Книга 1 ( II). Религиоведение в России в конце ХХ начале ХХI в. Кафедра государственно-церковных отношений рагс

Кафедра философии религии и религиоведения МГУ.

Испания – яркий пример прочного многовекового альянса духовной и светской власти. Ее часто, с полным на то основанием, называют католической страной. Как отмечал Хосе Ортега-и-Гассет, всякий зарубежный исследователь Испании, “как будто считает своим долгом начать свой труд с мысли, ставшей общим стереотипом, что религия и церковь извечно определяли и продолжают определять все бытие нашего полуострова».¹ Действительно, на протяжении многих веков католицизм был не только официальной, но и единственно допустимой религией испанского государства, а церковь обладала особыми правами и привилегиями. Как обстоит дело сейчас? Сохраняют ли испанцы свою приверженность своей духовной традиции? И как складываются взаимоотношения алтаря и трона в современных условиях? Чтобы лучше понять сегодняшнюю ситуацию, необходимо, хотя бы в самом кратком виде, рассмотреть историческую траекторию развития церковно-государственных отношений в Испании.

Распространение христианства началось на полуострове уже в первом веке. Самые ранние сведения об этом были отражены в Первом послании к коринфянам Климента Римского (конец I в.)², где говорилось о прибытии апостола Павла «к границе Запада», под которыми подразумевались испанские провинции Римской империи.³ Но, пожалуй, еще чаще христианизация связывается в народном предании с именем апостола Иакова, останки которого, по легенде, захоронены в кафедральном соборе города Сантъяго-де Компостела на севере страны, своего рода «христианской Мекки», к которому с эпохи раннего средневековья стекались паломники из всей Европы.

Несмотря на то, что христианская церковь на территории полуострова, в отличие от остальных римских провинций, не была сконцентрирована вокруг какого-либо одного прихода, она почти сразу начала играть активную роль в деле объединения населявших его народов. Так, уже на Эльвирском Соборе⁴ (300-303), собравшем более 50 церковнослужителей из разных областей полуострова, стало ясно, что их усилия направлены не только на организацию внутрицерковной жизни, но и духовное сплочение паствы, которая в годы гонений в III – нач. IV вв. дала множество мучеников.

После Миланского Эдикта 313 г. испанское священство активно включилась в политическую жизнь. В эту эпоху особенно большое влияние приобрел епископ из испанских провинций Осия Кордубский, ставший советником императора Константина I. Несмотря на старость, Осия инициировал в 325 г. созыв Первого Вселенского Собора (Никейского), и был его председателем. Не без его усилий был принят так называемый «орос», христианское вероопределение, большая часть которого вошла затем в Никео-Цареградский Символ веры, принятый на Втором Вселенском Соборе 381 г. (Его и придерживаются по сей день православные христиане). Стараниями Осии укреплялось также и духовное единство подданных испанских провинций. Важно отметить, что он отстаивал независимость церкви от государства. Сохранились его письма императору Константину, в которых он увещевал не вмешиваться в внутрицерковную жизнь.

Надо сказать, что в ту эпоху религиозная жизнь отличалась крайним разнообразием. Кроме сторонников Никейского Символа широкое распространение получили последователи Ария, а также многих других искателей богословских истин. Ни при императоре Константине, ни при Валентианте и Валенте еще не практиковалось прямого декретирования вероисповедания государственной властью. Эта традицию заложил родившийся в испанском городке Кока, недалеко от Сеговии, император Феодосий (347-395). При нем христианство было провозглашено официальной религией Империи, причем только исповедникам Никео-Цареградского Символа веры давались права гражданства и название - «кафолики». Инакомыслящие объявлялись «еретиками», лишались храмов и домов, если в них проходили религиозные собрания, а также ряда гражданских прав, в том числе на завещания и получение наследства. Главари ссылались, а иногда и просто убивались.

Таким образом, власть, считающая себя христианской, вернулась к религиозному принуждению, привычному для языческой Империи. Произошло отождествление веры (как личного чувства) с религией (как системой идей) и с церковью (как особой социальной организацией). При этом конфессиональное единообразие способствовало культурному единению народов полуострова и формированию этнополитических общностей. Возникновение испанской государственности также было неразрывно связано с активной ролью в этом процессе церкви.

