КАРТИНА 7 Квартира Сани в Париже

ЭЖЕН (гордо): Да. Правда, хорош?

ЭЖЕН (глядя на часы и поднимаясь): О, я вынуждена вас покинуть. У меня еще одна встреча в другом ресторане с директором студии звукозаписи. (Сане) Ты проведешь Элизу домой?

САНЯ: Разумеется.

Эжен уходит, махнув на прощание рукой.
КАРТИНА 9 ПАРИЖ

Сцена 1

Саня с Элизой еще немного сидят в ресторане, пьют вино, а потом выходят на улицу. На фоне иссиня-черного неба вырисовываются совершенно неподвижные кроны деревьев. В обволакивающей город тишине только редкие машины нарушают покой сонных бульваров, по которым бредут Саня и Элиза.

ЭЖЕН: Похвастаюсь, что меня всегда называли женщина с шармом…

САНЯ: Должен сказать, что не без оснований…

ЭЖЕН: В шестнадцать лет я впервые без памяти влюбилась в своего троюродного брата Поля, которому уже исполнилось двадцать. Чувство было ярким, и неизвестно, чем бы закончились наши отношения, развивающиеся ну, очень стремительно, если бы я вдруг не приняла немного странное для европейской девушки решение учиться в Гарварде. И я уехала в Америку. Сначала мы с Полем активно переписывались, а потом я встретила Криса Рассела. Новое чувство выдавило любовь к Полю, как остаток пасты из тюбика: одним сильным нажатием. Поль немного пострадал, но, как известно, в молодости страдания быстротечны и не столь опасны, как в зрелом возрасте. Вдоволь наигравшись с Крисом и быстро поняв, что в его могучем, натренированном постоянными занятиями с железом теле, увы, и душа, и мозги подростка, я переключила свое внимание на одного из университетских преподавателей: молодого и подающего надежды Джона Хамильтона. Но Хамильтон женат. Безусловно, я ему нравлюсь, но его пуританское воспитание не позволяет ему сделать ни единого шага навстречу симпатичной и очень умненькой студентке. Представляешь, я вздыхаю по Хамильтону вот уже несколько лет, и мне, честно говоря, даже нравится эта игра, поскольку она не отвлекает меня от учебы.

САНЯ: Да уж: очень интересная игра.

Возле дома, в котором живет Эжен, Саня останавливает и пожимает Элизе руку.

САНЯ: Ну, вот и все: мы пришли. (Целует Элизе руку). Очень приятно было познакомиться. Это правда. Спасибо за вечер.

ЭЖЕН: Господи, как бешено колотится сердце! Неужели и чувства передаются по наследству? Нужно поганой метлой гнать от себя прочь нахлынувшие эмоции.

САНЯ: Я еще долго зачем-то бродил вокруг дома Эжен, в подъезд которого юркнула Элиза, и даже видел, как сама Эжен приехала под утро на такси домой. Она устало вышла из машины, неспешно рассчиталась с шофером и вошла в дом. В утренней тишине, нарушаемой только пением птиц, глухо хлопнула входная дверь. Я не выдал своего присутствия, вздохнул и решил, что все-таки пора идти домой спать.

САНЯ: Алло!

ЭЖЕН: Я могу сейчас к тебе заехать.

САНЯ: Приезжай.

ЭЖЕН (радостно): У Луи вроде бы здоровье уже потихоньку восстанавливается. Может, и зря так волновались. Во всяком случае, уж точно зря вызвали Лизу.

ЭЖЕН (обиженно): Ладно, я пошла. У меня встреча с одним продюсером, который может помочь организовать твое турне по Европе.

САНЯ: Лиза задержалась в Париже гораздо дольше, чем планировала. Она каждый день ездит в клинику к отцу, а по вечерам подолгу сидит в ресторане, где мы с ней с удовольствием общаемся. Часто к нам присоединяется Эжен. Какое-то па де труа получается. Это общение на троих одновременно забавляет и утомляет меня. С одной стороны, чувство благодарности к Эжен мешает мне разорвать с ней личные отношения, хотя, наверное, она сама морально к этому уже почти готова. С другой стороны, меня неумолимо влечет к Лиз, и я ничего с этим не могу поделать. Я боюсь оставаться наедине отдельно и с Эжен, и с Лиз. Эжен пару раз позвонила мне, чтобы напроситься в гости. Оба раза мне пришлось вежливо отказать ей под каким-то выдуманным и внешне весьма благовидным предлогом. Она не подала виду, что расстроилась. Эжен умная женщина, и все понимает: ведь она мне годится в матери, а тут появляется цветущая молодая женщина, так похожая на нее, но у которой все впереди. И хоть я никоим образом внешне не проявляю своего растущего интереса к Лиз, но Эжен, конечно, его уже не увидела, а почувствовала.

