Гунны и их союзники переправляются в устье Дуная

9.Гунны и их союзники переправляются в устье Дуная

Отличное солнечное весеннее утро. По старой румийской дороге в дакийской степи длинной змеей растянулась гуннская верховая колонна по пять всадников в ряду. Они двигаются в сторону восхода солнца. Передние наездники уже пропали за высокими буграми, средние пересекают неглубокий ручей, а задние выплывают из-за лесного поворота.

В середине колонны побоку от всадников по берегу мелководной речки поспешают вперед в голову колонны трое высокопоставленных конных гуннов: жасаул минбаши Стака, поставленный предводительствовать над туменом и потому донельзя гордый этим; назначенный помощником жасаула минбаши германец Эдекон, также полный внутреннего довольства этой должностью, и общегуннский тамгастанабаши Эскам.

С севера дует легкий ветерок, с недалеких речных перекатов доносится плеск нешумной воды, невысокие ивы и тальник колышутся дробным отзвуком, их начинающая зеленеть листва сверкает в солнечных лучах.

Трое всадников спускаются к броду на речке, который беспрестанно переходят конные ряды, цокая копытами по светлой воде и по светлеющему галечнику. Все сверкает под яркими лучами: подымаемая копытами рябь на перекатах, шелестящие зеленые листья на кустах и деревьях, даже мокрые камни на берегу брызжут золотистым огнем.

Горделивый, крепко сбитый и высокорослый тридцатитрехлетний тархан-хуннагур Стака командует воинским подразделением в 10 000 человек, состоящих из джигитов племен хуннагуров, сабиров и утургуров. Цель, поставленная перед ними на первое время, – соединиться со вспомогательно-техническим полутуменом под началом германского жасаула Лаудариха, не доезжая до стольного города восточных германцев (остготов и аламанов) Вилвы в устье Дуная, и вместе с ними переправиться на румийские южнодунайские земли, которые местные славянские народы называют Добруджей. По всем полученным от тайных соглядатаев сведениям, где-то там прячутся и плетут свои нити заговора против бывшей своей родины трое гуннских перебежчиков: сенгир-хан утургуров Атакам, утургурский бек Борула и главный шаман хуннагуров и западного гуннского крыла этельбер Мама. Основная задача, которую надлежит выполнить жасаулу Стаке – найти и пленить этих троих беглецов, допросить их и доставить к самому великому кагану.

Молодой двадцатиоднолетний минбаши германец Эдекон, имеющий под своим началом всего сотню своих соплеменников -скиров и ругиев, входящих частью в состав большого народа маркоманов, был повышен по настоятельной просьбе своего негласного покровителя грамотного каринжи Ореста самим великим каганом Аттилой до звания минбаши, ему была выделена сводная конная тысяча из воинов германцев, аланов и гуннов-витторов. Ему дано особое поручение секретарем-писарем Орестом -учиться соответствующим образом и прилежно военному делу в качестве помощника при жасауле-темнике Стаке. Минбаши Эдекон с утра и до вечера сопровождает этого командующего туменом, присматривается ко всему и хранит молчание.

Сравнительно молодой для своей очень высокой должности в каганате, тридцатичетырехлетний гунн по матери тархан Эскам, более смахивающий своим темными глазами и скуластым лицом на сабира, чем на отца-галла, имеет специальное задание от главного сенгира Аттилы. Он должен объехать все северные припонтийские и крымские города Олбию, Тирас, Херсонес и другие и пояснить там их восточнорумийскому начальству, чтобы те не паниковали и не свертывали бы работу местных городских и загородных скотных, продовольственных и промышленных рынков. Гунны не собираются воевать с Константинополем, а идут в их земли лишь затем, чтобы найти и наказать убежавших туда государственных преступников Атакама, Маму и Борулу, а поскольку византийцы не хотят выдавать этих клятвопреступников и намереваются их защищать, постольку приходится вводить на их земли некоторые воинские тумены. Что же касается понтийских городов, то великий каган Аттила гарантирует им полную безопасность и неприкосновенность, если, конечно, они не будут закрывать торговые рынки, куда степные жители всегда имели свободный доступ. Уже перед Вилвой начальник общегуннской таможенно-дипломатической службы Эскам, в сопровождении почетной охраны в двести сабирских воинов под командованием юзбаши Коркута и юзбаши – румийского аманата Карпилия, отделится от общей гуннской колонны и уйдет далее на восток берегом Понта Эвксинского в сторону большого города-порта Тираса, находящегося в месте впадения одноименной реки в Понтийское море.

