ГЛАВА V. ИМПУЛЬС ПОСТМОДЕРНИЗМА

В восемнадцатом веке такие люди, как Исаак Ньютон, начали более интенсивно применять рациональный способ мышления к окружающему миру. Это привело к развитию научной мысли, постижение которой, как верили модернисты, было истинным отражением реальности. Девятнадцатый век увидел, как такие ученые, Огюст Конт и Герберт Спенсер распространили научный подход в сфере человеческого общества. Результатом этого было развитие общественных наук.

Современный стиль мышления пришел к убеждению в том, что эти открытия естественных и общественных наук обеспечили человеческое существование определенной истиной, которая олицетворяла, вне сомнения, человеческие представления, которые отражали реальность такой, какой она была. Представлялось, что такое знание является объективным и нейтральным, каким был сам научный метод. Различные факты современного взгляда были использованы в целях сформировать теории (метаистория), объясняющие мир и смысл жизни.

Модернизм также рассматривал знание как благо, присущее самой его природе. Таким образом, открытие этих истин природы дало бы людям возможность контролировать свой мир, в конечном итоге преодолеть человеческие ограничения и даже искоренить те разрушительные проявления зла (такие, как болезни), которые мучили человечество на протяжении всей его письменной истории. Идея перманентного прогресса была, конечно, важным аспектом модернистской схемы мира.

Модернизм, однако, не реализовал эту программу. Наука и технология, например, принесли экологическую деградацию, тоталитаризм и мировые войны с атомным потенциалом, основанном на технологическом знании. Таким образом, как отметил один ученый, “разум и наука не ведут к ... утопии”.² 

Ответов было множество. Одним из них было отчаяние экзистенциализма. Другим известным вариантом стал постмодернизм. Постмодернизм, как мы успели уже увидеть, является, по большому счету, отражением современного взгляда на вещи.

В самом начале следует отметить, что постмодернизм не является унифицированным взглядом на мир. Различные сторонники излагают свои собственные теории, которые временами противоречат другим постмодернистским идеям. Однако, несмотря на эти различия, постмодернисты едины в своем отвержении модернизма. Мы отметим другие разделенные идеи ниже, в разделе, озаглавленном “Виды постмодернизма”.

Прежде чем двигаться дальше предварительных замечаний о природе постмодернизма, следует отметить, что ученые расходятся в точном определении его значения. Некоторые полагают, что постмодернизм представляет собой новый исторический период, в который входит человечество, в то время как другие рассматривают его как распространение основных базовых концепций, окружающих сам модернизм. Иные понимают постмодернизм как вид переходного периода, когда все старые способы поставлены под вопрос, но уже слышны шаги новой эры. Эта неопределенность отражена в заголовке данной главы, которая рассматривает постмодернизм в его настоящем состоянии развития скорее как импульс или настроение, нежели как хорошо развитую или окончательно оформленную философскую школу. Только время скажет, будет ли иметь этот импульс продолжение. Между тем, постмодернизм поднял существенные вопросы, которые находятся в центре педагогической дискуссии в то время, как мир шагает в двадцать первый век.

В то время как Юм и Кант заложили основу для постмодернистской структуры сознания, Фридрих Ницше (1844-1900) воплотил эти идеи в жизнь. Согласно Ницше, не существует ни одного основания, на котором покоились бы те или иные воззрения. Истина умерла и люди не имеют другого выбора, кроме как создать свой собственный мир. Таким образом, знание становится человеческим построением, основанном на субъективном использовании языка. Ницше стоит на границах постмодернизма, и несмотря на то, что он жил целое столетие назад, его идеи могут стать “основным направлением”.

Кроме идей таких философов, как Кант и Ницше, есть еще три философских течения, оказавших особенно сильное влияние на постмодернизм. Первое среди них - прагматизм. Идея условности знания, неприятие метафизических схем, активная социальная позиция в решении человеческих проблем, а также склонность скорее к социальным, чем просто к индивидуальным вопросам - все эти черты прагматизма нашли свое место в постмодернизме. Такие неопрагматики, как Ричард Рорти, стоят довольно близко к постмодернизму.

Второй философской основой постмодернизма является экзистенциализм. Такие концепции, как формула Жан-Поль Сартра “Я являюсь тем, кем я выбираю быть” подходит не только для того, чтобы укреплять релятивистскую основу постмодернизма, но также и для того, чтобы вовлекать людей в сооружение знания. А сооружение знания, как мы вскоре увидим, стоит в самой основе постмодернистской гносеологии и учебного плана.

