Германия Генрих фон Клейст (1777 – 1811) Драмы Роберт Гискар

Напряженность сцены перед походной палаткой норманнского завоевателя, герцога Роберта Гискара, в виду осажденного Константинополя. В округе свирепствует чума, и народ просит своего вождя через его сына и племянника сворачивать приступ и возвращаться домой. Сам Гискар из палатки не выходит, проносится слух, кто он заражен болезнью и дни его царствования сочтены. Тут же начинается борьба за престол между законным сыном Гискара и племянником герцога Абеляром, уверяющего, что

скорее в ворота

Гискарова перчатка постучится,

Скорей константинопольский дворец

Перед его рубахой склонит кровлю,

Чем этот сын, когда умрет Гискар,

Сорвет корону с бунтаря Комнена (правителя Вавилона).

Ни в жизнь на этой старой голове

Не баливал наималейший волос.

Я все болезни тела побеждал.

Сама чума, могу тебя уверить,

Подавится, вгрызаясь в эту кость.

Старец Армин, говорящий от имени народа, объясняет герцогу, что

народ твой, кость от кости твоей,

Истлел и к делу больше не способен;

Как рушит сосны наземь ураган,

Так каждый день уносит новых верных.

Кто слег, не встанет. Из последних сил

Пытается подняться, но напрасно.

Порвать объятия смерти – тщетный труд.

Ева, сообразуясь с пикантными обстоятельствами, умалчивает имя приходящего в ее комнату и пытающегося склонить ее к бесстыдству. Он и разбил кувшин при побеге через окно, о чем пришла в суд жаловаться Марта, мать девушки. Изворотливость судьи Адама не приносит желаемого ему результата свалить вину на жениха Евы и таким образом выгородиться самому.

Адам

Дело ясно.

Вальтер

Адам

Его я присуждаю, а за то,

Что отзывался о своем судье

Без уваженья, засажу в тюрьму,

На сколько же, определю, подумав.

Ева

Рупрехт

Ева

Вальтер

Адам

Убыток возместит ли, нет, как хочет.

Вальтер

Прекрасно. Заседание закрыто.

Ева

Рупрехт

Вальтер

Покуда же…

Ева

Покуда ж? ..

Сесть в тюрьму?

Ева

В тюрьму? В оковы? Это ль правосудье?

И есть тот самый…

Вальтер

Замолчи! – Покуда ж

И волоска на нем не тронут.

Ева

Смелей! Судья Адам разбил кувшин

Трагедия
Пентесилея – царица амазонок, властвовавшая, по преданию, в Троянскую войну и сражавшаяся по велению бога с могущественным Ахиллом.

Необычность тайны племени воинственных дев открывает Пентесилея, беседуя с Ахиллом после поединка, закончившегося низвержением царицы, но превратившегося, по желанию мужественного грека, в его поражение от меча потерявшей сознание амазонки.
Пентесилея

В стране, подвластной ныне амазонкам,

Жил встарь народ богопослушных скифов,

Свободных и воинственных, как все

Земные племена в тот век далекий

Своими с незапамятных времен

Считал он земли тучного Кавказа,

Однако эфиопский царь Вексор

Пришел к подножью наших гор и скифов,

Его с оружьем встретивших, разбил,

В долины их проник и, острой сталью

Уничтожая мальчиков и старцев,

Род наших предков стер с лица земли.

В дома их победители вселились,

Свою утробу алчно насыщая

Дарами плодоносной их земли,

И с беспримерным варварским бесстыдством

Их женщин стали принуждать к любви,

Влача на ложе похоти и срама

Жен прямо от могилы их мужей…

Ахилл

Да,страшные события, царица,

Пентесилея

Но рано или поздно человек

С плеч сбрасывает груз невыносимый.

Терпеть не станет свыше меры он.

В храм Марса ночью женщины сходились

И о ступени бились головой,

Мольбы о мщенье втайне воссылая.

В постелях опозоренных они

Припрятывали острые кинжалы,

Откованные ими в очагах

Из игл, колец, браслетов и застежек,

И ждали только бракосочетанья

Вексора с их царицей Танаисой,

Чтобы гостей клинком облобызать.

