"деятельность. Сознание. Личность"

Н.Н.Ланге54.

Уже первые исследования построения сложно-двигательных процессов у человека, среди которых нужно особенно назвать работы Н. А.Бернштейна55, показавшие роль рефлекторного кольца с обратными связями, дали возмож­ность по-новому понять механизм широкого круга явлений.

За это время, которое отделяет нас от первых работ, выполненных еще в тридцатые годы, теория управления и информации приобрела общенаучное значение, охватывая процессы как в живых системах, так и неживых.

Любопытно, что разработанные за эти годы понятия кибернетики позже были восприняты большинством психологов как совершенно новые. Произошло как бы их второе рождение в психологии - обстоятельство, создавшее у не­которых энтузиастов кибернетического подхода впечатление, что найдены наконец новые методологические основы всеобъемлющей психологической тео­рии. Очень скоро, однако, обнаружилось, что кибернетический подход в психологии также имеет свои границы, перейти которые можно только ценой подмены научной кибернетики некоей "кибернетической мифологией"; подлин­но же психологические реальности, такие, как психический образ, созна­ние, мотивация и целеобразование, фактически оказались утраченными. В этом смысле произошло даже известное отступление от ранних работ, в ко­торых развивался принцип активности и представление об уровнях регулиро­вания, среди которых особо выделялся уровень предметных действий и выс­шие познавательные уровни.

Понятия современной теоретической кибернетики образуют очень важную плоскость абстракции, позволяющую описывать особенности структуры и дви­жения широчайшего класса процессов, которые с помощью прежнего понятий­ного аппарата не могли быть описаны. Вместе с тем исследования, идущие в этой новой плоскости абстракции, несмотря на их бесспорную продуктив­ность, сами по себе не способны дать решение фундаментальных методологи­ческих проблем той или иной специальной области знаний. Поэтому нет ни­чего парадоксального в том, что и в психологии введение понятий об уп­равлении, информационных процессах и о саморегулирующихся системах еще не отменяет упомянутого постулата непосредственности.

Вывод состоит в том, что, по-видимому, никакое усложнение исходной схемы, вытекающей из этого постулата, так сказать, "изнутри" не в состо­янии устранить те методологические трудности, которые она создает в пси­хологии. Чтобы снять их, нужно заменить двучленную схему анализа принци­пиально другой схемой, а этого нельзя сделать, не отказавшись от посту­лата непосредственности.

Главный тезис, обоснованию которого посвящается дальнейшее изложение, заключается в том, что реальный путь преодоления этого, по выражению

Д.К.Узнадзе, "рокового" для психологии постулата открывается введением в психологию категории предметной деятельности.

Выдвигая это положение, нужно сразу же уточнить его: речь идет именно о деятельности, а не о поведении и не о тех нервных физиологических про­цессах, которые реализуют деятельность. Дело в том, что вычленяемые ана­лизом "единицы" и язык, с помощью которых описываются поведенческие, це­ребральные или логические процессы, с одной стороны, и предметная дея­тельность - с другой, не совпадают между собой.

Итак, в психологии сложилась следующая альтернатива: либо сохранить в качестве основной двучленную схему: воздействие объекта -> изменение те­кущих состояний субъекта (или, что принципиально то же самое, схему S->R), либо исходить из трехчленной схемы, включающей среднее звено ("средний термин") - деятельность субъекта и соответственно ее условия, цели и средства, - звено, которое опосредствует связи между ними.

С точки зрения проблемы детерминации психики эта альтернатива может быть сформулирована так: либо мы встаем на позицию, что сознание опреде­ляется окружающими вещами, явлениями, либо - на позицию, утверждающую, что сознание определяется общественным бытием людей, которое, по опреде­лению Маркса и Энгельса, есть не что иное, как реальный процесс их жиз­ни56.

Но что такое человеческая жизнь? Это есть совокупность, точнее, сис­тема сменяющих друг друга деятельностей. В деятельности и происходит пе­реход объекта в его субъективную форму, в образ; вместе с тем в дея­тельности совершается также переход деятельности в ее объективные ре­зультаты, в ее продукты. Взятая с этой стороны, деятельность выступает как процесс, в котором осуществляются взаимопереходы между полюсами "субъект-объект". "В производстве объективируется личность; в потребле­нии субъективируется вещь", - замечает Маркс57.

2. О КАТЕГОРИИ ПРЕДМЕТНОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Деятельность есть молярная, не аддитивная единица жизни телесного, материального субъекта. В более узком смысле, т.е. на психологическом уровне, это единица жизни, опосредованной психическим отражением, ре­альная функция которого состоит в том, что оно ориентирует субъекта в предметном мире. Иными словами, деятельность - это не реакция и не сово­купность реакций, а система, имеющая строение, свои внутренние переходы и превращения, свое развитие.