ГОЛОС ЭЖЕН: Только сейчас, после приезда Лиз, я поняла, как Саня мне дорог. Может, это и есть любовь? Не страсть, которая разрывает и тело, и душу на части, не влюбленность, когда пелена застилает глаза, а сердце бешено бьется и готово выскочить из грудной клетки, а глубокое, выстраданное чувство. Только оно может дать силы поступиться своими собственными устремлениями, желаниями ради того, чтобы объект любви был счастлив – с тобой или без тебя, но, главное, обязательно счастлив. Страсть и влюбленность эгоистичны, а любовь жертвенна.

САНЯ: Элиза откладывала свой отъезд неоднократно. Один раз она не только забронировала, но даже выкупила билет, но затем в последний момент сдала его – под предлогом, что отцу стало хуже. На самом деле состояние здоровья Панье было вполне стабильным. И все-таки откладывать отъезд дальше у нее уже не было никакой возможности: нужно сдать экзамены и получить, наконец, диплом. В аэропорт Элизу никто не провожал. Эжен хотела поехать с ней и даже спустилась к такси, держа в одной руке сумочку, в другой – мобильный телефон возле уха, в который она продолжала по дороге что-то возбужденно говорить, но Элиза все-таки ее уговорила не тратить зря драгоценное время, тем более, что на этот раз Лиза уезжает совсем ненадолго. Крайний срок – через два месяца она вернется в Париж. Хотя, скорее всего, через два месяца ни Эжен, ни меня, не будет во Франции.

САНЯ: Европейское турне удалось на славу. Везде принимали очень тепло. Эжен грамотно подобрала репертуар и разработала программу – в зависимости от аудитории. В основном я пою свои песни на английском языке. Для русскоязычной публики мы расширяем репертуар за счет песен Вертинского и исполнения нескольких из моих песен по второму кругу уже на русском языке. Элиза прилетела в Париж в середине сентября. Консьержка протянула ей ключ и сообщила, что Эжен уже как недели три уехала, причем надолго. Удивленная Элиза поспешно вошла в квартиру и нашла на кухонном столе записку, в которой рукой матери была подробно описана география предстоящего турне.

САНЯ: Я рад, что с Европой и Россией покончено (стаскивает с себя через голову футболку) Осталась одна Украина. Мне кажется, что там будет попроще.

ЭЖЕН: Не будет (качает головой). В Украине будет очень много общения с прессой, как в России – с тусовкой. (В этот момент у Эжен зазвонил телефон. Она резким движением включила трубку.) Ты приехала еще две недели назад? Почему не позвонила сразу? Нет, завтра уже вылетаем в Киев. Ты тоже хочешь в Киев? Зачем? Киев как Киев. Все равно хочешь? Ну, хорошо, прилетай. Да, будем в Киеве послезавтра. Когда решишь вопрос с визой и купишь билет, сообщи, встретим. (Эжен выключила трубку и поджала губы.) – Элиз… Она в Париже. Экзамены сдала, диплом получила. Хочет месяц – два отдохнуть и только после этого искать работу. Резонно. Все остальное ты слышал.

Саня, как всегда, молча, кивает, ложится в постель и укрывается с головой одеялом.
ДЕЙСТВИЕ ІІ

КАРТИНА 1 Киев. Ресторан «Серебряный век»

Сцена 1

Элиза входит в ресторан. Навстречу гостье вышходит администратор Володя. Володя усаживает гостью за лучший столик – сцена была как на ладони. Лиза отдает ему чемодан, удобно располагается.

ВОЛОДЯ: Саня будет с минуты на минуту. Он уже едет. А ваша мама будет попозже. Она на восемь вечера едет смотреть зал для завтрашнего выступления.

