Древне-церковной антропологии

Специальную, по крайне важную и актуальную, область подавленного и вытесненного составляют аффективные состояния, при которых накапливание. происходит особенно интенсивно и соответствующая экфория представляет насущнейшую задачу, и именно вопрос об экфории этой аффективности был краеугольным и пробным камнем всего фрейдовского психоанализа. Для Фрейда это была область инстинктивного и анимального главным образом в аспекте сексуальности и страха. J. H. Schultz⁷⁷ говорит об аффективных случаях и о состояниях чувственного и сексуального напряжения. По Breuer'y сильно окрашенные аффективно представления составляют в подсознании у невротиков, в особенности у истериков, болезненное состояние. В этом состоянии больной склонен к превратным ассоциациям представлений и аффектов, которые затем вызывают патологичскке явления. Но стоит только вызвать в сознании первоначальный патологический комплекс так, чтобы он снова ассоциировался с высшими размышлениями, то патогенное действие старого комплекса прекращается. На этом основан психоанализ Фрейда и др. Психоанализ претендует на то, что при этом происходит разрыв, распад патологического комплекса, разрыв условных, временных связей, и психический разряд, с освобождением от психического балласта. Происходит своего рода экфория, но не тотальная, а частичная, в ее теоретической и профорической части, без практической реализации. Таким образом здесь налицо два процесса: 1) осознание комплекса и его возникновения и 2) переживание вновь патологического состояния с чувством освобождения от него, то-есть отреагирование. При отрегировании аффективность получает как бы выход, но без практической экфории и цель ее – достигнуть психического разряда.

Медицинский психоанализ имеет задачу проникнуть в эту темную область души, помочь обмену сознаний и дать всплыть на поверхность ассоциативно-условным патологическим продуктам. Психоанализ пытается внести элементы внимания и апперцепции в темную область ассоциации, и тогда случайность и незакономерность связей в ассоциациях, отсутствие разумности и целесообразности бросается в глаза самому пациенту. Освобождение от подавленного получается не ценою еще большего морального падения и усиления морального конфликта, но путем некоего аналитического осознания и просветления. Процесс психоаналитического осознания рисуется так. W. Stern⁷⁸ говорит о Фрейде, что он видит в содержании сознания лишь символы, от которых можно спуститься к элементам, лежащим в бессознательном, которые переиначиваются и превращаются в невинные и отдаленные переживания сознания, в ассоциации представлений, обрывках сновидений, пока получается возможность вывести из них лежащий в основе их сексуально-окрашенный комплекс. Задача психоанализа – раскрыть эти символы, перенести бесознательное в сознание в виде не образов, картин и символов, а в виде понятий и логических связей, показав тем самым всю нелогичность временных связей, патологических рефлексов и комплексов.

Все ли энграммы подлежат экфории, другими словами, нужно ли переводить в сознание все содержание подсознания?

Аффективная сфера подлежит осознанию и отреагированию. Психические комплексы подлежат полному распаду, диссолюции на составные части, на психические элементы, подлежат изживанию. Тимопсихэ и ноопсихэ подлежат сублимации. Микрокосмический элемент подлежит ассимиляции и сублимации. Анимальное подлежит сублимации.

Демонский элемент подлежит изгнанию.

И только духовные и божественные энграммы подлежат полному или частичному раскрытию и экфории, смотря по индивидуальной возможности.

На примере условно-рефлективной деятельности мы видели, что ассоциативная деятельность стала в значительной степени у человека автономной и стремится к генерализации. Она ведет к автоматизму и бессознательности, расширяя сферу бессознательного, представляющего большую опасность для психического здоровья человека. О размерах этого автоматизма можно судить по замечанию Гельмгольца о бессознательных индукционных замыканиях в центральной нервной системе, что экспериментально подтвердил Павлов.

Бездна бессознательного психизма готова поглотить последние остатки разума и сознания, давая в то же время простор самостоятельной, некоординированной деятельности комплексов. Задача психоанализа – вызвать промежуточное звено в патологической связи и тем самым разорвать его, выровнить равновесие, устранить искусственный агент и заменить его вновь естественным агентом, устранить вредный комплекс.

