Госпожа Грац обращала ко мне умные вопросы о российских делах. Мы разговорились, и я обронил, что готовлю перевод книжки Кристофера Дэя "Места, где обитает душа"

Предметом слушаний была программа перестройки Сорок Второй Стрит, общей стоимостью 1.6 миллиарда долларов, чтобы вытеснить грязь и преступность с этого известного отрезка улицы между Бродвеем и Восьмой Авеню, где в самом деле накопилось больше проблем, чем на большинстве других улиц. Программа предусматривала строительство 410.000 кв.м офисов в четырех башнях, от 29 до 56 этажей, две из которых предполагались вдвое крупнее, чем разрешалось зонированием; рынка площадью 240.000 кв.м; комплекс гостиницы и жилья под найм на 500 номе­ров, - при прямых и косвенных правительственных субсидиях, размер которых не был ясно определен. Никто ясно не представ­лял, что делать при этом с Тайм Тауэр, которая хотя и остро нуждалась в реконструкции*, закрепляла пересечение Бродвея и Седьмой Авеню, дав ей свое имя. Согласно программе, на месте Тайм Тауэр должен был быть устроен сквер.

Ратушу заполнили сторонники и противники всех сортов и видов. При этом оппоненты не получили слова (если только не выборные чиновники из их числа) до пяти пополудни, когда у всех репортеров уже вышло время, и они покинули зал. Среди сторонников были священники, домохозяйки и театральные про­дюсеры, которые в один голос утверждали, что торговцы нарко­тиками, проститутки и прочий криминальный элемент сделали жизнь в районе невыносимой, и потому всякий, кто возражает против программы, действует по прямому наущению дьявола. Ар­хитекторы, охранители старины и актеры указывали на то что программа "санирует" Тайме Скуэр до состояния "перекрестка, на который незачем вообще приходить", и настолько вздует цену недвижимости, что отсюда уйдет все, кроме остатков театрального бизнеса в Театральном Районе к северу и бизнес высокой моды в Одежном Районе к югу.

Губернатор Марио Куомо открыл слушания, заявив: "Перед нами крупнейшая, наилучшим образом проектно разработанная и спланированная программа реконструкции в стране... Она восста­новит Тайме Скуэр, обновив ее предметное окружение и возродив ее дух." При этом была, - утверждал он, - только одна альтерна­тива - "не делать ничего, ждать и надеяться, что как-то и когда-то тренд последних десятилетий обернется вспять, и Тайм Скуэр снова станет тем, чем была, или (и это единственная реальная возможность) реконструировать весь район тотальным образом и в один прием, собрав в кулак ресурсы города, штата и частного сектора". По всей стране, да и в самом Нью Йорке хватало при­емов множества промежуточных ступеней между этими крайнос­тями, однако губернатор предпочел одним мазком кисти обозна­чить направление главного удара.

* Тайме Тауэр была перестроена в 1966г. и формально переименована как Аллайд Кемикал Тауэр в честь нового владельца. Путеводители по Нью Йорку отмечают, что первоначальная облицовка в итальянской терракоте была со­драна и заменена на мрамор Майями Бич'.

За ним выступил мэр Кох, повторив ту же схему выбора од­ного из двух, но все же добавил: "Если вы знаете, как улучшить то, что мы делаем, скажите, как это улучшить. Может быть, вы правы, может быть, вы ошибаетесь. Все мнения будут подвергну­ты анализу, но только не хороните идею с порога".
Имитация диалога с общественностью
Публичный диалог, открытый для любой точки зрения, мог бы дать простор для критических суждений в любом аспекте, од­нако публику призывали к одному - быть за проект или против, и точка. Оставалось поле для обсуждения деталей схемы, для неких подвижек тут или там, но ничто не могло поколебать главное -все подавляющий размах, неизбежно присутствующий при кон­центрации 410.000 кв.м офисов в нескольких зданиях. Масштаб и стиль схемы были однозначно заданы, и любое изменение должно было иметь косметический характер. Лишь принципиальная смена настроений девелоперов могла бы существенно изменить поста­новку вопроса. Власти открыто заявили о своей поддержке. Это был очередной гранд-проект, способный зажить собственной жизнью и набрать собственную инерцию необратимого движения.

Сделав подобные заявления, город и штат отказались от ими же ранее заявленной поддержки принципиальной программы, которая была трудолюбиво выработана с участием общественности и предполагала хотя бы частичное сохранение духа и суеты Тайм Скуэр. Как видно, преданность общественности в этом случае имела значительно менее связывающее значение, чем преданность интересам девелопера в случае с Портманом.

