ОСНОВАНИЕ НАБЕРЕЖНЫХ ЧЕЛНОВ

ОСНОВАНИЕ НАБЕРЕЖНЫХ ЧЕЛНОВ

Сведения о времени и обстоятельствах основания Набережных Челнов содержатся как в исторических исследованиях XIX века (проф. Г. Перетяткович, проф. М. Любавский, В. Ефремов), так и в трудах современных ученых — У. Х. Рахматуллина, Р. Г. Букановой и других. Все они использовали в качестве источников ряд документов, хранящихся в Российском государственном архиве древних актов (РГАДА) в г. Москве.

Знакомились с этими документами и мы. По крайней мере в нескольких из них указывается точная дата основания Набережных Челнов — 1626 год. Именно в этом году в дворцовом селе Елабуге образовалась община из «новых крестьян елабужан» во главе с крестьянином Федором Нифонтьевичем (в другом документе — Никантьевичем) Поповым. По указу воеводы Семена Волынского этой группе крестьян было разрешено перейти на левый берег Камы и поселиться «в Уфимском уезде подле Камы реки на двух речках на Чалне да на Мелекесе на диком поле^* на степи, а той государьих отводной пашенной земле и всяким угодьям, сенным покосом и хоромному и черному дровяному лесу верхняя межа Шилня речка, а нижняя межа Бекляня речка... Промеж тех речек с устья и до вершин...» Сохранились и имена некоторых самых первых челнинцев — это уже упоминавшийся нами Федор Нифонтьевич Попов, а также Зотик Михайлович Бухарин, Миронка Мартемьянов «с товарыщи». Именно они через короткое время «по тем речкам по Чалне и по Мелекесю и по Шилне и по иным местам дворы поставили и пашню распахали...»
* «Дикими полями» в документах XVII века называли пустые, никому не принадлежавшие земли.
Обращает на себя внимание то значительное количество земли, лугов и лесов, которое было отведено относительно небольшой крестьянской общине. Скорее всего и власти, и сами крестьяне были уверены в том, что в эти удобные места скоро явится достаточное количество поселенцев, которые и обживут эту землю. Так оно, впрочем, через короткое время и произошло.

Место действительно было выбрано удобное. Возвышенные берега не затапливались Камой даже в сильные разливы. Небольшие речки (Челнинка, Мелекес, Шильна) обеспечивали жителей чистой питьевой водой, давали возможность устраивать на них водяные мельницы. В ближайших окрестностях шумели девственные леса, располагались прекрасные пойменные луга.

О прежних поселениях, возможно существовавших на месте Набережных Челнов, документы не упоминают. Это говорит, по крайней мере, о том, что крупных поселений (древнего города или крепости) здесь не было. Не осталось никаких следов и от существовавших здесь ранее булгарских селищ. Иначе бы эти следы (остатки стен, фундаментов, рвов и т. п.) нашли бы отражение в документах хотя бы в качестве внешних ориентиров. Места эти, видимо, в течение по крайней мере нескольких десятилетий пустовали, заросли лесом и кустарником и не случайно именуются «диким полем».

Что касается названия. Еще историки XIX века отмечали часто встречавшееся в Уфимском крае тюркское происхождение названий некоторых русских сел. Эти названия вели свое начало либо от более древних тюркских (булгарских) поселений, бывших когда-то в этих местах. Либо эти названия возникали от названий речек, на берегах которых появлялись села и деревни. По отношению к Челнам нам кажется более вероятным второй вариант^*.

Вернемся к первым челнинским поселенцам. По указу все того же воеводы Семена Волынского крестьяне в течение первых пяти лет жили «на льготе», т. е. были освобождены от всяких платежей и повинностей. По истечении этого срока они были переведены на положение оброчных крестьян и до 1638 г. платили в казну (в г. Уфу) сравнительно небольшой денежный оброк в размере двух рублей с выти (о понятии «выть» см. дальше). Лишь в 1638 г. в Уфу была прислана государева грамота, в которой повелевалось государевых крестьян Чалнинского починка переоброчить и обязать их платить в казну с выти «денег по четыре рубли да хлеба по 12 чети (четвертей — В. Е.) ржи, овса потому ж». Отныне (т. е. с 1638 г.) крестьяне были вынуждены платить этот повышенный денежный и натуральный оброк.