В начале V в. римский порядок был нарушен вторжением варваров. Особенно сильными оказались на полуострове вестготы, принявшие к моменту его завоевания христианство в форме арианства. Несмотря на то, что составляя меньшинство (примерно 150 тыс. вестготов на 7 млн. иберо-римлян) варвары проявляли терпимость к вере и обычаям местного населения, католическая церковь оказалась в крайне сложном положении. В условиях хаоса и бесконечных вооруженных стычек местного населения с захватчиками и варваров между собой, епископ Леандр и его прославленный брат св. Исидор Севильский развернули активную общественно-политическую деятельность. В результате вестготский король Рекаред принял католицизм и сделал его официальной религией своего королевства. Вера определялась не личным выбором, но подданством, а измена королю считалась религиозным преступлением. При Рекареде и его преемниках церковные Соборы задавали тон не только в религиозной, но и политической жизни, внося существенный вклад в становление зарождающейся идентичности испанцев. При этом церковь подчеркивала свое «совместное правление» со светской властью, что было зафиксировано в специальных соборных постановлениях.⁵

Отметим, что признание католицизма официальной и единственной религией государства предполагало интеграцию еврейского меньшинства. Королевская власть отдавала предпочтение насильственным мерам, предложив альтернативу: обратиться в христианство или покинуть пределы страны. Церковь, - к ее чести, была противницей национальной дискриминации и отстаивала свободу совести, потребовав сохранять верность католицизму лишь от уже крещеных.

Вторжение арабов-мусульман в 711 г. положило конец Вестготской монархии. В течение одного десятилетия арабы овладели практически всем полуостровом. Католическая церковь возглавила Реконкисту (отвоевание), способствуя духовному и политическому объединению испанских народов в их противостоянии захватчикам, которое продолжалось почти восемь веков. Важно учитывать, что в этот период сформировались многочисленные христианские королевства, в общественной и политической жизни которых епископы играли важную роль.

Удивительна веротерпимость, царившая на полуострове в этот период. Иудеи и мусульмане участвовали наряду с испанцами-христианами в экономической, культурной, научной и государственной жизни испанских королевств. Так и в южных частях полуострова, где закрепились арабы, христиане не терпели гонений и преследований за веру, хотя и были обложены дополнительными налогами, не имели права использовать латинский язык, были обязаны посещать арабские школы и т.д. Бог о бок сосуществовали испанцы-христиане; арабы и берберы, исповедовавшие ислам, муввалады (испанцы-христиане, принявшие ислам), мудехары (мусульмане, оказавшиеся в отвоеванных христианами землях), ренегаты (христиане, воевавшие на стороне арабов), мориски (мусульмане, перешедшие в христианство), сефарды (романоязычные евреи), марраны (романоязычные евреи, перешедшие в христианство), мосарабы (христиане, проживавшие на мусульманских территориях). Возможно, лишь в эту эпоху выбор веры в какой-то мере зависел от личных решений и предпочтений.

Постепенно, по мере расширения отвоеванных у арабов территорий, этническое и религиозное все теснее сплетались друг с другом. В итоге Реконкиста превратилась в «крусаду» - крестовый поход против мусульман. Она закончилось насильственным изгнанием и физической ликвидацией иноверцев. Католицизм на века стал официальной и единственно возможной религией Испании.

Этому немало способствовала созданная в 1480 г. Инквизиция, глава которой - великий инквизитор - назначался королем. Королевская власть как защитник и покровитель католической веры получила от главы католической церкви Папы Римского особые права, сохранявшие свою силу вплоть до 1976 г. Особенно важным из них было право короля представлять свои кандидатуры на должности высших церковных иерархов, которые формально затем утверждал Рим (“patronazgo” или «derecho de presentacion»).⁶ Таким образом, испанская церковная иерархия оказалась фактически под полным контролем государства.

