К. Дж. Боконбаев “И все, что есть, давно уже было…”

В целом по региону суммарный поверхностный сток к 2030 году сократится с нынешних 117–120 км³/год, как минимум, до 35–36 км³/год.

Необходимо подчеркнуть, что вышеприведенные данные есть результат многолетних исследований ученых СНГ и подтверждены исследованиями ученых дальнего зарубежья.

Человеку необходимо 20–50 л воды в день (по данным эксперта ПРООН по экологии в России). В развивающихся странах каждый житель потребляет в день в 60–150 л/день. Возьмем для жителей Центральной Азии среднюю величину – 100 л/день (0,1 м³ в день, или 36,5 м³ /год).

В приведенном расчете учитывался только демографический фактор увеличения спроса на пресную воду. Проблема же состоит не только в обеспечении людей чистой питьевой водой, которой уже сегодня не хватает. В условиях преимущественно орошаемого земледелия в засушливой Центральной Азии – это еще и проблема продовольственной безопасности. В среднем в развивающихся странах около 80% потребляемой пресной воды используется сельским хозяйством, в нашем регионе – около 90%. Если взять в расчет оптимистические программы развития экономики: сельского хозяйства, промышленности, горнодобывающей отрасли, то потребность в воде увеличится еще в 1,5–2 раза. Итого в 3–4 раза, как минимум, т.е. около 66–88 км³, в то время когда к 2030 году суммарный сток прогнозируется в 35–36 км³/год.

Таким образом, главной угрозой стабильности и самой жизни в Центральной Азии уже к 2050 году станет жесточайший дефицит питьевой и поливной воды. Не случайно, наверное, возрождается озвученный мэром Москвы Ю. Лужковым и совсем недавно президентом Казахстана Н.А. Назарбаевым давний проект переброски части стока сибирских рек в Центральную Азию. Наивно думать, что этот проект, если он состоится, продиктован не филантропическими соображениями. Согласно расчетам международных экспертов-экономистов, через 10–15 лет литр воды будет стоить дороже литра бензина.

Небольшая ремарка о стереотипах и заблуждениях в отношении воды, характерная и для тех, кто заинтересован в сохранении статус-кво вододеления, и для тех, кто за его пересмотр. Приведу цитату из одной публикации в Интернете: “Таджикистан обладает огромными, неисчерпаемыми запасами дешевой гидроэнергии и экологически чистых рек”. Не могу согласиться с утверждениями о неисчерпаемости и чистоте воды. К тому, что сказано о прогнозах по запасам водных ресурсов в горах Центральной Азии в связи с глобальным изменением климата, добавлю следующее. Вследствие глобального кругооборота воды в природе, конечно же, ее можно отнести к возобновляемым (условно) и на определенном отрезке геологического времени к неисчерпаемым природным ресурсам (на Марсе тоже когда-то была вода). Кто с этим спорит? Но неисчерпаемость воды в планетарном смысле вовсе не означает, что она равномерно распределена по всей Земле. Где-то ее с избытком, а где-то ее не хватает или вовсе нет. Это должно быть очевидным для всех – и для профессора, и для земледельца, хоть раз в жизни прочитавшего в школе учебник географии или видевшего документальные телефильмы о странах мира.

О чистоте воды. Дело в том, что в результате хозяйственной деятельности человека земная вода загрязняется неразлагающимися в ней пестицидами, солями тяжелых металлов, другими вредными химическими веществами, которые вместе с ней вовлекаются в глобальный кругооборот и затем в виде кислотных дождей выпадают вновь на землю. Таким образом, вода уже не может считаться чистой, в полном смысле возобновляемым (возрождающимся в чистоте) природным ресурсом.

Любопытные факты по потреблению воды в государствах Центральной Азии приведены в Докладе ПРООН о развитии человека (1999 г.), переведенные мной на язык диаграммы (рис. 2). На ней по оси ординат показаны внутренние возобновляемые ресурсы воды на душу населения и ежегодный забор воды на душу населения по странам Центральной Азии. Как видно, Узбекистан, располагая внутренними водными ресурсами, почти на порядок меньшими, чем, например, Кыргызстан, потребляет воды почти в два раза больше. Туркменистан – самое расточительное государство. Он имеет наименьшей внутренний ресурс воды, потребляет же больше всех – 6367 м³/год. Почти столько, сколько Кыргызстан, Таджикистан и Казахстан вместе взятые!