ЭЖЕН: Вы знаете, а интерьер «Серебряного века» чем-то напоминает интерьер маминого ресторана «Русские сезоны». Тот же ярко выраженный, можно сказать, даже выпяченный, стиль модерн: огромные зеркала в бронзовых рамах с ассиметричным орнаментом, резные двери, настенные росписи, изящная мебель. Правда, в ресторане «Русские сезоны», чтобы оправдать название, вдобавок на стенах развешены многочисленные фотографии Нижинского, Дягилева, Павловой, Фокина, Лифаря, а в нескольких подсвеченных нишах - точные копии декораций и костюмов к балетам прославленных художников: Бенуа и Бакста.

ВОЛОДЯ: Да, наш «Серебряный век» нельзя назвать уютным заведением. Это дорогой шикарный ресторан со всеми вытекающими последствиями: меню, ценами, сервисом. Здесь все без исключения добротно и изысканно, даже посетители.

ВОЛОДЯ: Не волнуйтесь: вы прекрасно выглядите.

ЭЛИЗА: Я уже давно не одеваюсь в Париже. Невольно переняла у американцев стиль довольно пренебрежительного отношения к одежде. Комфортнее всего чувствую себя в джинсах и футболке. Но когда вокруг бронза, позолота и зеркала, вдруг так хочется почувствовать себя Женщиной.

Володя тихо уходит. Лиз мечтательно улыбается собственным мыслям. Входит Саня, тихонько садится рядом и дружески кладет руку ей на плечо. Лиз вздрагивает от неожиданности и оборачивается.

САНЯ: Привет! Соскучился!

ЭЛИЗА: Я прямо из аэропорта. Хотела успеть на начало выступления (она опускает глаза на одежду, как бы оправдываясь за свой неприличный для этого помпезного заведения внешний вид.)

У Сани зазвонил мобильный.

ГОЛОС ЭЖЕН: Привет, дорогой! Бабенко уговорил меня смотаться во Львов заранее посмотреть зал для выступления, и я не смогла отказаться. Да, на машине. Вернемся только завтра вечером. Элиза приехала?

САНЯ (в трубку): Да, приехала.

ЭЖЕН: Ну, тогда развлекайтесь. Удачи!

ГОЛОС ЭЖЕН: С приездом! Киев – прекрасен. Ты еще в этом убедишься. С поселением все будет нормально – я обо всем договорилась.

ЭЛИЗА: Спасибо, мамочка!

Саня выходит на сцену и поет «Над розовым морем» Вертинского. Элиза сидит за столиком.

ГОЛОС САНИ на фоне песни «Желтый ангел» (На башне бьют куранты, уходят музыканты): Я понял, что именно сейчас, в эту самую минуту разрушается на этот раз уже и моя новая жизнь, тщательно выстроенная Эжен и равнодушно принятая мною от нее в подарок. Свою дальнейшую жизнь я хочу строить сам.

САНЯ: Может, давай прямо здесь поужинаем? А потом я закажу такси и отвезу тебя в гостиницу.

Лиз берет у портье ключ от номера и подходит к Сане.

САНЯ: Я пошел?

ЭЛИЗА: Ты не поможешь мне занести чемодан?

САНЯ: Я сейчас позову носильщика (И носильщик выростает возле них, как из-под земли.) Завтра возьму машину напрокат и заеду за тобой в одиннадцать утра, чтобы ты успела выспаться. Покажу тебе город. Значит, в одиннадцать, здесь в холле…

Лиза кивает и уходит, не оборачиваясь, вслед за носильщиком.
КАРТИНА 3 Квартира Саниных родителей.

Сцена 1

Громкие голоса. Дома не спят. Саня слышит еще из прихожей, как родители громко выясняют отношения с сестрой. Ната встречается с парнем, который, по мнению родителей, ей не подходит. Они втроем: папа мама и Ната сидят на кухне, пьют чай и разговаривают на повышенных тонах. Саня входит, берет чашку, наливает себе чай и устало садится за стол рядом с сестрой.