Согласно новой программе, малоприятное сосредоточение секс-шопов и видео-пещер с их криминальным антуражем должно было исчезнуть с Сорок Второй Стрит, но вместе с ними - и ча­рующая пестрота "партера" с его вывесками, мигающими лампами и мобильными картинками на рекламных щитах, чем отмечено пестрое ядро Тайме Скуэр. Банки, юридические конторы и рек­ламные агентства должны были, в роли арендаторов, прийти на смену театральным агентам, дизайнерам костюмов и репетицион­ным студиям, составляющим плоть и кровь Театрального Района.

Были, конечно, уступки в виде реставрации девяти театров и 70.000.000 долларов на реконструкции станции метро, но не было представлено ни гарантий, и не было подтверждений, что эти рас­ходы могут как-то себя окупить. Речь шла, разумеется, о тех са­мых театрах, которыми город много лет назад обещал компенси­ровать утрату Хелен Хайес и Мороско. И в 1988г. они все еще пребывали в своем нереставрированном виде, неиспользуемые и с неопределенным будущим.

Как и ожидалось, в ходе публичных слушаний вступил гром­кий хор возражений, при чем возражали не против реконструкции на Сорок Второй Стрит как таковой, но против именно такой про­граммы, которая столь разительным образом не соответствовала месту своим масштабом, ритмом и стилем, - месту, которое явно заслуживало лучшего будущего. Как будто в насмешку, Сорок Вторая Стрит относится к немногим частям Манхэттена, и впрямь заслуживающим содержательной программы реконструкции, пре­дусматривающей крупную перестройку уместным образом, так, чтобы не убить дух места. Однако отнюдь не этому были посвя­щены разделы и параграфы программы.

По-своему схема программы Сорок Второй Стрит была со­вершенно логичным шагом. В конце концов, сказал же Герберт Штурц, тогда председатель городской Комиссии Планирования: "Как только одна крупная вещь запущена в ход, другие следуют за ней, так что проступает своего рода синергетический эффект". Проект Портмана, по поводу которого хранили молчание многие из тех, кто теперь возражал против программы Сорок Второй Стрит, был именно тем прорывом, о котором говорили Штурц и другие лоббисты отеля. Он определил собой сценарий будущего для Театрального Района, как того и опасались его оппоненты. Портман Отель действительно стал "колесной чекой", "шарниром", "краеугольным камнем", "ключом" - как о том воз­вещала пресса - к более масштабной программе ревитализации Тайм Скуэр, что и провозглашали его лоббисты. Так и должно было быть, и почему новый поворот сюжета грустного романа должен был кого-то озадачить?

Именно от этой точки начинался проект Портмана. Из столк­новения по поводу отеля не было извлечено ни одного иного уро­ка, кроме того, что отель было невозможно остановить. Теперь был другой проект с собственной жизнью и собственным импуль­сом движения. В нем отражалось то же отсутствие понимания подлинной природы обновления города - история отнюдь не по­вторялась наново, она просто продолжалась.

В колонке Вашингтон Пост под заголовком "Чистка на Тайм Скуэр" Джордж Уилл комментировал этот сюжет: "Сообщество не может быть уподоблено заводной игрушке, которую можно разобрать и собрать заново в любую минуту. Сообщество - живой организм, подобный цветку (или ростку, как в этом случае). С него можно осторожно оборвать увядшие лепестки или листья, но вытащить его из земли значит его убить".
Планирование в сверхмасштабе
Оппоненты были правы, критикуя программу как выражение типической архитектуры власти, и предсказывали, что в конечном счете Тайме Скуэр превратится из чего-то уникального и привле­кательного, хотя и с проблемами, в нечто тоскливое и пустое, но тоже с своими проблемами. Но все это второстепенно. Это гово­рилось о характере проекта, когда сама архитектура, сама плани­ровка утрачивают связь с реальностью. Все подавляющий масштаб не оставляет места для проектного творчества, и архитектура раз-рушения непременно несет в себе внутреннюю противоречивость.

Не лишено забавности то, что оппоненты программы Сорок Второй Стрит жаловались на то, что город и штат не проявляют способности к планированию. Суждение с точностью "до наобо­рот!". Программа теснейшим образом увязана с крупномасштаб­ным планированием в Нью-Йорке и, в соответствии с докладом властей, она должна была вызвать появление аналогичных про­грамм для территорий дальше на север, что и в самом деле про­изошло. Ни мудрым, ни отзывчивым планированием это не назо­вешь, но это есть планирование!. Это планирование в гранд-масштабах, направленное не на ревитализацию, но на хирургичес­кое вмешательство. Множество даунтаунов страны уже служат примером этого футуристического кошмара. У Нью-Йорка просто еще нет дефицита территорий для трансформации. Городское об­новление в стиле 50-х вновь вошло в моду.

