ОБРАЗЧИК ДИПЛОМАТИИ ПРОИЗВОЛА
Разительный пример такой политики произвола — действия, которые предприняли США в Ливане. Великая держава применила военную силу в отношении небольшой арабской страны. Из дальнобойных орудий кораблей американской военно-морской эскадры расстреливались не только ливанские города, но и вера в США и их «миротворческую» ближневосточную политику у тех, у кого она еще теплилась.
Весь мир назвал эти действия международным разбоем. Здесь не может быть места фарисейским ссылкам на какую-то опасность со стороны Ливана для стратегического союзника США —
409
Израиля, поскольку сам Израиль развязал агрессию против Ливана и оккупировал часть его территории. Все значительно проще: в Ливане к агрессору меньшего калибра присоединился агрессор крупный.
Эта бесславная страница в истории США не будет забыта ни ливанским народом, ни миром в целом. Так же как не будет забыта и преступная агрессия США против Ливии в апреле 1986 года.
Все, что делалось в этой связи Вашингтоном по линии дипломатического ведомства, ставилось на службу указанной политике. Непрошеные американские эмиссары фактически не покидали район Ближнего Востока, выполняя позорную роль адвокатов агрессии. Это — пример дипломатии произвола, дипломатии обмана.
Мир содрогнулся от гнева, вызванного агрессивной, захватнической акцией США в отношении Гренады. Эта страна пала жертвой политики государственного терроризма, проводимой Вашингтоном. Оказалась перечеркнутой и растоптанной сапогом американского солдата независимость государства. Любой здравомыслящий человек, неважно, кто он, консерватор или либерал, какова его идеология, если у него есть хотя бы признаки совести и порядочности, не может не осудить эту акцию.
Никакие дипломатические ходы Вашингтона, никакие маневры с использованием марионеточных режимов в некоторых центральноамериканских и карибских странах не помогут ему смыть пятно позора, которое легло на американский флаг в связи с агрессией против Гренады.
Демонстративно США на протяжении уже нескольких лет строят козни против независимого государства Никарагуа. Курс политики, дипломатической деятельности в отношении этой страны из года в год ужесточается. Дело дошло до того, что Вашингтон провозгласил задачей американской политики ликвидацию существующего ныне в Никарагуа общественного строя.
При этом в оборот пускаются те же ссылки на «жизненные интересы» США, те же абсурдные утверждения, будто Советский Союз хочет укрепиться в районе Карибского моря и создать таким образом непосредственную угрозу Соединенным Штатам. Здесь явно берут за образец выведенное Геббельсом кредо гитлеровской пропаганды: «Чем больше ложь, тем больше шансов, что ей поверят». Наверно, кое-кто стал забывать, что нацистский пропагандист-убийца, как и вся преступная фашистская камарилья, давно истлел. Спрашивается:
— Стоит ли подражать его философии извращенного обмана народа?
Что делает американская дипломатия в связи с названными
410
акциями США на международной арене? Она активно способствует проведению политики Вашингтона, используя весь доступный арсенал нажима, обмана, подкупа, дезинформации, шантажа, а где это признается полезным — медоточивых речей с целью найти побольше сообщников и предателей.
Аморальная политика соответствующих стран окрашивает в те же цвета и их дипломатическую деятельность. Попробуй дипломат такой страны вести себя порядочно, попробуй он высказать сомнение в правильности действий США в отношении Никарагуа, Гренады, Ливана, района Персидского залива или по проблеме ядерного оружия, ему, наверно, не дадут даже времени, чтобы упаковать как следует свои вещи перед отъездом домой. Да и всей служебной карьере такого дипломата придет конец.
Правящие классы капиталистического общества, по сути, на протяжении столетий школили свой государственный аппарат, и в особенности его внешнеполитическую службу. Они превратили дипломатию в искусство «скрывать словами действительность», как выразился еще Макиавелли *, а дипломатов — в защитников своих узких интересов, в орудие эксплуататорского строя, его внешней политики, проникнутой духом милитаризма и насилия.
В наше время десятки тысяч американских дипломатов и сотрудников других служб, выдающих себя за дипломатов, многие тысячи дипломатических представителей прочих капиталистических государств — одни из страха и угодничества, а другие по убеждению — отрабатывают миллионы, которые тратят на внешнюю политику и дипломатию произвола и обмана правящие круги. К этому следует добавить сотни тысяч платных и неплатных агентов, рыскающих по белу свету, исповедующих одну религию — наживы и эксплуатации человека человеком и соответственно действующих. Тогда можно в общих чертах представить себе, насколько велики масштабы внешнеполитической и дипломатической борьбы, происходящей между миром империализма и миром социализма. Борьба эта подчас незрима, но ведется непрестанно и с предельным напряжением сил.
Дипломатия США, как и внешнеполитические службы других империалистических государств, не останавливается ни перед чем, чтобы удержать то или иное государство в своей орбите, помешать распространению вглубь и вширь идей социализма и комму-
* Никколо Макиавелли (1469—1527) — итальянский политический мыслитель, который считал, что для упрочения государства допустимы любые средства, и отбрасывал при этом нормы морали и права.— Прим. ред.
411
низма, привлекающих на свою сторону миллионы людей повсюду в мире.
Эти идеи, лежащие в основе ленинской внешней политики и дипломатии, невозможно сдержать никакими кордонами. Перед ними оказался бессилен натиск империалистических держав на новую Россию после Октябрьской революции.
Не остановить неумолимый ход исторического развития и современной буржуазии. Она не в состоянии также воспрепятствовать растущей притягательности внешней политики социализма, которая отвечает коренным интересам народов.
СИЛА ПРАВДЫ
Сила советской внешней политики в том, что правда нашей страны более убедительна, чем все военные базы или армейские корпуса, на которые полагаются Соединенные Штаты Америки. Для того чтобы наши идеи завоевали на свою сторону широчайшие массы, их не нужно подкреплять бряцанием оружия и организацией интервенции.
Можно себе представить, какая сила заключена в предложениях Советского Союза, с которыми он выступал на сессиях Генеральной Ассамблеи ООН — в ряде случаев совместно с другими братскими странами. Эти предложения нашли поддержку подавляющего большинства государств мира, и при голосовании по ним США нередко оказывались в глубокой изоляции. И это при том положении, что большинство стран — членов ООН — государства иного, чем наш, общественно-политического строя. Нас с ними сближает не общность идеологии и социального строя, а общий жизненный интерес предотвращения новой мировой войны и сохранения мира между народами.
Политика социалистических государств в вопросах войны и мира имеет великую притягательную силу для других стран, особенно в связи со спецификой современного международного положения, когда накопленные ядерные арсеналы создают огромную опасность для человечества. Потенциально являются союзниками нашей миролюбивой политики и народы тех государств, которые проводят реалистический курс на мировой арене.
Разве не об этом не один раз говорило массовое общественное движение в ряде стран в пользу замораживания ядерного оружия, за запрещение его применения, против размещения американских ядерных ракет — «Першингов» и крылатых — в странах Западной Европы, за прекращение ядерных испытаний? Именно это движение
412
вместе с политикой мира СССР и других стран социализма сделали возможной победу нового политического мышления, нашедшую выражение в подписании советско-американского договора о ликвидации двух видов ракет.
Внешней политике социализма, его дипломатии принадлежит выдающаяся роль в борьбе за мир, за свободу и независимость народов. Советская дипломатия имеет широкие возможности для благотворного воздействия на обстановку в мире. И она эти возможности активно использует.
О советской дипломатии и ее представителях уже имеется и продолжает появляться, особенно в последнее время, большое количество разного рода публикаций. Все эти публикации можно условно подразделить на две группы.
Одна из них — это буржуазная политическая и мемуарная литература, в которой дается оценка внешнеполитическим шагам, предпринятым нашей страной со времени Великого Октября, и в этой связи тем или иным представителям советской социалистической дипломатии. Большинство этих публикаций страдает однобокостью или искажает факты. Они, как правило, написаны по специальному заказу и выражают, за малым исключением, мнение представителей буржуазных кругов.
Вторая группа — это публикации в СССР и других социалистических странах. В них даны объективные оценки нашей внешней политики, в том числе и советских дипломатов.
Есть среди деятелей этой дипломатии ряд таких, которые заслуживают того, чтобы воздать им должное за вклад, который они в разное время внесли в борьбу за упрочение международных позиций молодого Советского государства, против агрессии со стороны германского фашизма, за закрепление после окончания второй мировой войны территориально-политических реальностей в Европе, а на современном этапе — за предотвращение ядерной катастрофы.