Тем не менее русские дворцовые крестьяне с. Елабуги, обосновавшиеся на левом берегу Камы, не могли пожаловаться на недостаток товарищей, желавших переселиться к ним на новое место. Обширнейшие земли, представлявшие собой нетронутый пахотой чернозем, богатые угодья в окрестных лесах и лугах привлекали сюда множество людей. Совершенно естественно поэтому, что в начале 40-х годов XVII века на том месте, где первоначально обосновалась община Федора Нифонтьевича Попова, существовала уже целая группа поселений с первенствующим значением Чалнинского починка, поставленном при впадении речки Челнинки в Каму, «на мысу». В это время починок уже фактически стал селом, вокруг которого возникали все новые деревни и починки.

Жизнь первых челнинских крестьян была далеко не безмятежной. Не забудем, что поселялись они на границе со степью, откуда постоянно существовала угроза набегов кочевников. Когда эта угроза становилась реальной, крестьяне предпочитали спасаться бегством.

Вот и осенью 1641 года по распоряжению уфимских властей (Челны тогда находились в составе Уфимского уезда) чиновник О... лев (фамилия в документе не сохранилась) и подьячий Иван Писарев расспрашивали у челнинских крестьян о причинах бегства из починка части их товарищей. На эти расспросы земский староста Чалнинского починка Петрушка Васильев и крестьяне Микулька Яковлев, Петянка Ларионов, Ивашко Соловей, Лаврушка Никонов, Андрюшка Иванов, Ерьмачко Филипов, Исачко Харитонов и другие ответствовали, что в прошлом 1640 году приходили в Уфу (и, видимо, на Каму) «калмыцкие люди» и «в те поры в страдную пору чалнинские крестьяне пробегали долгое время и что невеликое хлеба на поле было и тот хлеб не жат де осыпался и стали без хлеба да и вперед ржи у многих не сеяно и в тех побегах и последние свои крестьянские животишка изтеряли»^*. В этих условиях платеж двойного оброка стал людям и вовсе не по силам.
* Записи расспросов вел челнинский земский дьячок Тимошка Федоров сын Попов. Не сын ли основателя Набережных Челнов?
Под угрозой калмыцких нападений, из-за неурожая и грозящего голода многие челнинские крестьяне разбежались. Так, 26 октября 1641 г. Чалнинского починка государевы крестьяне «Никитка Яковлев прозвищем Бритва да Ивашко Шатчанин с товарищи десять человек с женами и з детьми и со всеми своими крестьянскими животы, пометав свои тяглые жеребьи из Чалнинскова починка в Казанский уезд разбежалися...» Там они, по слухам, обосновались в деревне у боярского сына Федора Онучина. Вслед за ними из Чалнинского починка бежали многие другие крестьяне и бобыли, да и последние жители «хотят разбрестись врознь, потому что хлеба родилось мало, жить стало невозможно и государеву оброку и посопнова хлеба платить нечем...» Все жители, конечно, не разбежались, но дворов пустых, брошенных, в это время в Чалнинском починке было особенно много.

Бежали крестьяне, главным образом, в двух направлениях: либо назад, за Каму, либо дальше на восток, вглубь Уфимского уезда. Тем самым Челны выступали как бы промежуточной ступенью русского колонизационного потока в восточном направлении.

В первые же годы у челнинцев складываются разнообразные связи с ближайшими соседями. Ими являлись ясачные башкиры, татары, чуваши и марийцы. Отношения с ними у челнинских крестьян установились в целом мирные и доброжелательные. Земли и угодий (из-за них во все времена обычно и возникали споры) хватало на всех. Нередко сенные покосы и леса находились в общем владении.

Споры из-за собственности, впрочем, время от времени все же возникали. Возможно, самый первый из них произошел в конце 1644 года. Челнинские крестьяне («чалнинский староста Сенка Кашинец с товарыщи») жаловались тогда уфимским властям, что «Уфинского... и Казанского уездом чуваша и черемиса мечают свои старые распашные земли и всякие угодья и селятца на них на чалнинской на отводной земле и... чалнинского починка крестьяном чинят обиды многие...» Разбираться с этой жалобой приезжали чиновники из Уфы. В конечном счете спор был разрешен в пользу челнинских крестьян.