В день свадебного торжества царица

Сама пронзила сердце жениху,

Не с эфиопом в брак вступив, а с Марсом,

И насмерть жены в ту же ночь все племя

Насильников клинками заласкали…

Ахилл

Да, женщины способны на такое.

И на совет сойдясь, народ решил,

Что женщинам, свершившим этот подвиг,

Быть подобает вольными, как ветер,

И власти пола сильного не знать.

Они свое устроят государство,

Где больше не раздастся никогда

Мужское повелительное слово,

Где учредят они свои законы,

Где будут сами охранять себя

И где царицей станет Танаиса..

Но успех в ходе сражения переменчив. Безоружный Ахилл после пленения Пентесилеи, вознамеривающийся увезти царицу, попадает в кольцо воспрянувших, было, поверженных амазонок, освободивших царицу, и погибает от ее рук, перед тем осознав, что не он у нее в плену, а она пленница и оттого рассвирепевшая и обезумевшая.

В конце трагедии Пентесилея отрекается от закона женщин, оставляет свое оружие, лук и стрелы, и уходит вслед за Пелидом.

Жгучее людское чувство, любовь склоняет ее к Ахиллу, и Ахиллу она затмевает его войну за Трою, весь мир.

рыцарских времен

Вещий сон графа фон Штраля, излечивший его от горячечного безумия.

Искусная мозаика фрейляйн Кунигунды, в составлении которой участвовали все три царства природы. Зубы ее принадлежат одной мюнхенской девушке, волосы выписаны из Франции, свежесть ее щек происходит из рудников Венгрии, стройностью стана, которым все восхищаются, обязана она рубашке, которую выковал кузнец из шведской стали.

Торжество доброго счастья в конце представления. Император признает Кетхен своей дочерью, принцессой Швабской, и венчает с Фридрихом фон Штралем, ее покровителем, за которым, как за своим графом, его оберегая, она следовала буквально по пятам.

Драма в пяти действиях

Бесчинства, учиненные юнкером Венцелем фон Тронке над трудолюбивым честным конноторговцем Михаэлем Кольхаасом. Люди рыцаря отобрали у барышника оказавшихся в пределах владений дворянина пару вороных, гладких лоснящихся коней, избили до полусмерти его конюха, вышвырнули со двора и вынудили торговца обратиться за защитой к властям. Творимые беззакония, проволочки усугубляют восстановление попранной честности, и, не добившись от судов, канцелярий, власть имущих справедливости, Михаэль Кольхаас вершит правосудие сам. Разоряет замок юнкера, поджигает город Виттенберг, куда бежит преследуемый его людьми фон Тронке, вступает на тропу войны с Саксонией. Но его вовремя пресекает разгневанный доктор Мартин Лютер. Возвращает на путь добропорядочности злодея, который послушно исполняет его увещевающие воззвания. Понятно, что ущемленные власти не отступят от возмездия преступнику. Ущерб от его противодействий огромен и никаких надежд у Михаэля Кольхааса нет на прощение, улаживания своих протестов. Но прежде чем правое его дело, с позиций конноторговца, приведет к эшафоту – в новелле остается неразгаданной содержание записки, врученной Михаэлю Кольхаасу ворожеей, старой цыганкой, предсказавшей судьбу курфюрста Саксонского, и тайну предсказания торговец уносит в могилу.

«Он уже снял шейный платок и отстегнул нагрудник, как вдруг среди толпы заметил хорошо знакомого человека в шляпе с голубыми и белыми перьями, которого старались заслонить собой два рыцаря. Кольхаас, отстранив стражников и неожиданно быстро к нему приблизясь, сорвал с шеи медальон, вынул из него записку, распечатал и прочитал ее; потом, в упор глядя на человека с султаном из голубых и белых перьев, в чьей душе шевельнулась было надежда, скомкал ее сунул в рот и проглотил.

Человек с голубыми и белыми перьями на шляпе, увидя это, в судорогах упал на землю. И в то время, как перепуганные спутники последнего склонились перед ним, Кольхаас взошел на эшафот и голова его скатилась с плеч под топором палача».