Несчетное число раз представители капиталистических государств испытывали на себе силу аргументации представителей СССР в дискуссиях по вопросам войны и мира. Однако советские дипломаты не только серьезные оппоненты в случае разногласий, но и столь же серьезные партнеры, когда речь идет о налаживании и развитии добрых отношений между странами. Люди они разные и по опыту, и по образованию, и по складу характера. Но все — убежденные представители партии и народа. С честью они несли и несут важную, почетную вахту упорного труда по обеспечению внешнеполитических интересов Советского государства, по осуществлению его благородных целей на международной арене.
413
Самоотверженно трудится на порученном партией и народом ответственном участке работы и нынешнее поколение советских дипломатов. Оно воспитано в лучших традициях ленинской дипломатии мира. Это — поколение высокообразованных, хорошо знающих свое дело и глубоко преданных своей Родине дипломатических работников. Им по плечу активное участие в решении тех сложных задач, которые стоят перед внешней политикой Советского государства.
Внутренний огонь убежденности, желание принести пользу стране, стремление обогатить и отточить политические методы и приемы борьбы за мир, против угрозы новой войны — первейшая забота советских дипломатов, выполняющих свои обязанности перед своим народом.
ГЕОРГИЙ ВАСИЛЬЕВИЧ ЧИЧЕРИН
Мне хотелось бы выделить некоторых деятелей советской дипломатической службы хотя бы уже потому, что само время сделало на них акцент.
Георгий Васильевич Чичерин — корифей советской дипломатии. Он прошел сложный жизненный путь. Служащий царского министерства иностранных дел, Чичерин с 1904 года начал принимать участие в революционном движении и в концу 1917 года окончательно встал на сторону большевиков. В январе 1918 года Советское правительство добилось освобождения Чичерина из тюрьмы в Англии, куда его заточили британские власти за революционную, деятельность.
Ленин высоко ценил принципиальность, эрудицию, душевную чуткость и простоту этого человека. Не случайно именно ему в трудные годы становления Советской власти Владимир Ильич поручил ведение внешних дел первого в мире государства рабочих и крестьян. Чичерин оправдал доверие партии, доверие Ленина, проявил себя талантливым дипломатом.
Он являлся в буквальном смысле дипломатом ленинской школы., Чичерин работал с В. И. Лениным, обсуждал с ним соответствующие проблемы, получал лично от Ильича инструкции.
Вот одна из страниц его кипучей деятельности. Главой советской делегации на международной конференции в Генуе (1922 г.) был назначен В. И. Ленин. Однако вождь революции не смог поехать в Италию и возложил на Чичерина функции главы делегации. Чичерин безукоризненно и эффективно выполнил доверен-
414
ную ему миссию. Человек незаурядного ума, широкого образования и солидного опыта в общении с иностранцами, он с достоинством отстаивал интересы молодого Советского государства.
На Генуэзской конференции Чичерин по поручению Ленина выдвинул 10 апреля 1922 года принцип мирного сосуществования и экономического сотрудничества государств с различным общественным строем. Этим принципом Страна Советов руководствовалась с момента обнародования ленинского Декрета о мире. Теперь принцип мирного сосуществования официально провозглашался с трибуны первой широкой послевоенной международной конференции, в которой наша страна участвовала наряду с крупнейшими империалистическими державами.
— Оставаясь на точке зрения принципов коммунизма,— говорил Чичерин, выступая в Генуе,— российская делегация признает, что в нынешнюю историческую эпоху, делающую возможным параллельное существование старого и нарождающегося нового социального строя, экономическое сотрудничество между государствами, представляющими эти две системы собственности, является повелительно необходимым для всеобщего экономического восстановления.
Российское правительство придает,— подчеркивал далее Чичерин,— величайшее значение взаимному признанию различных систем собственности и различных политических и экономических форм, существующих в настоящее время в разных странах *.
Ленинскую идею мирного сосуществования советская делегация не только провозгласила на Генуэзской конференции, но тогда же и применила эту идею на практике в отношениях с крупным европейским государством: в период работы конференции Советская социалистическая страна и капиталистическая Германия заключили договор ** в итальянском местечке Рапалло, прославившемся этим историческим актом. Ленин рассматривал этот договор как «единственно правильный выход» для всей системы взаимоотношений между странами с различным общественным строем.
Уже тогда мирное сосуществование таких государств органически связывалось Лениным с необходимостью всеобщего разоружения. Советская делегация на конференции в Генуе внесла пред-
* См.: Материалы Генуэзской конференции (подготовка, отчеты заседаний, работа комиссий, дипломатическая переписка и пр.). НКИД РСФСР. М., 1922. С. 78. ** По Рапалльскому договору устанавливались дипломатические отношения между двумя государствами и урегулировались все спорные вопросы путем взаимного отказа от претензий.— Прим. ред.
415
ложение о всеобщем сокращении вооружений. Это было первым таким предложением в истории человечества.
Говоря о заслугах Чичерина, нельзя не упомянуть и о его роли в установлении нашей страной дружественных отношений с соседними странами. Когда он являлся народным комиссаром по иностранным делам, наша страна заключила советско-турецкий, советско-иранский, советско-афганский договоры. Их подготовка и заключение потребовали большой энергии и внимания со стороны народного комиссара.
Чичерин остался в истории не только как выдающийся государственный деятель и дипломат. Он отдавал много сил научной работе, занимался публицистикой. Им написаны статьи о Ленине, в которых он с теплотой рассказывает о том, как Владимир Ильич руководил внешней политикой Страны Советов.
Советские дипломаты и армия пропагандистов, разъясняющих, популяризирующих нашу внешнюю политику, могут многому поучиться у Чичерина, перечитывая его речи, заявления, письма. Он не гнался за красивой фразой. Для него главным оставались мысль, аргумент. При всей скупости на слова часто внешне, казалось бы, суховатый текст речи содержит ясные и точно выраженные идеи, убедительные доводы в защиту миролюбивой политики Советского государства. Выступления Чичерина дают хорошую нагрузку для интеллекта читателя, наводят на полезные мысли в связи с нынешней международной обстановкой и неуклонно проводимой СССР политикой мирного сосуществования.
Оставаясь после смерти Ленина еще в течение нескольких лет наркомом по иностранным делам, Чичерин решительно отстаивал ленинские принципы внешней политики и методы их осуществления.
Умер Чичерин в 1936 году.
ТРИ ПОЛПРЕДА
МАЙСКИЙ
Хочу вспомнить о таком видном представителе плеяды советских дипломатов периода второй мировой войны, как Иван Михайлович Майский.
Что сказать о нем?
Само его назначение на внешнеполитическую работу многих шокировало. Как это человек, который в годы гражданской войны был членом меньшевистского правительства в Саратове, оказался на крупном дипломатическом посту? Да, вот так и оказался.
416
В какой-то степени была принята во внимание его способность общения с людьми, умение завязывать разговор. Тогда считали, что такие люди могут пригодиться, если их назначить на работу даже в крупную страну. Между прочим, я и сейчас придерживаюсь того мнения, что назначение Майского полпредом в Англию представляло собой нечто вроде эксперимента. Сталин, думаю, решил так — попробуем, авось, получится.
В Великобритании Майский представлял Советский Союз в течение одиннадцати лет, с 1932 по 1943 год. Период сложный и трудный. Опытные старшие дипломаты мне рассказывали, что в первые годы работы Майского на посту полпреда в Англии его деятельность оценивалась в Москве положительно, хотя нотка сдержанности в этой оценке всегда присутствовала.
Майский очень любил посылать пространные донесения в Москву. Делал это часто и по всякому поводу. В наркомате получали их много. Особенно подробно он описывал встречи с английскими политическими деятелями. У руководящего состава наркомата создалось устойчивое мнение, что Майский шлет такое количество телеграмм без всякой необходимости. Иногда слова его английского собеседника, да и его собственные тонули в описании обстановки, в которой проходили беседы, в ненужных подробностях. Подобная манера выполнения поручений стала вызывать у руководства раздражение.
Дело дошло до того, что Сталин и Молотов пришли к выводу, что Майского необходимо заменить другим человеком. Обо всем этом я слышал от Молотова. Да и срок его пребывания в Великобритании был уже изрядный.
Выбор пал на Федора Тарасовича Гусева как будущего посла.