Несмотря на все опасности и трудности, численность русского населения за Камой быстро возрастала. В 1647 году в пределах будущей Уфимской губернии была произведена перепись. Согласно ее данным, там насчитывалось уже 74 селения — дворцовых, монастырских, помещичьих. В них было 688 дворов с 2282 жителями мужского пола.

Наиболее густо населенными были именно дворцовые села и деревни. Хотя их было всего 17, но в них насчитывалось 433 двора, где проживало 1516 человек мужского пола. Крестьяне охотно селились в дворцовые села, так как им выделялось больше земли и угодий, да и повинности были легче, чем у помещичьих крестьян. Часть дворцовых крестьян пользовалась дополнительно башкирскими волостными землями, которые арендовали у вотчинников за определенную плату.

Формировалось население дворцовых сел как за счет дворцовых крестьян, переселившихся из соседних с Уфимским уездом областей (так произошло образование Чалнинского починка), так и за счет земледельцев других сословий — бывших черносошных, монастырских, помещичьих крестьян, а также вольных гулящих людей, холопов, получивших свободу и т. д. Поселяясь в дворцовых селах, они изменяли свою прежнюю сословную принадлежность и вливались в состав дворцовых крестьян. Их этническая принадлежность была достаточно однородной. В течение XVII века в дворцовые села и деревни Уфимского уезда селились, главным образом, русские земледельцы и в меньшей степени — крещеные мордва, чуваши, марийцы.

Количество дворцовых сел и численность населения в них в течение XVII века быстро увеличивались. Освоив прилегавшие к Каме пространства, переселенцы углублялись внутрь Башкирии, продвигаясь главным образом вдоль рек Зай, Шешма, Ик, Белая. Постепенно возникли дворцовые округа с центрами в Осе, Сарапуле, Каракулине и т. д. Лишь к 20-м годам XVIII века темпы образования дворцовых селений и их пополнение новыми переселенцами заметно снизились. Причина этого — сопротивление башкирского населения отводу земель, введение подушной подати, ужесточение мер по поимке и выдворению беглых.

Довольно значительная часть переселенцев осваивала на территории Закамья государственные деревни и села. Местные власти раздавали крестьянам — русским, татарам, удмуртам, марийцам и др. — казенные земли «из оброка» или «из ясака». Государство даже поощряло такое заселение, так как было заинтересовано в увеличении зависимого податного населения на незанятых землях. На новых местах, которые, как правило, переселенцы выбирали сами, они временно освобождались от некоторых повинностей, обеспечивались достаточным количеством земли и угодий.

Так, в первой четверти XVII века в ближнем Закамье вели хозяйство ясачные татары деревни Ильбахтино. Их соседями были ясачные чуваши и марийцы. Через некоторое время ильбахтинцы с первоначального места жительства «сошли на Ик... и крепости (документы, удостоверявшие право на владение землей – В. Е.) свезли с собой». Поселившись на новом месте, они остались ясачными крестьянами. На покинутые ими прежние земельные угодья прибыли чуваши и марийцы из-за Камы, из Казанского уезда, и поселились деревней. Повинностью для них осталась уплата ясака. В 1626 году в верховьях реки Челнинки появились чуваши, прибывшие из Зюрейской дороги Казанского уезда, с правобережья Камы. Им разрешили основаться на новом месте. За пользование казенной землей чувашские крестьяне обязались платить государству пол-ясака^*.

Приведенные выше рассуждения могут создать впечатление о густонаселенности Закамья уже в XVII веке. Однако это было совсем не так. Во-первых, употреблявшееся тогда в документах название «селение», «деревня» не совсем соответствуют нашему привычному представлению о них. Это были скорее хутора, часто состоявшие из 1-3 дворов и принадлежавшие одному семейству. Семейства эти постепенно разрастались, некоторые члены его выделялись, строили свои дворы. Хутора таким образом разрастались в починки, деревни, села.