Один простой человек из народа против бесчеловечных рыцарей-дворян, их приспешников и покрывателей у монарших престолов. Он побежден, но не изведены жизнерадостные и здоровые потомки Кольхааса.

Маркиза д`О

При штурме крепости – шла война в Верхней Италии –вдовствующая молодая дочь коменданта цитадели, живущая с детьми в доте отца, маркиза д`О оказалась на площадке перед замком, где кипел бой и в ночи сверкали выстрелы, которые и погнали вконец растерявшуюся женщину в горящее здание. Здесь, к несчастью, как раз в минуту, когда она собиралась ускользнуть через заднюю дверь, ей встретился отряд неприятельских стрелков. Завидев ее, они вдруг остановились, перекинули ружья через плечо и с отвратительными криками потащили ее за собой. Обессилев от гнусных посягательств, дама готова была упасть на землю, как вдруг привлеченный отчаянными криками женщины, появился русский офицер и ударами разогнал всех этих псов, разохотившихся от такой добычи. Маркизе он показался ангелом, посланным с небес. Последнего озверелого злодея, который обхватил рукой ее стройный стан, он ударил эфесом шпаги по лицу так, что тот, шатаясь, отошел, выплевывая кровь. Затем обратившись с любезной французской фразой к даме, он предложил ей руку и провел ее, утратившую от всего пережитого способность говорить, в другое, не охваченной огнем крыло замка., где она упала, потеряв сознание. Здесь, куда вновь сбежались ее перепуганные служанки, он распорядился вызвать врача и, надев шляпу, в уверенности, что она скоро придет в себя, кинулся снова в бой.

Граф Ф., подполковник стрелкового батальона, спасший маркизу, вскоре был смертельно ранен и, по словам курьера, после того, как пуля поразила его в грудь, воскликнул: «Джульетта, эта пуля отмстила за тебя!»

По прошествии некоторого времени маркиза почувствовала себя в положении, хотя и недоумевала – от чего и от кого. К радости и удивлению ее родных русский подполковник оказался жив. Он приехал в замок, в котором жила маркиза с отцом и матерью и своими детьми, и попросил ее руки. Сразу согласия ему не дали, предложили пожить с ними некоторое время. А маркизу беспокоил отец будущего ребенка, она даже поместила объявление в газете, чтобы отозвался человек, бывший в роковую ночь, когда она забеременела, вблизи нее в замке. Между тем русский граф Ф. продолжал настаивать на своем предложении маркизе. По настоянию отца маркизы был заключен брачный контракт графа с его дочерью, по которому жених отказывается от супружеских прав, но в то же время обязуется принять на себя обязанности супруга, которые от него потребуют. Маркиза родила сына, и граф, приглашенный на крестины, опустил в колыбель новорожденного « две бумаги, из коих одна, как то выяснилось после его ухода, содержала дарственную на имя мальчика на двадцать тысяч рублей. А другая – духовное завещание, коим он, в случае своей смерти, назначал мать новорожденного наследницей всего своего имущества. С этого дня, по почину госпожи Г., его стали чаще приглашать; дом для него открылся, и не проходило вечера, чтобы он там не появлялся. Так как чутье ему подсказывало, что, в силу греховности самого миропорядка, и ему всеми прощен его грех, он снова принялся ухаживать за графиней, своей женой, вторично услышал, по прошествии года, из ее уст слово «да», и тогда отпраздновали вторую свадьбу, более веселую, чем первая, после чего вся семья переехала в В. Целая вереница маленьких русских потянулась за первыми, и когда однажды в благоприятный час граф решился спросить жену, почему она в то роковое третье число, будучи готова принять любого развратника, бежала от него, как от дьявола, она отвечала, бросившись ему на шею, что он не показался бы ей тогда дьяволом, если бы при первом своем появлении не представился ей ангелом».

Густав, вообразив, что Тони предала и его, девушка привязала ночью веревкой спящего юношу к кровати, потому что неожиданно нагрянул со своим отрядом хозяин Конго Гоанго. И найди швейцарца в комнате, его бы наверняка убили, а в путах он якобы пленник.