Третьей философской точкой зрения, лежащей в основе постмодернизма, является марксистская мысль. Марксистская теория классовой борьбы и экономических формаций наполняет как теорию, так и практику постмодернизма, даже несмотря на то, что постмодернисты отвергают марксистскую схему истории (ее метаисторию). Интерес постмодернизма к вопросам классовой борьбы и экономики станет наиболее очевидным в нашем обсуждении идей Мишеля Фуко в следующем разделе и в разделе о критической педагогики в шестой главе.

Прежде чем двигаться далее от философских корней постмодернизма, необходимо отметить, что данное движение не принимает бихевиоризм (см. главу 6) с его научной объективностью и его технологическим подходом и человеческой инженерией. Постмодернизм отвергает также главным образом позитивистские и объективные позиции философского анализа (см. главу 7). С другой стороны, постмодернистские теоретики положительно отзываются о некоторых аналитических философах в связи с их неравнодушным отношением к языку и пониманием взаимосвязи значений языка.

Мы уже получили некоторое впечатление о Рорти в нашем обсуждении неопрагматизма в четвертой главе. Рорти стоит у истоков современной гносеологии благодаря критике того, что он рассматривает как ее центральную метафору - образа сознания как зеркала реальности. Рорти, как мы уже видели, отвергает этот взгляд с его пониманием истины. Для Рорти, язык и мысль могут быть инструментами для отражения наряду с опытом, но они определенно не дают нам картины реальности. Таким образом, здесь мы сталкиваемся с гносеологическим субъективизмом. Человек может иметь мнения, но не истину. В результате, люди могут и должны поддерживать философскую беседу, даже несмотря на то, что они не способны объективно обосновать свои взгляды.³ 

Этот субъективизм Рорти свойствен также и для работы Деррида. Деррида подверг нападкам то, что он называет “логоцентризмом” Западного общества. Как видит это он, центральная задача философии состоит в понимании логоса или центрального контролирующего разумного принципа вселенной. К сожалению, философы потерпели поражение в этой попытке, потому что они соприкасались скорее не с самой реальностью, а с языком, который, как они думали, представляет эту реальность. Таким образом, все, что они на самом деле имеют - это их сочинения или тексты, а не понимание объективной реальности.

Проблема состоит в том, что и автор, и читатели привносят в текст значения, берущие начало в неповторимом личном опыте. Таким образом, то, что они получают, когда читают текст, является не объективным мнением или даже тем, что, возможно, имел в виду автор, а их собственной интерпретацией, основанной главным образом на бессознательных установках.

То, что необходимо сделать, предполагает Деррида,- это “деконструировать” тексты путем раскрытия этих установок, выраженных такими вещами, как выбор слов, сокрытие смысла в игре слов и т.д. Когда люди раскрывают тексты, они видят, что западная философская позиция тиранизирует, пресекает, исключает или отбрасывает другие позиции.

Деррида отмечает, что вместо того, чтобы просто ограничиваться доминирующей позицией, людям следует стремиться к разнообразию. Это дало поддержку некоторым небольшим группам и феминистам, соединив их с деконструкционалистами в борьбе за равные права.⁴ 

Третье течение постмодернизма основывается на работе Мишеля Фуко. Фуко исследовал скрытые значения языка. Он предположил, что Западное общество на протяжении веков ошибочно верило в то, что существует объективное знание, которое ожидает своего часа быть открытым, что это знание является бесценным и приносит пользу скорее всем людям, нежели просто отдельным классам.

Фуко отклоняет каждую из этих позиций и вводит четвертый тезис, согласно которому социальный аспект знания состоит в том, что его создают те, кто стремится узаконить свою власть, и это знание, исходящее от властей, используется с целью контролировать и подчинять других людей и народы. В такой работе, как “Археология знания”⁵  Фуко доказывает концепции, в соответствии с которой безумие есть скорее часть языка, нежели факт, необходимо присущий жизни. Эти языковые формы развиваются людьми и используются с целью контролировать других людей. Однако, в основе они являются скорее человеческим созданием, чем отражением реальности.

Необходимо альтернативное суждение о том, что маргинальные группы могли бы быть освобождены из-под подчинения господствующих классов. Как и следовало ожидать, маргинальные группы (такие, как расовые меньшинства, феминисты, гомосексуалисты) более чем счастливы использовать тезис Фуко о социально-создаваемом знании в качестве оружия в своих попытках изменить существующий порядок вещей.