Программа Сорок Второй Стрит возникла через два года после завершения битвы вокруг Портмана. Еще через два года глазам публики была представлена программа Коламбус Серкл, массивный проект реконструкции, призванной заместить собой закрытый ньюйоркский Колизеум на углу Пятьдесят Девятой Стрит и Коламбус Серкл. На этой круговой развязке движения Бродвей по диагонали перерезает господствующую сеть улиц с ее ориентацией по странам света у самого юго-западного угла Цен­трал Парка. Это одна из ключевых точек города, от которой от­меряются расстояния до других городов страны. Колизеум был первым в городе местом собраний и проведения выставок, пока его не сменил в этой роли Джавитс Конвеншн Сентер, открыв­шийся в апреле 1986г. Построенный в 50-е годы маэстро Робертом Мозесом, Колизеум представлял собой классический образец про­екта "расчистки" своего времени, весьма неудачным образом зак­рывшего Пятьдесят Девятую Стрит* - важную перемычку между Бродвеем и Коламбус Авеню, что породило массу проблем с уличным движением. В виде частичной реализации программы "обновления" на месте, где была Пятьдесят Девятая Стрит, были построены две жилые башни с садом между ними.

Когда в середине 80-х годов город выставил здание Колизеума** на торги и пригласил к ним девелоперов, тем недвусмысленно дали понять, что критерием номер один будет предлагаемая сум­ма: "максимальная финансовая отдача от торгов" - гласило офи­циальное объявление. Таким образом, крупный, очень сложный и важнейший по локализации участок был готов пасть к ногам наи­более богатого покупателя. Известно, что когда город распродает свои активы, чтобы подкачать средств в слабеющую свою эконо­мику, беда неотвратима. Активы иссякают, тогда как экономичес­кие проблемы системного характера остаются с нами.

С самого начала звучали возражения против единственности критерия "ценника", и как всегда, их не желали слышать. Пред­ложение-победитель - две футуристического облика башни, на 68 и 58 этажей соответственно, с 270.000 кв.м офисов, кондоминиу­мов, кинотеатрами и торговым центром - прошло за эффектную цену 455.000.000 долларов. По условиям сделки, половина этой суммы должна быть направлена на остро необходимые улучшения в метро (вторая половина прямо пополнила городской бюджет), хотя лоббисты в городе постарались снизить "половину", на­сколько возможно. Как бы ни были важны для города реконст­руктивные работы в метро, это не может в достаточной мере оп­равдать тип девелопинга, который не может похвастаться соб-ственными достоинствами. Проект был столь масштабен, что его архитектурное решение уже не имело особого значения. Здания столь велики, что должны отбрасывать длинную тень в Централ Парк, одно из городских сокровищ, с которыми следует обра­щаться с величайшей осторожностью. Однако оппонентов тут же обвинили в том, что они против всякой перемены и настроены против всякого развития. Критика была отметена с порога.

* В статье, опубликованной в Нью Йорк Тайме в январе 1988г. Джойс Пурник весьма аргументированно доказывала необходимость восстановления этой улицы; - идея, которая многим кажется соблазнительной по ряду причин. Од­нако восстановления улицы, по всей видимости, не произойдет тоже по ряду причин, из которых Пурник выделяет особенно "фактор мыта". "Плата за про­езд по мосту, первоначально намеченная к взиманию в течение ограниченно­го отрезка времени для частичного погашения государственного долга, обла­дает способностью уже никогда не отменяться. Даже когда те первичные дол­ги уплачены, мыто исправно взимается". В данном конкретном случае первич­ная 'необходимость' закрыть улицу была определена желанием расширить выставочные залы Колизеума.

** Весь первый этаж крупного здания занят до последнего времени книжным магазином, сохранившим название прежнего центра. - Прим. Пер.

Ситуация с Колизеумом венчает более десяти лет совершения все более крупных ошибок в Нью-Йорке, чему, к сожалению, хва­тает аналогов и в других городах Америки. И все же ей недолго было суждено оставаться крупнейшей или наиболее спорней. До­нальд Трамп предложил совершенно абсурдную, разрушительную в урбанистическом отношении схему застройки 50-ти гектаров, занятых бывшими железнодорожными депо вдоль Гудзона, на краю одного из самых плотных и живых городских соседств во всей стране - Верхней Вест Сайд Манхэттена. В рамках Трамп Сити запроектированы 152-этажное здание, долженствующее по­бить мировой рекорд высоты; восемь 60-этажных небоскребов и крупнейший в стране региональный молл. Все это гарантировало бы удушение улиц Манхэттена добавочным потоком машин, выб­рос безграничного объема выхлопных газов, внесение чудовищно­го хаоса в рынок недвижимости и подрыв благополучия торговых центров по всему городу. Катастрофическим характеристикам проекта не было конца. Однако городские чиновники приняли его всерьез, занялись его изучением и дали согласие на прокручива­ние проекта через колеса бюрократической машины, притормо­женной только грандиозным размахом протестов общественности (включая судебные разбирательства), а не простым указанием на нарушение принципов зонирования.