При настоящем освобождении пленника его дядей, с группой которого он и плывет в Порт-о- Пренс, Густав застреливает свою невестку в убеждении, что она хотела выдать его неграм, а когда раскрывается истинная картина пускает себе пулю в голову.

Локарнская нищенка

Самая короткая новелла. Один эпизод – одна идея. Грубость маркиза к старой нищенке. С неудовольствием он, владелец старого замка, приказал ей убраться с того угла комнаты, где она лежала на кучке соломы и перебраться за печку. Она поскользнулась, казалось, на гладком полу и повредила себе крестец, с несказанным трудом перебралась за печку, охая, опустилась, куда ей было приказано, и скончалась. С тех пор и появился призрак в этой комнате. В полночь, кто бы туда ни попадал, он явственно слышал шаги перешагивающегося приведения и оханье опускающегося существа за печкой. Все бежали из этой комнаты, призрак не успокаивался, и маркиз, отчаявшийся изгнать его, поджег свой замок, сгорел в огне сам, а кости его перенесли в несчастную комнату и сложили в углу, из которого было приказано подняться локарнской нищенке.

Жизнь Уленшпи+геля с самого дня его рождения вплетается в биографию его Фландрии в годы ее борьбы за право своего существования. Все поворотные события детства, юности, зрелости его родных, друзей – угольщика Клааса, отца, матери Соткин, соседки Катлины и ее дочери Неле, возлюбленной главного героя, верного друга, неизменного спутника, толстяка Ламме, проистекают из источника их колыбели, гордой и веселой страны, сдавленной тисками инквизиции и порабощения. Смысл насилия - высосать из народа его достояние, до последней монеты, до последней капли крови во имя абсолютной власти и торжества тиранов, королей Испании, управляющих Фландрией по праву престолонаследия, не изжившему себя, мерзкому по человеческой природе и проклятому всем народом. Доносы, суды, пытки, казни еретиков, тысячи повешенных, сожженных на кострах, закопанных живьем в землю, и месть за жертвы разнузданного охального произвола подлецов, завистников, алчных до чужого добра и золота.

« - Пепел Клааса бьется о мою грудь. Ваше божественное величество! – обращается Уленшпигель к царю Весны на шабаше вселенских духов, пасхе соков земли, куда они с Неле переносятся колдовством Катлины. – Смерть именем папы косит во Фландрии самых сильных мужчин, самых красивых девушек. Все права у Фландрии отобраны, вольности ее упразднены, ее мучает голод, ткачи ее и суконщики покидают отчизну, уходят на чужбину в надежде найти там уголок, где труд был бы свободен. Если не прийти на помощь Фландрии, она погибнет, Ваши величества! Я - бедный человек, появился на свет, как и всякий другой, жил ни шатко, ни валко – словом, так себе человек. Темный, недалекий, совсем не добродетельный, отнюдь не целомудренный, недостойный милости божеской и человеческой. Но Соткин умерла от пыток и от горя, но Клаас умер мучительною смертью на костре, и я хочу за них отомстить и однажды уже отомстил. Еще я хочу, чтобы на той бедной земле, где покоятся их кости, жить стало лучше. Я просил бога о том, чтобы он умертвил гонителей, но он меня не услышал. Устав стенать, я вызвал вас силою волшебных чар Катлины, и вот мы, я и моя трепещущая подруга, ныне повергаем к стопам ваших божественных величеств просьбу – спасти наш истерзанный край».

Но красоту и страну спасают такие неустанные борцы, как Уленшпигель и Неле, не утратившие ни юности, ни силы. Он, герой, настырный, вечно молодой, как дух народа, не знает старости, его друг, Ламме Гудзак, ищущий ушедшую от него несколько лет назад любимую жену, и тысячи таких, как они, гезы, их друзья, соратники.

Но поскольку герои Шарля де Костера легендарны, они и творят немыслимые вещи, рассказ о которых читатель должен принимать за веру, как феномен наказания Ламме монахом, впоследствии выясняется, духовником его жены, под чьим внушением она оставила дом, сделала сиротой живого мужа, Ламме. Ему доверили должность кока на корабле гезов. Взяв в плен монаха, он упросил команду не вешать монаха на палубе. Засадил его в клетку и кормил семь раз в день, пока тот не набрал веса в триста семнадцать пудов и пять унций, если исчислять на фламандские меры веса, и перевесил самого пузана Ламме, когда их посадили на чаши весов, и тот стрелой взлетел вверх.