Поздним вечером жасаул-темник Стака объявляет ночной привал. В узкой долине становится тесно от многочисленных лошадей, людей, юрт, шатыров, алачугов, костров и дымов. Тархан Стака обратил внимание на утургуров, сидящих у ночных костров без головных уборов, подставляя прохладному ночному ветерку свои кудри. У многих из них удлиненные вверх головы, большей частью, у тарханов – сотников и тысячников. Как пояснил в ответ на удивленный взгляд начальника тумена один из таких высокоголовых юзбаши, в племени утургуров принято так, что матери-тарханки туго перевязывают своим новорожденным еще в переносной люльке-бешике тонким полотном их головы, чтобы выделить их благородное происхождение. И такое увлечение утургурских родителей идет из глубокой древности – когда утургуры соприкасались с синьцами и ханьцами в стороне восхода солнца и научились у них такой перебинтовке голов своих маленьких детей.

И тут жасаул Стака вспомнил, что и утургурские сенгир Атакам и бек Борула имели такие же высокие лбы, но у них были длинные волосы, которые скрывали необычную форму их голов.

Эти же самые утургуры угостили исполняющего обязанности туменбаши жасаула Стаку неким темно-желтым густым хмельным напитком под названием «камон», который они варили из перебродившей жидкой просяной массы. С утра закладывали разжиженное кумысом просо в бурдюк, до вечера возили на вьючной лошади, а уже при первых звездах быстро приготовляли на большом огне пьянящий напиток.

В честь жасаула-темника Стаки утургуры расстарались и даже при свете пламени костров организовали ээрхуреш⁴³, ведь это племя всегда славилось своими силачами. Как рассказывали у вечерних костров во многих гуннских кочевьях и аулах, некоторые сильные воины-утургуры голыми руками могли обезоруживать вооруженных всадников, вырывая из их рук копье или чукмар, стаскивали их с коня, бросали на землю и руками душили их до смерти. Пятерых соперников поборол полуголый огромный молодой джигит, у которого мускулы на руках были крепче и толще, чем немалое бедро иной женщины. И ростом победитель был па две головы выше самого крупного воина.

– На какой же лошади он ездит верхом? – спросил этельбер Стака.

– У него большой тяжеловесный готский мерин, да еще за ним водят четыре таких же подменных коней, они быстро устают, выдыхаются и припадают на ноги, ему приходится чаще, чем другим, производить смену лошадей, – пояснил воинский начальник этого гиганта, немолодой утургурский рябой тысячник.

Гигант-утургур показал еще один сногсшибательный номер: он подлез под своего подседельного мерина с крупным корпусом, взял его за ноги, поднял на плечи и пронес двести шагов вокруг нескольких утургурских костров. Потом он взял другую свою большую лошадь за передние и задние ноги, прижал к бедру и также обнес ее вокруг костров по тому же самому маршруту.

– Слушай, недаром ваши матери вам головы так плотно перевязывают, – пошутил тархан Стака, глядя на рябого минбаши, – вот откуда у вас, утургуров, такая сила.

