, застолий и пиров предпочитают возлежать на ложах головой к краю стола.
По его правую руку занимал место главный военный начальник Галлии, пропретор, магистр западнорумийской милиции патриций Флавий Аэций, открытая часть его правой руки выше локтя из-под снежно-белой тоги отблескивала коричневатым загаром; присутствующим было ясно, что сенаторская гражданская белая тога – это не тот вид одежды, который предпочитает знаменитый воин.
За румийским полководцем Аэцием занимал свое место его первый заместитель, квестор легат Литорий, молодой человек лет около тридцати возрастом; как все истинные румийцы, темноволосый, темноглазый, с прямым заостренном носом, среднего телосложения, но скорее плотный в верхней части тела. Поскольку он не принадлежал к знатным румийским сословиям патрициев и всадников, а происходил из зажиточных и благородных плебеев, то он сидел в обычном парадном одеянии человека высокого военного ранга. На нем была удлиненная красная туника, на правом коротком рукаве несколько узких голубых нашивок за непосредственное участие в боях. На груди свисал на позолоченной цепочке бронзовый полукруг с орлом командира легиона.
По левую руку от префекта Бонифация сидел хан восточного гуннского крыла Аттила в обычной скромной одежде сотника-юзбаши. За ним располагался главный жаувизирь гуннского государства туменбаши ага Усур, а последующим устроился удобно, только сегодня утром прибывший от вандалов из Приморской Аквитании, общегуннский тамгастанабаши вой Деряба. Присутствовал также старший шаман левого гуннского крыла аба Айбарс. Только по причине дальнего нахождения где-то в верховьях Рейна, а может быть, уже и в среднем его течении, отсутствовал великий гуннский каган сенгир Беледа – он уже пребывал в походе против ненавистных бургундов.
Вначале восточный гуннский хан Аттила был недоволен и не хотел занимать место по левую руку румийского претора и префекта Бонифация, который самочинно занял главное кресло председательствующего на данном объединенном румийско-гуннском совещании. Но жаувизирь многоопытный ага Усур тихо по-гуннски успокоил возбужденного младшего восточного хана словами о том, что этот Бонифаций представляет саму августейшую западнорумийскую правительницу Галлу Плацидию, а она выше саном и достоинством, нежели второй гуннский хан, да и к тому же гунны здесь находятся на платной военной службе, ну а кто платит, тот, как говорят у гуннов, пользует самую красивую и широкозадую рабыню.
– Усур-ага, но ведь мы же здесь не слуги! – зло прошипел второй гуннский хан.
– Но мы здесь и не хозяева, – упорно глядя в глаза сенгиру Аттиле, ответствовал упорный пожилой общегуннский жаувизирь.
Бывший румийский легат Аттила знал, что румийцы придают большое значение всяким совещаниям, заседаниям и собраниям. Недаром они любят объединяться в различные союзы, товарищества и коллегии и долго заседать. У них есть не только коллегии судовладельцев, землевладельцев, купцов, ремесленников, но даже и товарищества гладиаторов и коллегии городских и сельских рабов!
Но на этот раз военно-политический совет длился, против ожидания темника Аттилы, относительно недолго.
Слово взял председательствующий, наместник Галлии претор Бонифаций, да и по возрасту он был лет на пять старше своего подчиненного пропретора Флавия Аэция и лет на десять старше легата Литория. В эту пору известному западнорумийскому государственному деятелю, патрицию и сенатору Бонифацию было сорок три года, самый расцвет мужских сил, доблестей и способностей!
– Я буду краток, – начал свою речь по-латински представитель румийской правительницы, – наша августейшая властительница всей душой и всем сердцем не терпит вестготский народ. Мы отлично помним, что после захвата вестготским конунгом Аларихом170 прославленного вечного города Рима наша обожаемая августа попала в плен и после скоротечной смерти этого негодяя Алариха была насильно выдана замуж за его преемника конунга Атаульфа171, у которого к тому времени уже была жена и дети. А после гибели этого негодного Атаульфа в 415 году от рождества Христова новый вестготский конунг Зигерих172 унизил нашу дорогую августу, глубоко любимую римским народом дочь цезаря Плацидию, и прогнал ее впереди своей триумфальной колесницы в Толозе вместе с детьми предыдущего вождя Атаульфа. И потому наша божественная августейшая правительница требует жестоко наказать этих непокорных вестготов, которые забыли понятие благодарности. Ведь, проживая во владениях Великого Рима, они еще осмеливаются бунтовать и образовывать мнимое собственное королевство.