А во-вторых, население Закамья, как уже говорилось, страдало от набегов кочевников. В той же переписи 1647 г. не раз можно встретить против названия какой-нибудь деревни пометку — «раззорена от калмыков» или о крестьянах — «убегают от калмыков». Условия жизни тогдашних крестьян были сложны, опасны и выражались следующим образом: «Среди дремучих лесов и диких полей лишь изредка по берегам рек, ютились небольшие села и деревушки в 5-6 дворов с клочком расчищенного пахотного поля, за которым шла непочатая целина или непроходимый лес. Можно было пройти десятки верст и не встретить населенного места...»^* Если разделить примерную численность населения на площадь тогдашнего Уфимского уезда, то получится, что на одного человека в среднем приходилось почти 17 квадратных верст территории.
* В. Ефремов. Уфимский край в конце XVI и в XVII вв. Уфа, 1913, с. 9.
Перепись 1647 года была проведена и в Чалнинском починке. Осуществили ее Леонтий Яковлевич Высоцкий и подьячий Кузьма Львов. Перепись свидетельствовала о том, что за двадцать с небольшим лет с момента основания Чалнинский починок разросся и превратился в большое село. В нем насчитывался 121 крестьянский и бобыльский двор.

Вокруг Чалнинского починка сформировалась целая группа поселений из 10 деревень и починков. Из них по крайней мере девять, по свидетельству переписи, были обязаны своим происхождением крестьянской общине Челнов. В деревне Бережной, находившейся в ведении «того же Чалнинского починка», имелось 100 дворов. Из нее впоследствии сформировалось село Бережные Челны. Достаточно многолюдными были и другие деревни и починки: Орловка (27 дворов), Мироновка (26 дворов), Калинина (9 дворов), Шильня (Новый Усад) — (4 двора) и т. д. Предпоследним в списке был «на реке на Шилне Новый починок монастыря Пречистыя Богородицы Казанския». В нем находилось лишь два крестьянских двора. Принадлежал он местному монастырю, но своим происхождением был обязан все той же челнинской общине.

Всего, согласно переписи, в Чалнинском починке с деревнями и с новыми починками насчитывалось 296 дворов крестьянских и 53 — бобыльских. В них проживало крестьян и бобылей 683 человека мужского пола. Обращает на себя внимание большое количество бобыльских дворов^*. Видимо, это отражает еще вызванное смутным временем общее экономическое расстройство Московского государства в период царствования Михаила Федоровича и Алексея Михайловича Романовых.
* Бобыли — те же крестьяне, только бедные, маломощные, пахавшие участки меньших размеров по сравнению с тяглыми крестьянами. Часто бобыли были совсем беспашенными и владели только усадьбами. Они несли меньшую податную повинность. В указах 1630–1631 гг. было велено положить за один двор крестьянский 2 двора бобыльских. Часто бобыли занимались мелким ремеслом и промыслом. История бобыльства как особой сельской группы закончилась в 1679 году, когда бобыли и крестьяне были уравнены в размерах тяглового оклада.
Кроме того, 25 дворов были вообще пустыми. Челнинский староста и крестьяне разъясняли, «что де пустые дворы беглых крестьян... збежали з женами и з детьми в розных годех, а иные по государеву указу выданы на старину, где хто за кем преж сево живал, а иные на Уфе в делах сидят в тюрьме и на усолье работают у откупщика у Андрея Жегулева».

Неустойчивый климат, сложные условия существования располагали к коллективному ведению хозяйства. Поэтому крестьянские семьи были, как правило, большими. Они состояли из отца, матери, малолетних детей, а также женатых сыновей с их потомством. Полевые работы лучше всего выполнялись такими большими семьями, а результаты труда во многом зависели от сметки и авторитета главы семьи — «большака». В случае необходимости (и материальной возможности) в семью принимались для помощи в работе и зависимые люди — захребетники, наймиты, ярышки, подсоседники. В Чалнинском починке были, например, такие семьи: «Во дворе Устинко Павлов сын Носов, да братья ево Илюшка, Матюшка пятнадцати лет; у Устинко детей Климко 12 лет, Игнашка 10 лет. У Илюшки сын Максимко шти лет... Во дворе Анашко прозвище Посничко Фомин, у нево сын Ульянко да Ивашка да Панкратко, да Федька да Минка 20 лет. У Ульянко сын Трофимко — 3 лет; у Ивашка сын Давыдко дву лет, у Панкрата сын Ивашка шти лет» и т. д. И это при том, что переписывались только лица мужского пола. В таких больших семьях часто складывались сложные отношения, нередко возникали конфликтные ситуации. По крайней мере, у людей во все времена было большое желание чувствовать себя хозяином, решать все проблемы самостоятельно.