Последний постмодернистский теоретик, о котором мы поговорим - Жан Франсуа Лиотар. “Я определяю постмодерн, - писал он, как недоверчивость (скептицизм) по отношению к метаистории.⁶  Под метаисторией он понимает те основные философско-исторические формы понимания реальности, которые узаконивают существующий порядок вещей, вырабатывая доводы, подтверждающие законность и справедливость этого статус кво. Эта метаистория, заявляет Лиотар, - не реальность, а система мифов, используемая для поддержания общественных отношений в данном обществе. Религиозные философские школы подпадают под управление метаистории и, таким образом, управляются так называемой светской метаисторией. Таким образом, метаистория основана на использовании языка и используются с целью контролировать людей.

Философы, с которыми мы познакомились в двух последних параграфах, расходятся по многим вопросам, но, как пишет Гари Лэнд,

они заложили философские основы постмодернизма тремя основными тезисами. Во-первых, люди не имеют доступа к реальности и, следовательно, средств для постижения истины не существует. Во-вторых, реальность недоступна, потому что мы являемся пленниками языка, который придает форму нашим мыслям прежде, чем мы можем помыслить, и поэтому мы не можем выразить то, о чем мы думаем. В-третьих, мы создаем реальность посредством языка, и поэтому природа реальности определяется тем, кто имеет власть формировать язык.⁷ 

Суть любой постмодернистской педагогической философии включает следующие пункты:

- объективная истина неопределима;

- язык не осуществляет нашего контакта с реальностью;

- язык и смысл бытия созданы обществом;

-метаистория есть социальная конструкция, развивающаяся господствующими классами с целью узаконить свои позиции и привилегии;

- знание - сила;

- школы традиционно функционируют как факторы этой силы для обеспечения социального контроля через манипулирование знанием.

Для постмодернистского подхода к образованию характерны также такие идеи, как:

- важность понимания плюрализма различных взглядов,

- потребность людей выслушать чью-либо историю (особенно невыслушанную историю какого-нибудь страдальца),

- важность для противоположных групп выслушать друг друга;

- потребность демократического общения, которое является решающим условием осуществления перемен.

Как было отмечено выше, именно социальная функция школы главным образом приковывает внимание постмодернистских теоретиков образования. Для постмодернистов наибольший педагогический грех состоит в том, чтобы просто передавать дальше накопленные знания прошлого. Вместо того, чтобы быть инструментами сохранения и передачи опыта прошлого, как предполагают традиционные философские направления, школа, в соответствии с мнением прагматиков, должны быть инструментом перемен.

Целью учебного плана с постмодернистской точки зрения, является реконструкция знания как основы для реконструкции более широких областей культуры и ее отношений с властью.⁸  Постмодернистская теория учебного плана представляет собой поворот от твердых и устойчивых категорий модернизма относительно содержания учебного материала. Уильям Е. Долл, например, начинает свою книгу о постмодернистском учебном плане с критики тезиса Герберта Спенсера о том, что наука должна формировать основу учебного плана.⁹ 

Согласно Доллу, “очарование наукой, ее обожествление” давно ушли в прошлое. То, что является научной истиной, в точном значении применимо лишь к классическому литературному образованию. Учебный план и образование в целом, предполагает Долл, проходит через смещение “метапарадигмы”. Он считает, что “принципов постмодернистского взгляда на образование множество, но они отнюдь не являются ясными”.¹⁰ 

С другой стороны, среди постмодернистских теоретиков образования существует общепринятое мнение о том, что образование в будущем не сможет опираться на учебные планы и методы прошлого. Поскольку подготовленный экспертами учебный план современной эры пришел в школы, Джо Л. Кинчелоу предполагает, что в постмодернистском образовании студенты и учителя “должны продуцировать свои собственные знания”.¹¹ 

Эта мысль приводит нас к конструктивизму, одному из наиболее развитых аспектов взаимодействия между постмодернизмом и образованием. Джон Захорик отмечает, что эта конструктивистская педагогическая теория основана на трех условиях:

1.“Знания создаются людьми”. Это - не набор фактов, концепций или законов, независимых от познающего субъекта и ожидающих своего часа быть открытыми. Скорее, люди сами создают знания, и все, что они знают, создано ими самими. Поскольку это знание может отражать высшую реальность, любое возможное соответствие непознаваемо. “Все, что люди могут знать, является их собственными умозаключениями, совместимыми с другими построениями, которые они могут создать”.¹² 