ФОРЕЛЬ⁷⁹ говорит, что внимание может сделать более ясным мнемические комплексы, экфорируя и вновь энграфируя одни части и оттесняя другие. Фиксирование внимания в психоанализе может привести к разрыву условной связи, переносу комплекса вновь на сознательный план, ведет его к его диссоциации.

Путем концентрации внимания на аффективной и инстинктивной части души в психоанализе достигается осознание условий возникновения патологических рефлексов и комплексов, выявляется промежуточное звено, разрывается временная связь и восстанавливается исходное положение.

ФРЕЙД говорит об аналитнчской терапии и предлагает следующие методы: 1) интерпретация снов, 2) психотерапия в гипнозе и наяву, 3) для пациента – состояние самонаблюдения, когда происходит раскрытие скрытых психических связей, подавленных комплексов из воспоминаний, снов, ассоциаций во сне и наяву, перевод на поверхность сознания.

Фрейд видит задачу психоанализа в открытии, в демаскировании подавленного бессознательного, в осознании его и в восстановлении равновесия между Я и анимальной природой. Психоанализ трансформирует патологическую бессознательность и сознание. Фреид и Брейер отметили и другую сторону метода и говорят о катартической терапии, высказывании вытесненных аффективных переживаний. Таким образом здесь имеется в виду не только экфория в сознании, но и в слове.

Юнг говорит о трансцендентной функции, о переводе некоторого содержания подсознания в сознание, требующем для своего осуществления целого ряда условий, весьма напоминающих условия медитативно-аскетического психоанализа: 1) отрешение от чувственно-рассудочного содержания сознания в концентрации, освобождение от стесняющих внешне-объективных условий в виде чувственного восприятия и мышления, 2) интроверзия, обращение внутрь.

Психотерапия.

Психотерапия пытается использовать естественные психоаналитические факторы, среди которых на первом месте стоит внимание. Физиологически внимание есть подвижная концентрация мозговой деятельности, которая передвигается от одного пункта мозга к другому, как желтое пятно на сетчатке, делая ясными энграммкомплексы, экфорируя их отдельные части и оттесняя другие. Внимание действует, по Форелю, диссоциирующим (расщепляющим) образом. Но, изолируя одни части комплексов, внимание может соединить их с другими и создать новые комплексы.

Научно-медицинская психотерапия основана на психической концентрации. Дело в том, какую концентрацию принять, и в этом разнятся не только психотерапевтически школы, но и школы аскезы. Юнг⁸⁰ говорит о гипнотической концентрации в гипнотическом методе, заключающемся в опросах. Просветление сознания покупается в гипнозе ценою крайнего его сужения, а концентрация происходит без участия воли. Гипнотизм ведет к автоматизму, эхопракии и эхолалии, с торможением волевой активности.

В гипнозе всплывает различное содержание подсознания, часто независимо от желания и целей гипнотизера. Гипнотизм далек от планомерного торможения одного содержания и возбуждения другого.

Внушение.

Суггестивная концентрация отличается тем, что в ней психический разряд и связанное с ним чувство облегчения и укрепления сильнее, чем при гипнозе. J.H. Schultz⁸¹ говорит, что в суггестивной терапии больной достигает того, что ему раньше казалось невозможным. Так как сознание здесь узко, то при такой пассивности можно открыть широкие душевные области и в бодрственном состоянии, необходимо полное открытие возможности глубокого воздействия через пассивную восприимичивость. Школа Нанси выработала теорию суггестии, и Бернгейм⁸² говорит: «Внушение есть представление, которое реализуется, как действие». Zeehandelaar⁸³ говорит, что гипноз есть привнесенное аффективно-напряженное представление, изменяющее психическое напряжение. Человек страдает от заторможенности.

Мы еще не ответили на вопрос, где источник силы? Для Джемса это – воля, для Бодуэна это – личность, Я, для Юнга это – Мана-личность⁸⁶. БОДУЭН⁸⁷ говорит, что силы сердца являются опорою сил духа, и это утверждение – ближе всех к истине. Действительно, частично освобождаемая в концентрации духовная сила-исхис является опорою всех психических и соматических сил и дает себя знать в концентрации.