При так называемых «католических королях» Фердинанде V и его жене Изабелле I, Реконкиста была успешно завершена в 1492 г. В это же время произошло открытие Америки. Началось завоевание новых земель и параллельно с ним христианизация индейцев. Можно сказать, что к этому моменту все уже было готово к тому, чтобы религия стала восприниматься как сущность испанской нации и оплот государства. Казалось, что альянс алтаря и трона был скреплен на века. Важным этапом на пути упрочения этого альянса был Тридентский Собор (1545-1563), поднявший знамя Контрреформы. Он дал новый мощный импульс для этноконфессиональной и политической интеграции Испании. В это же время стала бурно развиваться идея об особой духовной миссии испанцев – нести свет истинной веры народам мира, - не только «дикарям» только что открытых земель «Новых Индий», но и «заблудшим овцам» в Европе, а также противостоять еретикам, к которым в то время относили, прежде всего, последователей М. Лютера.

Представляется уместным провести историческую параллель между той ролью, которую сыграла католическая церковь в Испании и ролью русской православной церкви. Дело не только в том, что и та, и другая духовно возглавили противостояние захватчикам-мусульманам, но и в том, что в этом противостоянии началось сращивание национального самосознания с религиозным. На протяжении последующих веков оно укреплялось. В результате быть испанцем означало быть католиком, а русским – православным. Причем, как в том, так и другом случаях речь шла о том, что именно данный национальный вариант религиозной веры – испанского католицизма и русского православия, являются лучшими и образцовыми. Как отмечал в этой связи Н. Бердяев, “Русская история явила совершенно исключительное зрелище – полнейшую национализацию церкви Христовой, которая определяет себя как вселенскую. Церковный национализм – характерное русское явление».⁷ То же самое можно сказать и об испанском католицизме.

Религиозная идентификация, переплетенная с национальной, стала как в Испании, так и России, идейным обоснованием имперских устремлений. В монархах видели высший образец совершенного христианина и гаранта «чистоты веры». Не углубляясь в дальнейшее перечисление испано-русских параллелей, отметим лишь такой важный момент, как мессианство: высшая задача нации связывалась с религиозным подвигом: отстоять христианскую веру перед лицом врагов. Так Испания возглавила «контрреформацию», борясь с протестантизмом, а Россия считала себя «Третьим Римом» – центром и вечным хранителем вселенского православия. Как в Испании, так и России сформировалось убеждение, что высшее призвание народа заключается в том, чтобы быть оплотом веры и хранить ее чистоту, борясь с инакомыслящими и еретиками.

Конечно, в католицизме такое отождествление этнического и конфессионального не было столь же органично, как в православии, в котором церкви образуются по национальному принципу (русская, греческая, болгарская, сербская, грузинская и др.). Католицизм всегда подчеркивал свою вселенскость, «кафоличность», а также отличался жесткой централизацией. Церковь в Испании, как и многих других странах, рассматривалась как своего рода «филиал», подчиненный Римскому Престолу. В Испании же в силу ряда исторических обстоятельств, в том числе так называемого королевского патроната, дававшего право королю назначать епископов и контролировать церковную жизнь, связь церкви с политическим главой своего государства оказалась сильнее, чем связь с Папой Римским. Не случайно критика, направленная против франкистского режима на Втором Ватиканском Соборе (1962-1965), воспринималась испанскими священниками как оскорбление их страны и всего испанского епископата.

В целом можно сказать, что средневековая модель взаимоотношений государства и церкви сохранялась в Испании с теми или иными отступлениями до 30-х годов ХХ века. Инквизиция прекратила свою работу лишь в 1834 г. Впрочем, XVIII в. был отмечен изгнанием изуитов, а XIX в. происходило постепенное наступлением королевской власти на церковную собственность. Случались и антиклерикальные катаклизмы, даже убийства священников, сожжение церквей и монастырей. Но особенно трагичными для церкви стали годы II Республики (1931-1936) и Гражданской войны (1936-1939).

