(№) В КОЛЛЕГИЮ ОГПУ ДОПОЛНЕНИЕ. А.ЕРМЕКОВ. 27/10 (ОКТЯБРЯ) 1931 ГОДА

В связи с постановлением ОГПУ о переквалификации моего обвинения по статье 58, 78, в месте 58/7, 56/11, 59/3 и некоторыми пояснениями, сделанными уполномоченным тов. Поповым, считаю необходимым подачу своего заявления на имя коллегии ОГПУ по следующим показаниям:

согласно пояснению уполномоченного тов. Попова обвинение по статье 58 и 10 доказывается документом (будто бы моим письмом Ауэзову Мухтару по земельному вопросу). Текст письма, которое якобы принадлежало мне.

Но насколько мне припоминается, такого письма я Ауэзову не писал, а писал Бокейханову Алихану. Бокейханов в то время принимал участие в работе Академии наук по исследованию земель Казахстана и должен был обосновать использование земель казахским населением по поручению Казнаркома и состоял как будто бы членом федерального комитета. Для участия в работах комиссии, разрабатывавшей землеустройство по Казахстану, он периодически ездил в Ленинград. Он жил в Москве с Лизой Бокейхановой, в Ленинграде останавливался на квартире Ауэзова. Причиной отправки этого письма, насколько припоминается мне теперь, послужили следующие обстоятельства.

Я жил в то время в Ташкенте, преподавал в педагогическом Вузе. Член коллегии Наркомзема, начальник управления лесоустройства тов.Каратаев Салимкерей приезжал в Ташкент для получения материалов от Среднеазиатских государственных университетов, которые провели исследования Казахстана, как и Академия наук. Он был у меня и состоялся разговор, который касался (название неразборчиво) института, разработавшего план переселения русского народа в Казахстан. Сложно сейчас все припомнить, но количество переселенных людей значительно превосходило нормы дореволюционного периода. Он тогда же указал в связи с этим на ценность материалов ревизий и как будто бы передал, что приобрел их в Ташкенте. Было известно участие в работе института Чиркина, одного из работников бывшего переселенческого управления.

Вообще, как ни странно в то время частенько обращались к цифрам из старых отчетов. Атмосфера накалилась в связи с конфискацией и переселенческой политикой в Казахстан, которая была поставлена в грандиозном масштабе. Мной было достаточно рассказано о своих идеологических ошибках по земельному вопросу и в вопросе о конфискации имущества у баев. Я писал в своих показаниях, что не смотря ни на что, в это время я работал непосредственно в педагогическом вузе в Ташкенте.

Интерес, охвативший партийную и беспартийную интеллигенцию к этим вопросам, конечно, не был чужд и мне. При соответствующих встречах я слушая, верил словам тов. Каратлеуова и соответственно реагировал. Я ранее в своих показаниях писал, что Бокейханов Алихан, благодаря своей прошлой политической деятельности и исключительному интересу к земельному вопросу в Казахстане в период колонизаторской политики царизма, уделяет очень большое внимание всей казахской интеллигенции земельным вопросам, а также переселенческой политике. Я написал Бокейханову как знатоку земельного вопроса в Казахстане, к тому же участнику экспедиции по обследованию казахстанских земель специалистами по земельному вопросу, экспедиция проводилась нашим правительством в 1921–23гг.

Я совершенно четко заявляю и в прежних показаниях заявлял, что мои взгляды и общие установки по земельным вопросам, в данном случае и по переселенческим вопросам ничем не отличаются от взглядов Бокейханова. Пишу, что считаю по праву его своим учителем. Также мы были против новой переселенческой волны. До проведения политики сплошного земледелия у казахского населения в прошлом в большинстве своем не было землепашцев. Характер отношений к земельному вопросу казахских партийных работников критиковал в своем выступлении на 6 конференции ЦКа крайкома тов.Голощекин.

Я считаю, что застрял в своих ошибках по земельным вопросам в то время, не имея классового подхода в этом вопросе. Учитывая обстановку новых условий, нужно было реконструировать социальные отношения. А я был потрясен хозяйственными и культурными изменениями народа с примитивным хозяйством. Я полагал, что столкновение культур, резкое изменение хозяйственной жизни скотоводов может привести к обнищанию и гибели народа. Я считал, что примитивное хозяйство кочевника-скотовода может быть легко разрушено, но скотоводческое хозяйство очень трудно восстанавливается. Но я не учел самого главного, что здесь изменение социального хозяйственного уклада произойдет при помощи огромной материально-технической помощи со стороны пролетариата передовой страны, Союза, словом, я не учел наличие машинно-тракторных станций, строительство совхозов, колхозов и т. д. Этой ясности в то время не было. Сам я непосредственно в земельных работах не принимал участия.