Практическая автосуггестия по Куэ сводится к повторению целительного представления, но здесь, по J.H. Schultz⁸⁸, имеется в виду нормальный человек, владеющий собою и не потерявший способности контроля.

К старым методам психотерапии Фрейд присоединил новый метод психоанализа, проводимый не в гипнозе, а в бодрственном состоянии. Гипнотерапия, по Фрейду⁸⁹, есть маскирование психической жизни, а психоанализ есть ее открытие. В первом случае на лицо инактивность пациента с сужением сознания, во втором – активация с расширением сознания. Невротические симптомы исчезают, если извлечь из подсознания связанные с ними переживания, и терапевтический эффект сводится к двум параллельным процессам: отреагированию и психокатарсису, как результатам контакта с бессознательным. J.H. Schultz⁹⁰ видит существенные черты бодрственной терапии в обращении пациента к разуму, рассудительности и господству над собою, и в борьбе с болезненным симптомом через просветление и наставление. Но апперцептивный процесс в бодрственной терапии неполон и несовершенен, а расширение сознания весьма условно я ограничено; оно происходит только за счет аффективного подсознания, за счет осознания психической травмы, сексуальной инфантильности и связанного с ними чувства страха и тревоги.

Современная психотерапия представлена в различных школах, но предоставим самим психотерапевтам критиковать друг друга. И. ШУЛЦ⁹¹ говорит, что цель психотерапевтической работы – личность больного и предлагает свой метод «автогенной тренировки», саморазряжения, или иначе нирванотерапии. ГАЙЕР⁹² говорит об опасностях погружения в нирванотерапии, которая может повести к бегству от жизни, к нарциссистскому самоотражению. По ГАППИХ⁹³ речь идет о самовстрече, а Гайер говорит, что самовстрсча может повести к опасному замешательству. Психокатарсис по Л. Франку с отреагированием на физиологически-моторном плане также не достигает цели, по Гайеру, так как, кроме отреагирования, нужна еще сверхсознательная переработка всех неловкостей и неточностей, лежащих в основе отреагируемого комплекса. Недостаточно и каузальное мышление, лежащее в основе фрейдовского психокатарсиса. Гайер полон сознания опасности внутренних обитателей, "Teilseelen", автономных внутренних сил, и неосторожное прикосновние к этому миру ведет только к пробуждению этих сил и подобно подливанию масла в огонь. И ЮНГ⁹⁴ говорит о парциальных душах в человеке, о том, что среди образов подсознания есть не только прекрасные, но и постыдные, что не принимается во внимание лечащими врачами. Всякое неосторожное прикосновение к этому миру ведет к психической инфляции, к регрессии в преинфантильность. Лечение есть беспрерывная беседа с бессознательным и это – ошибка, когда думают, что бессознательное есть нечто безвредное, в нем много энергии, которая может взорвать. Аналитическая техника активирует бессознательное, выявляет его, разрушает целительную компенсацию, и бессознательное прорывается в форме несдержанных фантазий с последующими состояниями возбуждения, прямым путем ведущими к духовным заболеваниям, давая повод к самоубийству. Бессознательное опасно, когда мы находимся в противоречии с ним⁹⁵. Очевидно здесь Юнг имеет в виду планомерную ассимиляцию бессознательного, но напрасно искать у него какой-нибудь системы или метода такой ассимиляции.

Что же предлагают Гайер и Юнг для спасения страждущего человечества? Гайер⁹⁶ философствует и это его философствование есть ничто иное, как старая, заезженная, уже набившая оскомину, теософия. Внутреннее – это не только «нижнее», не только природа, земля и кровь. Древо жизни имеет не только корни, но и вершину, обращенную вверх. Истинное разряжение относится к обеим областям: жизни, природной душе и покою в Боге. Это сидение между двух стульев или евангельское служение двум господам, осуждаемое в религии Логоса, Гайер хочет примирить в натуралистической, пантеистически-тсософской концепции не постоянного, но становящегося Бога, в котором Божество и природа выражены одинаково и ни одна половина не может жаловаться на притеснение со стороны другой половины. Здесь в лице Гаиера неверующий врач предлагает своим неверующим пациентам метафизический рецепт Эккарта и Шеллинга, так как «многим» «возвращение домой», невозможно, «многие не могут вернуться к старым догмам». Хотя Гайер и говорит об опасности личного знакомства с парциальными душами и автономными сущностями, хотя ему известен дурной аспект их, тем не менее он считает главную чужеродную «душу», главное автономное начало, Змея, благодетельным и дружественным началом, подтверждая его «божественную» сущность и реабилитируя его от клеветы злонамеренных и невежественных теологов.