Изначально католическая церковь и католики не проявляли особой враждебности к изменению самой формы правления, - с монархической на республиканскую. Провозглашение II Республики 14 апреля 1931 г., - вследствие явной неспособности монархии разрешить затянувшийся политический кризис, поддержали не только многие простые верующие, но и многие священники. Большинство было уверено в том, что религиозная традиция сохранится. Тем более, что два ведущих политика - Алькала Самора и Мигель Маура считались «консервативными католиками». Однако большинство министров-республиканцев придерживалось антиклерикальных взглядов. Особенный антирелигиозный экстремизм был свойственен Александро Леррусу (министру внутренних дел в 1931 г.). В своей речи, произнесенный еще в 1906 г. в Барселоне, он призывал «молодых варваров» совершить новое нашествие и «очистить землю от церковников»: «Разрушайте храмы, покончите с богами! Не останавливайтесь ни перед алтарями, ни перед могилами! Народ – раб церкви. Нужно уничтожить церковь! Боритесь, убивайте, умрите за это!»⁸ Это было поддержано республиканскими властями в провинциях. Характерна телеграмма от одного из алькальдов (мэров) в апреле 1931 г.: «Уважаемый премьер-министр. Республику провозгласили. Скажите, что делать с попами». ⁹

В этих условиях многие церковные иерархи стремились сделать все возможное, чтобы уладить отношения с новой властью. В частности, было принято обращение к министру Юстиции, в котором от имени церкви говорилось: “Наша миссия не политическая, но моральная, религиозная и социальная, и Правительство республики всегда может рассчитывать на сотрудничество с клиром для достижения гармонии и духовного умиротворения во благо Религии и Родины. Примите наше благословение и да просветит Бог и даст силы новому Правительству”.¹⁰ В официальном Бюллетене испанского епископата было опубликовано специальное циркулярное письмо к пастве с призывом подчиниться вновь установленной власти Однако события разворачивались в ином направлении…

“Испания перестала быть католической” – сказал накануне принятия Конституции 1931 г. министр М. Асанья, имея ввиду лишь то, что по новому закону католицизм терял статус официальной религии.¹¹ Но это ввело в шок половину страны, для которой «быть испанцем» означало «быть католиком». Противостояние нарастало. Годы II Республики отмечены последовательной антиклерикальной политикой и полным попустительством в отношении антирелигиозных экстремистов, прежде всего, анархистов, кумиром которых был М. Бакунин. Они поджигали церкви и монастыри, уничтожали религиозные святыни и библиотеки, а нередко и убивали священников. Многие поджоги были устроены по согласованию с властями. Об этом свидетельствует, например, телеграмма, которую дал военный губернатор Малаги Гомес Каминеро военному министру Асанье: «Сегодня начали жечь церкви. Завтра продолжим». В связи с этими событиями Асанья произнес свою знаменитую фразу: «Все храмы не стоят жизни и одного республиканца».¹² Особенно прославился своим антиклерикализмом и антирелигиозным экстремизмом другой видный деятель Республики – Александр Леррус, занимавший в 1931 г. пост министра внутренних дел. Еще в самом начале своей политической карьеры, в 1906 г. он обращался к «молодым варварам» Барселоны совершить новое нашествие и «очистить землю от церковников»: «Разрушайте храмы, покончите с богами! Не останавливайтесь ни перед алтарями, ни перед могилами! Народ – раб церкви. Нужно уничтожить церковь! Боритесь, убивайте, умрите за это!»¹³

Законы II Республики лишили церковь всех привилегий, провозгласили законным гражданский брак и развод, отделили школу от церкви, объявили всю недвижимость принадлежавшую церкви национальным достоянием, запретили всякую деятельность, являющуюся для церкви «источником богатства» (это понималось республиканским правительством весьма широко), прекратили субсидии священнослужителям и монашествующим. Кроме того, государство стало участвовать в назначении епископов, а публичное отправление религиозного культа было поставлено под контроль муниципальной власти.

В этих условиях Папа Пий XI издал энциклику «Дилектиссима нобис», посвященную положению дел в Испании, где писал о тяжких последствиях в результате «исключения Бога и церкви из жизни испанской нации» и осуждал антицерковный закон. Среди значительной части испанского общества, сохраняющей приверженность к католицизму, нарастала потребность в духовном сплочении на основе традиционного консерватизма. Крупнейшая религиозная организация того времени «Католическое Действие» под руководством Анхеля Эрреры, провозгласила лозунг «За церковь и Родину». Естественно поэтому, что в годы гражданской войны (1936-1939 г.г.) большая часть верующих католиков поддержала Ф. Франко.