Однако Сталин не считал необходимым в чем-то прямо обвинять Майского, его сделали заместителем наркома (с 1946 г.— министра) иностранных дел СССР. А затем Сталин высказался в пользу какой-то достойной работы для него вне министерства. Кто-то подсказал, что в Академии наук СССР должны состояться выборы академиков по некоторым направлениям взамен выбывших. Сталин принял эту подсказку и заявил:
— Это было бы для Майского совсем неплохо.
Так и сделали.
Майский опубликовал несколько книг. Самая известная из них — «Воспоминания советского посла».
Мои немногие встречи с Майским, главным образом в ходе Ялтинской и Потсдамской конференций руководителей СССР, США и Англии, оставили о нем впечатление как о человеке солидной культуры, эрудированном и приятном собеседнике. В этих кон-
417
ференциях Майский участвовал в качестве заместителя наркома иностранных дел СССР, хотя он в ходе этих конференций серьезной политической работы не выполнял, а скорее использовался как бы в качестве эксперта наркома иностранных дел.
Придерживаюсь того мнения, что политическое прошлое этого человека довлело над всеми оценками его работы, в том числе и на посту полпреда в Англии. Реальная работа как-то оттеснялась на задний план при оценке его деятельности.
УМАНСКИЙ
Константин Александрович Уманский на посту полпреда СССР в США заменил Александра Антоновича Трояновского. Произошло это за три года до войны. Одна из причин нового назначения состояла в том, что Сталин давно присматривался к будущему дипломату и счел возможным доверить ему столь высокий пост. Уманский переводил его беседы, когда еще работал в системе ТАСС. Журналист хорошо знал английский язык, изучал прессу, в том числе зарубежную, и во время таких бесед умел к месту использовать свою осведомленность.
В начальный период работы Уманского в США Сталин относился к нему хорошо. Информация, сообщаемая дипломатом, его оценки деятельности президента Рузвельта производили в Москве впечатление. Однако с конца 1939 года вокруг личности полпреда в Вашингтоне стала складываться неблагоприятная атмосфера.
В конце 1939 года я приехал в США и сразу же увидел, что у официальных властей и Уманского в силу каких-то обстоятельств отношения сложились ненормальные. Должностные лица страны пребывания, по-моему, не должны были так игнорировать официального представителя другого государства, с которым поддерживаются дипломатические отношения. Во многих случаях с ним просто не считались. У меня все это вызывало недоумение.
Ситуация стала несколько яснее, когда в американской печати появились статьи, в которых содержались прямые нападки чисто личного характера. Дело дошло до того, что газеты писали, будто бы Уманский вовсе не дипломат, а разведчик, и администрация США должна это учитывать.
Ни сам Уманский, ни наше посольство не могли официально и открыто парировать такого рода выпады. Ввязываться в полемику с печатью означало раздувать проблему и привлекать к ней внимание все большего числа читателей. Ясным осталось лишь одно: если бы правительство США хотело прекратить эти публикации, то оно публично заявило бы о своем несогласии с подобными сооб-
418
щениями прессы относительно деятельности советского полпреда.
Что в этих условиях оставалось делать Советскому правительству? Сталин придавал важное значение укреплению отношений с США, тем более что германский фашизм уже проявил себя как агрессивная сила. Это находило свое подтверждение в событиях в Европе. С учетом всех этих обстоятельств советское руководство приняло решение об освобождении Уманского от обязанностей полпреда в Вашингтоне.
Лишь гораздо позже стали известны кое-какие факты, относившиеся к кампании по дискредитации Уманского. Американцы нас уверяли в том, что бывший полпред не прижился в США из-за причин, связанных с его манерой поведения. Представители администрации никак не могли примириться с откровенными, временами жесткими высказываниями советского дипломата в адрес некоторых деятелей в правительстве США. Уманский слишком часто употреблял резкие слова для характеристики взглядов кое-кого из тех, кто находился в окружении президента. В ведении дел он, как считали люди, близкие к администрации, признавал лишь темные и светлые тона. Там, где можно было искать компромиссы, согласование позиций, он предпочитал этого не делать, и потому беседы с ним некоторых официальных лиц не приносили успеха. Конечно, со стороны Вашингтона все это обострялось и гипертрофировалось. А избавиться от неугодного полпреда решили простым способом: печать обозвала его без всякого основания «разведчиком». Вокруг имени высшего дипломатического представителя СССР в США создались всякие кривотолки. В конце концов Москва приняла решение о его замене.
Убежден, что Уманский являлся опытным дипломатом и обладал незаурядными способностями. Однако, видимо, у него явно не хватило опыта в области ведения конкретных переговоров с представителями другого государства.
Он вернулся в Москву и работал в аппарате Наркомата иностранных дел. Шла война, с победами на фронте рос авторитет нашего государства, расширялись и обновлялись его дипломатические связи, и в 1943 году Уманского назначили послом в Мексику.
Однажды в моем кабинете в посольстве раздался телефонный звонок. Взял трубку и услышал знакомый голос:
— Говорит Уманский. Я — в Сан-Франциско.
То, что он назначен послом в Мексику, я знал, но не думал, что он полетит туда, минуя Вашингтон.
— Здравствуйте, поздравляю вас с новым назначением — послом в Мексику,— отозвался я.
— Я лечу в Мексику с женой. Больше у меня в семье никого нет.
419
Я был озадачен этими словами. Он догадался, что до меня, наверно, еще ничего не дошло о трагедии, которая случилась в его семье. Прерывистым голосом он вкратце рассказал:
— Помните мою дочь?.. У нее в Москве был молодой человек... Узнал, что она поедет со мной в Мексику... убил ее... и убил себя... Произошло это на мосту через Москва-реку...
В Мексике Уманский работал непродолжительное время. Дела у посла шли успешно.
Когда в январе 1945 года я находился в Москве для подготовки к Ялтинской конференции, была получена тяжелая весть. В 1944 году советского посла в Мексике назначили по совместительству посланником СССР в Коста-Рике. 25 января следующего года Уманский вылетел в столицу этого государства — город Сан-Хосе для вручения верительных грамот. При взлете с аэродрома в Мехико самолет, в котором находились Уманский и его супруга, рухнул. Многие пассажиры погибли, в том числе посол и его жена.
СУРИЦ
Из числа дипломатов, оставивших свой славный след в истории внешнеполитической деятельности Советского Союза, хорошо помню Якова Захаровича Сурица.
Родился он в 1882 году. Получил философское образование. Участвовал в революционном движении и отбывал тюремное заключение. Перечень стран, в которых разворачивалась его дипломатическая деятельность после революции, солидный: Дания, Афганистан, Норвегия, Турция, Болгария, Германия, Франция. Был членом советской делегации на всех сессиях Лиги Наций, работал в Наркомате иностранных дел в ранге советника.
В 1946 году его назначили послом в Бразилию. На пути в Рио-де-Жанейро он на несколько дней остановился в Вашингтоне и стал моим гостем.
Мы подолгу тогда беседовали, и он много рассказывал о своей дипломатической службе. Особенно подробно о том периоде, когда являлся полпредом в Германии, а затем — во Франции.
Мне было интересно услышать от него, как от очевидца, что представлял собой фашизм тех времен. Ведь Суриц прибыл в Германию вскоре после прихода Гитлера к власти и пробыл в ней три года, как раз в то время, когда утверждался фашизм и начинались захваты им чужих земель.
— Мы, советские представители в Германии,— рассказывал он,— уже чувствовали тревожное дыхание времени. Это относилось и к властям, и к городам, особенно к Берлину. Топот штурмовиков
420
и военно-фашистские марши заглушали нормальную классическую музыку. На улицах и площадях появились костры. В них сжигались произведения выдающихся представителей германской культуры. Все это навевало грустные мысли.
— А как же реагировало на все это посольство? — полюбопытствовал я.
— Посольство обо всем, что мы видели и ощущали, информировало Москву,— быстро, как будто ожидал такого вопроса, ответил он.— Однако многого мы и сами не понимали. К власти пришли новые силы, к которым посольство еще не успело присмотреться. А вскоре оправдались самые худшие прогнозы в отношении политики этих сил и во внутренних, и во внешних делах.
Яков Захарович вспоминал то тяжелое время в состоянии возбуждения и потому производил впечатление несколько экзальтированного человека.
— Меня,— говорил он далее,— будто преследовал какой-то рок. Позже я был полпредом во Франции. Эта страна одна из первых ощутила на себе удар фашистской Германии. Нацистская оккупация стала фактом, и меня отозвали в Москву.