От Портман Отеля до Коламбус Центра и далее до Трамп Сити, с набором промежуточных ступеней между ними, ничто не менялось, кроме нарастающего размаха проектов. Уроков никто не извлек, и путь к дальнейшему разрушению города, хотя иной раз и блокируемый ненадолго, остается открытым.

Проектные схемы столь же крупные в отношении к их окру­жению, как схема Портмана в Нью Йорке, занимают во всех го­родах страны господствующую позицию. Одни из них менее чудо­вищны, чем другие, однако, вопреки бесчисленному количеству скромных, человечных и творческих успешных реконструкций в городах страны, Большое Все Еще Значит Наилучшее, в соответ­ствии с формулой продажи.

Я скоро могла понять, что слежу за соседством в процессе трансформации. Пестрая, разнообразная застройка меняла обита­телей со дня на день. Кирпичные дома, год сооружения которых гордо выложен под карнизом, служили в свое время первым жи­лищем немецких, итальянских и восточноевропейских иммигран­тов XIX века. Теперь все те же постройки быстро становились первым домом для иммигрантов из Азии, в первую очередь китай­цев. Небольшие домики с высоким чердаком, нередко украшенные орнаментом в терракоте, но чаще с немногочисленными и просты­ми украшениями, что подчеркивало практический характер их функции, послужили колыбелью для малого бизнеса давних им­мигрантов. Эти постройки были теперь оставлены последними отпрысками той волны иммиграции и осваивались новейшей вол­ной новорожденных предпринимателей. Книжный магазин с дав­ней репутацией, которым заправлял всем известный старик, пред­ставлявший собой нечто вроде учреждения, рассыпался под уда­рами "бабы", чтобы уступить место двенадцатиэтажному жилому дому, заселенному новыми азиамериканцами. Ушел на покой ста­рый еврей-ювелир, и на его месте обосновался китайский цирюль­ник. Знаменитый Гарден-кафетерий, где иудейские начетчики (иначе - "интеллигенция"*) и политические диссиденты до хри­поты обсуждали Большие вопросы прежнего времени, стал китай­ским рестораном, его фрески с изображениями старого Нью-Йорка ушли в небытие, а его ужасная готовка осталась лишь жи­вописной деталью анекдотов, исполненных ностальгии. Моя из­любленная закусочная, где старый повар говорил только на идиш и при готовке отмерял компоненты в "щепотях" и "горстях", где официантом был недавний "невозвращенец" из Советского Союза, откуда никогда не гнали местных нищих, а покрытые пластиком столы были украшены пластиковыми же цветами, уступила места пышно орнаментированному тайскому ресторану.

* Автор использует именно это, воспринятое из русского языка слово. - Прим. Пер.

Среди излюбленных мной таинственных построек было вось­миэтажное, увенчанное мансардой и скромно декорированной зда­ние с надписью "Witty Brothers", высеченной на самом верху об­лицованного серым камнем сооружения. Как я выяснила, Братья Уитти - известная фабрика мужской одежды, хорошо известная в Одежном Квартале Аптауна. Как и многие другие в бизнесе одеж­ды, дело начиналось здесь, на Нижней Ист Сайд. Именно здесь портные и гладильщицы из Восточной Европы соединили старое свое ремесло с технологией Промышленной Революции, чтобы внести вклад в становление современного производства в Америке.

В теплый летний день несколько лет назад я подходила к зданию Уитти от угла квартала - так же, как делала это сотни раз. Уже издали, однако, я заметила, что двери открыты, и впер­вые возникает шанс заглянуть внутрь. Приближаясь, я услышала тот ровный звук, что позволял безошибочно определить, что уви­дишь через минуту. В самом деле, внутри можно было разглядеть азиатских по виду женщин, склонившихся в пять рядов над швейными машинками. Они сидели, не повернув головы на миг, и кипы готовой одежды в конце каждого ряда росли на глазах. Время как будто остановилось. Стоило зажмуриться, и вместо азиаток, можно было увидеть такие же ряды европейских швей, в черных юбках, белых блузках с длинными рукавами и распущен­ными волосами. Это был момент прозрения, когда все, за чем я долгое время наблюдала по частям и фрагментам, сошлось вместе.