Конспект по Истории Римо-Католической Церкви для 3-го курса

ЧАСТЬ II Богословская мысль Реформации

жүктеу/скачать 1.7 Mb. бет 19/29 Дата 14.06.2016 өлшемі 1.7 Mb. #135220 түрі Конспект

Бұл бет үшін навигация:

• Политические требования городов
• До Аугсбургского рейхстага 1530 г. император не появлялся в Германии. В начале 1524 г. он направил туда своего приближенного, Жана Аннара, для переговоров с князьями империи.

ЧАСТЬ II Богословская мысль Реформации (главы из одноимённой книги Алистера Маграта) III. ПОСЛЕДСТВИЯ РЕФОРМАЦИИ Как уже отмечалось в начале, реформацию нельзя рассматривать иначе как крупнейший исторический процесс, протекавший в определенных социальных и политических условиях. Естественно, подвергаясь влиянию многочисленных крупных и мелких церковных и внецерковных факторов, в значительной степени определявших характер и масштабы его развития, этот процесс сам в свою очередь явился мощным фактором, оказавшим исключительное по своим размерам влияние на общественную жизнь, влияние, далеко выходящее за рамки чисто религиозных явлений. В кратком очерке невозможно охватить все последствия реформации, являющейся к тому же предметом обширной литературы. Ограничимся поэтому беглым обзором основных результатов реформации, как, с нашей точки зрения, отрицательных, так и положительных. Наиболее очевидным фактором явилось отпадение от Римско-католической Церкви значительной части ее членов, составляющих население Германии (особенно восточной), Англии, Скандинавии, в значительной степени Швейцарии, Голландии и Франции. Католической Церкви был нанесен удар, тем более сильный, что к отражению его она не была подготовлена. К середине XVI в. многие христиане были убеждены, что реформация охватит всю Церковь и что исторический католицизм с его догмами, церковным устройством и культурой обречен на уничтожение. Впоследствии оказалось, что эти ожидания были ошибочны. Католическая Церковь сумела пережить тяжелый внутренний и внешний кризис и вышла из бурных испытаний уменьшенной количественно, но окрепшей и возросшей качественно. Вместо реформации всей Церкви, являвшейся конечной целью и мечтой реформаторов, произошло новое, дальнейшее разделение Церкви, по глубине, размеру и последствиям далеко превосходящее разделение Церкви на Восточную и Западную, имевшее место в XI в. Уже в первые десятилетия реформации в христианском мире, кроме двух этих исторически обособившихся одна от другой Церквей, возникли по крайней мере три новые деноминации - лютеранство, кальвинизм и англиканство, каждая из которых усвояла себе наименование истинной Церкви Христовой с большей или меньшей определенностью отрицала другие Церкви и им себя противопоставляла. Принцип доступности Священного Писания и его свободного истолкования открывал дорогу для дальнейшего дробления. И, действительно, уже первые шаги реформации сопровождались появлением многочисленных, как правило, враждовавших между собой конфессий: анабаптистов, арминиан, галенистов, впоследствии пресвитериан, баптистов, социниан, квакеров, методистов и др. Большинство их существует и до настоящего времени, пройдя более или менее глубокий процесс становления и трансформации, а также дальнейшего дробления. Нарушение принципа церковного единства и создание предпосылок для развития процесса дробления христианства является, пожалуй, наиболее отрицательным следствием реформации, значение которого трудно переоценить. Как сугубо отрицательное последствие реформации, необходимо отметить укрепление связи церковных организаций в протестантском мире с государственным аппаратом, доходившее чаще всего до полного подчинения Церкви владетельным князьям, носителям светской власти в имевшем еще типичные черты деградирующего феодализма западном обществе. Хорошо известно, что в XVI-XVII веках конфессиональная принадлежность отдельных государств, в особенности германских, определялась религиозными взглядами (к слову сказать, часто имевшими чисто политическую подоплеку) их властителей. Таким образом, исход вековой борьбы Католической Церкви и папства со светской властью за преобладание и приоритет в гражданской и церковной сферах решился в протестантском мире в сторону безоговорочного подчинения Церкви государственному аппарату, вплоть до включения в него церковной общины в качестве одного из элементов бюрократического управления. Наиболее наглядным примером может служить Англиканская Церковь, возникшая по королевской инициативе и официально признававшая короля своим земным главой. Естественным следствием взаимопроникновения Церкви и государства явились так называемые "религиозные" войны, в которых под религиозным флагом шла борьбы за решение политических и экономических проблем. В качестве наиболее типичных примеров таких войн можно привести охватившую всю Европу Тридцатилетнюю войну, швейцарские войны, междоусобицы во Франции, приведшие к подавлению кальвинистов - гугенотов, борьбу Нидерландов за освобождение от испанского владычества и революционные войны в Англии в середине XVII в. Особняком стоит так называемая Крестьянская война в Германии, сопровождавшая реформацию в самом ее начале и представлявшая собой фактически народное восстание против феодального угнетения. Как известно, Лютер решительно отмежевался от развязанной его реформой и проходившей под флагом протестантизма вооруженной борьбы, рассматривая ее как злоупотребление религиозной