У ЮНГА⁹⁷, как и у Гайера, и волки сыты, и овцы целы; Божество и низшая, животная природа мирно уживаются рядом. Пример Ницше говорит об опасности выйти за пределы христианства, и критикующий христианство лишает себя его защиты. Христианская аскеза освобождает нас от огромной динамики влечений, но с опасностью повредить животной природе человека в его глубочайшей основе. Эрос – такой же большой демон, как и воля к власти. Юнгу известен Эрос только в его индуистском аспекте Кама. Метафизический рецепт Юнга сводится к признанию Бога, как необходимой психологической функции иррациональной природы, что, по Юнгу, не имеет ничего общего с вопросом существования Бога. Не желая заслужить упрек в ненаучности, Юнг становится на точку зрения психологического агностицизма, как Кант стал на точку зрения интеллектуального и морального агностицизма, а Вольтер – на точку зрения социально-политического агностицизма. Юнг говорит, что человеческий интеллект не может ответить на вопрос о существовании Бога и нет доказательств Его бытия. Бытие Бога есть раз и навсегда вопрос без ответа, но consensus gentium говорит о богах и зонах.

Но кто стал на путь теософско-индуистского примитивного мышления, тот проходит этот скользкий путь до конца. Так это случилось и с Юнгом, он договорился до адвайты: «Мысль о всемогущем Существе есть Архетип», то есть Бог есть человек, а человек есть единственный бог, и в сущности человек помогает сам себе – основной догмат буддийской сотериологии. Характерна и для Гайера и для Юнга и др. трогательная забота о животной природе человека и страх за ее судьбу. Это – страх натуралистического психизма, жизненный корень которого заключается именно в сексуальности, возведенной на степень ритуала.

Мах Levy Suhl⁹⁸ говорит о признаках духовного хаоса в современной европейской культуре и об оживлении древних мнемических отложений, которые были вытеснены культурою, но еще живут в нашей душе. Пробуждение древней Психэ, вытесненной и подавленной христианством, есть факт, которому в наше время посвящены целые книги. Всякое погружение человеческого духа в примитив ведет к пробуждению архаического мышления и мистических переживаний, и не есть ли обращение Гайера, Юнга и др. к натурализму и пантеизму то масло, которое подливается в огонь. Евангельское

«Врач! исцелися сам!»

попадает теософствующим врачам-психиатрам не в бровь, а в глаз.

Отдельные виды психотерапевтической концентрации могут принести пользу, но сил, пробуждаемых этими концентрациями, недостаточно для покрытия катастатической адинамии и астении. Причина этой малой эффективности лежит очень глубоко. Гипнотическая, суггестивная и аналитическая концентрация представляют собою типические формы эксцентрической концентрации, они не достигают глубин жизненных истоков, находящихся в центре человеческой тримерии, в сердце. Они касаются лишь самых поверхностных слоев подсознания и, в лучшем случае, достигают лишь микрокосмических слоев и слоев коллективной души, древней Психэ, пробуждение которой означает регрессию и представляет главную опасность. Божественное внутреннейшее ядро, внутреннее сокровище, остается не достигнутым и пробужденным, а целительные силы главного врача, внутреннего Логоса остаются неиспользованными. Энцентрическая концентрация является религиозной и молитвенной, и только как таковая достигает центра. Эксцентрическая концентрация часто описывает опасные кривые и ставит пациента часто на самый край бездны, особенно в руках мистически невежественного и неопытного врача-психоаналитика. Молитва является единственной гарантией от всех уклонений и извращений концентрации, от всякого вмешательства внешнего и внутреннего интеллигибельного зла, от магического психизма, от психической инфляции, от пробуждения изжитого наследия. Монологизм умной молитвы в др.-церк. умной Иисусовой медитации ближе и увереннее ведет к главной цели подлинной интроверзии – к Внутреннему Сокровищу.