Введение категории деятельности в психологию меняет весь понятийный строй психологического знания. Но для этого нужно взять эту категорию во всей ее полноте, в ее важнейших зависимостях и детерминациях: со стороны ее структуры и в ее специфической динамике, в ее различных видах и фор­мах. Иначе говоря, речь идет о том, чтобы ответить на вопрос, как именно выступает категория деятельности в психологии. Вопрос этот ставит ряд далеко еще не решенных теоретических проблем. Само собой разумеется, что я могу затронуть лишь некоторые из них.

Психология человека имеет дело с деятельностью конкретных индивидов, протекающей или в условиях открытой коллективности - среди окружающих людей, совместно с ними и во взаимодействии с ними, или с глазу на глаз с окружающим предметным миром - перед гончарным кругом или за письменным столом. В каких бы, однако, условиях и формах ни протекала деятельность человека, какую бы структуру она ни приобретала, ее нельзя рассматривать как изъятую из общественных отношений, из жизни общества. При всем своем своеобразии деятельность человеческого индивида представляет собой сис­тему, включенную в систему отношений общества. Вне этих отношений чело­веческая деятельность вообще не существует. Как именно она существует, определяется теми формами и средствами материального и духовного общения (Verkehr), которые порождаются развитием производства и которые не могут реализоваться иначе, как в деятельности конкретных людей58.

Само собой разумеется, что деятельность каждого отдельного человека зависит при этом от его места в обществе, от условий, выпадающих на его долю, от того, как она складывается в неповторимых индивидуальных обсто­ятельствах.

Особенно следует предостеречь против понимания деятельности человека как отношения, существующего между человеком и противостоящим ему об­ществом. Это приходится подчеркивать, так как затопляющие сейчас психо­логию позитивистские концепции всячески навязывают идею противопостав­ленности человеческого индивида обществу. Для человека общество якобы составляет лишь ту внешнюю среду, к которой он вынужден приспосабли­ваться, чтобы не оказаться "неадаптированным" и выжить, совершенно так же, как животное вынуждено приспосабливаться к внешней природной среде. С этой точки зрения деятельность человека формируется в результате ее подкрепления, хотя бы и не прямого (например, через оценку, выражаемую "референтной" группой). При этом упускается главное - то, что в обществе человек находит не просто внешние условия, к которым он должен принорав­ливать свою деятельность, но что сами эти общественные условия несут в себе мотивы и цели его деятельности, ее средства и способы; словом, что общество производит деятельность образующих его индивидов. Конечно, это отнюдь не значит, что их деятельность лишь персонифицирует отношения об­щества и его культуру. Имеются сложные связывающие их трансформации и переходы, так что никакое прямое сведение одного к другому невозможно. Для психологии, которая ограничивается понятием "социализация" психики индивида без дальнейшего его анализа, эти трансформации остаются настоя­щей тайной. Эта психологическая тайна открывается только в исследовании порождения человеческой деятельности и ее внутреннего строения.

Основной, или, как иногда говорят, конституирующей, характеристикой деятельности является ее предметность. Собственно, в самом понятии дея­тельности уже имплицитно содержится понятие ее предмета (Gegenstand). Выражение "беспредметная деятельность" лишено всякого смысла. Дея­тельность может казаться беспредметной, но научное исследование дея­тельности необходимо требует открытия ее предмета. При этом предмет дея­тельности выступает двояко: первично - в своем независимом существова­нии, как подчиняющий себе и преобразующий деятельность субъекта, вторич­но - как образ предмета, как продукт психического отражения его свойств, которое осуществляется в результате деятельности субъекта и иначе осу­ществиться не может.

Уже в самом зарождении деятельности и психического отражения обнару­живается их предметная природа. Так, было показано, что жизнь организмов в гомогенной, хотя и изменчивой среде может развиваться лишь в форме ус­ложнения той системы элементарных отправлений, которая поддерживает их существование. Только при переходе к жизни в дискретной среде, т.е. к жизни в мире предметов, над процессами, отвечающими воздействиям, имею­щим прямое биотическое значение, надстраиваются процессы, вызываемые воздействиями, которые сами по себе могут быть нейтральными, абиотичес­кими, но которые ориентируют его по отношению к воздействиям первого ро­да. Формирование этих процессов, опосредствующих фундаментальные жизнен­ные отправления, происходит в силу того, что биотические свойства пред­мета (например, его пищевые свойства) выступают как скрытые за другими, "поверхностными" его свойствами, поверхностными в том смысле, что, преж­де чем испытать на себе эффекты, вызываемые биотическим воздействием, нужно, образно говоря, пройти через эти свойства (таковы, например, ме­ханические свойства твердого тела по отношению к химическим его свойствам).