Очевидно, в Чалнинском починке в этот период уже имелась деревянная церковь. По крайней мере, в перечне его жителей упоминаются «безместные попы Ондрей Никонов и Иван Васильев».

В целом перепись 1647 года носила еще предварительный, неполный характер и составлялась по сведениям самих крестьян. Об этом есть прямое упоминание: «А то писано по крестьянским сказкам, а не по мере». Серьезное изучение положения челнинских крестьян было проведено лишь в начале 50-х годов XVII века.

Как раз в этот период происходит изменение системы налогообложения. Прежде основанием его были так называемые писцовые книги. Время от времени правительство производило описи тягловых недвижимых имуществ, рассылая для этого по уездам специальных писцов. Они подробно пересчитывали в каждом поселении тяглые и бобыльские дворы и людей в них, обозначали количество принадлежавшей селению земли пахотной, пустопорожней, сенокосной, лесной. Эти дворы и сельские пахотные земли клались в сохи, а по ним высчитывался размер тягла, падающего на селение. При этом в писцовых книгах оценивались преимущественно хозяйственные средства (земли, угодья, промыслы).

В сороковых годах XVII века были проведены подворные переписи и составлены т. н. переписные книги. В них оценивалась уже главным образом рабочая сила — тяглые дворы и их обитатели. Эти переписные книги служили основанием подворного податного обложения. Система налогообложения, тем самым, приобретает уже не поземельный, а подворный характер. В 1651 году в Челны по распоряжению стольника и воеводы Федора Яковлевича Милославского был отправлен для составления переписной книги служилый человек — Семен Карев. Ему было поручено «дозрить и описать дворы и во дворах людей по имяном и с прозвищи и братьев и детей и племянников и бобылей и захребетников и росписать повытно тяглых крестьян и льготчиков порознь и хто сколько пашни пашет и сколько семьянисты и почему кто государево денежнаго и хлебнаго оброку платит на год, потому что государевым Чалнинским крестьянам и пашенным их землям таковы описи и меры не бывало». Семен Карев добросовестно выполнил поручение, подробно описав население и земельные владения Челнов и тяготевших к ним деревень и починков.

За время, прошедшее с 1647 года, изменилось многое. В связи со строительством казачьей крепости именно она стала именоваться Чалнинским городком. Бывший Чалнинский починок называется отныне — село Мыс. Деревня Бережная вошла в переписную книгу как Слобода Набережная. Крестьяне деревни Мироновки были переселены в другие деревни и починки, так как их пашни и угодья отошли белопашенным казакам Чалнинского городка.

В то же время возник ряд новых поселений — починок Ключ («на речке Шилне»), починок Шестоперов («на усть речки Шилны»), починок Савин («на реке на Каме на берегу к речке Пещанке»), деревня Маркова («на реке Каме и на озерах»), деревня Карелина («на речке Шилне»). Отныне здесь насчитывалось 14 сел, деревень, слобод и починков. Численность населения в них в 1651 году составила 853 человека мужского пола (в 1647 году, напомним, было 683 человека).