Не доходя пару переходов до Вилвы, там, где широководный Дунай начинает делиться в своей дельте на три больших и множество мелких рукавов, сводный тумен хуннагуров, сабиров и утургуров под командованием знатного тархана Стаки и сборная тысяча готов, аланов и витторов под руководством херицоги Эдекона встретились сразу с двумя вспомогательно-техническими туменами под предводительством жасаулов – остготско-аламанского конунга Лаудариха и антско-венедского коназа Светозара. Гуннские и их союзные военачальники рассчитывали в этом месте перебраться на южный румийский берег по наплавному мосту, который имелся здесь с незапамятных времен, но германские вестготские племена эрулов, свевов и гутонов, являющиеся восточнорумийскими федератами -пограничными стражниками, разрушили его несколько дней назад. Они заметили большое оживление на северном гуннском берегу и не стали испытывать судьбу, а полностью разобрав мост и увезя его составные части вглубь своей территории, сами также поспешили оставить охраняемую ими укрепленную границу – лимес на произвол судьбы и скрылись подальше от этого злополучного места.

Никто, таким образом, не мешал переправе гуннов и их союзников на византийский берег. Они собирали лодки, плоты и паромы со всех близлежащих участков реки, а также сами изготовляли их из имеющихся подручных материалов. Обычно гунны возят с собой надувные кожаные бурдюки для таких целей, но сейчас в начале весны вода была очень холодная, только недавно прошел ледоход и река поднялась до высоких краев своих берегов. Да и к тому же два осадно-технических тумена германцев и славян имели громадные боевые штурмовые машины и орудия, для переброски которых на южный берег Дуная требовались огромные плоты, паромы и речные суда.

Первыми на другую сторону перебрался верхоконный тумен жасаула Стаки, сразу по трем направлениям ушедший на юг, чтобы задержать неприятельское войско, если бы оно вздумало атаковать переправляющихся гуннов, германцев и славян. На своей гуннской стороне на всякий непредвиденный случай позади для прикрытия осталась конная тысяча минбаши Эдекона, ей было предписано перебираться на противоположный берег в самую последнюю очередь, а пока нести караульную службу в тылу.

Хуннагурский этельбер, жасаул конного тумена, опытный воин Стака придержал своего норовистого буланого коня и остановился около двоих жасаулов осадно-технических туменов: конунга Лаудариха и коназа Светозара, – которые производили, спешившись на берегу, меж собой дележ множества только сегодня с утра доставленных сюда новых больших шестивесельных лодок и маленьких кайыков-однодеревок. Эти речные средства переправы были пригнаны местными рыбаками, романоязычными даками и тайфалами и славяноязычными россомонами.

– Ну что, уважаемые, – крикнул громко, обращаясь к конунгу и коназу и пытаясь пересилить шум волны, гомон людей и ржание коней, гуннский жасаул-темник, – как говорится, хайыр хош⁴⁴! Я сейчас отплываю тоже, встретимся на румийском берегу, – и, уже сойдя с коня и прощаясь за руки со своими союзными командующими туменов, он спросил: – Сколько вам еще потребуется дней, чтобы уже ваш последний нукер и ваше последнее боевое орудие покинуло бы этот берег?

Среднерослый и спокойный вождь восточных германцев – остготов и аламанов – тридцатисемилетний Лаударих отвечал, прищурив свои темные глаза:

– Мне потребуется еще три дня. Мы же разобрали на части некоторые свои осадные машины, ведь они не помещаются даже на самый большой паром.

Также среднего роста, но более подвижный кареглазый предводитель восточных славян – антов и венедов – тридцативосьмилетний Светозар ответствовал, убирая прядь каштановых волос со лба под шапку:

– А я уже завтра покончу с переправой. Мои основные механические орудия уже находятся на том берегу. Остались лишь обозные повозки и телеги.

– Ну тогда как очутитесь там все до последнего, то сразу же шлите ко мне гонцов. Я буду находиться в своей средней колонне, южнее переправы на один конский переход. А минбаши Эдекон имеет здесь от меня отдельное задание – сохранить все плавучие средства до подхода со дня на день тумена роксоланов с востока из-за Танаиса во главе с их ханом Каракончаром. Они тоже переправляются здесь. С богом!

И все трое пожали одновременно друг другу руки, образовав переплетение из шести ладоней:

– Сохрани нас, Тенгири!

– Покровительствуй нам, Водан!

– Оберегай нас, Перун!