В период перехода власти Советам я был назначен Комиссаром комиссариата земледелия. А в последующем земельного отдела. Вопрос стоял в плоскости оформления прав казахского народа на земли, взятые в прошлом царским правительством. В 1921 (? – 1920) году в своем докладе о Казахстане на совещании под председательством В.И.Ленина, я коснулся освещения земельного вопроса как наиболее запутанного в Казахстане. Мой доклад был заслушан после доклада тов.Сапарова о Туркестане. Тов.Сапаров в своем докладе отстаивал необходимость выселения уральских крестьян-мужиков. Что в том была принята и проведена в последующем земельная реформа в южном Казахстане. Я и тогда на вопрос В.Ильича о моем отношении к этой постановке вопросов ответил, что в условиях Казахстана, имея в виду осложнившиеся межнациональные отношения, я категорически возражаю выселению крестьянских поселков. В то время по моему мнению проведение сплошного землеустройства на земле Казахстана должно быть приостановлено.

О своем участии в комиссиях при Семипалатинском ГубКоме и Госплане по землеустройству в 1921-26гг. я писал прежде. Из этого краткого обзора своего отношения к земельному вопросу я прихожу теперь к выводу, что ошибки идеологические у меня были в том, что я застрял на начальной стадии разрешения этого вопроса. Не воспринял в свое время в должной мере классовую сущность и межнациональные отношения в более широком смысле. А подход у меня был националистический.

Что же касается агитации и пропаганды, то этим я конечно не занимался, не мне, конечно, агитировать Бокейханова и других, которые непосредственно занимались этим вопросом. Не отрицаю, что при случае, высказывал свое мнение. Тем более план об огромном переселении в Казахстан казался мне особенно острым вопросом, даже угрозой для нормального существования несчастного казахского народа, вопросом особого волнующего порядка. Поэтому я счел целесообразным послать аппеляцию в ЦК от своего имени. Теперь я на фактах истории убедился, что это было паникерство, так проявилась сущность моей революционной закалки, невыдержанного классового подхода. Революцию в белых перчатках не делают, без крови нет революции. Особых путей для казахского народа не может быть.

Во время Семипалатинских перегибов как раз перед решением вопроса о конфискации, я во время приезда в Кызылорду наблюдал, как метался Габбасов из-за личных интересов ( у него в степи скот тоже был отобран). И это обстоятельство явно вновь сделало его чрезвычайно активным во время этих перегибов. Я тогда же ему сказал свою точку зрения. Что если он этому вопросу (перегибам) придает общественное значение и у него есть обоснованный материал, то ему как ответственному работнику Госплана надлежит написать записку в правительственные органы, а не метаться из-за личного интереса. Эту свою точку зрения я высказывал и другим товарищам, как например, Кадырбаеву Сейдазыму, который оценивал его поведение также как я. После принятия решения о конфискации я не на долго ездил домой в степь, по пути разъяснял населению политику правительства по интересующим их вопросам конфискации.

В связи с предъявлением мне статей 57, 58-7 мне было разъяснено уполномоченным УОО ПП ОГПУ тов.Поповым, что здесь имеется ввиду не вредительство, а стремление к искажению советской действительности, и в виде примера привел показания Алиханова Фазыла. В последний раз при объявлении мне постановления о переквалификации моего дела в связи с зачислением уполномоченным Поповым выдержки из показаний Алиханова, обнаружились для меня новые обстоятельства, что будто бы я провел директиву о сокращении плана мясозаготовок Барлыбаеву, консультанту совнаркома по социально-культурным вопросам.