Не расстаемся мы с героем и на последней странице легенды, хотя его признали умершим, похоронили и засыпали песком.

« Неожиданно песок зашевелился, и из него, чихая и мотая головой, вылез Уленшпигель и схватил священника за горло.

- Инквизитор! – крикнул он. – Ты живьем закопал меня в землю, когда я спал. Где Неле? Ты и ее закопал? Кто ты такой?

- Боже праведный! Великий Гез воскрес! – возопил священник и пустился бежать, как заяц.

Неле приблизилась к Уленшпигелю.

- Поцелуй меня, моя ненаглядная !- сказал он.

Затем он посмотрел вокруг: крестьянин и псаломщик, побросав лопату, свечи и зонтик, улепетнули вслед за священником, а бурмистр и старшины, заткнув от страха уши, охали, лежа на траве.

Уленшпигель подошел и встряхнул их.

- Никому не удастся похоронить Уленшпигеля, дух нашей матери – Фландрии и Неле, сердце ее! – сказал он. – Фландрия тоже может уснуть, но умереть она никогда не умрет! Пойдем, Неле!

И он ушел с Неле, распевая десятую свою песенку, но когда он спел последнюю, - этого не знает никто».


США
Джеймс Фенимор Купер (1789 – 1851)
Шпион или повесть о нейтральней территории
Разгар войны между континентальной армией северо-американцев и островной регулярной армией Великобритании, после которой обрели независимость северо-американские земли, считавшиеся колонией могущественной Англии. Достаточно смертей действующих лиц повести, рассказывающей о войне. Трогает скромная малозаметная, почти неуловимая фигура торговца, разносчика Гарви Бёрча.

«Гарви Берч начал торговать вразнос еще с юности, - во всяком случае, он часто говорил об этом, - а ловкость, с какой он сбывал свои товары, подтверждала его слова. Он был уроженец одной из восточных колоний; его отец выделялся своим умственным развитием, и это давало соседям основание полагать, что у себя на родине Бёрчи знавали лучшие дни. Однако Гарви ничем не отличался от местных простолюдинов, разве только своей сообразительностью, а также тем, что его действия были всегда окутаны какой-то тайной. Отец с сыном пришли в долину лет десять назад, купили тот убогий домик, в котором мистер Харпер тщетно пытался найти пристанище, и зажили тихо и мирно, не заводя знакомств и не привлекая к себе внимания. Пока ему позволяли возраст и здоровье, отец обрабатывал небольшой участок земли при доме; сын же усердно занимался мелочной торговлей. Благодаря скромности и добропорядочности они со временем заслужили такое уважение во всей округе, что одна девица лет тридцати пяти, отбросив свойственные женщинам предрассудки, согласилась взять на себя заботу об их домашнем хозяйстве. Румянец давным -давно поблек на щеках Кэти Хейнс; она видела, что все ее знакомые – мужчины и женщины – соединились в союзы, столь желанные ее полу, но сама почти потеряла надежду на замужество; однако в семью Бёрчей она вошла не без тайного умысла. Нужда – жестокий властелин, и, за неимением лучшей компаньонки, отец и сын были вынуждены принять услуги Кэти; впрочем, она обладала качествами, благодаря которым стала вполне сносной домоправительницей. Она была чистоплотна, трудолюбива и честна; зато отличалась болтливостью, себялюбием, была суеверна и невыносимо любопытна. Прослужив у Бёрчей около пяти лет, она с торжеством говорила, что услышала, -верней, подслушала – так много, что знает, какая жестокая участь постигла ее хозяина до переселения в Вест-Честер. Если бы у Кэти был хоть бы небольшой дар предвидения, она могла бы предсказать, что ожидало их в дальнейшем. Из тайных разговоров отца и сына она узнала, что пожар превратил их в бедняков и что из многочисленной семьи остались в живых только они двое. Голос старика дрожал, когда он вспоминал об этом несчастье, тронувшем даже сердце Кэти. Но нет в мире преград для низменного любопытства, и она продолжала интересоваться чужими делами, пока Гарви не пригрозил ей, что возьмет на ее место женщину помоложе; услышав это грозное предостережение, Кэти поняла, что есть границы, которые не следует преступать. С той поры домоправительница благоразумно сдерживала свое любопытство, и, хотя она никогда не упускала возможности подслушать, запасы ее сведений пополнялись очень туго. Тем не менее ей удалось выяснить, кое-что, представлявшее для нее немалый интерес, и тогда, руководимая двумя побуждениями – любовью и алчностью, она поставила перед собой определенную цель, устремив всю свою энергию на то, чтобы ее добиться.