Сложный, можно сказать, тернистый путь прошел Суриц на пути дипломата, и это в значительной степени подорвало его здоровье. В этом и состояла основная причина того, что его пребывание в Бразилии продолжалось недолго.
Суриц производил впечатление человека, получившего основательные знания. Это относилось прежде всего к общественным наукам, особенно к философии. Недаром Яков Захарович любил говорить на темы немецкой философии, ведь он учился в свое время на отделении философского факультета Берлинского университета.
Любил он неожиданно менять темы разговора. Мы говорили о многом: и о древнем мире, и об истории средневековья, и о только что закончившейся войне. Но что бы мы ни обсуждали, в том числе и вопросы внешней политики, всегда отчетливо ощущалась его убежденность в силе марксистско-ленинской науки.
Он следовал какой-то своей манере обсуждения вопросов. Человек старой закалки и богатого опыта, Суриц позволял себе вести как бы многоплановый разговор, в ходе которого иногда трудно было понять, какой вывод он делает из высказанных мыслей.
Запомнился такой эпизод. Я дал краткую характеристику отношений США и Бразилии, подчеркнув:
— Такая богатая страна, как Америка, явно стремится в своих интересах внедриться в экономику Бразилии. Нашему посольству хорошо известны намерения делового мира да и американской ад-
421
министрации в максимальной степени использовать естественные ресурсы Бразилии. Суриц ответил:
— Я тоже так понимаю отдаленные американские цели в отношении Бразилии. Но...
И тут он изрек совершенно неожиданное:
— ...Может наступить такой момент, когда Бразилия в экономическом развитии будет наступать на пятки самим Соединенным Штатам.
Еще раз хочу обратить внимание на то, что разговор этот происходил в 1946 году, когда Бразилия считалась одной из отсталых полуколониальных стран.
Суриц тогда заявил:
— Я много прочитал всяких справок о Бразилии, о богатстве ее недр. Раньше я и не предполагал, что богатства этой страны столь велики.
Мне позже уже не удалось повидать этого весьма интересного, богатой натуры человека.
Он немного протянул после этого. В 1948 году вышел в отставку, а в 1952 году скончался.
Вспоминаю его добрым словом.
ЛИТВИНОВ И ПЕРВАЯ В МИРЕ ЖЕНЩИНА-ПОСОЛ КОЛЛОНТАЙ
Преемником Чичерина на посту наркома по иностранным делам в 1930 году стал Максим Максимович Литвинов. (Настоящие его имя и фамилия были Макс Валлах.)
Он занимал этот пост до 1939 года, когда его сменил В. М. Молотов.
В 1941 году советским послом в США назначили Литвинова. Мне пришлось вылететь в Сан-Франциско, чтобы его встретить. Еще за два дня до отлета в Вашингтоне меня застало чрезвычайное известие: Япония неожиданно напала на военно-морскую базу США в Тихом океане — Пёрл-Харбор.
Встречал я нашего дипломата-ветерана в скромной обстановке. Рядом стояли представитель американского протокола и какой-то сотрудник «русского стола» — так в государственном департаменте именовался тогда отдел Советского Союза.
Из Сан-Франциско на самолете мы перелетели в Вашингтон.
Встреча нового посла получилась такой скромной по понятной
422
причине: Америка только что вступила в войну, и ее охватили новые заботы.
Во время пребывания Молотова с визитом в Вашингтоне в июне 1942 года мое внимание привлек разговор Литвинова с Молотовым, состоявшийся в машине, когда мы втроем ездили в Аппалачские горы, о чем я уже упоминал выше *.
Речь зашла тогда также и об оценке политики Англии и Франции накануне второй мировой войны. Молотов высказался об этой политике резко, заявив, что фактически эти две страны подталкивали Гитлера на развязывание войны против Советского Союза. Иначе говоря, он высказал то мнение, которого придерживались ЦК партии и Советское правительство, о чем неоднократно заявлялось на весь мир.
Литвинов выразил несогласие с такой квалификацией политики Англии и Франции.
Этот крутой разговор возвращал собеседников, по существу, к решению об освобождении Литвинова от обязанностей народного комиссара иностранных дел СССР в 1939 году.
Я удивился тому упорству, с которым Литвинов в разговоре пытался выгораживать позицию Англии и Франции, отказавшихся дать совместно с Советским Союзом твердый отпор Гитлеру еще до того, как тот предпринял роковой прыжок — напал на Советский Союз. Несмотря на то что Литвинов был освобожден от поста наркома иностранных дел СССР за его ошибочную позицию, в особенности в оценке политики Англии и Франции, тем не менее он почему-то продолжал подчеркнуто демонстрировать свои взгляды перед Молотовым, а тем самым, конечно, и перед Сталиным.
Странно было слушать человека, который не замечал Мюнхена и всех его последствий, того Мюнхена, который осудили наша партия, правительство и весь советский народ и который до настоящего времени продолжает оставаться символом вероломства во внешних делах государств.
Я не сомневался, что по возвращении в Москву Молотов доложит Сталину об этом диспуте в автомашине. Также не сомневался и в том, что уже только из-за одного этого факта перспектива работы Литвинова в США в качестве посла может потускнеть.
Так оно и произошло.
...Александра Михайловна Коллонтай. Трудно ограничиться только упоминанием ее имени. Она родилась и воспитывалась в интеллигентной семье. Волна революционных событий подхватила
* См. Т. 1. Гл. III.
423
и внесла ее в политическую жизнь России. Судьба этой революционерки не обошлась без зигзагов, тем не менее она приобщилась к борьбе за интересы трудового люда. Заметил ее и Ленин. В результате эта незаурядная женщина вошла уже в первый состав правительства Советской республики. В нем ей поручили заниматься социальными вопросами.
Однако более известна она по дипломатической работе, на которой ей довелось трудиться тридцать лет — с 1923 по 1952 год. Коллонтай занимала ряд ответственных постов, в частности посла СССР в Норвегии, Мексике, посланника, а затем посла в Швеции. Она умело справлялась с порученной работой, ее сложностями, особенно если учесть тот факт, что не во всех еще государствах успели тогда привыкнуть к тому, что есть великая страна, прообраз другого мира — социализма и хочешь или не хочешь, а надо считаться с этим, как и с существованием в своей столице посольства первой социалистической державы. Свыкались с непривычным понятием и королевства, и буржуазные республики. То, что Советскую страну представляла женщина, да к тому же деятель, которого знал Ленин, в какой-то степени вызывало особый интерес к советскому посольству, смягчало к нему отношение и способствовало установлению контактов Коллонтай с влиятельными кругами страны пребывания. Она была прекрасным полемистом во время переговоров, умеющим блеснуть и острой фразой, и необычным оборотом речи, да еще и на нескольких иностранных языках.
Встретил Коллонтай я уже в 1949—1950 годах в Москве. Она была больна: ее парализовало. Передвигаться ей приходилось в коляске. У нас с ней установились хорошие, уважительные отношения. Для меня, сравнительно молодого человека,— разве так нельзя сказать о том, кому едва исполнилось сорок? — она была живой историей революции, бойцом партии, который общался, беседовал, переписывался с Лениным. Одно это вызывало к ней почтение.
Наше Министерство иностранных дел размещалось тогда на Кузнецком мосту, связи с зарубежными странами еще не успели развернуться до нынешних масштабов, и хозяйственная обеспеченность выглядела намного скромнее, чем сейчас. Не хватало, например, автомашин даже для послов. Поэтому Александра Михайловна на правах доброй знакомой звонила мне по телефону — я был заместителем министра — напрямик:
— Андрей Андреевич, собралась я в наш мидовский дом отдыха под Москвой. Можно попросить у вас машину?
— О чем речь, Александра Михайловна. Конечно. Куда вам ее подать? Я сейчас же передам шоферу.
424
Старался ей помочь, чем мог, и неоднократно.
Случилось однажды и мне с семьей проводить отпуск в том же доме отдыха, где находилась она. Там и произошла памятная мне беседа с Александрой Михайловной. Правда, в то время она уже выглядела как слабая тень некогда энергичной женщины, поражавшей своей эрудицией многих видавших виды политиков, крупнейших государственных деятелей разных стран.
Спрашивал я ее о Мексике. Она рассказывала о своей работе там довольно скупо, потому что Мексика ей казалась далекой не только по расстоянию, но и по времени.