Случайный инцидент с участием Барлыбаева имел место быть, когда у меня были в гостях семьи Шомбалова Мажита, Алимханова и Барлыбаева. К стыду моему я должен признаться в силу раскрытия истины, что я проводил товарищеское угощение. Я его устроил специально для семейства Шомбаловых после его болезни (паралича), а для Алихановых в ответ на их приглашение моей семьи. Следуя человеческим слабостям и порокам, мы изрядно выпили. Только Шомбалов после болезни отказывался и пил весьма умеренно. Я будучи в состоянии опьянения, из желания угодить своим гостям, стал говорить комплименты и, видимо, тогда своему разговору придал общественный характер. Похвалив Алиханова на основе его же слов, что план органа принял решение, чтобы соблюсти интересы животноводства и сохранить их количественный состав, и он в этом пьяном разговоре олицетворял «Cоюзмясо». Я даже не представлял себе контрреволюционности этой болтовни. Как это можно толковать директивы Барлыбаева с этого толка.

В этой связи я теперь вынужден объяснять следующее: Алиханов, когда сидел в тюрьме вместе со мной в камере до его освобождения, высказывал как бы с сожалением – почему же не арестован Барлыбаев? Его участие в движении Алашординцев всем известно, и при этом подразумевал, что ему ничего не стоит привести сюда любого человека, и в частности Барлыбаева. Для этого ему нужно сказать, что он связан с ним, или что-нибудь в этом духе. Я тогда не придал никакого значения его шуткам. Хотя оборвал его. У него было неприязненное отношение к Барлыбаеву в связи с прежней службой и всякими группировками среди казахских работников Семипалатинской губернии, об этом мне было известно и раньше. Объявление это по существу недоразумение, связанное с показанием Алиханова.

Я подал по прежним показаниям заявление на имя коллегии ОГПУ от 3 октября 1930 года. Я настаивал об очной ставке с Алихановым. К сожалению, мне в этом было отказано. Я никак не ожидал, что нелепые показания Алиханова могут получить такое доверие. Даже одна обстановка, в которой протекал этот случайный инцидент, указывает на полную абсурдность показаний Алиханова. Кроме того, Алиханов инструктор «Союз мяса». Кажется он там по контракту. Какое же он может иметь значение в аппарате «Союзмясо»? Какой же он может иметь вес в плановых и правительственных органах? По совести Алиханов – несознательный человек, и преподносит какую-то ложь. Я до сих пор не могу понять, о чем он говорит и о чем он думает. Может быть он человек практичный, хитрый, себе на уме. О такой его репутации я слышал от общих знакомых. Он хочет искупить свою вину за счет других. Если мои показания вызывают сомнения, я очень прошу уполномоченного ОГПУ расследовать этот инцидент до конца: действительно ли была мною дана директива, где, когда, ему или Барлыбаеву, и как они ее осуществляли.

Далее, согласно чьим-то показаниям, я будто бы назвал Ленина оппортунистом. Я имел счастья лично видеть этого великого учителя мирового пролетариата и угнетенных народов. Знаменитая его формула о возможности для отсталых народов перехода от патриархальных родовых отношений к социализму, минуя капитализм, лично я слышал в 1920 году на втором конгрессе Коминтерна и на торжественном открытии, я присутствовал по гостевому билету. Во время своего доклада на совещании под председательством Ленина в 1920 году я получил возможность говорить об организации сельскохозяйственных коммун из батраков, нанимавшихся раньше казачьему населению, стало быть имеющему опыт сельскохозяйственных работ, но лишенных земли и орудий производства, если обеспечить их последними. На меня замахали руками и сказали, что не нужно говорить о сельскохозяйственной коммуне в Киргизии. Я совершенно растерялся, понимая полную абсурдность своего предложения.

Но я видел с каким вниманием и интересом отнесся Владимир Ильич Ленин к представителям отсталых народов. Я помню горячий спор по поводу присоединения одной местной береговой полосы в Астраханской области к северу от Каспия в состав территории Казахстана, как заселенную преимущественно казахским населением. Царское правительство оттесняло казахское население, чтобы не допускать его к морю, объявить перед Каспием одноверстную полосу. И вот тогда меня взяли под обстрел представители НКВД Астраханского губисполкома, нарком Центрального продовольственного снабжения Владимирский лег животом и доказывал обратное. В.И Ленин внимательно слушал. Мне сказал, что Казахстан такая часть Союза как Астраханская губерния. И что почему организацию хозяйства с помощью Союза и союзного снабжения территории с преобладающим казахским населением не может на себя взять? Владимир Ильич взял меня под защиту и припер к стене моих оппонентов. Представители НКВД и председатель Астраханского Губисполкома сослались на отсутствие точных статистических данных о количестве населения. Уже указывая, что для решения вопроса о преобладающем населении, не нужно никаких статистических данных, а нужно знать местность, например для москвича, не подозревающему о существовании статистики, ясно – какое население по национальному признаку преобладает в Москве.