Для сравнения на диаграмме приведены данные по Израилю. Он имеет в своем распоряжении 289 м³/год на каждого жителя внутренних возобновляемых водных ресурсов и потребляет 407 м³/год; но за счет грамотного системно организованного менеджмента, использования водосберегающих технологий сумел превратить безжизненную пустыню в цветущий оазис. Вышеприведенные данные позже были подтверждены исследованиями международных организаций¹. А как бережем воду мы, жители Центральной Азии, в которой веками идут так называемые “кетменные войны”?

Рис. 2. Диаграмма запасов водных ресурсов и их потребления
в государствах Центральной Азии и Израиле на душу населения, м³/год
Водные ресурсы в Центральной Азии используются главным образом (около 90%) на орошение сельскохозяйственных земель. Применение примитивных методов полива, приводит к безвозвратным потерям воды, которые у нас в республике составляют около 22%. Таким образом, из
51,9 км³/год поверхностного стока, формирующегося в Кыргызстане, только у нас ежегодно теряется минимум 12 км³/год пресной воды. Еще большие безвозвратные потери воды происходят в Узбекистане и Казахстане – от 25 до 37% в каждой. Не удивительно, что Арал высыхает.

Нежелание сотрудничать в водно-энергетической политике ведет к снижению урожаев сельскохозяйственных культур и, по некоторым оценкам, к потере странами региона 1,7 млрд. долларов США ежегодно, или 3% ВВП¹. Можем ли мы допускать такое расточительное, безответственное использование бесценного дара природы? Оказывается, можем! И допускаем! Ведь вода, как утверждают равнинные соседи Кыргызстана и Таджикистана, – это не природный ресурс, как нефть, газ, которые платны; а бесплатный божий дар. Бесплатное не ценится. Между прочим, для сведения: кыргызстанские земледельцы платят за свою воду как за услугу поставки.

В заключение классический, а в данном случае и риторический вопрос: что делать, и кто виноват? И все же ответим. Кто виновен, ясно. Что следует предпринять, для смягчения или даже предотвращения нависшей над Центральной Азией реальной экологической угрозы, связанной с потеплением климата, за которой неизбежно последуют продовольственная катастрофа и социальный распад с вполне прогнозируемыми другими последствиями? Не все так безнадежно, как может показаться из изложенного выше. Современные технологии водопользования и технические средства для сохранения и возобновления водных ресурсов у человечества имеются. Для того чтобы применить их, нужно только одно: нам, народам Центральной Азии, особенно ее политическим лидерам, необходимо перешагнуть через барьер этнического эгоизма и разобщенности и вместе, рука об руку, плечом к плечу, достойно ответить вызовам и угрозам тысячелетия. Небольшая ремарка: у Кыргызстана и только для него есть, если подумать, нетрадиционный, так сказать несимметричный, вполне мирный и юридически безупречный ответ на вызовы глобального изменения климата. Но мы тысячами нитей связаны со всеми странами Центральной Азии, которая есть единая, целостная социальная, эколого-экономическая система. Разрыв связей, хотя бы одной из них, приведет к разрушению всей системы – это закон существования любой системы.

В этом контексте несомненный интерес представляет идея президента Казахстана Н.А. Назарбаева о создании Центральноазиатского союза – нереализованной мечты младотурков о Великом Туркестане. Пока эта идея встречена в Центральной Азии, в частности в Кыргызской Республике, с настороженностью, чему способствуют уроки давней и недавней истории, подогретые провокационными прогнозами политолога Миграняна о будущем Кыргызстана. Тем не менее, полагаю, что при непременном соблюдении определенных условий: справедливости, уважительном отношении к национальному достоинству, суверенитету государств (по примеру Евросоюза) – претворение в жизнь этой идеи решило бы многие проблемы, в том числе и обсуждаемую.

Озабоченность мировой общественности последствиями глобального изменения климата понятна. Климат является ключевым фактором, определяющим условия среды обитания всех живых организмов: температурный режим, влажность, давление, состав почв, водность, биологическое разнообразие. Очевидно, что изменение окружающей среды (окружающая сре-
да – наш дом) повлечет за собой целый ряд кардинальных, а для некоторых регионов Земли катастрофических последствий. Напомним, что естественные изменения климата в геологической истории нашей планеты происходили неоднократно. Связанные с ними трансформации условий среды обитания приводили к глубокой перестройке структуры биоценозов, исчезновению целых видов и классов животного и растительного мира; а в человеческом обществе – к великому переселению народов, войнам, смене форм хозяйствования и образа жизни, гибели цивилизаций.

