Значение внешнего в итальянской культуре

Однако любовь к красоте, зрелищности и театральности у итальянцев сохраняется, этим объясняется тот факт, что «итальянский стиль жизни» в моде во всем мире. Точного определению данному аспекту национального характера найти нелегко, но вот мнение журналиста М. Д’Амико, который посвящает этому вопросу отдельное эссе⁸³. Итальянцы, действительно, как никто другой умеют организовать своё свободное время, и они - непревзойденные мастера хорошо устроиться в этой жизни. Если охарактеризовать итальянский образ жизни, то «итальянцы вкусно едят, красиво одеваются, водят мощные автомобили, тратят значительные суммы на развлечения, пользуются огромным количеством телевизионных каналов, по которым показывают фильмы, развлекательные шоу и спорт; нигде нет такого количества и разнообразия сильных футбольных команд, но золотом оделят и игроков других, менее массовых видов спорта, лишь бы их игра была зрелищной; итальянцы непрестанно путешествуют по обоим полушариям, не существует клерка, который не побывал бы на Мальдивах или Сейшеллах, в Тайланде или Нью-Йорке; итальянцы занимают первое место в мире по импорту французского шампанского и индийского кашемира на душу населения, и это все происходит даже в кризисные периоды, когда все остальные, включая и страны-кредиторы, потуже затягивают ремни»⁸⁴.

Из эссе М. Д’Амико явствует, что природная склонность к «сладкой жизни» является одной из констант итальянской культуры, но её по-разному интерпретируют иностранцы и итальянцы. Иностранцы, как уже говорилось выше, видят в ней продолжение эстетических традиций Возрождения, которое в Европе ассоциируется, прежде всего, с Италией. Д’Амико, однако, усматривает в этой склонности ещё одну историческую причину, на наш взгляд недостаточно хорошо освещаемую: этот образ скорее под стать новой разбогатевшей Италии, которая сделала резкий скачок от страны сельского хозяйства и животноводства (то есть, тотальной безграмотности и нищеты) к промышленности и благосостоянию. За время этого стремительного перехода (от 1960-х к 1980-м гг.) национальное сознание, во-первых, не сумело избавиться от способов саморепрезентации, свойственной бедным нациям: приукрашивать фасад (бедный быт, но шикарные свадьбы и похороны, запущенные дома, но модная одежда для прогулки по городскому бульвару). Во-вторых, не успели выработаться защитные механизмы к рекламе, которая превозносила внешние признаки богатства: шубы, спортивные автомобили, виллы и яхты. Все это вполне естественно, но в результате тотальной гонки за этими внешними благами страна осталась без больниц, эффективных железных дорог, почт и многих других социальных служб, с целой армией безработных, которые не работают не потому, что нет вакансий, а потому что хотят получать большие деньги при минимальной занятости. Зато безработные весьма охотно могут примкнуть к организованной преступности как раз для скорейшего получения машин, вилл и яхт⁸⁵.

О чрезвычайной важности желания итальянца хорошо выглядеть в глазах окружающих говорит и раздел уже упоминавшегося учебника «Понять Италию и итальянцев», озаглавленный «Важность спектакля», такое же название носит одна из глав известной монографии Л. Бардзини⁸⁶. Фактически, речь идет о тотальном желании или даже тотальной мании итальянцев предстать в выгодном свете перед кем бы то ни было, используя весь мир как свой персональный партер. Л.Б. Ходгарт называет это «константой» итальянской культуры и благоразумно старается избежать оценочности этого явления, упоминая, что его проявления бывают «утонченными», если не потеряно чувство меры, или «вульгарными», если таковое потеряно. Далее дается объяснение «тяге к театральности» из социальной истории, истоки её автор усматривает в традиции городской жизни: «площадь – вот то место, где нужно проявлять изнутри вовне чувства и эмоции при встрече со старыми друзьями и завязывая новые знакомства и связи»⁸⁷.

Психологически в основе «тяги к театральности» лежит желание отличаться от других, которое в современной Италии проявляется как одержимость модой, уходом за собой и разными статусными вещами. Примечательно, что увлечение такой модной технической игрушкой, как мобильный телефон, выносится в отдельный подраздел учебника Л.Б. Ходгарт, не без ехидства озаглавленный: «Telefono, ergo sum» («Я звоню, значит, я существую»), что свидетельствуют о крайней степени утомленности этим вездесущим приборчиком в итальянском обществе. Через этот маленький статус-символ его гордый хозяин говорит всему миру: «Видите, я могу себе это позволить; я весь в делах, всем я нужен и всеми любим. Короче, я существую!». Туда же относится и страсть итальянцев к представительским, статусным техническим новшествам: хотя вся Италия заасфальтирована, банковcкие работники и сантехники (!) не могут передвигаться без джипа-внедорожника, а воскресные велосипедисты, сбрасывающие жирок, устанавливают на своих велосипедах титановые колеса и пульсометры, которые не используют даже мастера спорта⁸⁸.