Самым крупным поселением было село Мыс (бывший Чалнинский починок). Всего в 143 дворах здесь проживало 255 человек мужского пола. Основная масса жителей (123 двора) являлись тяглыми крестьянами. Они пахали землю («семьсот восемьдесят четвертей с осминою в поле, а вдву потому ж»^*), находившуюся по речкам Челнинке и Мелекес. Сенные покосы располагались в разных местах по рекам Каме, Шильне, Кубате (приток р. Мелекеса). Часто они находились в общем владении крестьян нескольких соседних сел, деревень и починков.
* Писцовые и переписные книги давали измерение земли в трех полях. Это было связано с системой трехпольного хозяйства (чередование озими, ярового и пара). Писцы обмеряли обычно только одно поле с добавлением «а в дву потому ж». То есть, результат обмера должен быть помножен на три.
Набережная слобода тоже представляла собой довольно крупное поселение. В ней насчитывался 101 двор, где проживало 173 человека мужского пола. Большинство населения (76 дворов) также являлись тяглыми крестьянами. Пашенные земли («триста семьдесят одна четверть с третником в поле, а в дву потому ж») располагались по обеим берегам речки Мелекеса. Сенные покосы, так же как и у мысовских крестьян, находились по реке Каме и речке Кубате, а также в дальних Шайтановских лугах.

В целом для крестьян села Мыс с деревнями пашенной земли было выделено много — 2627 четвертей в поле, «а вдву потому ж». При этом земля была выделена с запасом, то есть не только на наличных крестьян, но и на тех, кто еще прибудет впредь. Обладали челнинцы и богатейшими сенокосами — 32150 копен, считая по 20 копен на десятину земли. Они тоже были выделены с расчетом на увеличение в будущем населения на десятки и сотни человек.

Государевых оброчных денег крестьянам села Мыс с деревнями полагалось платить в год 49 рублей двадцать алтын пять денег. Кроме того, натуральные повинности заключались в уплате ста сорока девяти четвертей ржи и столько же овса (около 2,5 тысяч пудов, или около 40 тонн). Не во всякие годы крестьянам удавалось рассчитаться со своими повинностями. В 1652 году, например, за ними оставалось в недоимке денежного оброка 3 рубля 20 алтын 5 денег, да хлеба — по одиннадцать четвертей ржи и овса.

Налогами крестьяне облагались в XVII веке не индивидуально, а повытно^**. Каждая выть имела свое название. В с. Мыс, например, была Замараева выть (по имени старосты села — Тренки Андреевича Замарая). В нее входило 20 крестьянских дворов. В селе имелись также — Вятская выть (22 двора), Кожевникова выть (25 дворов), Кузнецова выть (23 двора), Войнова выть (22 двора). В Набережной слободе тягло раскладывалось на три выти (в том числе Сапожникова выть, Полевая выть и название третьей — неизвестно), примерно с таким же количеством крестьянских дворов (20-25) в каждой из них. В деревне Орловке тягло составляло выть с четвертью.

Часть крестьянских дворов (т. н. льготных) тяглом не облагалась, так как с момента поселения еще не прошло 5 лет. Они имелись в каждом селении, но гораздо больше их было во вновь возникших деревнях и починках. В селе Мыс такой льготный двор был всего один («Авдокимко Гаврилов, из льготы выйдет во 162 (1654 г.) году»), в Набережной слободе — не было вообще. В деревне Орловке из 36 дворов лишь четыре являлись льготными.

Зато в починке Круглом («на усть речки Сусарки») на четыре тяглых двора приходилось одиннадцать льготных. Из них два домохозяина должны были выйти из льготы в 1654 году, три — в 1655 году и шесть — в 1657 году. В деревне Средняя Шильна насчитывалось двадцать шесть тяглых и тридцать четыре льготных двора. Они должны были выйти из льготы в разные годы, по истечении срока. При этом видно, что в иные годы крестьяне селились в деревне большими группами. Так, в деревне Средняя Шильна в 1655 году должно было выйти из льготы одновременно 16 дворов — «Степка Федоров с товарыщи». Из всего этого можно видеть, что прилив новых поселенцев (как одиночных, так и группами) в челнинские деревни и починки продолжался. Сельская община принимала их, выделяла пашни и сенокосные участки. Государство же, со своей стороны, обеспечивало им на первых порах льготные условия существования.