Практически во всех климатических районах республики в интервалах высот от 600 до 1600 м произойдет смещение вверх тепловых поясов на расстояния от 200 до 600 м, что повлечет за собой увеличение площадей полупустынь и степей во всех долинах и котловинах¹. Таким образом, без достаточного количества воды, а это реальный сценарий, значительные площади территорий Чуйской, Ошской, Джалал-Абадской областей – основные сельскохозяйственные регионы республики – станут непригодными или мало пригодными для производства продуктов питания. А ведь это наиболее плотно заселенные регионы республики, в которых наиболее интенсивно идет процесс деградации почв.

Еще в 1990 году в газетах “Советская Киргизия” 13 января и “Труд” 16 февраля автором были опубликованы статьи, в которых приведены расчеты средней плотности населения республики по новой методике. Суть этой методики: из расчета исключались территории (ледники, скалы, высоты свыше 4000 м, водные поверхности озер и др.), в которых невозможно долгое проживание и создание населенных пунктов. Так вот, средняя плотность населения на то время составляла не
20 чел./км², как зафиксировано в официальных справочниках, а
100 чел./км². В Чуйской, Ошской областях плотность населения была 250–300 чел./км². Позже наши результаты в целом были подтверждены биоклиматическими исследованиями Института горной физиологии НАН КР, согласно которым зона некомпенсированного дискомфорта для проживания человека охватывает 45,5% территории республики, зона компенсированного дискомфорта – 35% и лишь 18,4% – зона комфортного проживания¹. В настоящее время плотность населения, соответственно и антропогенная нагрузка, особенно в Чуйской области, значительно возросла (в 1,5–2 раза, как минимум) в связи с миграцией населения высокогорных и удаленных районов в эти области.

Какие выводы из вышеизложенного следуют? В обозримом будущем в связи с ростом численности населения (до 7,8–8 миллионов), переуплотненностью и опустыниванием земель Чуйской, Ошской, Джалал-Абадской областей (уже сегодня земельный вопрос стоит остро) нам предстоит осваивать средне- и высокогорные долины (сырты). Наше население вынуждено будет возвращаться в горы.

Как говорится, нет худа без добра. Если тенденция потепления климата продолжится, а это очень вероятный сценарий, и климатические пояса сдвинутся вверх, то экстремальные сегодня по климатическим условиям районы республики – средне- и высокогорные сырты – в будущем по биоклиматическим показателям станут более мягкими для жизнедеятельности.

Следовательно, уже сегодня в стратегии социального и экономического развития республики необходимо предусмотреть комплекс мер по освоению средне- и высокогорных долин республики, в которых в настоящее время проживает всего 5% от численности населения республики.

То есть, надо будет осваивать, по меньшей мере, зоны компенсируемого дискомфорта, а это около 35% территории республики. Эти земли – наш стратегический резерв для жизни тех, кто уже родился, и тех, кому еще предстоит появиться на этот свет. Наш священный долг – беречь эти территории как зеницу своего ока и уже сегодня начать обустраивать их для своих детей и внуков!

Не будучи экономистом, все же попытаюсь обозначить магистральные задачи экономической стратегии республики до 2030 года для удаленных и высокогорных районов в контексте трансформации среды обитания в связи с глобальным изменением климата:

• 
  Реанимация и развитие коммуникационной сети.
  
• 
  Энергетическое обеспечение: строительство средних и малых гидроэлектростанций, применение нетрадиционных видов энергии.
  
• 
  Всемерная государственная поддержка отдаленных и высокогорных сел. Не путем предоставления льгот (в настоящее время в республике 550 тысяч льготников, неуклонно растет число пенсионеров на фоне сокращения работающих – производителей материальной продукции), а через развитие самоподдерживающейся, самодостаточной экономики с учетом природной специфики каждого села, района; создание цивилизованных кооперативов в каждом районе и развитие межрайонной кооперации по производству конечной продукции (агропромышленные районные комплексы).
  

Наука Кыргызстана в тяжелейшем, близком к катастрофе положении. Этот факт признается всей научной общественностью. Вклад науки Кыргызстана в реальный сектор экономики, в научное обоснование экономических реформ и духовное развитие общества далеко не соответствует ее еще имеющемуся потенциалу. С сожалением приходится констатировать, что наука Кыргызстана не смогла стать мозговым центром прогрессивного социально-экономического преобразования нашей страны.