— Когда я работала в Мехико,— вспоминала Александра Михайловна,— мексиканцы называли меня «русской революционеркой». Однако, несмотря на это, проявляли учтивость и корректность. То была не просто дань уважения к дипломатическому статусу, но, вероятно, еще и результат того, что мне самой пришлось приложить немало стараний, чтобы наладить отношения с разными слоями мексиканского общества, в том числе и с деловыми кругами. Конечно, там остро ощущается влияние северного соседа — Соединенных Штатов Америки. С их точки зрения Мексика и экономически, и политически не может себя в достаточной мере оградить от проникновения в страну крупного американского капитала. И все же главный итог нашей деятельности состоял в том, что отношения между Советским Союзом и далекой латиноамериканской страной стали активно развиваться.
Более словоохотливой была, когда говорила о Швеции. Все-таки в этой Скандинавской стране она проработала последние пятнадцать лет.
— Деятели науки и культуры Швеции во встречах со мной подчеркивали,— рассказывала она,— что независимо от расхождений их страну сближает с нашей то, что оба государства являются фактически соседями. Один этот фактор заставляет и Советский Союз, и Швецию не искоса, а прямо смотреть в глаза друг другу. Правда, в Швеции нельзя найти, за исключением очень небольшой группы людей, никого, кто смог бы принять нашу революционную философию. И шведы просто хотят жить с нами в мире. Вот, собственно, та причина, которая заставляла их хорошо относиться к советскому послу, тем более женщине.
Тут у нее на лице впервые появилось нечто похожее на улыбку.
Я видел, что говорить ей нелегко. Женщина, которая помогала Александре Михайловне передвигаться и возила коляску, поправила покрывало, укутывавшее ноги моей собеседницы, и я почувствовал, что лучше было бы наш разговор прекратить, тем более что наступал вечер и становилось прохладно. Но она, как бы вспомнив, что
425
проработала в Швеции много лет, сама решила поговорить об этой стране побольше, рассказать о ней то, что ей казалось наиболее интересным и близким.
О Швеции Александра Михайловна рассуждала с некоторым оттенком юмора.
— Представляете, Андрей Андреевич,— говорила она улыбаясь,— в свое время в Швеции меня считали «персона нон грата» и не разрешали даже проживать там. Это происходило еще до революции, когда наша партия находилась в подполье и русских социал-демократов в некоторых странах Европы боялись как огня. Прошли годы. И вдруг Советское правительство запросило агреман на ту же Коллонтай, которую шведы в свое время выдворяли из Стокгольма. То ли не запомнили они моей фамилии, то ли не разобрались — подумали, что это какая-то другая особа, то ли все прекрасно понимали и просто не захотели портить из-за моей персоны отношений с Советским Союзом — не знаю. Думаю, что скорее всего сыграло тут свою роль последнее обстоятельство, но агреман они дали, и я прибыла в тот же самый Стокгольм. Да не просто, а уже как посланник великой социалистической страны. Выдворяли меня в свое время полицейские и агенты местной охранки, а теперь принимали сам король, премьер-министр и министр иностранных дел. Причем даже не по одному разу, а по многу раз. Ведь я пробыла в Швеции самые тяжелые для нашей страны годы — всю войну. И приходилось делать многое, чтобы напоминать местным властям, как они обязаны по-настоящему соблюдать нейтралитет и не поддаваться на провокации нацистов его нарушить. А такие попытки, да и сами нарушения, имели место, и не раз. Я ведь ни на один миг не забывала в Стокгольме, что там, за Балтикой, на фронте погибают наши люди...
И в этот момент Александра Михайловна заплакала. Она сидела в своей коляске, слабая пожилая женщина. Я находился рядом, пытался ее успокоить и даже несколько сожалел, что вывел ее своими вопросами на такие воспоминания, которые стоили ей немалых затрат сил и разволновали.
О МОЛОТОВЕ
Едва ли кто-нибудь станет оспаривать то, что в истории советской внешней политики и дипломатии В. М. Молотову принадлежит особая роль. Он являлся народным комиссаром иностранных дел, а затем министром иностранных дел СССР в период с 1939 по 1949 год — с момента освобождения Литвинова с поста наркоминдела и до назначения министром иностранных дел А. Я. Вышин-
426
ского,— а затем еще раз с 1953 по 1956 год. Одновременно Молотов в 1930—1941 годах занимал пост Председателя Совета Народных Комиссаров СССР, а с 1941 по 1957 год — первого заместителя Председателя Совнаркома, затем — Совета Министров СССР.
При Сталине в партии и стране Молотов являлся фактически вторым по положению лицом. Конечно, принципиальную политику СССР во внешних делах определяло Политбюро во главе со Сталиным, мнение которого имело определяющее значение. Однако в решении конкретных вопросов отношений с другими странами многое зависело от Молотова. От него и возглавляемого им министерства исходило большинство наших предложений в международных делах. Это относится и к периоду войны, который мне особенно знаком, поскольку почти все наши важные внешнеполитические шаги так или иначе касались США как союзной державы.
Молотов оставался правой рукой Сталина и на союзнических конференциях военного, а также послевоенного времени. Он представлял Советский Союз и на проходивших в тот период конференциях министров иностранных дел.
Должен подтвердить справедливость того, что Молотов оказывал на Сталина заметное влияние. Конечно, видел я это с вышки внешних дел. Верно и то, что отношение к нему со стороны Сталина представлялось неровным.
Чем объяснялось высокое положение Молотова? Да тем, что Молотов — старый революционер отстаивал интересы Советского государства на международной арене. Он в числе первых воочию увидел эгоистичность конкретных целей в политике США и Великобритании. И чем ближе надвигалось окончание второй мировой войны, тем все более отчетливо проявлялось то, что эти цели направлены на завоевание западными державами, прежде всего Соединенными Штатами Америки, доминирующего положения в мире. Молотов хорошо понимал, что западные страны намерены строить свое благополучие за счет интересов других, прежде всего — за счет стран социализма.
В США, Англии и других странах Запада Молотова относили к категории сторонников «твердой линии» в отношении капиталистических государств. Однако в проведении политики Советского Союза он был отнюдь не более тверд, чем партия и ее Центральный Комитет.
За время после выхода в свет первого издания «Памятного» выявилось много новых фактов и документов, высветивших роль Молотова во время сталинских репрессий. Ставшие известными факты полностью подтверждают, что Молотов был в окружении
427
Сталина опорой диктатора. Эти же факты дают основание сделать вывод, что он являлся главной опорой. Ряд лиц в окружении «вождя» как бы соревновались друг с другом в том, кто из них получит в процессе проведения репрессий наибольшую похвалу от Сталина. Но даже Ворошилов и Каганович соревноваться с Молотовым в этом отношении не могли.
Видимо, не последнюю роль здесь сыграло то, что ни Ворошилов, ни Каганович, ни тем более другие лица, окружавшие диктатора, не могли сравниться с Молотовым с точки зрения интеллектуальных способностей. Сталин эти способности Молотова знал и ценил. Но ценил по-своему, по-сталински. Он никогда не позволял, чтобы об этом интеллектуале складывалось мнение как о каком-то неприкасаемом, и, дескать, поэтому все приближенные к Сталину должны были отводить Молотову какое-то особое место.
Сохранилось множество разного рода записок, в которых рукою Молотова выражены его циничные и жестокие мнения о работниках разных рангов. В результате подобных оценок со стороны Молотова многие люди погибали. Такой исход отвечал ненасытным деспотическим амбициям Сталина.
После XIX съезда КПСС на Пленуме ЦК Сталин выступил с резким заявлением о деятельности Молотова и Микояна. Причем главный огонь обвинений направлялся против Молотова. Всех участников Пленума это весьма озадачило. У них складывалось мнение, что такой выпад был сделан не случайно, а отражал далеко идущие планы. Действительно, Молотов и Микоян не были включены в состав созданного тогда Бюро Президиума ЦК КПСС. Кстати, о факте образования этого Бюро официально ничего не сообщалось. А что касается причины, из-за которой Сталин так ополчился против Молотова, то, видимо, авторитет и близость «человека № 2» к «вождю» расценивались диктатором как угроза его собственному положению.
Как личность Молотов был человеком огромного трудолюбия. Его отличала высокая степень организованности вплоть до собственного распорядка дня.
Иногда эта организованность принимала странную, можно сказать, доведенную до педантизма форму. Например, во время работы над каким-нибудь документом, продолжавшейся в течение нескольких часов, Молотов мог вдруг заявить:
— Сейчас я пойду отдохну в соседней комнате тринадцать минут.