Порой глубокой ночью Гарви тихонько подбирался к очагу в комнате, служившей Бёрчам гостиной и кухней. Тут-то Кэти и выследила своего хозяина; воспользовавшись его отсутствием и тем, что старик был чем-то занят, она вытащила из-под очага один кирпич и наткнулась на чугунок с блестящим металлом, способным смягчить самое черствое сердце. Кэти незаметно положила кирпич на место и уже никогда больше не отваживалась на такой неосторожный поступок. Однако с той минуты сердце девы укротилось, и Гарви не понял, в чем его счастье, только потому, что не был наблюдателен.

Война не препятствовала разносчику заниматься своим делом; нормальная торговля в графстве прекратилась, но это было ему на руку, и, казалось, он только и думал что о барышах. Год или два он без помех продавал свои товары, и его доходы росли; между тем какие-то темные слухи набросили на него тень, и гражданские власти сочли необходимым поближе познакомиться с его образом жизни. Разносчик не раз попадал под стражу, но не надолго и довольно легко ускользал от блюстителей гражданских законов; военные же власти преследовали его более настойчиво. И все-таки Гарви Бёрч не сдался, хотя и вынужден был соблюдать величайшую осторожность, особенно когда находился неподалеку от северных границ страны, или, иными словами, поблизости от американских войск».

Линия судьбы разносчика проходит через молодость майора Данвуди, сестер и брата семейства Уортонов, капитана Лоутона, доктора Ситгривса, лейтенанта Синглтона, его сестры Изабеллы.

Смерть забирает старика Берча, оставив сына одного среди чужих людей, от которых скрывает его тайна и он не смеет ее раскрыть под страхом смерти, клятвы, данной себе для дела будущего своей родины.

« - Пока жив был мой отец, - не в силах больше сдерживать свои чувства, прошептал Гарви, - на свете был человек, читавший в моем сердце. О, как отрадно было, вернувшись после тайных скитаний, полных опасностей, после всех перенесенных несправедливых обид услышать похвалу, принять его благословение! Но он умер,- Гарви остановился и растерянным взглядом посмотрел туда, где обычно сидел его отец. – Кто же будет знать о моей правоте?

- О Гарви, Гарви!

- Да, есть один человек, который узнает, должен узнать меня, прежде чем я умру. Как ужасно умереть, оставив после себя опозоренное им

- Не говори о смерти, Гарви, - сказала экономка; оглядевшись по сторонам, она подбросила дров в очаг, чтобы пламя дало больше света».

Не раз он напоминает в разговорах с людьми, в которых принимал свое участие, о своем долге, участи, но не с тем чтобы пожаловаться, поплакаться, а напротив поднять дух, взбодрить симпатичных ему людей, как капитан англичанин Уортен, могущий в условиях войны пострадать ни за что, лишиться жизни лишь за то, что прокрался через расположение американских войск к дому своего отца.
« Разносчик, слегка обернувшись назад, сказал с болью и горечью:

