Чайковский Ю



бет53/63
Дата11.01.2023
өлшемі1.96 Mb.
#468321
түріРешение
1   ...   49   50   51   52   53   54   55   56   ...   63
Эволюция как идея.

Актуальность параллелей


Что оказалось ново и неожиданно, так это общественная и политическая актуальность параллелей с биологией. В литературе не раз отмечено, что человек всё больше паразитирует на возможностях электроники, и названо это симбиозом «машина – человек», а тот замечен похожим на симбиоз «человек – кишечная флора» [Никонов, 2005, с. 336]. Могу добавить, что этот «симбиоз», так славно начавшись, становится похож на зомби-паразитизм («Всякий путь ведет дальше цели» – см. Ч-16, с. 123): компьютерно-сетевая эволюция всё больше навязывает людям свои цели, а то и вовсе перестаёт исполнять свои функции.
(Двое студентов сообщили мне, что в магазине «Библиоглобус» нет моих книг. Еду туда и вижу, что стоят на полках три названия моих книг, но прежний поисковик, сносно работавший, заменен на новый – компьюторщики, как программисты, так и конструкторы, требуют новых и новых работ, – но посетителей около его терминалов совсем нет. На запрос «Ю. В. Чайковский» он ответил: «не значится ничего», а на запрос «Чайковский Ю.В.» дал работы о П.И. Чайковском и замер. Много хуже в бывшей «Ленинке» – карточный каталог там сожгли, а по полкам не поищешь.)
Правителей, губящих свою страну в угоду противнику, тоже сравнивают с зомби-паразитами [Фролов, 2012]. Казачество названо у меня иммунной реакцией больного государства (Ч-14, статья «Казачество»). Западные сообщества стареют, а восточные, прежде слабые, и вроде бы даже вымиравшие, возрождаются к новой жизни и захватывают ниши – прежде утраченные и новые. Старение видно и в распаде организации (государств и экосистем), и в падении размножаемости народов, прежде высших.
Всё это любопытно, но и только. Для пользы же дела полезно сравнение не отдельных фактов, а рядов, выявление рефренов и тенденций, это нужно для диапрогноза. К сожалению, работы по «универсальной эволюции», даже резко критикуя дарвинизм за примитивность, принимают основной его прием – пробуют объяснить всё желаемое одним простым правилом, а всем остальным пренебречь. Как в теории всякой эволюции, проблемы общего кризиса разрешимы не порознь, а лишь все вместе. Однако, как уже сказано в главе 2, наука так пока работать не умеет.
Явно или неявно считается, что причины вражды людей сплошь материальны и с ростом благосостояния исчезнут. Большие войны (даже религиозные) объясняют материальными причинами и целями. На самом деле, есть и причины идеалистические, и ныне агрессия изламизма открыто попирает всякую разумность. Казалось бы, такое попрание немыслимо, но разве мыслимо топтание детей быками (см. Приложение) или «Крестовый поход детей»? Да и нынешнее поведение российской власти тоже немыслимо, однако вот оно, налицо. Самая общая российская нелепость – активное сокращение государством налогооблагаемой базы с одновременным наращиванием налогов, т.е. медленное самоубийство государства.
Есть ли у этих процессов общая причина? Это надо уметь понять, и параллели с биологией (самоубийственные налеты саранчи, самоубийство стад китов и прочие антиэкологичные действа) и историей античной демократии (см. Приложение) видятся на сегодня чуть ли не единственным к тому средством. К сожалению, вопрос совсем не изучен.
* * *
О возможных путях России кое-что сказано в Ч-16, но главная мысль и связь с эволюцией остались там в подтексте. А именно, спасения России, позорно провалившей в конце 20-го века демократию, стоит теперь ожидать только от самоустроения общественных учреждений. Для этого надо позволить инициативу снизу и сверху (как раз так идет эволюция), для чего нужны не новые законы – без жёсткой воли правителя они долго не появятся, будут недееспособны и останутся на бумаге, а при ней они излишни. Нужны однократная отмена прежних законов-бессмыслиц и прямое подавление правителем попыток угробить самоустроение. Наш же нынешний правитель изводит самоустроение, притом сознательно [Ч-16, с. 146], дабы сохранить себя лично и нужный ему круг лиц.