Поэтому сейчас основная задача – разгромить без никакого снисхождения вестготские отряды и привести их предводителя Теодориха к смирению. Ваша верная служба будет хорошо вознаграждена.
– А хорошо, это как? – перебил, безо всякого уважения к званию личного представителя румийской августейшей правительницы, наместника Бонифация также по-латински гуннский жаувизирь многоопытный Усур.
– Каждому вашему воину по пятьдесят денариев, а их командирам, разумеется, в соответствии с занимаемой должностью, намного больше, – префект Бонифаций недовольно покосился на пожилого гуннского военачальника.
– А ты хоть знаешь цены на ваших рынках, а именно, что можно купить за эту сумму в пятьдесят денариев? – не унимался дотошный гуннский туменбаши. – Так я тебе отвечу, эти деньги, в лучшем случае, – стоимость одного среднего барана. И за такую смехотворную сумму мы пришли издали сюда и неизвестно, когда еще предвидится конец похода, но то, что только не в этом году – ведь зима уже на носу – это уже ясно как божий день, – и немного помедлив, главный военный визирь степного государства засмеялся, морщины покрыли сплошной сетью его загорелое лицо над усами и бородой: – А если конунг Теодорих, вестготы которого когда-то были дружны с нами, гуннами, и с которыми мы вместе много лет тому назад уже покоряли Рим, предложит нам объединиться с ними и взять более изобильную и многочисленную добычу, то как тогда?
Тут стало ясно, что не только префект Галлии Бонифаций, но также и командующий галльскими легионами Аэций встревожились не на шутку.
– А какое ваше предложение? – обратился к жаувизирю Усуру галльский наместник-префект.
– Каждому строевому нукеру, а у нас задействовано шестнадцать туменов войск, по двести пятьдесят денариев наличными, причем, чтобы в монетах соотношение серебра и меди была половина на половину, – твердо произнес по– латински каждое свое слово главный гуннский военачальник, – и к тому же никаких ограничений при захвате боевых трофеев. А то как в прошлый раз, несколько лет тому назад, будете нас умолять не трогать медные, серебряные и золотые предметы в храмах, монастырях и церквях. Захваченный скот мы также будем угонять в свои владения. Что же касается вестготских военнопленных, то за них мы назначим выкуп, за каждого человека цену упитанного быка. Если выкупа скоро не последует, то мы их обратим в рабство и продадим на невольничьих рынках Восточного Рума. Таковы наши условия!
Сидящие за столом остальные румийцы: пропретор Флавий Аэций, квестор Литорий – и гунны: хан Аттила, шаман Айбарс и тамгастанабаши Деряба – не проронили за время диалога этих двух выдающихся людей ни слова.
Претор-наместник Бонифаций хлопнул в ладони, кравчий и виночерпий внесли различные изысканные и лакомые галлороманские закуски и вина. Стало ясно, что устная договоренность между латинянами и гуннами была достигнута.
Выпивая свой большой прозрачный стеклянный бокал с фалернским вином и закусывая терпкими оливами, хан восточного гуннского крыла испытывал двоякое чувство: с одной стороны, этот разговор в требовательном и даже угрожающем тоне должен был вести ни кто иной, как он сам в качестве сенгира-соправителя гуннской державы, но, с другой, он был доволен результатом этих кратких и настойчивых переговоров с префектом Бонифацием. Но, в конце концов, предводитель восточного крыла гуннского государства сенгир Аттила утешился тем, что все же главный жаувизирь Усур был прав. Ведь гунн Усур говорил с равным ему по достоинству румийцем Бонифацием. А если бы такие переговоры вели бы сам сенгир Аттила из потомственного царского рода и префект, хотя и знатный, но не царского рода патриций Бонифаций, и последний при этом отказал бы гуннам под каким-либо благовидным предлогом, то как неуютно и даже нелепо выглядел бы он, потомок знаменитого шаньюя Хуханве!
Достарыңызбен бөлісу: |