На фоне заметного увеличения численности населения челнинских деревень и починков в то же время происходил и процесс оттока жителей. Почти в каждом селении отмечались пустые дворы. Немало их было и в селе Мыс: «Двор Ивашка Куприянова, отдан свияженину Ивану Елагину во крестьянство во 159 году (1651 г.). Двор Ивашка Евсевьева Санина, отдан Ивану Львову во крестьянство во 159-м году. Дворы Андрюшки да Никонка Черепановых, отданы солдату Федору Захарьеву во крестьянство во 159 году. Двор Данилка Петрова, отдан алаторцу Степану Кулаковскому во 159 году. Двор Куски Клементьева, отдан свияженину Ивану Елагину во 159 году». Причины, по которым крестьяне покинули эти шесть дворов, в документах не указаны. Возможно, что часть из них были сысканы как беглые и возвращены прежним владельцам. Другие же решились податься в другие места — более спокойные, благодатные и с меньшим тягловым обложением.

В Набережной слободе также имелось двенадцать пустых дворов. О части оставивших их крестьян сказано лишь, что «те пять человек Сенка Васильев с товарыщи бежали безвестно во 159 году». Дворы бежавших крестьян на самом деле не пустовали. Они были отданы Данилу и Петру Строгоновым, а также Ивану Львову «во крестьянство».

Помимо тяглых крестьян в селе Мыс с деревнями и починками проживало немало бобылей, плативших денежный оброк, а также торговых людей, занимавшихся откупными промыслами. В 1651 году, например, бобыльские ежегодные платежи составляли немалую сумму — десять рублей одиннадцать алтын четыре деньги^*.

Некоторые челнинцы построили и содержали водяные и ветряные мельницы. Это были Тренка Замарай (челнинский староста), Филька Соснин, Иван Федоров, Ондрюшка Калинин, Калинка Гагин. За определенную плату на их мельницах крестьяне ближайших сел производили размол зерна на муку. Хозяева мельниц платили в казну денежный оброк — от 26 коп. до одного рубля в год. Были в селе Мыс и два двора, чьи обитатели занимались торговыми промыслами. По своим оборотам и доходам они резко выделялись среди односельчан. В одном дворе жил Федька Гурев с сыном Сенькой. Проживали они здесь с середины 40-х годов XVII века «для откупного кабацкого и таможенного промыслу». Тягло Федька Гурев платил в Москве, на Бронной слободе, а в Челнах собирался жить, «покамест откупные промыслы отойдут». А на откупе у него здесь находились — челнинский кабак, таможня, поварня (солеварня?), две крупные мельницы. Об их доходности мы можем только догадываться. Однако косвенно о размерах дохода свидетельствует огромный размер денежного оброка, который Федька Гурев должен был заплатить в 1652 году — триста шестьдесят три рубля двенадцать алтын три деньги. (Напомню: денежный оброк с челнинских крестьян всех деревень и починков составлял тогда лишь сорок девять рублей двадцать алтын пять денег — т. е. в семь раз меньше!).

В другом дворе числился «Стенька Игнатов Боровецкой (не по его ли имени названо село Боровецкое?) з братом двоюродным Стенкою ж Мишиным сыном Комовым». Именно числился, так как по свидетельству Стенки Комова, уже года с три прошло, как Стенка Боровецкой переехал из Челнов во Владимир, где и живет в тягле. А в селе Мыс он поручил своему двоюродному брату торговать из двух амбаров хлебом и солью. Да у них же еще «на монастырской земле солодовня, растят солод и отпускают в Астрахань». Немалые доходы получали они и с довольно крупной водяной мельницы. Как мы видим, с самого начала в Челнах развивалось торговое и производственное предпринимательство. А сфера деятельности первых предпринимателей простиралась аж до Астрахани.

Набережная слобода с самого начала отличалась тем, что по сравнению с другими селениями в ней был гораздо ярче выражен промысловый характер занятий ее жителей. Бобыльские дворы на денежном оброке составляли здесь примерно четверть всех дворов. Занятия людей были тесно связаны с Камой. Это видно и по фамилиям (прозвищам) жителей слободы: Гришка Афанасьев Борода рыболов, Екимка Семенов Перевощик, Ивашка Галахопонов Лапарев рыболов, Афонка Васильев Шульгин с сыном с Гришкою Рыболовом, Васка Иванов Рыболов и т. д. Денежный оброк на них составлял от десяти до двадцати пяти копеек в год.