Правитель должен прийти с командой (иначе чиновники его либо сметут, либо поработят, как зомби-паразиты), с командой, понимающей, что прогресс не бывает «по Дарвину» (главы о прогрессе в дарвинизме по существу нет), что нужен союз бюрократии и самоуправления, каковой когда-то обеспечил Западу прогресс и приход рыночной экономики.
Самоустроение всегда возникает во всех обществах, и, заметим, российское к оному весьма склонно. Всем известно, как быстро и удачно развилось при Александре II земско-городское движение, как сохранилось оно даже при контрреформах. Надо лишь заметить, что предтечи у движения были и прежде – таково при Николае I развитие купеческой промышленности и ученых обществ. Если Вольное экономическое общество обязано инициативе верховной власти (Екатерине II), то МОИП возникло по почину его основателя Готтхельфа Фишера, почти открыто пытавшегося отстраниться от оной власти [Ч-97]. То было чистое самоустроение, просившее у власти только одного – легализации.
Основным источником денег поначалу были богатые почетные члены МОИП, и лишь с их оскудением – казенная дотация. В годы «великих реформ» она сократилась до ничтожной суммы (менее 3 тыс. руб. в год), но общество устояло (как устояло чуть позже и юное земство) и даже продолжало издавать свой Бюллетень, выходящий, кстати, поныне.
Изучая двухсотлетнюю историю МОИП (и, временами, малоуспешно пытаясь спасать Библиотеку МОИП – см. Ч-97), сравнивая его судьбу с иными организациями, прихожу к выводу, что для самоустроения необходимо не только подвижничество горстки энтузиастов, но и общественный запрос. От власти же досточно при этом одного – не уничтожать самостийную организацию прямо. (В годы террора МОИП сохранилось в силу личной симпатии Сталина, что просматривается в архиве МОИП. Террор – не самоорганизация, а вот запрос на индустриализацию и, отчасти, на коллективизацию в обществе был, они и состоялись.)
Наше общество традиционно основано на бюрократии. Легко видеть, что она, легко самоорганизуясь в своих интересах (что общеизвестно), умеет отыскивать в своей среде способных работников разных уровней, обеспечивающих исполнение дел, какие общество от нее требует. Смешно и грустно смотреть, если такой работник в большом учреждении один и к нему стекаются все дела. Такое встретилось мне дважды, и он (она) вполне, хоть и с трудом, справлялись с ними, а остальной штат имитировал работу. Если же такового нет, учреждение барахтается на грани закрытия (такое встретилось мне тоже дважды).
При нынешнем положении дел таких работников система изгоняет, ибо стала безнаказанной, так что дельный работник, всегда досадный укор остальным, стал необязательным. Основная причина изгнания видится в указанной стратегии правителя, и с его уходом самоустроение должно возобновиться. В нем, по-моему, единственный реальный нынешний путь к спасению, много раз Россией пройденный, увы, каждый раз ненадолго.
Чем должны заняться ученые, так это – понять, как сделать таковой путь возможно более долгим, как не повторить плачевный путь доверчивых демократов-реформаторов в годы Горбачева – Ельцина.
Полезно вспомнить, что 30 лет назад власть уже спрашивала академиков, как быть, и те, не зная ни экономики, ни истории, ни (тем более) эволюции, смогли предложить лишь то, что сами 70 лет ругали и преследовали – рыночную экономику как «базис» (напомню, что Бродель полагал ее надстройкой), притом в убогом гайдаровском варианте. Предложили государству (чиновникам) повсюду усилить конкуренцию, каковая с восторгом подавила нарождавшуюся самоорганизацию. А демократов чиновники заставили служить себе или повыгнали. Кое-кого из демократов убили, их жаль очень, но, жалея, нельзя забывать поиск причин.