Медицинский психоанализ.

Джемс ЛЕЙБА⁹⁹ отмечает родство мистических состояний с психоаналитическими и психотерапевтическими методами для восстановления духовной цельности, объединении сознания. Работа психоаналитиков, по Лейба, ставит себе следующие задачи: 1) экономии энергии путем упрощения жизни и устранения растраты энергии через внутренние антагонизмы, противоречия, торможения и вытеснения, будь это результат интеллектуальной недостаточности или морального дефекта, 2) пробуждения источников энергии, оставшихся незатронутыми чтобы поднять жязнь на высшую ступень и 3) организации жизни на основе длительных интересов и объединяющих представлений и целей. Нетрудно видеть, что Лейба ставит психоанализу и психотерапии те же задачи и цели, какие ставит себе религиозная медитация, то-есть концентрацию и собирание, сублимацию и высшие устремления. Но Лейба идет дальше, он говорит об энергизирующем влиянии врача на пациента. Психиатр, в обладании высших и тонких психологических знаний, занимает место духовного руководителя, руководителя души. Послесловие книги "Die Psychologie der religiösen Mystik" нe оставляет сомнений в атеистических настроениях автора, поэтому речь идет у него о полном вытеснении религиозного элемента из жизненного обихода.

Те же претензии и мечтания находим мы у Heyer'a¹⁰⁰, который подходит к вопросу с пантеистической и деистической точки зрения. Разряжение должно быть не только снизу, но и сверху. Где же и в чем же это высшее у Heyr'а? Он становится на точку зрения спекулятивной мистики Эккарта и связанной с нею метафизики Шеллинга о бывающем (werdende) Боге. Heyer говорит о заблуждении снизу, но заблуждения «сверху», в духовной области встречаются не реже и они страшнее и глубже. Если от ошибок куэизма, фрейдизма и шульцизма мы спасаемся с помощью Heyer'a, ведущего нас вверх, то от заблуждений в духовной области мы с помощью Heyer'a избавиться уже не можем. Тут нужен иной, более прочный критерий, чем наследие змеиной мудрости, нашептывающей всяким Эккартам и К^о о бывающем Боге, и недаром Heyer пытается реабилитировать змея от «теологической клетветы». Ведь индуизм пришел к выводу, что бывающий Бог сам себя спасти не может, что он сам ищет спасения у любого брамано-буддиста, у Эккарта, Гегеля и... Heyer'a. Ведь говорит же Эккарт, что он искупляет Божество. Этот werdende Gott более беспомощен, чем человек. Он ищет помощи у Heyer'a, Heyer посылает своих пациентов к этому жалкому, беспомощному Божеству. Получается порочный круг, дурная бесконечность. Эта индуистско-теософская путаница характерна не только для Heyer'a, но и для многих других европейских индоманов и иогистствующих психиатров; индуизм продуман у них не до конца. Пока существует эта путаница в головах психопатологов, пока они будут держаться на этих атеистических и пантеистических позициях, до тех пор научный психоанализ и психотерапия будут стоять на шаткой почве. ЮНГ¹⁰¹ идет не дальше своих коллег по психотерапии. Для него идея Бога есть необходимая психологическая функция иррациональной природы, не имеющая ничего общего с вопросом существования Бога. Для Юнга понятие Бога является психологическою необходимостью, как для Канта оно является теоретическою и моральною необходимостью, а для Вольтера – необходимостью социально-политическою. Но ни Кенигсберг, ни Фернэ, ни Цюрих, в отдельности или вкупе, не могут нам объяснить, откуда же эта универсальная необходимость идеи Бога.