Уходил. Затем ровно через тринадцать минут возвращался и снова брался за работу. Как это ни удивительно, после этого он выглядел свежее.
428
Молотов иной раз терял выдержку, как говорят, срывался и обращался с сотрудниками резко. Но все обычно понимали, что делал он это не случайно и какие-то основания, хотя бы формальные, для такого его необычного поведения имелись.
Водился за Молотовым и другой грех, хотя таковым его можно назвать лишь условно. При работе над документом часто, бывало, имелась возможность ту или иную мысль сформулировать свежо и по-новому. Но если Молотову хоть что-то показывалось необычным, да к тому же небывалым, то он с этим не соглашался. Не раз встречался я с подобным явлением.
Это уже не назовешь строгостью в отношении стиля и литературной формы, скорее это походило на нечто выходящее за пределы резонного. В литературе описаны мучения над словом выдающихся писателей. Достаточно вспомнить знаменитые слова поэта: «Изводишь единого слова ради тысячи тонн словесной руды». Страдали этим Гюстав Флобер (зато какой он блестящий стилист!), Лев Толстой, мучивший и машинисток и наборщиков, заставлявший по многу раз перепечатывать и перебирать, казалось бы, уже готовые отшлифованные страницы его произведений, да и многие другие классики. Было на кого Молотову ссылаться.
Он известен многим, в том числе и мне, как человек весьма эрудированный. Я не раз в этом убеждался.
Сказанное — лишь отдельные штрихи к политическому портрету этого человека.
Молотов умер 8 ноября 1986 года в возрасте 96 лет. Ушел он из жизни, будучи членом КПСС.
Кстати, нелишне кратко сказать о жене Молотова, которую Сталин отправил в ссылку из Москвы. Эта ссылка — тоже уродливое явление периода культа личности.
Слабая, тщедушная — такой была Жемчужина. Изредка мне приходилось ее видеть, главным образом когда Молотов по соображениям скорее протокольного характера брал ее с собой на период своих кратковременных выездов за рубеж. Все это происходило в послевоенные годы. Таких случаев было немного.
В тридцатые годы Жемчужину как жену «человека № 2» даже назначили возглавлять парфюмерную промышленность страны и одновременно она заняла пост заместителя наркома пищевой промышленности. Это сделали по инициативе Сталина. Может быть, в порядке опыта, в ходе которого «испытывалась» ничего не подозревавшая женщина.
У нее был проживавший в США брат по фамилии Карп. В период моего пребывания в Вашингтоне ни один сотрудник советского посольства не встречал его, и он ни разу не приходил в по-
429
сольство. В свое время распространялись слухи, что Сталин будто бы подозревал жену Молотова в каких-то предосудительных контактах с Карпом. Но никаких фактов, которые бы это подтверждали, никто никогда привести не мог.
И все же какое-то «дело» завели. Следствием явилась ссылка Жемчужиной.
Неудивительно поэтому, что Молотов, в общем человек сухой и строгий в подборе слов, после возвращения жены из ссылки в разговоре со мной сказал:
— В мой дом пришло и личное счастье.
Между прочим, в то время я только что прибыл из Лондона, где был послом, и лишь тогда узнал, что его жена находилась где-то в ссылке.
Наша беседа состоялась через три-четыре дня после того, как Сталина похоронили.
Что же касается самого вождя, то, как известно, оставшись без жены Надежды Аллилуевой, он жил в одиночестве. Это в какой-то мере наложило отпечаток на взаимоотношения между семьями руководителей страны, прежде всего членов Политбюро. Сталин интересовался и тем, нет ли его противников среди жен его соратников. То он видел врага в лице жены М. И. Калинина. То он обнаруживал заговорщика в лице жены В. М. Молотова.
После XX съезда партии страна должна была взглянуть на себя как бы изнутри, чтобы увидеть то, что скрывалось за пеленой клеветы и доносов. Она взглянула и сделала соответствующие выводы.
ОБЩАЯ ПОЗИЦИЯ-ИНТЕРЕСЫ НАРОДОВ
Имеется много общего в практической работе первого поколения дипломатов нашей страны, трудившихся непосредственно после Октябрьской революции, и дипломатов последующего периода. Они боролись и борются за интересы трудящихся, за идеалы социализма, а в применении к делам внешним — за мирное будущее всех народов.
Позиции Советского государства по конкретным проблемам, решаемым на международной арене, ныне отличаются от тех, которые отстаивались в первые послереволюционные годы. Отличие это обусловлено хотя бы уже тем, что в наше время существует ядерное оружие, представляющее угрозу всему человечеству, самой жизни на Земле. Стала реальностью та обстановка, которую пред-
430
видел и о которой предупреждал Ленин, говоря об опасности появления новых видов оружия.
Но должна быть общая позиция позиций. Фундаментальные, жизненные интересы всех народов, всех государств, к какой бы общественной системе они ни принадлежали, состоят в том, чтобы не допустить новой войны. А для этого необходимо положить конец гонке вооружений, запретить ядерное оружие, предотвратить милитаризацию космоса. К сожалению, до сих пор у нас, живущих в мире социализма, и у них, относящихся к миру капитализма,— речь, конечно, идет о правящих кругах стран капитала — такой общей позиции пока нет.
Душой внешней политики СССР, стран социализма были и остаются мир и мирная жизнь для народов. Это — заветная цель, к которой стремится Страна Советов со дня победы народной власти, с того момента, как над Российской республикой взвилось знамя социализма.
Советский Союз на 1 января 1988 года имеет дипломатические отношения со ста тридцатью четырьмя государствами мира. Все советские дипломатические работники, находящиеся в посольствах и других представительствах, ежедневно трудятся над тем, чтобы разъяснять и проводить в жизнь миролюбивую политику Страны Советов.
КАК БЫВАЕТ НА МЕЖДУНАРОДНЫХ ФОРУМАХ
Одной из наиболее ответственных задач, стоящих перед советскими дипломатами, является работа на международных форумах. Она обычно сопряжена с немалыми трудностями.
Здесь хотелось бы выделить особенности участия советских представителей в подобных форумах, роль которых в общем комплексе международных отношений неуклонно повышается, что обусловлено ростом числа независимых государств, обилием требующих своего решения важных и острых проблем.
На форумах может быть разная степень расхождений в политике, а соответственно и остроты дискуссий. Пока я не могу припомнить ни одной важной международной конференции с участием представителей социалистических стран и государств НАТО, о которой можно сказать: «Да, имеет место полная согласованность в политике как по целям, так и по средствам их достижения».
Со стороны стран НАТО постоянно осуществляется давление,
431
шантаж по отношению к другим государствам, с тем чтобы получить их поддержку позиции Запада. И, конечно, ведется систематическая работа среди делегаций различных государств, которая подчинена вполне определенной задаче — изобразить в превратном свете предложения Советского Союза, социалистических стран.
Разумеется, представители СССР и его союзников обязаны — это их государственный и моральный долг — доводить до народов, международной общественности правду о предложениях своих стран, показывать их миролюбивый характер, подчеркивать объективную потребность в их осуществлении. Такого рода работа является абсолютно необходимой.
Много раз на сессиях Генеральной Ассамблеи ООН приходилось быть свидетелем такого положения, когда дискуссия приобретала неблагоприятный поворот для НАТО и США. И тогда летели депеши из Вашингтона в соответствующие столицы. А часто, не полагаясь на депеши, рассылали специальных гонцов, которые должны были поднажать на эти столицы. Конечно, все это не афишировалось, но и скрыть такого рода факты невозможно.
Когда имеет место подобная активность, то обязанность дипломатов состоит в том, чтобы разъяснять людям суть предложений и одной стороны и другой, избирая такую форму обращения к общественности, которая была бы наиболее эффективной. Все это представляет собой дипломатическую деятельность огромной важности.
Почти на каждой сессии Генеральной Ассамблеи ООН, да и на других международных форумах, можно наблюдать странное явление. При обсуждении острой проблемы или какого-либо предложения вдруг появляется в зале заседания молодой человек. В руке он держит какие-то бумаги, скорее всего для вида. Подходит к делегации одной из стран. Приостанавливается. Нарочито медлит в движениях. Бывает, похлопает по плечу какого-то делегата, чтобы привлечь его внимание. Потом что-то шепнет ему на ухо и выйдет из зала.