Глубокое институциональное реформирование науки жизненно важно и для нашего общества, и для самой науки.

В этом контексте можно только приветствовать решимость нового руководства страны дать, наконец, старт процессу реального реформирования науки с целью ее сохранения и развития.

Однако вспыхнувшие в связи с этим дискуссии сконцентрировались только вокруг Академии наук. В ходе дискуссии высказывались разные точки зрения, порой полярные: от упразднения Академии наук до слияния всех отраслевых НИИ в состав Академии. Издана брошюра “Материалы конкурса на лучший проект Концепции по модернизации академической науки” (Бишкек, 2005 г.). Конечно, “главный штаб науки” республики нуждается в институциональной реформе и, главное, в серьезной корректировке идеологии, концепции научных исследований. Но Академия – лишь часть, очень весомая, но часть науки Кыргызстана, и поэтому правильно, на мой взгляд, ставить вопрос о реформировании в целом всей науки Кыргызстана, то есть академической, вузовской, отраслевой.

В упомянутых Материалах содержится ряд конструктивных идей, предложений (академики И. Айтматов, В. Живоглядов и др.). Однако в Материалах конкурса (за исключением академика В.П. Живоглядова) не предложены организационные меры, инструменты реализации этих идей и предложений. Все проблемы, по существу, сводятся к финансовому и материально-техническому обеспечению – финансировать науку не менее 3% от ВВП.

Вместе с тем в республике имеется определенный опыт работы в новых условиях, приобретенный в процессе разработки и реализации международных проектов.

Организационным инструментом проведения единой, целостной государственной политики в сфере науки, механизмом, инструментом реформ, который запустит процесс преобразований и выхода науки из тупика, явится надведомственная государственная структура – Национальный фонд науки и технологий.

На первом съезде ученых Кыргызстана, прошедшем 29 сентября 2000 года, в выступлениях академиков Н.П. Лаверова, М.М. Миррахимова, члена-корреспондента К.Дж. Боконбаева как раз и предлагалось создать такой фонд, как это давно уже сделано в США, Китае, России и ряде других стран. Эта идея, в принципе, была поддержана бывшим президентом страны и отражена в резолюции съезда.

За два-три месяца до своего бегства из страны бывший президент республики, спустя почти пять лет (!), реализовал эту нашу идею, издав Указ о создании Республиканского фонда науки. Не все в этом документе хорошо проработано (испорчено на уровне исполнения), но принцип, на мой взгляд, верен.

На мой взгляд, только Фонд, задействовав финансовый механизм, сможет осуществить перестройку всей системы науки и добиться практической отдачи науки в экономику республики.

Прежде чем осветить основные принципы деятельности Фонда, целесообразно оценить текущее состояние науки республики (так сказать, стартовую позицию перед реформами), ее потенциал и возможности.

I. Текущее состояние, причины кризиса науки

Причины стагнации науки не только и не столько в недостаточном финансировании, сколько в архаичной структуре науки, в отжившей идеологии, концепции научных исследований и, как следствие, неэффективном использовании средств.

Абсолютное большинство плачевное состояние науки объясняют недостаточным финансированием и необходимостью ежегодно выделять на нее не менее 3% ВВП. Очевидно, что в настоящее время наше государство не в состоянии выделять из бюджета, т.е. из кармана налогоплательщиков такую сумму. 3% ВВП на науку не в состоянии позволить себе даже Россия.

В научно-исследовательских учреждениях республики практически прекратилось финансирование научных исследований, требующих проведения лабораторных опытов, технологических и конструкторских экспериментов, экспедиций.

На протяжении около 20 лет в НИИ страны не обновлялся парк научных приборов и аппаратуры, без которых невозможно проведение исследований на современном уровне. Имеющийся парк морально и физически устарел, по меньшей мере, на 50 лет. Фактически все финансирование на науку “съедает” зарплата и поддержание инфраструктуры зданий.

Казалось бы, хроническая нехватка средств на проведение исследований должна была естественным образом стимулировать коренную перестройку системы науки, необходимость перегруппировки, концентрации сил и средств с тем, чтобы направить усилия ученых на получение результатов, актуальных для нашей страны. Но этого не произошло.

В республике законсервировалась архаичная, советская структура науки и принципы ее финансирования. Кыргызская наука по-прежнему разделена на академическую, вузовскую и отраслевую.