Я, понятно, опускаю здесь изложение конкретно-научного обоснования приведенных положений, равно как и обсуждение вопроса об их внутренней связи с учением И.П.Павлова о сигнальной функции условных раздражителей и об ориентировочных рефлексах; то и другое освещено мной в других рабо­тах59.

Итак, предыстория человеческой деятельности начинается с приобретения жизненными процессами предметности. Последнее означает собой также появ­ление элементарных форм психического отражения - превращение раздражи­мости (irribilitas) в чувствительность (sensibilitas), в "способность ощущения".

Дальнейшая эволюция поведения и психики животных может быть адекватно понята именно как история развития предметного содержания деятельности. На каждом новом этапе возникает все более полная подчиненность эффектор­ных процессов деятельности объективным связям и отношениям свойств пред­метов, во взаимодействие с которыми вступает животное. Предметный мир как бы все более "втягивается" в деятельность. Так, движение животного вдоль преграды подчиняется ее "геометрии" - уподобляется ей и несет ее в себе, движение прыжка подчиняется объективной метрике среды, а выбор об­ходного пути - межпредметным отношениям.

Развитие предметного содержания деятельности находит свое выражение в идущем вслед развитии психического отражения, которое регулирует дея­тельность в предметной среде.

Всякая деятельность имеет кольцевую структуру: исходная афферентация -> эффекторные процессы, реализующие контакты с предметной средой -> коррекция и обогащение с помощью обратных связей исходного афферентирую­щего образа. Сейчас кольцевой характер процессов, осуществляющих взаимо­действие организма со средой, является общепризнанным и достаточно хоро­шо описан. Однако главное заключается не в самой по себе кольцевой структуре, а в том, что психическое отражение предметного мира порожда­ется не непосредственно внешними воздействиями (в том числе и воз­действиями "обратными"), а теми процессами, с помощью которых субъект вступает в практические контакты с предметным миром и которые поэтому необходимо подчиняются его независимым свойствам, связям, отношениям. Последнее означает, что "афферентатором", управляющим процессами дея­тельности, первично является сам предмет и лишь вторично - его образ как субъективный продукт деятельности, который фиксирует, стабилизирует и несет в себе ее предметное содержание. Иначе говоря, осуществляется двойной переход: переход предмет -> процесс деятельности и переход дея­тельность -> ее субъективный продукт. Но переход процесса в форму про­дукта происходит не только на полюсе субъекта. Еще более явно он проис­ходит на полюсе объекта, трансформируемого человеческой деятельностью; в этом случае регулируемая психическим образом деятельность субъекта пере­ходит в "покоящееся свойство" (ruhende Eigenschaft) ее объективного про­дукта.

На первый взгляд кажется, что представление о предметной природе пси­хики относится только к сфере собственно познавательных процессов; что же касается сферы потребностей и эмоций, то на нее это представление не распространяется. Это, однако, не так.

Взгляды на эмоционально-потребную сферу как на сферу состояний и про­цессов, природа которых лежит в самом субъекте и которые лишь изменяют свои проявления под давлением внешних условий, основываются на смешении, по существу, разных категорий, смешении, которое особенно дает о себе знать в проблеме потребностей.

В психологии потребностей нужно с самого начала исходить из следующе­го капитального различения: различения потребности как внутреннего усло­вия, как одной из обязательных предпосылок деятельности и потребности как того, что направляет и регулирует конкретную деятельность субъекта в предметной среде. "Голод способен поднять животное на ноги, способен придать поискам более или менее страстный характер, но в нем нет никаких элементов, чтобы направить движение в ту или другую сторону и видоизме­нять его сообразно требованиям местности и случайностям встреч"60, - пи­сал Сеченов. Именно в направляющей своей функции потребность и является предметом психологического познания. В первом же случае потребность выс­тупает лишь как состояние нужды организма, которое само по себе не спо­собно вызывать никакой определенно направленной деятельности; ее функция ограничивается активацией соответствующих биологических отправлений и общим возбуждением двигательной сферы, проявляющимся в ненаправленных поисковых движениях. Лишь в результате ее "встречи" с отвечающим ей предметом она впервые становится способной направлять и регулировать де­ятельность.