Через две-три минуты появляется другой молодой человек, именно молодой, чтобы никто не заподозрил, что это какая-то важная персона. Проделывает примерно те же операции и жесты. Только останавливается он уже у другой делегации. Смотришь, а этот молодой человек уже встал на колено, и не оттого, что кресла низкие, а он высокий и ему трудно нагибаться, а просто потому, чтобы его разговор шепотом с человеком, к которому он подошел, внешне походил на беседу друзей. Мало ли о чем они решили поговорить — может быть, о том, в какое кабаре лучше заглянуть вечер-
432
ком, чтобы повеселиться. Поговорит, улыбнется, встанет с колена и как ни в чем не бывало выходит из зала.
Случается, он еще не успел уйти, а в зал через какую-то иную дверь входит третий человек, уже совсем зеленый юноша. Он одет подчеркнуто простенько. Этот может подойти к двум делегациям по очереди и проделать около них то же самое.
Бывают заседания, когда добрый десяток таких молоденьких субъектов ходят по залу и ведут переговоры с несколькими делегациями. Но можно заметить одно правило: не повторяются ни делегации, к которым подходят, ни те посыльные-«пешеходы» по залу Генеральной Ассамблеи.
Для наблюдающих эту картину совершенно ясно, что «пешеходы» задерживаются около делегаций тех стран, голоса которых Вашингтон желает привлечь на свою сторону при решении по тому или иному вопросу. Если составить список табличек в зале, около которых останавливаются «пешеходы», то в нем будут названия стран и Латинской Америки, и Африки, и Азии, и Европы.
Очень часто, а порой сразу же после голосования представители делегаций, которые подверглись давлению, прямо рассказывают об этом советским дипломатам, выражая иногда свое возмущение. Они подчеркивают, что их делегация подала голос вместе с США не потому, что она считает правильной американскую позицию, а потому, что такова инструкция, полученная делегацией от своего правительства после соответствующего демарша Вашингтона.
Другая форма обработки представителей некоторых стран, также ежедневно и без стеснения используемая делегацией США в ООН,— кулуарные встречи и беседы. Их проведением эта делегация занимается постоянно, поскольку в штаб-квартире ООН такая работа, как говорят,— дежурное блюдо. Замечу в этой связи, что в главном здании ООН, где заседают ее основные органы, имеется множество разного рода вспомогательных залов, а еще больше всяких коридоров и каких-то резервных комнат, о назначении которых никто никогда толком ничего не может сказать.
Все это свидетельствует о том, что на международном форуме — это особенно применимо к ООН — используются такие формы работы, точнее, борьбы, о которых, пожалуй, не вычитаешь нигде, тем более в книгах тех авторов, которые скрупулезно раскладывают по полочкам какие-то давно обветшалые и потерявшие реальное значение приемы дипломатической практики. Сейчас другое время и другая техника дипломатической борьбы.
433
НЕПРЕЛОЖНОЕ ПРАВИЛО
Дипломатическая деятельность государств, ее формы и приемы всегда определялись и определяются целями самой внешней политики. Какую бы функцию в каждый данный момент ни выполняла дипломатическая служба того или иного государства, эта функция определяется задачами, которые оно ставит в своей внешней политике. Однако это не значит, что нельзя говорить о дипломатии как таковой, о специфических средствах и методах, используемых ею для достижения поставленных целей.
Для советских дипломатов непреложной заповедью является указание Ленина о том, что к дипломатической борьбе надо подходить как к одному из самых сложных видов политической борьбы. Здесь совершенно нетерпимы любые проявления поверхностности, пренебрежения конкретными условиями момента и обстановки.
Иногда принято считать, что дипломату достаточно лишь какого-то минимума культуры, обходительности и знания иностранного языка, а еще лучше — нескольких. Это — заблуждение. С таким багажом он не сможет долго удержаться на современной дипломатической работе.
Дипломатическая деятельность — это труд тяжелый, сложный, требующий от тех, кто им занимается, мобилизации всех своих знаний и способностей.
Независимо от того, идет ли речь о дипломатической службе в целом или об одном из ее учреждений, следует для работающих здесь людей прежде всего сказать о необходимости глубоко понимать политику своего государства. Дипломат должен хорошо знать и сам предмет, который ему надлежит обсуждать с представителями другой страны. Ход и финал такого рода переговоров во многом зависят от того, насколько убедительно стороны излагают свои мысли, аргументы в пользу каждой защищаемой позиции.
Могут быть, конечно, ситуации, когда представители одной из сторон заинтересованы не в дискуссии по проблемам, а в том, чтобы довести свою точку зрения до другой стороны, сопроводив ее заявлением, что обсуждению эта проблема не подлежит. Но такие ситуации возникают нечасто, а если они и возникают, то другая сторона заинтересована твердо в том, чтобы доказательно разъяснить свою позицию общественному мнению или другим государствам. Понятно, что и при таком положении более прочно чувствует себя та сторона, которая стоит на позициях мира.
Дискуссии и обсуждения, которые ведут дипломаты, в известном смысле похожи на соревнования участников спортивной олимпиа-
434
ды, с той, однако, разницей, что тут происходит состязание интеллектуального порядка. Пусть поймут меня правильно спортсмены. В спорте, разумеется, интеллект тоже необходим. Но все же там главное — физические способности. А дипломат не прыгает, не поднимает штангу, не забрасывает шайбу. Его умение должно сводиться к другому — отстоять порученную ему позицию.
ЗНАЧЕНИЕ ОБРАЗОВАНИЯ И ЭРУДИЦИИ
Отдавая должное важности и сложности дипломатической работы, государства традиционно, можно сказать, с древних времен определяли на нее людей, наиболее подготовленных для выполнения соответствующих обязанностей.
Тут не приходится брать в расчет те случаи, когда подбор лиц на дипломатическую службу, в первую очередь для назначения на посты послов, осуществлялся по сословному признаку, по близости этих лиц к коронованным особам и тому подобное. Это имело место и в России. Но даже когда подбор дипломатов проводился таким образом, все-таки при прочих равных условиях предпочтение оказывалось тем, кто обладал более солидным багажом знаний.
Хочу привлечь внимание к такому характерному явлению, относящемуся к дипломатическим службам крупных капиталистических государств. В их практике часто бывают назначения, которые продиктованы узкими политическими соображениями. Например, приходит к власти новый глава государства и начинает по своему выбору назначать на ключевые дипломатические посты деятелей своей партии — за услуги, оказанные в ходе предвыборной кампании. На такие посты назначаются и крупные бизнесмены, которые не обошли щедротами своего кошелька главу государства, когда он являлся еще кандидатом на этот пост.
В условиях некоторых стран это явление считают нормальным. И если кто-то вздумает делать, скажем, президенту США упреки по поводу того, что он назначает послами людей за оказанные ему услуги, то там на такого человека будут взирать с недоумением.
Прочно внедрились в практику внешнеполитической и дипломатической деятельности Соединенных Штатов Америки именно такие нормы, в которых мораль подчинена политическим расчетам. Лишний раз убеждаешься в том, что эту деятельность пронизывает в конечном счете классовый интерес.
Где бы ни работал дипломат — в одном из учреждений, ведающих внешними делами, на родине или за рубежом,— он более
435
уверен в своих возможностях, если имеет достаточное образование. Оно сразу выявляется не только в общении с друзьями и коллегами по работе, но и с иностранцами.
Конечно, ни одна дипломатическая служба не застрахована от появления неподходящих для нее людей, хотя, может быть, раньше они подавали определенные надежды. Это может произойти хотя бы в тех случаях, когда дипломатический работник по тем или иным причинам перестает пополнять свои знания, не работает над собой, живет старым запасом, который он получил в учебном заведении или в начале дипломатической работы. Но такого рода исключения скорее подтверждают правило: дипломат должен отвечать тем требованиям, которые к нему предъявляет род его деятельности, он обязан быть образованным, эрудированным человеком.
В теории никто этого не может отрицать. А все ли обстоит так на практике?
Поставив такой вопрос, я должен в ответе на него категорически заявить следующее: уровень знаний советских дипломатических работников, независимо от того, пришли ли они на работу после окончания соответствующих учебных заведений, либо с партийной, либо с иной деятельности, часто на голову выше уровня знаний дипломатов из капиталистических государств. Убеждался в этом я много раз.
Прежде всего это проявляется в научном марксистско-ленинском подходе к оценке событий — исторических и современных. Наш анализ этих событий резко контрастирует с тем поверхностным, часто антинаучным подходом, который пронизывает практически все программы изучения общественных наук в учебных заведениях капиталистических стран.