Неизгладимое впечатление и память о В.И.Ленине у меня связано с живой действительностью, которая не позволяет отвечать на вымыслы и извращения человека, оболгавшего меня. Мне смешно пытаться вспоминать говорил ли я подобную чепуху, только могу сказать сегодня, что оппозиционных взглядов никогда не разделял.

27/10 (октября) 1931 года.

ІІ том, 102-110.

В материалах обвинения имеется указание, что я привез письмо от Садвакасова Байдильдину. Кажется в 1925 году председатели райкомов, совнаркомов были командированы в Москву. Ежов и Садвакасов Смагул (органы крайкомов), также включен был и я в составе делегации от Госплана. Я свою задачу понимал, как оказание помощи членам крайкома Ежову и Садвакасову. Насколько я понял, должен был рассматриваться вопрос об уточнении границ нашей республики. Преимущественно земли Казахстана должны были отойти в состав соседних губерний. Также шел разговор о том, чтобы включить их в Среднеазиатскую федерацию. Такие разногласия я слышал до отъезда. Таким образом, северные части Казахстана, заселенные по преимуществу европейским населением, должны были отойти в состав соседней губернии РСФСР. Представители Южного Казахстана особенно горячо интересовались этим проектом и относились весьма одобрительно. В разговорах можно было услышать даже фантастический план о переселении казахского населения северных районов на юг, в пределы Семиреченского края.

В пути товарищ Ежов спросил меня о моем мнении. Я высказал свой отрицательный взгляд, мотивируя тем, что по национальному признаку трудно будет провести границу. Население казахское и русское – смешанное. Экономически северный и южный край неразделимо. Не допускают разделения и условия землепользования при кочевом образе жизни. Летом население южных уездов кочуют в северный Казахстан, а потом наоборот. Если действительно северная часть Казахстана отойдет в состав соседней губернии, безусловно, и казахское население этих частей должно входить в состав губерний РСФСР.

По приезду в Москву, дня через два, товарищ Ежов и Садвакасов заявили мне, что наши вопросы не будут рассматриваться, и мне можно будет уехать в Кызылорду. Я тогда точно не знал и не узнал в последующем, какой вопрос должен был рассматриваться в центре. Я действительно уехал в Кызылорду и привез, видимо, письмо, о котором говорил Байдильдин. Это письмо передал мне Садвакасов, содержание письма я не знал тогда и не знаю теперь. Что касается какого-то собрания на квартире Садвакасова или в другом месте, где будто бы я был, то я об этом не знал и не помню такого. Единственное собрание на которое приглашались партийные и беспартийные казахи, и я в том числе, имело место быть в 1920 году во время Учредительного съезда Советов. Об этом я написал в одном из первых показаниях.

В связи с отзывом статьи 59, 58-11 под давлением нового постановления о переквалификации моего обвинения, я считаю, что следственные органы убедились в процессе расследования в моей непричастности к организации, деятельность которой направлена против советской власти, что вполне соответствует действительности. Все, что было мне известно, я рассказал в первом же показании, однако в формулировке обвинения как будто бы имеется доказательство, что я имел отношение к Семипалатинскому отделению вместе с Габбасовым. И хотя я и подписал, но с формулировкой обвинения не ознакомился. Но касательно организации все, что было мне известно, я указал в прежних показаниях.

В 1920 году в Москве я был случайным свидетелем переговоров между Байтурсыновым и Валидовым. Поскольку эти переговоры стали мне известны через Байтурсынова, я считал своей обязанностью удержать Байтурсынова от участия в них, так как он должен был представлять Казахстан. Правда в то время об организации не было и речи. Подробности приведены раньше.

В том же 20-ом году в октябре я поехал в Томск заканчивать образование. Летом 1921 года был на педагогической практике. А с осени того же года стал заведующим в школе. Габбасов жил все это время в Семипалатинске. Никакой связи с ним в это время я не имел. Мой разговор с Габбасовым о моей встрече с Байтурсыновым в Москве был случайным.