«За Бога и Испанию» – за этим лозунгом франкистов стояла идея защиты католицизма и церкви, неразрывно связанная с идеей единой и неделимого государства. Интересно при этом, что в начале мятежа в 1936 г., ни Франко, ни его сподвижники не проявляли особого интереса к католицизму. Даже в начале 1938г. в своих выступлениях Франко говорил о «Новом государстве» как не имеющем конфессионального характера, а генерал Мола видел идеал в отделении церкви от государства, что, по его мнению, могло бы гарантировать равноправие всех религий. Затем наступил поворот. Во многом из-за насильственных действий республиканцев, направленных против религии, церкви и простых верующих. С весны 1939 г. они стали систематическими.

По оценке современных испанских церковных историков, со времен Римской Империи не было столь масштабного религиозного преследования христиан, которое превзошло даже число жертв и разрушений в эпоху Франзцузской Революции. В целом число испанских новомучеников составило около 10 тыс. человек: из них 13 епископов, 4.184 священников и семинаристов, 2.365 монахов и 283 монахинь, а также несколько тысяч мирян и членов религиозных организаций, прежде всего, из Католического Действия, точное число которых до сих пор не установлено. Недавно Ватикан причислил к лику святых многих из них.

Сразу же после окончания Гражданской войны франкистское правительство, поставив своей главной задачей «рехристианизацию» страны, восстановило все исключительные права и привилегии церкви, предоставило ей солидные государственные субсидии и вернуло монополию на образование. По Соглашению со Святым Престолом в 1941 г. вновь вступил в силу прежний Конкордат 1851 г., пропитанный средневековым духом, а с ним и положение о католицизме как единственной и официальной религии государства. Это исключало иноверие и инакомыслие, что закрепляли и другие законы («Fuero de los Españoles» 1945 г., “La Ley de Sucesión en la Jefatura del Estado” 1947 г.).¹⁴ Новый Конкордат с Ватиканом 1953 г. еще раз подтверждал конфессиональный характер нации и государства (“La confesionalidad de la nacion y del Estado” – art.1). «Испания была, есть и будет католической. Она по своей природе идентична католицизму» – эти постулаты победившего франкизма сохранялись до 1975 г.¹⁵

Немаловажным было подтверждение права главы испанского государства (ранее – короля, теперь – Франко) на инвеституру, то есть назначение и низложение испанских епископов. Таким образом, в руках каудильо оказался мощный инструмент контроля над церковью. Так как одной из его главных идей было сохранение единства страны и искоренение любых намеков на сепаратизм, отчетливо проявившийся в годы Республики у каталонцев и особенно басков, во главе национального движения которых стояло баскское священство, Франко никогда не назначал епископов в те области, где они родились. Представители церковной иерархии присутствовали во всех важнейших государственных институтах: Совете Королевства, Совете Государства, Кортесах, Министерстве внешних сношений и Генеральной дирекции внешней политики, Министерстве юстиции, Генеральной дирекции по культуре и мн. других организациях. Совместными усилиями церкви и государства Испания должна была не только стать вновь христианской, но и явить миру высший образец церковно-государственных отношений.

В этом отношении важно обратить внимание на то, как именно воспринималась христианская традиция идеологами франкизма. До середины ХХ в. тон в официальной идеологии задавал так называемый национал-католицизм, который начал разрабатываться ипанскими интеллектуалами правого толка еще в 30-х годах. В нем испанская нация отождествлялась с конфессиональной общностью. Ее единство и целостность государства признавались важнейшими ценностями в противовес национальной политике республиканцев, которые хотели, с точки зрения франкистских идеологов, «развалить» страну. Вся их идейная конструкция держалась на примате государства над личностью и своего рода симфонии государства и церкви.