Встреча потребности с предметом есть акт чрезвычайный. Он отмечался уже Ч.Дарвином, о нем свидетельствуют некоторые данные И.П.Павлова; о нем говорит Д.Н.Узнадзе как об условии возникновения установки, и его блистательное описание дают современные этологи. Этот чрезвычайный акт есть акт опредмечивания потребности - "наполнения" ее содержанием, кото­рое черпается из окружающего мира. Это и переводит потребность на собственно психологический уровень.

Развитие потребностей на этом уровне происходит в форме развития их предметного содержания. Кстати сказать, это обстоятельство только и поз­воляет понять появление у человека новых потребностей, в том числе та­ких, которые не имеют своих аналогов у животных, "отвязаны" от биологи­ческих потребностей организма и в этом смысле являются "автономными"61. Их формирование объясняется тем, что в человеческом обществе предметы потребностей производятся, а благодаря этому производятся и сами потреб­ности62.

Итак, потребности управляют деятельностью со стороны субъекта, но они способны выполнять эту функцию лишь при условии, что они являются пред­метными. Отсюда и происходит возможность оборота терминов, который поз­волил К.Левину говорить о побудительной силе (Aufforderungscharakter) самих предметов63.

Не иначе обстоит дело с эмоциями и чувствами. И здесь необходимо раз­личать, с одной стороны, беспредметные стенические, астенические состоя­ния, а с другой - собственно эмоции и чувства, порождаемые соотношением предметной деятельности субъекта с его потребностями и мотивами. Но об этом нужно говорить себе. В связи же с анализом деятельности достаточно указать на то, что предметность деятельности порождает не только пред­метный характер образов, но также предметность потребностей, эмоций и чувств.

Процесс развития предметного содержания потребностей не является, ко­нечно, односторонним. Другая его сторона состоит в том, что и сам пред­мет деятельности открывается субъекту как отвечающий той или иной его потребности. Таким образом, потребности побуждают деятельность и управ­ляют ею со стороны субъекта, но они способны выполнять эти функции при условии, что они являются предметными.

3. ПРЕДМЕТНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ И ПСИХОЛОГИЯ

То обстоятельство, что генетически исходной и основной формой челове­ческой деятельности является деятельность внешняя, чувственно - практи­ческая, имеет для психологии особый смысл. Ведь психология всегда, ко­нечно, изучала деятельность - например, деятельность мыслительную, дея­тельность воображения, запоминания и т.д. Только такая внутренняя дея­тельность, подпадающая под декартовскую категорию cogito, собственно, и считалась психологической, единственно входящей в поле зрения психолога. Психология, таким образом, отлучалась от изучения практической, чувственной деятельности.

Если внешняя деятельность и фигурировала в старой психологии, то лишь как выражающая внутреннюю деятельность, деятельность сознания. Произо­шедший на рубеже нашего столетия бунт бихевиористов против этой мента­листской психологии скорее углубил, чем устранил разрыв между сознанием и внешней деятельностью, только теперь, наоборот, внешняя деятельность оказалась отлученной от сознания.

Подготовленный объективным ходом развития психологических знаний воп­рос, который встал сейчас во весь рост, состоит в том, входит ли изуче­ние внешней практической деятельности в задачу психологии. Ведь "на лбу" деятельности "не написано", предметом какой науки она является. Вместе с тем научный опыт показывает, что выделение деятельности в качестве пред­мета некоей особой области знания - "праксиологии" - не является оправ­данием. Как и всякая эмпирически данная реальность, деятельность изуча­ется разными науками; можно изучать физиологию деятельности, но столь же правомерным является ее изучение, например, в политической экономии или социологии. Внешняя практическая деятельность не может быть изъята и из собственно психологического исследования. Последнее положение может, од­нако, пониматься существенно по-разному.

Еще в тридцатых годах С.Л.Рубинштейн64 указывал на важное теоретичес­кое значение для психологии мысли Маркса о том, что в обыкновенной мате­риальной промышленности мы имеем перед собой раскрытую книгу человечес­ких сущностных сил и что психология, для которой эта книга остается зак­рытой, не может стать содержательной и реальной наукой, что психология не должна игнорировать богатство человеческой деятельности.

Вместе с тем в своих последующих публикациях С.Л.Рубинштейн подчерки­вал, что, хотя в сферу психологии входит и та практическая деятельность, посредством которой люди изменяют природу и общество, предметом психоло­гического изучения "является только их специфически психологическое со­держание, их мотивация и регуляция, посредством которой действия приво­дятся в соответствие с отраженными в ощущении, восприятии, сознании объективными условиями, в которых они совершаются"65.