Советская бюрократия, правя, всерьез полагала себя слугой народа, и, как ни странно, во многом им была, ибо служила, а не владела. С этим демократы покончили, предложив ей рыночный принцип: служи (как и все теперь) самой себе, для облегчения чего обрати всё в свою собственность.
После содеянного демократический путь представляется в обозримом будущем нереальным для России. Причин вижу три. 1) На него нет запроса у общества как целого, тогда как его реализация мыслится в виде проводимой именно обществом как целым. 2) Демократия всё чаще и сильнее дает сбои на Западе, а это ведет к сокращению базы для общественного запроса на нее и у нас. 3) Наши демократы, получив в 1991 г. господство в СМИ, а с тем и законно избранную власть, поступили точно так же, как прежние вожди победивших крестьянских войн, т.е. вернулись к устройству правления побежденных, но в безграмотной форме.
(Это похоже на то, что описал лет сто назад английский писатель Джозеф Конрад: рабы перебили команду парусного корабля и, ощутив свободу, решили повернуть его назад, в Африку. Крутанули штурвал, однако корабль лишь взбрыкнул, словно благородный конь под седоком, впервые седшим в седло, и боком поплыл, куда плыл прежде носом.)
Ничего иного демократы и ныне, даже после конфуза, не ищут – нет общественного запроса. В его отсутствие никакие советы правителям, ни даже разработанные программы спасения не будут приняты к действию, и трагедия, если начнется, развернется во всю мощь, как бывало в истории прежде. Но когда она пойдет на спад, она может скатиться с пика неустойчивости в разные стороны. Тут программа спасения понадобится, и желательно, чтобы к этому времени ученые не оказались столь же самодовольно беспомощны, как было при Горбачеве.
Когда даже не очень умные и совсем не передовые правители понимают, что править, как раньше, не выйдет, они волей-неволей выбирают какой-то новый путь, и важно, какие варианты им будут предложены обществом. Александру II и Горбачеву общество смогло предложить только реформу по образцу тогдашнего Запада, точнее, ее первые шаги, в общем, всё в духе дарвинизма тех лет. Это повело Российскую империю к неустойчивости, о чем никаких вариантов поведения у реформаторов заготовлено не было, и оба начали реформы сворачивать.
Сворачивание мы также видим к концу правлений и Екатерины II, и Александра I, и к концу НЭПа. Это тоже направленный ряд. Нам, однако, теперь интереснее другой ряд – ряд актов выхода из эпохи развала.
Он еще не выстроен, и могу заметить лишь, что каждый выход проводила своя общественная сила: из Смуты – помещики-крепостники, из Николаевской эпохи – предприниматели56, из эпохи сталинского террора – компартия. Будучи в загоне, она не разложилась, как разложилась госбезопасность (истинная сталинская власть), которую Хрущев сумел унять, опираясь на партию. То же повторил Горбачев, но затем унизил и партию, и армию, и потерял власть. Сейчас такой силы нет, ей надо бы возникнуть из новых технократов, вот их-то и изгнали почти сплошь.
Но если она появится, ей можно будет поручить выборы органов местного самоуправления. Начинать надо с них, а не с парламента. Как показал Китай, при разумной сменяемой олигархии реформы идут без парламента лучше, чем с ним. И с парламентом можно будет погодить.

Беда в том, что ждать нет времени: на различные части России претендуют соседи. Это в 1953 и в 1992 годах полуживая Россия могла самоустраиваться, никого не опасаясь, но она потратила четверть века на взращивание в себе зомбирующего ее паразита. Человек, став царством, получил в дар и зомби-паразитизм, в остальных царствах известный. Пока наука уклоняется от его изучения, ситуация едва ли улучшится.


А за это время рядом выросли два опасных соседа.


Достарыңызбен бөлісу:
1   ...   49   50   51   52   53   54   55   56   ...   63




©dereksiz.org 2024
әкімшілігінің қараңыз

    Басты бет