- И, однако, капитан Уортон, вы смотрите на виселицу издали, и вас освещают лучи заходящего солнца, вы дышите свежим воздухом, и перед вами выступают зеленые холмы. С каждым часом вы удаляетесь от проклятой перекладины, и каждое темное ущелье, каждый дикий утес может дать вам приют и скрыть вас от мстительных врагов. Я же видел плаху там, где ничто не сулило избавления. Дважды бросали меня в тюрьму, и много ночей я томился в оковах, ожидая, что утренняя заря принесет мне позорную смерть, и холодный пот покрывал мое иссохшее тело. А когда я подходил к крошечному окошку с железной решеткой, откуда в темницу проникал свежий воздух, и хотел обрести утешение, взглянув на природу, которую бог сотворил для всех, даже для самых отверженных своих созданий, перед моими глазами вставала виселица, и это видение терзало меня, как нечистая совесть – умирающего грешника. Четыре раза я был в их власти, не считая сегодняшнего дня; и дважды я считал, что пришел мой смертный час. Тяжело расставаться с жизнью, когда ты счастлив и любим, капитан Уортон, но еще ужаснее встречать смерть в полном одиночестве, ни у кого не видя жалости; знать, что ни один человек не подумает об ожидающей тебя судьбе; помнить, что через несколько часов тебя выведут из темницы, которая кажется тебе желанной при мысли о том, что тебя ждет; представить себе, как при свете дня люди будут разглядывать тебя, словно дикого зверя, а потом ты покинешь земную обитель, осыпанный смешками и оскорблениями твоих ближних, - вот, капитан Уортон, что значит настоящая смерть».

Жестокость войны порождает и чудовищных скиннеров, мародеров, грабивших и убивающих ради наживы кого бы то ни было, и американцев и англичан. Они поджигают дом разносчика, усадьбу Уортонов, убивают Изабеллу, пуля, пущенная в капитана Лоутона вожаком разбойников, смертельно поражает грудь молодой девушки.

Разбойника казнит капитан ковбоев, а захваченного с ним Бёрча отпускает на все четыре стороны.

С этими словами он вышел из сарая и направился к дороге вместе с сержантом, а разносчик бросился вниз, к берегу реки.

Но едва Бёрч добежал до кустов, которые помогли ему скрыться от ковбоев, как почувствовал непреодолимое желание увидеть, чем кончиться эта жестокая сцена.

Оставшись один, скиннер, подвешенный веревкой к перекладине в сарае, принялся со страхом озираться вокруг, стараясь угадать, куда скрылись его мучители. Кажется, наконец у него в голове мелькнула страшная мысль, что ковбои серьезно решили его прикончить. Он стал молить, чтобы они отпустили его, бессвязно обещал сообщить им какие-то очень важные сведения, и перемешивал свои жалобы с вымученными шутками, не желая верить, что положение его и вправду так ужасно, как кажется. Но когда он услышал удаляющийся топот лошадей и, глядя по сторонам, увидел, что некому прийти ему на помощь, он задрожал всем телом, а глаза его от ужаса выкатились из орбит. Он делал отчаянные усилия, чтобы дотянуться до балки, однако так обессилел от прежних попыток, что это ему не удалось; тогда он попробовал перегрызть веревку зубами, но тоже безуспешно, и наконец повис всей тяжестью на вытянутых руках. Теперь он уже не кричал, а вопил:

- Помогите! Перережьте веревку! Капитан! Бёрч! Добрый разносчик! Долой Конгресс! Сержант! Помогите ради господа бога! Ура королю! О, боже, боже! Смилуйтесь, помогите! Помогите! Помогите…

Голос его замирал. Он попытался просунуть одну руку между веревкой и шеей, и это ему отчасти удалось, но другая рука сорвалась и повисла вдоль туловища. По телу его пробежала долгая судорога, и вскоре на веревке висел уже страшный труп.

Бёрч смотрел на эту сцену как завороженный. Когда послышались последние крики скиннера, он заткнул себе уши и бросился бежать со всех ног на дорогу. Долго крики о помощи звучали у разносчика в голове, и прошла ни одна неделя, прежде чем это ужасное зрелище изгладилось у него из памяти».

Интрига, раскроется ли шпион, узнают ли люди его истинное лицо, сохраняется до последнего абзаца в повести. Открывается и его повелитель, человек, которому он искренне бескорыстно служил исключительно в интересах своей родины, не требуя ни славы, ни чинов, ни должности, ни золота.