2.“Знание является предположительным и ошибочным”. Знание никогда не может быть стабильным, поскольку оно является человеческим продуктом, а люди живут в постоянном состоянии перемен. Поэтому человеческие представления, созданные ими самими, являются экспериментальными, неполными и несовершенными, даже несмотря на то, что все они не могут быть несовершенными в равной мере.¹³ 

3.“Знания вырастают из представлений”. Эти представления могут относиться к людям, событиям или объектам. Поскольку такие знания могут быть закодированы в языке, они могут разделяться обществом. Социальное разделение ведет к объединению различных взглядов. Это объединение делает возможным для людей развивать соответственные общественные построения.¹⁴ 

Несмотря на то, что Захорик не раскрывает эти три условия, третий пункт сам по себе поднимает два вопроса, близко касающиеся проблем учебного плана, обсуждающихся многими постмодернистскими теоретиками. Первый из них - важность языка как в созидательном, так и в разрушительном аспектах. Постмодернистское образование, давшее постмодернистское философское определение языка, должно помогать учащимся становиться сознательными и самосознательными в том смысле, что язык и предустановки взаимодействуют как в процессе формирования их собственных концепций, так и в раскрытии скрытого смысла в “тексте(ах)” других людей.

Второй вопрос, поднятый Захориком, потенциально опосредующий постмодернистский учебный план, - идея воздействия. Постмодернизм, провозглашающий плюрализм, предполагает широкое культурное воздействие, которое лежит вне идей и ценностей господствующей культуры, на меньшинство и вторичные культуры. Говоря словами Лиотара, учащиеся должны подвергаться воздействию скорее замечательных личных историй не имеющего публичной власти учителя, чем тех, кто контролирует метаисторию.

Это воздействие и образование, которое является его частью, как видят это постмодернистские теоретики, является не личным, а общим делом. Поэтому С.А.Бауэрс выдвигает идею “реставрации общества”¹⁵  как важнейшую цель образования. Это общество, однако, демократически будет включать как маргиналов, так и тех, кто ныне составляет господствующие группы. Фактически, создание такого общества является сутью постмодернистской философии образования.

Теоретики постмодернистского учебного плана рассматривают его скорее в виде процесса, нежели в виде чего-то статичного. Поэтому Долл пишет, что
учебный план должен рассматриваться не как установка, априори “курс, который необходимо изучить”, а как путь личной трансформации. Это изменение объекта внимания и предмета делает больший акцент на самой идущей личности и на эталонах, возникающих в процессе накопления опыта учащимися; меньшее же ударение делается на самом пути изменений, несмотря на то, что ни путь, ни идущие по нему не отделимы друг от друга. Организация и трансформация возникают из самой активности, а не как установка на эту деятельность.¹⁶ 
Патрик Слаттери изображает постмодернистский учебный план в виде калейдоскопа. “Калейдоскоп, - отмечает он, - создает постоянно меняющиеся образы, всегда симметричные относительно его самого”, тогда как телескоп составляет карту того, что воспринимается как устойчивая и неизменная вселенная. Таким образом, для него учебный план - это калейдоскоп, постоянно меняющийся и становящийся чем-то новым. С другой стороны, они остаются взаимосвязанными. “Постмодернизм провозглашает многовариантное и комплексное понимание каждой конкретной ситуации”.¹⁷ 

Долл осознает, что постмодернистские замечания относительно учебного плана и методов покажутся странными или даже абсурдными с точки зрения модернизма. Но, отмечает он в русле своего постмодернистского образа мышления, модернистская парадигма “является исторической - продуктом специфического, просвещенчески ориентированного западного менталитета, развивающегося в течение последних трех-четырех столетий”. Он уверяет своих читателей в том, что новые способы мышления относительно учебного плана кажутся вполне нормальными и естественными для тех, кто поддерживает заново рождающийся постмодернистский менталитет.¹⁸ 