Итак, практическая деятельность, по мысли автора, входит в предмет изучения психологии, но лишь тем особым своим содержанием, которое выс­тупает в форме ощущения, восприятия, мышления и вообще в форме внутрен­них психических процессов и состояний субъекта. Но это утверждение явля­ется по меньшей мере односторонним, так как оно абстрагируется от того капитального факта, что деятельность - в той или иной ее форме - входит в самый процесс психического отражения, в само содержание этого процес­са, его порождение.

Рассмотрим самый простой случай: процесс восприятия упругости предме­та. Это процесс внешне-двигательный, с помощью которого субъект вступает в практический контакт, в практическую связь с внешним предметом и кото­рый может быть направлен на осуществление даже не познавательной, а не­посредственно практической задачи, например, на его деформацию. Возника­ющий при этом субъективный образ - это, конечно, психическое и, соот­ветственно, бесспорный предмет психологического изучения. Однако для то­го, чтобы понять природу данного образа, я должен изучить процесс, его порождающий, а он в рассматриваемом случае является процессом внешним, практическим. Хочу я этого или не хочу, соответствует или не соот­ветствует это моим теоретическим взглядам, я все же вынужден включить в предмет моего психологического исследования внешнее предметное действие субъекта.

Значит, неправомерно считать, что внешняя предметная деятельность хо­тя и выступает перед психологическим исследованием, но лишь как то, во что включены внутренние психические процессы, и что собственно психоло­гическое исследование движется, не переходя в плоскость изучения самой внешней деятельности, ее строения.

С этим можно согласиться только в том случае, если допустить односто­роннюю зависимость внешней деятельности т управляющего ею психического образа, представления цели или ее мысленной схемы. Но это не так. Дея­тельность необходимо вступает в практические контакты с сопротивляющими­ся человеку предметами, которые отклоняют, изменяют и обогащают ее. Ины­ми словами, именно во внешней деятельности происходит размыкание круга внутренних психических процессов как бы навстречу объективному предмет­ному миру, властно врывающемуся в этот круг.

Итак, деятельность входит в предмет психологии, но не особой своей "частью" или "элементом", а в своей особой функцией. Это функция полага­ния субъекта в предметной действительности и ее преобразования в форму субъективности.

Вернемся, однако, к описанному случаю порождения психического отраже­ния элементарного свойства вещественного предмета в условиях практичес­кого контакта с ним. Случай этот был приведен в качестве только поясняю­щего, грубо упрощенного примера. Он имеет, однако, и реальный генетичес­кий смысл. Едва ли нужно сейчас доказывать, что на первоначальных этапах своего развития деятельность необходимо имеет форму внешних процессов и что, соответственно, психический образ является продуктом этих процес­сов, практически связывающих субъект с предметной действительностью. Очевидно, что на ранних генетических этапах научное объяснение природы и особенностей психического отражения невозможно иначе, как на основе изу­чения этих внешних процессов. При этом последнее означает не подмену исследования психики исследованием поведения, а лишь демистификацию при­роды психики. Ведь иначе нам не остается ничего другого, как признать существование таинственной "психической способности", которая состоит в том, что под влиянием внешних толчков, падающих на рецепторы субъекта, в его мозге - в порядке параллельного физиологическим процессам явления - вспыхивает некий внутренний свет, озаряющий человеку мир, что происходит как бы излучение образов, которые затем локализуются, "объективируются" субъектом в окружающем пространстве.

Само собой разумеется, что реальность, с которой имеет дело психолог, является несопоставимо более сложной и богатой, чем ее рисует приведен­ная грубая схема возникновения образа в результате практического контак­та с предметом. Однако как бы далеко ни отходила психологическая ре­альность от этой грубой схемы, какими бы глубокими ни были метаморфозы деятельности, она при всех условиях остается осуществляющей жизнь телес­ного субъекта, которая по самому существу своему является процессом чувственно-практическим.

Усложнение деятельности и, соответственно, усложнение ее психической регуляции ставит чрезвычайно широкий круг научно-психологических проб­лем, из числа которых следует прежде всего выделить вопрос о формах че­ловеческой деятельности, об их взаимосвязи.

4. СООТНОШЕНИЕ ВНЕШНЕЙ И ВНУТРЕННЕЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ

Старая психология имело дело только с внутренними процессами - с дви­жением представлений, их ассоциацией в сознании, с их генерализацией и движением их субститутов - слов. Эти процессы, как и непознавательные внутренние переживания, считались единственно составляющими предмет изу­чения психологии.