Наука Кыргызстана в основном ориентирована на так называемые фундаментальные, т.е. теоретические, а не на прикладные исследования, результатом которых становится практическое применение результатов разработок в различных отраслях экономики.

Очевидно, что финансирование социальной сферы напрямую связано с возможностями экономики. Также нельзя оспорить, что развитие экономики, и прогресс общества в целом связан с уровнем развития науки, техники и технологий. Точнее говоря, с тем, насколько знания становятся силой, насколько результаты научных исследований воплощаются на практике в реальный сектор экономики, развитие материальной и духовной культуры общества.

Приложение 1

ДЕЙСТВУЮЩАЯ СХЕМА

финансирования науки в Кыргызской Республике

Каков вклад интеллектуальной (научной) элиты Кыргызстана в реальный сектор экономики республики в сложнейший процесс перехода республики от командно-административной экономики к рыночной?

Ежегодно на науку, в том числе на Академию наук, вузы, из бюджета выделяется 348886,1 тыс. сом. При таком малом финансировании в этих двух структурах выполнялось 2008 проектов! То есть, в среднем на каждый проект расходовалось за пять лет – 173748 сом., в год – 34749 сом., в месяц – 2895 сом.! При этом доля зарплаты – от 70 до 95%. Очевидно, что при такой системе финансирования ждать чего-либо существенного от науки не приходится. Как видно из отчетов, средства расходуются (80–85%) на так называемые фундаментальные науки. Какова же отдача от этих, пусть небольших, средств?

Вопреки утверждениям, что кризис науки связан с отсутствием финансирования, заявляется: учеными Академии только за последние пять лет предложено 200 разработок для практического использования в экономике республики (академик И. Айтматов, Р.Ю. Ернеев. Материалы конкурса. 2005 г.). Закономерен вопрос, если это так, то в чем причина невостребованности экономикой этих разработок? Не в институциональных ли проблемах, препятствующих внедрению перспективных проектов в экономику? Или проблема в том, что разработки ученых, как правило, завершаются на стадии лабораторных опытов и не получают продолжения в виде полупромышленных испытаний, оценки рентабельности и других необходимых для практического внедрения процедур. Скорее всего, и в том, и в другом, и в третьем…

Действительно, в Академии наук (наверно, и в других НИИ) за весь период деятельности есть наработки перспективных технологий для разных отраслей экономики. Ряд из них при определенных условиях можно было бы запустить в производство в ближайшее время. Проблема в том, что такие условия у нас отсутствовали в прошлом и не созданы в настоящем.

Анализ показывает, что за последние 15–20 лет наука республики не смогла предложить разработок, которые оказали бы сколько-нибудь существенное влияние на макроэкономическую политику и на реальный сектор экономики республики. Не было предложено практически осуществимых технологий, востребованных бизнес-структурами.

Средний возраст кандидатов наук – творчески наиболее дееспособной части, “чернорабочих” науки – достиг 60 лет, докторов наук – перевалил за 60 лет, а академиков и членов-корреспондентов – за 70 лет. Если принять во внимание неуклонно снижающийся уровень знаний в школах и вузах республики, девальвацию научных степеней и званий, то ситуация с будущим, и не только науки, становится опасной. В вузах республики (за некоторыми исключениями) из школьников со знаниями чуть выше начального образования готовят специалистов с уровнем знаний чуть выше нормальной средней школы, а из “лучших” выпускников – кандидатов наук уровня бакалавра.

Произошел массовый отток ученых и специалистов. Так, если в 1987 году научных работников в АН было 1548, то в 2004 году осталось 819. Однако последняя цифра, вызывает сомнения и вопросы. Дело в том, что многие ученые перешли на постоянную работу в другие учреждения (вузы, техникумы и др.), а в АН лишь числятся по совместительству.

3. Менеджмент науки

Поскольку общество (налогоплательщики), осознавая значение науки для развития материальной и духовной культуры, через правительство, парламент финансирует научные исследования, оно имеет право не только знать о достижениях, но и требовать отчета о результатах деятельности. Такая обратная связь, как наука – производство – наука в результате адаптации (самоорганизации) науки к рыночным условиям органично свойственна развитым странам с рыночной экономикой, поэтому они и достигли такого высокого технологического, а следовательно, и экономического уровня развития.

У нас же, как и в советские времена, нет настоящей отчетности и ответственности за израсходованные бюджетные средства перед финансирующим органом, т.е., в конечном счете, перед государством, налогоплательщиками.