Вряд ли можно ошибиться с утверждением, что в Италии огромное значение придается красоте, красоте именно физической – прекрасному лицу и хорошей фигуре. В любом, даже самом заштатном городишке есть несколько салонов красоты, куда надо обязательно записываться, так как клиентов очень много, и среди них все больше представителей сильного пола. Фарминдустрия каждый день фабрикует новые «волшебные» средства для поддержания красоты и цветущего внешнего вида. Помимо собственно лекарств, появляются витамины, минералы, биологически активные добавки и совсем уж экзотические средства: японские водоросли, маринованные морские коньки, корни неизвестных растений откуда-нибудь из Южной Америки и т.д.⁸⁹

Самолюбование присуще большинству итальянцев. В качестве примера можно привести данные социологического опроса национального института статистики «Censis» (1988) – «Отношение с зеркалом», в котором итальянцев попросили описать частотность и характер их взаимодействия с этим предметом⁹⁰:

Смотрюсь в зеркало каждый раз, когда выхожу на улицу, чтобы убедиться, что я в порядке	90,8 %
Смотрюсь в зеркало, чтобы проверить, как я выгляжу	66,8 %
Пристально всматриваюсь в зеркало, чтобы понять что-то о себе	26,1 %
Корчю смешные рожи перед зеркалом	15,3 %
Иногда разговариваю вслух с зеркалом	15,7 %
Говорю с зеркалом, представляя, что веду разговор с другим человеком	8,8 %

Итальянский журналист Пьеро Оттоне в своей книге «Пороки и добродетели» акцентирует наше внимание и на других признаках типично итальянского эксгибиционизма, к примеру, на итальянской страсти к громким и звучным титулам: «Насколько анахронистическим и смешным кажется то упорство, с которым итальянцы используют звания: командор, кавалер, инженер. <…> Ещё более смешным выставляется тот, кто возвещает по телефону свою персону: «Я командор Такой-то». Те, у кого нет званий, не откажут себе в удовольствии лишний раз назвать себя синьором»⁹¹.

Подобный автостереотип встретится и в других учебниках. Так в учебнике «Итальянский язык и Италия» он носит название «Культ красоты и умения предстать в выгодном свете» и является характерной особенностью эмоционального склада итальянцев. Однако авторы данного учебника усматривают в этом влияние других, скорее не социально-исторических, но культурных факторов, а именно тотального присутствия памятников искусства в каждодневной жизни итальянцев, прежде всего, в городах. Это проявляется в в элегантности архитектоники, бесконечном разнообразии архитектурных стилей и фантазии в элементах украшения, в чисто итальянской манере оформления площадей и зданий, «Италия – это огромное хранилище культурных ценностей, которые составляют чуть меньше 50 % от мирового художественного наследия»⁹².

В заключение хотелось бы подчеркнуть несколько моментов. Идея Рима довлела над историей Италии на протяжении многих веков, начиная с Римской империи. Средние века унаследовали культ Рима от античности, потом античность заново «открыли» в эпоху Возрождения; в Новое время идея Рима была реанимирована фашизмом. И это неудивительно: Рим был и остается символом самой мощной, обширной, институционально эффективной из когда-либо существовавших в Западном мире империй. Для многих итальянцев Италия была (или должна была быть) прямой наследницей Древнего Рима, а итальянцы были потомками древних римлян. Во многом эта концепция была иллюзорной и подкреплялась только общностью территории, с исторической и эволюционистской точки зрения эта идея оказалась утопической и породила больше риторики, чем практической пользы для нации. Однако благодаря итальянской «подпитке» концепции европейской империи идея объединенной Европы не зарождалась в вакууме, но проецировалась на исторический прецедент, недаром первый договор о европейской интеграции был подписан именно в Риме.

Католическая церковь преобразовала послание Римской империи, сделав его универсальным не столько в смысле наличия единой институциональной структуры, сколько в смысле универсального восприятия мира без разделения на расы, нации и языки. Однако вселенский характер послания католической церкви шел в ущерб становлению национального самосознания.

Помимо двух универсальных посланий – Древнего Рима и католической церкви, а также основополагающего вклада в современную науку, Италия породила и феномен гуманизма, задавший направление светской культуре Нового времени всей Европы. Но для будущей нации итальянцев, породивших гуманизм и идею славы, обретенной через интеллект и ученость, гуманизм же и обернулся катастрофой. Итальянцы, склонные к риторике и подготовленные к ней в схоластических средневековых школах, были поражены просторами, который открывал для них приоритет художественного слова: с этих пор итальянцы стали воспринимать вещи сказанные как вещи сделанные. Однако универсальность не существовала сама по себе, но в сложной дихотомии «универсальное-индивидуальное», последний компонент в Италии был исторически выражен как региональный на макроуровне, и как индивидуализм на микроуровне. Не стоит забывать о том, что Возрождение было культурной революцией элиты и мало затронуло народ в отличие от европейской Реформации, которая изменила образ жизни и мировоззрение как правящих классов, так и горожан с крестьянами.

Если универсализм культуры Возрождения проявлялся в доступности и общеевропейском значении его идейного послания, то и итальянская мода несет в себе другое универсальное послание: возможности адаптировать искусство под массового потребителя, а также сделать моду доступной для понимания и экономических возможностей любого человека, предоставив ему немыслимое разнообразие стилей и материалов. Современное музыкальное искусство, оперное пение и популярная музыка, демонстрируют нам важность совершенной формы (музыки), которую знают и любят во всем мире, лишь в общих чертах представляя себе ее содержание. Это позволяет говорить о том, что национальная идентичность итальянцев обладает определенной регулятивно-трансформационной функцией, которая проявляется как готовность и способность нации преобразовать культурную традицию сообразно изменившимся геополитическим условиям.

И, наконец, такая доминанта, как преобладание внешнего элемента над содержательным элементом, парадоксальным образом может быть объяснена резкой сменой уровня благосостояния, своеобразной разностью потенциалов между Италией прошлого – аграрной и небогатой, и Италией конца XX в. – развитой экономической страной, сохраняющей в коллективных представлениях нации паттерны поведения прошлого.