К наиболее крупным идеологам национал-католицизма можно отнести Рамиро де Маэсту, перу которого принадлежали многочисленные работы, в том числе “Defensа de la Hispanidad” (Madrid, 1934); Эрнесто Хименеса Кабальеро, автора «El genio de España” (Madrid, 1932); Хосе Пемартина, написавшего “Que es lo Nuevo” (Santander, 1938); Хосе Мария Пемана, выразившего в мистико-поэтической форме тему противостояния двух Испаний – “Poema de la Bestia y el Ángel” (Zaragoza, 1938); Гарсия Родригеса, осмысливавшего политику с религиозной точки зрения в работе “Teología de la política” (Segovia, 1952). Но, пожалуй, наиболее плодовитым из них был Мануэль Гарсия Моренте, написавший серию публикаций на тему “Idea de la Hispanidad”. Он был постоянным автором издания “Acción Española” – главного идейного центра правых и католических сил. К ним принадлежал и кардинал Гома.

В работах этих авторов можно выделить несколько основных идей и постулатов.

Согласно второму постулату, тесно связанному с предыдущим, война с «красными», т.е. всеми, кто сражался на стороне Народного Фронта, есть ни что иное, как священный крестовый поход, «крусада». Он идет против сил антихриста, привлекших международные силы, прежде всего большевистскую Россию, которая всегда боролась с Богом. Термин «крусада» впервые произнес Франко 24 июня 1936 г. в своем выступлении по радио из Тетуана, не вкладывая в него тогда религиозного смысла. Но уже 25 июля, в день праздника св. Сантъяго (св. Апостола Якова), главного патрона Реконкисты, он развил свою идею «крусады», используя религиозный мотив. В ноябре 1936 г. генерал Мильян Астрай в своем воззвании прямо связал «крусаду» с борьбой против ложных идей, внушаемых Москвой. В январе 1937 г. генерал Мола говорил о «священной крусаде» против коммунизма и анархизма, – «заразе», пришедшей из России. «Крусаду» считали «новой Реконкистой», в которой «истинная» Испания ведет борьбу с ложной «анти-Испанией» республиканцев, либералов, масонов, коммунистов и анархистов.

В этой связи необходимо заметить, что идеологи «национал-католицизма» часто говорили о роковой роли масонства в организации революций в различных странах мира, в том числе и России. Поэтому они считали, что между испанскими масонами и русскими большевиками будто бы существует некая тайная связь. Эти рассуждения, справедливость которых весьма трудно проверить, опирались на общеизвестный факт: шесть республиканских министров были масонами (Мартинес Барриос, Марселино Доминго, Фернандо де лос Риос, Альваро де Альборнос, Александр Леррус и Сантъяго Кирога. К ним присоединился и Мануэль Асанья). Некоторые из них занимали в Великой Испанской Ложе ведущие должности. Естественно поэтому, что их «братья» заняли и руководящие позиции на муниципальном региональном уровнях.¹⁷

«Русский большевизм, вторгающийся в Европу, есть ни что иное, как завершение процессов, начатых Реформацией, продолженных картезианским рационализмом, энциклопедистами, либералами и демократами, которые, кстати, породили и эйнштейновский релятивизм», – писал Хосе Пемартин. ¹⁸ Об этом же говорил и Гарсия Родригес, указывая на тесную взаимосвязь между русским коммунизмом, марксизмом, либерализмом, «антихристианской революцией», протестантизмом и гуманизмом эпохи Возрождения, в котором, по его мнению, и было сокрыто первоначальное зерно зла.¹⁹

Также и Рафаэль Гиль Серрано выводил генеалогию Ленина из духовной семьи Лютера-Гарибальди-Вольтера-пророка Муххамада-еретика Ария, возводя ее к Нерону.²⁰ Согласно идеологам «национал-католицизма», нужно смотреть в корень и, не ограничиваться борьбой только с «видимым злом» – русским большевизмом, который воюет на стороне Народного фронта. Необходимо уничтожить семена, из которых он произрастает, и «фальшивому» лозунгу «Свобода, равенство и братство» нужно противопоставить «истинный»: «Дисциплина. Иерархия и Ответственность».²¹ Чувство иерархии, как считали многие правые авторы, возвысило испанцев и латиноамериканские народы над остальными, в то время как большевистская Россия, – с одной стороны, и США, – с другой, стараются каждый по-своему разрушить эту великую духовную ценность.