Постмодернистские теоретики образования в целом рассматривают учителей как общественных активистов, которые изменяют устоявшийся порядок вещей, помогая учащимся принимать личную и общественную ответственность за будущее. Генри А. Гирокс утверждает, что в демократической борьбе против расизма, классовых структур и сексизма, учителя должны находиться вне критики существующего социального порядка. Это, отмечает он,
предполагает, что педагоги должны объединиться с другими силами, вовлеченными в общественную борьбу с целью придумывания языков и обеспечения пространства как внутри, так и вне школ, которое дает новые возможности общественным движениям объединиться. Выполняя это, мы можем переосмыслить и переоценить демократию как борьбу за ценности, практику, общественные отношения и предметные позиции, которые расширяют шансы человеческих способностей как основы справедливого социального порядка.¹⁹ 
Учитель в понимании постмодернистов должен быть более, чем специалистом бихевиористского образца, который похож на хранилище правильных ответов использованных знаний, поставляемых исследователями. Постмодернистские учителя являются генераторами знания в условиях постоянной изменчивости педагогического опыта. Учитель должен быть человеком, который способен реагировать на постоянно меняющиеся условия. Таким образом, педагогические потребности учителя вырабатывают скорее “думающего учителя”, нежели просто специалиста.²⁰ 
критический анализ
С христианской точки зрения, постмодернизм, как и другие философские школы, которые мы рассмотрели, обеспечивает возможность проникновения в суть бытия. В смысле полезности постмодернизма критика веры западных культур основана на человеческом разуме и научном методе. С эпохи Просвещения западные мыслители возлагали слишком большие надежды на ограниченные способности человеческого разума.

Вторым полезным вкладом постмодернизма является его внимание к социальной этике и индивидуальной и групповой ответственности за общество в целом. Индивидуалистические тенденции, присущие постмодернизму, слишком часто вели к тому, что богатый становится богаче, в то же время пренебрегающие теми слоями мирового сообщества, которые были в потребности и в зависимости от господствующих культур или общественных групп. Постмодернистская социальная концепция определенно размежевывается с библейским посланием.

Третий полезный вклад состоит в признании того, что язык и власть тесно взаимосвязаны. Как отмечает Джеймс Сир, “мы действительно рассказываем ‘истории’, верим в ‘доктрины’, придерживаемся ‘философий’, потому что они дают нам или нашему обществу власть над другими. Публичное применение наших определений безумия действительно помогает людям придерживаться здравого смысла”.²¹ 

В сфере образования постмодернизм приветствует повышение нравственного образования, помощь педагогам более ясно увидеть политические аспекты образования и поощрение помощи учителей студентам в принятии своей социальной ответственности.

Безусловно, не весь педагогический и философский вклад постмодернизма столь весом. Многие ученые, например, отмечают, что отклонение метаистории само по себе уже является метаисторией, то есть определенным взглядом на философскую форму вещей. Во-вторых, несмотря на это отрицание абсолютных истин, постмодернистское исследование угнетения и господства раскрывает его собственную позицию относительно нравственных категорий. Такие понятия, как “демократия”, “терпимость” и “справедливость” постоянно подтверждают их ценностные суждения. Постмодернистская литература устанавливает впредь эти концепции не как предпочтительные, но скорее как имеющие оценочный критерий.

Третий пункт критики состоит в том, что многие убеждены в том, что постмодернизм привел общественную систему знания к крайнему абсурду. Джон Р.Серль (Калифорнийский университет Беркли), например, доказывает, что существуют части реального мира, которые “являются только фактами человеческого соглашения”. Да, отмечает он, “существуют ‘объективные‘ факты в том смысле, что они не являются делом ваших или моих предпочтений, оценок или нравственных отношений”. К первой категории он относит такие понятия, как ценность денег, в то время как ко второй - такие факты, как то, что его сестра родилась 14 декабря. Он вполне уверен в том, что “реализм и соответствующая ему концепция являются важнейшими посылками любой здравомыслящей философии, не говоря уже о любой науке”.²² 

Основным камнем преткновения между христианством и постмодернизмом является то, что первое основано на Богооткровенных абсолютных истинах, в то время как второй отрицает как концепцию абсолютных истин, так и возможность откровения. С точки зрения постмодернизма, даже “Бог” является общественным продуктом.

Итак, в свете постмодернистского отрицания метаистории, центральное ядро библейской картины является грандиозной метаисторией, которая движется от сотворения мира через воплощение и второе пришествие. Библия обеспечивает как древнейший взгляд на историю, так исчерпывающий современный взгляд. Такие концепции не находят места в постмодернистской схеме вещей. Христианские педагоги, фактически, рассматривают пересказ библейской метаистории как одну из основных причин существования своих школ.²³