Хотелось бы еще обратить внимание на фамилии челнинских жителей. Очень часто они интересны, необычны для нас, напоминают больше прозвище, чем привычные для нас фамилии. В то же время они содержат в себе и определенный информационный запас. По ним, например, с определенной долей достоверности можно определить — откуда переселился в Челны тот или иной человек. В переписной книге 1651 г. встречаются такие имена и фамилии, как Шашко Галиченин, Филка Афонасьев Галиченин, Демка Елизаров Вятченин, Родька Семенов Стародубец, Онкудинко Максимов Пермяк, Шашко Петров Вятченин, Шашко Семенов Лаишевник и т. д. Часть фамилий, видимо, указывают на национальность людей — Томилко Сергеев Мордвин, Матюшка Сергеев Мордвин и т. д. О том, что множество фамилий соответствовало роду занятий людей, мы уже говорили.

Еще об одном. Из 14 поселений середины XVII века лишь в двух имелись церкви. Одна из них (в селе Мыс) — «во имя пророка Ильи, да в пределе великомученика Ивана Белоградского древа на клецке, двух верхах с маковицами. А в ней образ и книги и колокола и всякое церковное строение мирских чалнинских крестьян». Рядом с церковью были расположены дворы священнослужителей, где проживали попы Андрей Никонов, Семен Алферьев, дьячок Овдокимко Халтурин, пономарь Олешка Тимофеев, праведница Прасковья. Церкви были выделены земли по рекам Челнинке и Мелекесу — «сорок четвертей в поле, а в дву потому ж», а также сенокос (на шестьсот копен), лес в общем владении с чалнинскими крестьянами.

Другой храм располагался в Набережной слободе. Это была церковь «во имя великого чюдотворца Николы древяна на клецке, а в той церкви образа книги и ризы и колокола и всякое церковное строение...» Служили в церкви поп Лука Порфирьев, дьячек Тренька Халтурин, пономарь Матюшка Иванов, просвирница Акулиница Игнатьева. Как и Мысовская церковь, храм в Набережной слободе имел земли (двадцать четвертей в поле), луга (четыреста копен), участки леса. Являясь грамотными людьми, священнослужители постоянно оказывали помощь челнинским крестьянам в составлении различного рода документов, в отстаивании их интересов и т. д. В глазах односельчан они обладали большим авторитетом.

Что касается празднования православных праздников, то они с особой радостью отмечались в каждом из этих двух селений. В селе Мыс это был прежде всего праздник в честь пророка Илии (20 июля по ст. ст.), а в Набережной слободе — в честь св. Николая Чудотворца (9 мая, 6 декабря по ст. ст.). В силу этих причин село Мысовые Челны даже в официальных документах нередко называли Ильинским, а село Бережные Челны — Никольским. Никольскими же называли и проходившие там ярмарки.

Небезынтересно также отметить, кто же был соседями челнинских крестьян в середине XVII века? По реке Шильне упоминается название татарских деревень Илбахтина и Шемелина. Однако состав населения в них к этому времени уже изменился. Из деревни Илбахтино татары выселились (видимо, дальше на восток), а «поселились на той земле новой пустыни строитель Левонтий з братьею и церковь устроили...» В деревне Шемелиной раньше проживали уфимские ясачные чуваши и черемисы — «Шемель Бисярин с товарыщи» (видимо, от его имени произошло и название деревни). Затем они переселились на р. Ик, а в Шемелиной поселились прибывшие из Казанского уезда чуваши и черемисы.

По речке Челнинке владения челнинских крестьян граничили с землями купырлинских и шукралинских татар. Они имели на свою землю жалованную грамоту, данную им при князе Алексее Юрьевиче Сицком. Соседями челнинцев были также татары деревни Мелекес. По речке Биклянь проходила межа, разграничившая владения челнинских крестьян и Спасского Пыскорского монастыря, а также «казаков Ивана Чутчева з братиею».

Упоминание казаков здесь не случайно. Начиная с середины XVI века они являлись одним из неотъемлемых компонентов населения левобережья Камы. А в середине XVII века они появляются и на территории современного города Набережные Челны.