Медицинский психоанализ остается действенным для огромной массы нервных и душевных больных, когда не приходится говорить о разумной аскетической интенции сил тримерии. Здесь необходимо участие другого лица, в данном случае врача. Встает вопрос о личности врача-психоаналитика. J.H. Schultz¹⁰² говорит о значении подготовленности врача не только в техническом и профессиональном смысле, о психологическом образовании врача, «психологизировании врача». Если идет еще речь о "Psychagogik", в смысле Kronefeld'a¹⁰³, то врач должен быть педагогом и учителем в самом высшем значении этих слов.

Вопросу о моральных качествах врача уделяется мало внимания. Больной окружен всегда тяжелою невидимою духовно-душевной атмосферою, является объектом воздействия невидимых нечистых спутников. Врач должен создать чистую и здоровую атмосферу вокруг пациента или во всяком случае не ухудшать ее своею нечистою аурою.

Не всякое внимание и не всякая концентрация действуют катартически, то-есть только диссоциирующим образом. Порок медицинского психоанализа – в возможности нового энграмм-комплексообразования, так как внимание, изолируя одни компоненты от других, может вновь ассоциировать их с другими, создавая новые комплексы. Таким образом катартическое или диссоциирующее действие внимания осложняется его ассоциирующим действием, образованием новых энграмм и, несомненно, всякое отреагирование в медицинском психоанализе есть экфория, то-есть оживание старых латентных энграмм, что ведет к новому энграфированию.

Фрейд считал, что психоанализ осветил все глубины душевной жизни и вывел на поверхность сознания все психически подавленное, но это – только идеал, и последующая психоаналитическая практика показала, как она далека от этого идеала. Основная цель – раскрытие глубинного, вытесненного Я с его высшими духовными запросами, в психоанализе не достигается. Отреагирование в какой-то степени освобождает от вытесненного, ведет к психическому разряду, но чувственное, аффективное ядро остается в подсознании и вновь становится вытесненным. Отреагирование не спасает, так как не устраняет комплекс и патологический рефлекс. Тотальная экфория à 1а Ницше также не достигает цели, не освобождает Я, но еще больше усиливает конфликт с Я. Кроме того, появилось очень много кандидатов в сверхчеловеки и идеал человека-тигра начал воплощаться в жкзнъ, усиливая социально-политические конфликты. Дешевый рецепт Оскара Уайльда: «самый лучший способ бороться с искушением, это уступить ему» ведет к пробуждению анимальности.

Подавление ассоциативной деятельности не по силам медицинскому психоанализу, который без экфории не обходится. Безэкфорический катарсис не доступен ему. Медицинская исповедь с врачем вместо духовного наставника не дает ни освобождения, ни очищения. Осознание в медицинском психоанализе – поверхностное, и одна концентрация внимания, без медитации, не ведет к катарсису. Одно только механическое осознание, без параллельного пробуждения скрытого Я с его духовными вытеснениями не достигает цели. Содержание подсознания не фиксируется в сознании и нет духовного обогащения и очищения светом пробуждающейся духовности. Логизирование и логицизм не заменят логоизма медитации.

Дело не в одной только подавленности и вытесненности тех или иных психических феноменов, и спасение – не в одном только прорыве всего подавленного в сознание, при том еще в больное сознание. Как быть с греховным катастатическим наследием? Подвержено ли оно психоаналитическому воздействию? Таким образом огромная область человеческого подсознания остается вне приложения психоаналитической техники. Современная психология и патология бессознательного в лице Юнга и др. отдает себе полный отчет в силе бессознательного и в слабости человека бороться с ним собственными силами человека, Все проблемы поставленные Юнгом: психическая компенсация, ассимиляция бессознательного, растворение Мана-личности, преодоление магической души – anima, неразрешимы силами медицинского психоанализа, который может только провоцировать подсознание, пробудить его, без возможности преодолеть его, ввести его в рамки и контроль сознания. Здесь выступает огромное значение сознания, которое йоги и иогистствующие европейцы с таким легкомыслием пытаются потопить в змеиной бессознательности.

Фрейд¹⁰⁴ говорит:

"Die bösesten Dämonen, die gebändigt in jeder menschlichen Brust wohnen und die der Artz aufwecken müsse, um sie zu bekampfen ...Die Animalität des Unbewussten, alles böse der Menchenseele enthält."