Другая встреча, насколько я припоминаю, относится к 1925 году, когда я проездом из Томска останавливался в Семипалатинске. Именно после реабилитации басмачества , где принимал участие и Валидов. Он тогда и мне сказал, что настроения Садвакасова Смагула, Габбасова и Тогжанова были аналогичны его настроениям, отношение было отрицательное. Я на этом основании не подозревал, какое-либо участие Габбасова в организации. И это свое мнение высказал и на следствии.

В данном случае для объективности излагаю, что мне было известно в рамках только предположений. Что касается моего участия, то я категорически отрицаю это. Нет необходимости подробно останавливаться на освещение наших взаимоотношений, взглядов на общественные вопросы, не говоря уже о том, что до 1925 года, мы жили в разных городах и на политические события очень часто и смотрели по-разному.

В 1920 году во время Колчаковского переворота, я находился в Семипалатинске, а не оставался в степи, как описывали мои действия. Когда был в Семипалатинске, мы разошлись по вопросу вхождения в партию. Затем мне не нравилось его пристрастие к родовым группировкам. Люди, не знавшие наших внутренних разногласий, считали нас единомышленниками. Все эти обстоятельства могли ввести в заблуждение тех,кто называл мою фамилию, не зная, где в это время я находился. Все это я привожу для того, чтобы представить полностью общую картину. Доказывать нужно мою невиновность, а не наоборот.

Если бы мне предъявили конкретные факты о моем участии, и я бы не мог их отвергнуть, но ведь нет таких фактов. Об этом я много раз говорил уполномоченному товарищу Попову, ведь фактов на меня не было совершенно. По окончанию следствия и переквалификации моего обвинения я тоже их не слышал. Свои взгляды в смысле политические установки по вопросам диктатуры пролетариата, на национализм, тюркизм и на самоопределение Казахстана и так далее подробно изложил в начале своего заявления.

Я совершенно ответственно искренне заявляю, что в вопросе об организации специально направленной против советской власти, если я и играл какую-нибудь роль, только не против нее, не на срыв ее деятельности, несмотря на свое прошлое и свои идеологические ошибки, а также шатания, колебания в некоторых тактических мероприятиях.

Алимхан Ермеков.

28 октября 1931 года.

ІІ том, 102-110 стр.

*** *** ***

(№) ОГПУ-ДІҢ КОЛЛЕГИЯСЫНА МАҒАН 58 БАПТЫҢ 7, 11; 59-БАПТЫҢ 3-ТАРМАҚТАРЫ БОЙЫНША ТАҒЫЛҒАН АЙЫПТАРДЫ 58 БАПТЫҢ 7, 8-ТАРМАҚТАРЫНА АУЫСТАРУ ТУРАЛЫ МӘЛІМДЕМЕ

ОГПУ-дің коллегиясына маған 58 баптың 7, 11; 59-баптың 3-тармақтары бойынша тағылған айыптарды 58 баптың 7, 8-тармақтарына ауыстару туралы мәлімдеме⁶⁰.

ОГПУ-дің өкілі Поповтың түсіндіруі бойынша маған 58 баптың 10-тармағы бойынша тағылған айыпқа – менің Мұхтар Әуезовке жазған хатымдағы жер мәселесі жөніндегі пікірім негіз болыпты. Қолтаңбасына қарағанда шындығында да хатты жазған менмін. Бірақ ондай мағынадағы хатты Мұхтар Әуезовке емес, Әлихан Бөкейхановқа жазғанмын. Ол кезде мен Ғылым академиясының Қазақстанды зерттеу бөлімінде істейтінмін және Қазақ халық комиссариятының тапсырмасы бойынша қазақтарды жерге орналастыру мәселелесін негіздеумен айналыстым, сонымен қатар ол (Бөкейханов – Т.Ж.) федеральдық комитеттің мүшесі болатын (егерде сол кезде таратылып кетпесе). Осы комиссияның құрамында жүріп Қазақстан үшін зерттеу жұмыстарын жүргізді. Өзі Мәскеуде тұратын, қызмет бабымен ара-арасында Ленинградқа баратын. Лиза Бөкейханова мен Шоқаневаның (?) айтуынша, онда Әуезовтің үйіне тоқтайтын. Бұл хаттың жазылу мәнісі төмендегідей.