Говоря так, мы вовсе не хотим бросать тень на дипломатических работников западных стран как на личности. Не они виноваты в том, что гуманитарные науки преподносятся в учебных заведениях их стран в уродливой форме,— не дипломаты разрабатывают программы и методы преподавания.
В СТРАНЕ ПРЕБЫВАНИЯ
Дипломат независимо от ранга — посол, советник, первый секретарь или любой другой дипломатический работник — обязан, именно свято обязан, если он направлен на работу за рубеж, основательно ознакомиться со страной пребывания.
Первая ступень в получении таких знаний — ознакомление с
436
литературой, документами и справками, касающимися данной страны, слушание лекций о ней. Но это лишь первая ступень.
Вторая ступень познания начинается со дня прибытия в страну. Изучение ее требует непрерывной работы. Ведь очень важно, чтобы посольство оперативно давало точные ответы и справки на запросы центра. А оно может делать это только тогда, когда его работники хорошо знакомы со страной пребывания, ее внешней политикой, экономическим положением, культурой, законами и обычаями.
Посольство всегда должно исходить из того, что от него ожидают интересную, весомую информацию, отражающую действительное положение на месте. Такова задача посольства каждого государства. Секрета в этом никакого нет.
Имеются все основания сказать, что советские дипломатические учреждения за рубежом изучают страны, в которых они находятся, проявляя должное уважение к их народам, суверенитету, культуре, обычаям.
Стоит выделить такую область, как история страны пребывания. Для дипломатов ее изучение — исключительно важный участок. Надо знать события, происходившие в этой стране. Однако не всегда значение этих знаний соответствующим образом оценивается ими в практической деятельности.
Понятно, не все дипломатические работники поначалу достаточно глубоко знают историю страны пребывания, так как им просто не было известно, где придется им работать впоследствии. В таком случае одной из главных обязанностей является ознакомление хотя бы с основными событиями исторического прошлого этой страны.
Легче бывает тем работникам, которые заранее, возможно, еще в стенах учебного заведения знают, какой страной или группой стран им придется заниматься. Для них стоит вопрос лишь об углублении этих знаний.
Каждый образованный человек, особенно имеющий гуманитарное образование, в какой-то мере знаком с историей Древней Греции, Древнего Рима, кое-что знает о Египте и династиях фараонов, о Китае, Индии и Японии. В общих чертах ему известна история США, Франции, Италии, Англии, Германии, да и некоторых других стран.
У всех нас, особенно у людей старшего поколения, больше врезались в память яркие, «красивые» факты из истории Древней Греции и Древнего Рима. Учебники, историческая и художественная литература пестрят датами событий, скажем, сражений в периоды Пунических войн, именами крупных политических дея-
437
телей, ученых-мыслителей, литераторов тех времен. Любой образованный человек слышал о таких выдающихся личностях Древней Греции, как Гомер, Аристотель, Платон. Или о такой фигуре, как царь Македонии Александр Македонский. Или из римской истории — Юлий Цезарь, Помпей, Катон, Август, Брут.
В какой-то степени эти знания полезны и даже нужны. Они являются неплохой «визитной карточкой» для дипломата. Но еще важнее знание более поздней или, как ее называют, новейшей истории, ее главных событий и деятелей.
Советским дипломатам обязательно нужно досконально знать историю своей страны. В безусловный минимум знаний входят наиболее яркие страницы из летописи братских социалистических государств и других стран Европы, Азии, Африки, Латинской Америки.
Мне не раз доводилось в ходе бесед с представителями стран Запада касаться тех или иных событий из их истории. Не раз зарубежные деятели озадачивали скудными знаниями фактов истории своих стран, которые у нас основательно изучаются.
Нечасто я встречал и людей с высоким положением, которые знали, например, кто такие Джордж Беркли, Дэвид Юм, Адам Смит, Давид Рикардо, других крупнейших ученых из английской истории. Нечасто доводилось беседовать и с теми, кто читал Данте, Байрона, Шиллера, Гегеля, Канта.
Отрадно, что сегодня все слышали о Марксе, хотя далеко не все из зарубежных дипломатов знают, как называется его исполинский труд — главная книга жизни. А что касается чтения «Капитала», то из всех моих высокопоставленных зарубежных собеседников — представителей капиталистических стран только один сказал, что он пытался с ним познакомиться.
Знакомство с текущими событиями, даже чисто внутреннего характера, в жизни страны пребывания тоже должно входить в обязательный набор обязанностей советского дипломата. Без этого он не сможет уверенно поддержать разговор, если тот выйдет из колеи, диктуемой ранее согласованной темой, и перейдет на внутриполитическую обстановку. А такого рода отклонения от темы бывают частыми. Они иногда приводят к интересным высказываниям представителя страны пребывания. Это важно также и потому, что обогащение разговора за счет вовлечения в него непредусмотренной темы способствует созданию в ходе беседы более непринужденной атмосферы, что вообще имеет немалое значение в дипломатической деятельности.
438
КАК ВСЕ ЭТО ЗАПОМНИТЬ?
Вполне естественно, что при огромном объеме разнообразных фактов, сведений, событий, которые должен знать дипломат, встает немаловажный вопрос:
— Как все это запомнить?
Ведь в его работе возникает масса случаев и обстоятельств, когда ему приходится полагаться на свою память. В такой обстановке многое зависит от способностей человека. У одного — лучше память, у другого — хуже, у третьего она дает серьезные осечки. Как же быть?
Мне случалось встречать людей, которые жаловались на то, что память их часто подводит. Что по этому поводу можно сказать? Не бывает памяти абсолютной. Нельзя найти ни одного человека, который бы помнил все, что он видел, слышал или читал. Но если человек, а тем более дипломат, укрепляет себя в мысли о слабости своей собственной памяти, то для него это просто скверно.
Гораздо лучше и разумнее не жаловаться на свою память, а тренировать и развивать ее. Она должна постоянно совершенствоваться, в результате чего ее можно будет не только поддерживать, но и усиливать. Необходимо иметь больше оптимизма и уверенности в своих силах.
Огромное значение для дипломата имеет сознание того, что выполняемая им работа нужна, полезна. Тут сразу же встает вопрос об отношении к делу людей с разными убеждениями. Одни работают во имя мира и дружбы между народами, другие — для подстегивания гонки вооружений.
Те, кто трудится на благо мирной жизни, устранения угрозы новой войны, служат не только своей стране, но и всему человечеству. Их убеждения нравственны в самом высоком смысле этого слова. И напротив, те, кто защищает и проводит в жизнь политику военных приготовлений, вражды между народами, посягательства на неотъемлемые права и законные интересы других стран, кладут свои убеждения на чашу весов милитаризма и агрессии. Эти убеждения безнравственны, аморальны.
Таково реальное положение вещей. Убеждения дипломата, работающего против мира,— объективно это преступление, пусть и бессознательное. Ничего не меняется от того, что субъективно тот или иной дипломат может считать, что его деятельность служит доброму делу. Он является жертвой соответствующего воспитания, обучения, а порой и дезинформации.
439
А разве мало среди дипломатов капиталистических стран тех, кто сознательно отстаивает узкие интересы класса эксплуататоров, отдавая себе отчет в том, что это не отвечает интересам трудового народа? Есть и такие, для которых превыше всего соображения материального порядка, социальные привилегии.
Дипломат без твердых убеждений похож на торговца, которому все равно, что продавать, лишь бы продать. Подобный работник является неподходящим, непригодным для дипломатической службы государства, проводящего политику мира. Для таких государств, в том числе Советского Союза, нужны убежденные работники, активные и волевые бойцы за осуществление этой благородной политики.
Кто из деятелей, имеющих отношение к внешней политике, кто из опытных специалистов такого рода не встречал при различных обстоятельствах дипломатических работников, которые с легкостью меняют свое мнение и даже убеждение по тому или иному вопросу?
Конечно, если это оправдывается по существу, то ничего зазорного здесь нет. Это может быть следствием более глубокого познания предмета.
И все же нередко подобного рода «прыжки» — результат легковесности и безволия. А эти качества, как и отсутствие убежденности,— родственны. Дипломат, который не может с разумной настойчивостью отстаивать справедливую позицию, не имеет собственного мнения и соглашается с каждым последним собеседником, обычно производит плохое впечатление. О нем так и говорят:
— От этого человека ничего определенного не услышишь.
Дипломатический работник с такими недостатками, если он не сумеет их преодолеть, принесет стране мало пользы, а иной раз может причинить и вред.
Достарыңызбен бөлісу: |