САНЯ: Оставьте ее в покое. Пусть делает, что хочет. (Две пары родительских глаз удивленно уставились на Саню. То, что он только что сказал, шло вразрез с генеральной линией семьи по данному вопросу, которую Саня еще утром в целом поддерживал.) Свои мозги вы ей в голову все равно не вставите и жизнь за нее прожить не сможете. Поэтому пусть сама разбирается. Только если Наташка все же примет решение без учета мнения семьи, то с этого самого момента она должна нести ответственность за это решение и его последствия тоже самостоятельно.

МАТЬ САНИ: Но Андрей и сам, кажется, не жаждет на Нате жениться. Она же на него давит.

САНЯ: Ну, и пусть давит. Может, додавит, а может, нет. Не додавит, порадуетесь, а додавит…(Саня махнул рукой.) – Мужчины такого не прощают.

НАТА: Чего «такого»?

САНЯ: Давления. Даже если затаит обиду, рано или поздно она аукнется. И вообще: давно пора уже всем спать.

САНЯ: Как же ему все-таки выйти из сложившейся ситуации, и желательно с минимальными потерями, причем для всех сторон. С Эжен я уже спать не могу. А с Лизой… тоже не могу, потому что она дочь Эжен, и если Эжен когда-нибудь об этом узнает, она не переживет этого. А может я слишком хорошо о себе думаю и на самом деле занимаю в жизни Эжен гораздо меньше места, чем мне кажется? И поэтому она смотрит на меня такими глазам: глазами преданной собаки, которая чувствует, что ее вот-вот бросят или того хуже усыпят?

Сегодня был замечательный день. Мы гуляли с Элизой по Киеву. Сначала мы прогулялись по Пейзажной аллее, которая вытекает из того места, «откуда пошла и есть земля русская». Потом по Владимирской горке, затем по всем паркам над Днепром: от арки Воссоединения через Мостик Влюбленных до самых Липок. Неспешно обошли со всех сторон Мариинский дворец, побывали на службе в костеле Святого Александра на Костельной. Потом объехали весь центр города на машине. Не обошли своим посещением Лавру, где галопом успели посмотреть экспозицию Музея театрального искусства. Посещение Музеев Русского искусства и Западного и Восточного искусств решили перенести на следующий день вместе с экскурсией по Софиевскому собору. И на Андреевском спуске побывали, и возле Михайловского Златоверхого Собора, и возле Андреевской церкви, и в Музее Одной Улицы тоже. У Лизы от количества информации голова шла кругом. Нам обоим этот день показался бесконечным.

КАРТИНА 4 КОНЦЕРТНЫЙ ЗАЛ

Сцена 1

Эжен и Бабенко снуют по сцене. К ним подходят Саня и Элиза.

ЭЖЕН (запыхавшись): А, привет. Звук уже проверили, освещение сейчас проверим. И вообще: спой что-нибудь (она протянула Сане микрофон.) Только нормально спой, в полный голос, как перед публикой. Давай включу «Желтый ангел.

САНЯ: Нормально.

ЭЖЕН: Да, вполне. Ну, иди, переодевайся.

Саня уходит в гримерную. Элиза продолжает стоять на сцене. Эжен занимается своими делами и долго не замечает ее. Наконец, она обращает внимание дочь.

ЭЖЕН: Иди, садись вон в том ряду на любое место. Это места по приглашениям. Я тоже там буду сидеть.

ГОЛОС САНИ: Это был мой день. В моем голосе пели птицы и гремели грозы, журчали ручьи, шумели леса, звенела капель… Я был предельно открыт для всех этих людей, сидящих в зале, я сумел стать для каждого из них близким, родным и понятным. У Эжен даже появились слезы на глазах. Ее переполняла гордость, что именно она сумела разглядеть в совсем еще мальчике такую внутреннюю силу и такой огромный талант, который сейчас раскрылся во всем своем блеске и всеми своими многочисленными гранями. Тысячи людей сейчас наблюдали триумф ее протеже. И еще тысячи увидят…

ЭЖЕН (наклоняясь к Анри): Дырку сделаешь.

АНРИ (причмокивает, не отрывая взгляда от красавицы): хороша.

БАБЕНКО: Предлагаю выпить за дружбу.

ЭЖЕН (поднимает бокал): А теперь: за прекрасный город Киев.

САНЯ: А я предлагаю выпить за новую жизнь. (Эжен поворачивается к Сане и смотрит на него в упор долгим внимательным взглядом. Саня глаз не отводит. Наклоняется в уху Эжен.) Я сейчас тебе все объясню.