Мен ол кезде Ташкентте тұратынмын, сонда педагогикалық жоғары оқу орынында дәріс беретінмін. Жер және орман шаруашылығы басқармасының бастығы Сәлімгерей Қаратілеуов Қазақстандағы Ғылым академиясының зерттеулерінің нәтижесін тиянақтау мақсатында Орта Азия мемлекеттік университетінен деректер алу үшін Ташкентке келді. Ол менің үйімде болды. Әңгіме отарлау институты мен Қазақстанға қоныс аударушылар мәселесі төңірегінде өрбіді: бұл өте күрделі іс, қоныстандыру революциядан бұрынғы межеден де асып кеткендігі, граф Паленнің тексеру материалдарының Ташкентте екендігі, оған қатысқан қоныстанушылар басқармасының бастығы Чиркиннің осында екендігі, Қазақстанның 5 жылдығына арналған өлкелік газетте Жер комиссариатының басшысы жерді бөлшектеу жөніндегі губернатордың есебіне сүйеніп мақала жариялағаны айтылды. Бір қызығы, сол кезде ескі мәліметтерге көп сүйенетін. Тәркілеу мен Қазақстанға қоныстанушыларды орналастыру аса кең ауқымда жүргізілетінін жеткізді.

Жерге орналастыру мен байларды тәркілеу барысында теріс идеологиялық пікірлерім бұрынғы көрсетінділерімде жазылған. Мен бұл пікірді Ташкенттің педагогикалық институтында сабақ беріп жүргенде білдіргенім түсінікті. Бұл мәселе тек қана партия мүшелері мен партияда жоқтарды ғана емес, зиялы қауымның да назарын аударғаны белгілі. Қаратілеуов жолдаспен кездейсоқ кездесіп қалғанда осы мәселе жөнінде сөз қозғалды. Мен: өзінің өткендегі саяси қайраткерлігінің нәтижесінде патшалық отарлау саясаты тұсындағы шаруашылық саясатын, әсіресе, қоныс аударудың жай-жапсарын терең зерттеген, Қазақстандағы жерге орналастыру мәселесіне барынша қанық Әлихан Бөкейханов қана бұл жағдайды анықтап беретінін айттым. Қоныстандыру жөнінде түрлі қауесеттер айтылып жүрді. Бөкейхановтың іске тартылуын мен де қостадым. Өйткені жер мәселесін зерттейтін институт БК(Б)П Орталық Комитетіне қарайтын, ал олар Бөкейхановты Қазақстандағы жер мәселесінің білгірі ретінде қызметке шақырды, сонымен қатар 1921-1923 жылдары қазақ үкіметінің тапсырмасымен Қазақстандағы жерге қоныстандыру мәселесін зерттейтін арнайы экспедицияларға қатысты. Жер мен қоныстандыру бағытындағы менің көзқарасым Бөкейхановтың көзқарасынан алшақ емес. Мен ол кісіні өзімнің ұстазым деп шын көңіліммен айта аламын. Бұл тұрғыдан алғанда біз бұрынғы отарланған жерге қазақ тұрғындары жаппай қоныстанып болғанша жаңадан қоныстандыру науқанына қарсы болдық.

27-жылғы конференцияда Өлкелік Комитеттің хатшысы Голощекин жер және ұлт мәселесінде көптеген тосқауылдардың (мағынасы бойынша аударылды, орысшасында – грех – Т.Ж.) бар екендігін, оған жаңаша қарау қажеттігін айтты. Оған көп адамдардың кінәлі екені рас. Мен де бұған қалыптасқан жаңа жағдайға таптық тұрғыдан қарамай, бұрынғы ұстанымымда қалып қойдым. Революция әкелген әлеуметтік құрылым қажеттігін ескермедім. Семейде жүргізілген ғылыми зерттеу жұмыстары көрсеткеніндей, шаруашылық мәдениеті жоғары жұрттың ықпалымен қарабайыр шаруашылық деңгейіндегі халықтың жойылып кететіндігі сөзсіз екендігі анықталғанда, сондай даму сатысында тұрған қазақтардың қамы мені қатты қынжылтты. Мен: көшпелілердің қарапайым тұрмысы жеңіл болғанымен, күйреген мал шаруашылығын қалпына келтіру өте қиын – деп есептедім. Еліміздің алдыңғы қатарлы жұмысшы табының материалдық-техникалық көмегі – өнеркәсіптің араласуы, машина-трактордың бөлінуі, колхоз бен совхоздардың ұйымдастырылуы шаруашылықтың әлеуметтік саласына үлкен өзгерістер әкелетінін ескермеппін. Мұның барлығы ол кезде анық емес болатын. Ал өз басым тікелей жер мәселесімен айналысқамын жоқ.

Ал өкімет кеңестерге көшкенде Жер жөніндегі комиссар боп тағайындалған кездегі әрекеттерім бір бағытта – бұрын патша өкіметі тартып алған жерлерге қазақ халқының қайтадан ие болу құқын қалпына келтіру бағытында жүргізілді. 21-жылы (негізі 1920 жылы тамызда – Т.Ж.) В.И.Ленин төрағалық еткен кеңесте Қазақстандағы жер мәселесі туралы баяндамамда Қазақстандағы ең қиын шешілмеген мәселе жерге орналастыру екендігін баса айттым. Мен Сафаровтың Түркістан туралы баяндамасынан кейін сөз алдым. Сафаров өзінің баяндамасында: Уралдың шаруа мұжықтарын оңтүстік Қазақстанға әкеп қоныстандыру керек, бұл қазақ халқының революциялық рухын өсіреді,– деп өзеурей сөйледі. В.И.Ленин жолдас менің бұл мәселеге қалай қарайтынымды сұрағанда мен: Қазақстанда жерге байланысты ұлтаралық қатынастың шиеленісіп тұрған қазіргі жағдайында қазақтардың өздерін жерге орналастырып алмай, шаруаларды қоныстандыруға мүлдем қарсымын және қоныстандыру әрекеті шұғыл тоқтатылуы керек,– деп жауап бердім. Семей губкомы мен жерге орналастыру жөніндегі Мемлекеттік жоспарлау комитетінде істеген 1921-1926 жылдар арасындағы менің пікірім осындай.

Жер мәселесі туралы қысқаша шолудан кейінгі айтарым, бұл мәселені шешу жөніндегі бастапқы ұстанымымда тұрақтап тұрып қалуым – менің идеологиялық қатеме жатады. Таптық байланысты, ұлтаралық қатынастың маңызын дер кезінде кең мағыналы деңгейде қабылдамаппын. Мен оған ұлтшылдық тұрғысынан қараппын. Ал үгіт-насихат жүргізді дегенге келсем, ондаймен айналысқамын жоқ, осы мәселемен айналысатын адамдар, әсіресе, Бөкейханов, менің үгітіме мұқтаж емес. Олармен кездескен кезде өз пікірімді білдірдім. Осындай адасуда жүргенімде және дағдарыстың алдында (отарлаудың бес жылдық жоспары бойынша Қазақстанға жаппай қоныстандырушыларды әкелу, оларға жағдай жасау туралы жүзеге аспай қалған науқан қарсаңында) мен мұны қазақ халқының қасіреті ретінде қабылдадым. Бөкейхановтың көтерген мәселелерінің негізінде өзімді толғандырған жайлар жөнінде Орталық Комитеттке мәлімдеме жаздым.

Қазір революциялық күресте шыңдалған таптық ұстаным – тарихи шындыққа айналғанын көргенде, мен нақты саясаттан көрі романтикаға берілгенімді түсіндім. Революция ақ қолғаппен орнамайды, құрбандықсыз келмейді. Қазақтар үшін де бұдан өзге жол жоқ. Аса шиеленісті мәселелерді шешуде басқарушы ұйым мен үкімет орындарының дұрыс бағыт ұстанғандарын мынадай дерек растайды. Тәркілеу туралы шешім шығар алдында Семейден Қызылордаға келгенімде Ғаббасовтың теңселіп жүргенін көрдім (Оның қырда меншік малы бар болатын). Осыған байланысты ол ерекше белсенділік танытты. Мен оған: егерде сен бұл науқанда асыра сілтеушілікке жол беріледі деп есептесең, онда теңселе бермей, сен жоспарлау мекемесінің жауапты адамы ретінде үкіметке мәлімдеме тапсыр,– деп өзімнің көзқарасымды білдірдім. Бұл пікірді сондай күйде жүрген Қадырбаев Сейдазымға да айттым. Тәркілеу жөніндегі қаулы шыққаннан кейін мен даулы жағдайларға жаңа түсінігім тұрғысынан пікір білдірдім, аз уақытқа ауылға барғанымда да бұл мәселені түсінуге ықылас білдіргендерге (тәркілеуге іліккен туған ағайындарына – Т.Ж.) жоғарыдағыдай түсінік бердім.