ЭЖЕН: Ну?

САНЯ: Я остаюсь в Киеве.

ЭЖЕН: Мы же завтра едем во Львов. Сегодня вечером концерт. Ты не можешь…

САНЯ (перебивает ее): Завтра мы едем во Львов, но когда вернемся в Киев, я останусь. Я не поеду с тобой в Париж.

ЭЖЕН: А заключенные контракты?

САНЯ: Я выплачу неустойки. И тебе я готов платить со всех своих гонораров приличный процент. За проведенную раскрутку. Я же прекрасно понимаю, что если бы не ты, меня как певца не было бы. Ты теряешь деньги.

ЭЖЕН: Деньги? Какие деньги?

САНЯ: Большие деньги. В наше время главное не голос, не талант, а промоушн. Как только кто-то становится модным, можно уже не заботиться о таких мелочах, как потеря у него голоса или отсутствие вдохновения. Я же все прекрасно понимаю.

ЭЖЕН: И что ты будешь делать?

САНЯ: Петь. А что я еще умею… Завтра поговорю с Бабенко и Володей Пономаревым из «Серебряного века». Может, меня возьмут снова петь в «Серебряный век». Скорее всего, что возьмут. И на хороших условиях. Я же сейчас модный… Благодаря тебе.

ЭЖЕН: Почему?

САНЯ: А ты не понимаешь? (Эжен отрицательно покачала головой.) Я не могу в Париже писать. Я же тебе говорил.

ЭЖЕН: Но ведь тебе никто не мешает писать здесь, а жить в Париже, как ты это делал раньше.

САНЯ: Но мне здесь лучше, чем там. Понимаешь? Мне здесь лучше всего!

ЭЖЕН: Все равно не понимаю!

САНЯ: Ну, что я могу сделать, если не понимаешь. Все равно я останусь. Устало машет рукой.

ЭЖЕН: Париж – это Европа, это перспективы, это широчайшие возможности…

САНЯ (весело): И вообще пуп Вселенной. Знаю, знаю…

ЭЖЕН: И в Париже есть я: твой продюсер. Что ты будешь делать без продюсера? У меня во Франции много бизнесов. Я не смогу заниматься тобой здесь.

САНЯ: Как-нибудь справлюсь. Или найду себе здесь продюсера, или сам буду себе продюсером.

ЭЖЕН: Это невозможно!

САНЯ (философски): На свете нет ничего невозможного!

Эжен украдкой плачет.

Саня пишет дневник.

САНЯ: Это решение мне далось с большим трудом. Все, о чем говорила Эжен, было правдой: Париж – это перспектива и гарантированные контракты. Мне даже пришлось разделить чистый лист бумаги на две части и написать все плюсы своего отъезда в Париж и возвращения в Киев – для сравнения. Потом я также старательно написал с обеих сторон все минусы возможных последствий. Повертел исписанную бумажку в руках и выбросил в мусорную корзину. Плюсов и минусов с обеих сторон было одинаковое количество. И все-таки я принял это решение, и мне сразу стало легче: будто гора с плеч свалилась. Ведь дело не только в том, что мне не пишется в Париже, и что Киев - моя «нежная родина», где мне действительно лучше всего. Я твердо для себя решил, что возвращение в родной город – это единственный способ и обрести самостоятельность, к которой я уже вполне готов, и, главное, возможный выход из банального любовного треугольника, который постепенно и неумолимо прорисовывается между мной, Эжен и Элизой. Может, когда-нибудь Эжен оценит мою жертвенность, ведь в первую очередь именно ее я пытаюсь оградить от возможной душевной травмы.

Львов встретил нас с распростертыми объятиями. Мы успели перед концертом немного погулять по городу. Элизе Львов очень понравился: органичное смешение архитектурных стилей и наслоение, почти диффузия православной и католической культур, легкий, но приятный налет провинциализма, журчащая украинская речь – все это вместе делало этот удивительный город оплотом украинства. Это настоящая Европа, но какая-то более утонченная, интеллигентная и вместе с тем первобытная по сравнению с Западной. Во Львове я пел в основном пел на украинском языке, специально сделав авторский перевод большинства своих песен. О том, что я остаюсь в Киеве, Элизе сообщила Эжен.