идеей. К числу отрицательных последствий реформации следует отнести падение нравов, явившееся следствием резкого и внезапного освобождения от внешних уз, налагавшихся Католической Церковью, и извращенного, предвзятого учения об оправдании верой. Это явление, может быть, изображаемое католическими апологетами с некоторым преувеличением, все же несомненно имело место, особенно на первых шагах реформации, как о том свидетельствуют сами протестанты. В трудах Лютера и Меланхтона нет недостатка в высказываниях, свидетельствующих о глубоком разочаровании этих, несомненно искренних, мужественных и преданных Богу христиан, в связи с массовой моральной деградацией, явившейся результатом, пусть даже косвенным и непредвиденным, их собственной проповеди. "Крестьяне, - пишет Лютер, - чрез Евангелие сделались теперь необузданными, думая, что они могут делать все, что угодно. Они не боятся и не страшатся ни ада, ни чистилища; они говорят: "я верую, поэтому буду спасен"." "Теперь часто говорят: "Христос возвещает нам в Евангелие свободу. Если это правда, то мы не хотим работать, но лишь есть и пить". Поэтому каждый заботиться только о наполнении своего чрева". "Под властью пап люди были щедры и благотворительны; теперь же вместо того все лишь грабят один друг ого. И чем более проповедуется Евангелие, тем сильнее овладевает людьми скупость, надменность и роскошь". Меланхтон писал также: "Меня объемлет ужас, когда я размышляю о состоянии настоящего времени. Никто так не ненавидит Евангелие, как те, которые хотят казаться принадлежащими к нашей партии". В значительной степени распущенность являлась следствием войн и других социальных бедствий, но, как свидетельствуют сами реформаторы, принципы протестантской "евангельской" свободы служили часто прикрытием и оправданием всевозможных бесчинств в личной и общественной жизни. Однако наряду с временными отрицательными явлениями, в значительной мере объяснявшимися невыносимым социальным и экономическим угнетением и попытками освобождения (обострение социальной и политической борьбы, особенно война, как правило, сопровождается проявлением разнузданности морально наименее устойчивых элементов общества), следует отметить, что реформация в целом, в частности свободная проповедь Слова Божия и отказ от злоупотреблений внешним благочестием, оказала положительное воздействие на моральный облик общества, содействуя выработке образцов нравственной строгости, подчас доходившей до невиданного до тех пор в христианстве ригоризма, каким отличалось теократическое государство Кальвина и пуританские общины в Англии и Шотландии. Всем известны моральная высота и глубокая идейность, пронизывавшая всю жизнь адмирала Колиньи и других гугенотов, являвшаяся резким контрастом распущенности французского, по преимуществу католического, дворянства, дух самоотверженности и религиозно окрашенного патриотизма, воодушевлявшей борцов за независимость Нидерландов, и последовательная принципиальность, проявляющаяся до наших дней в жизни тех строгих лютеран, для которых вера не является только элементом внешнего оформления жизни, а основным жизненным принципом. Далее, благотворное влияние реформации отразилось и на тех, кто остался верен Католической Церкви, заставив Церковь в целом и ее членов в частности не только осудить царившую в предреформационный период распущенность, но и серьезно взяться за практический, кропотливый труд над очищением себя от всякой скверны. Одним из плодов реформации следует считать богословский рационализм, зачатки которого можно найти уже в одном из направлений католической схоластики - номинализме, но который окончательно созрел и развивался на протестантской почве. В обосновании принципа свободного исследования Священного Писания реформаторы ставили универсальность благодатного озарения Святым Духом. В действительности же Святое Писание оказалось доступным всем, в том числе людям далеким от благочестия, подходившим к Священному Писанию без благоговения и молитвы, часто с целями не назидания, а только удовлетворения любознательности и даже критического приспособления содержания священного текста к их собственным взглядам, иногда далеким от христианства. В результате на смену догматизму, господствовавшему в протестантских сообществах во второй половине XVI и XVII веках, пришел рационализм, характерный для протестантизма XVIII столетия, особенно немецкого и английского. Догматизм был преклонением перед "чистым" учением с одновременной фетишизацией буквы Писания, причем отставлялось на задний план непосредственное живое и деятельное чувство, то самое чувство, которое, по Лютеру, должно являться обязательным элементом веры. Это выхолащивание веры, ее освобождение от эмоциональной составляющей, иначе от всякой мистики, создавало предпосылку для чисто рационалистического подхода к христианству и расчищало дорогу для деятельности разума, подчиненного уже не стремлению к единению с Богом и спасению, а стремлению к материализации объекта веры, к приспособлению Священного Писания к чисто рационалистическому восприятию мира, благоприятствующему образу жизни плотского человека с его страстями и похотями. Наряду с богословским и философским рационализмом, XVIII и XIX века характеризуются развитием практического рационализма, доходившего до превращения церковной жизни и проповеди в придаток социальной деятельности, связанный с задачей и функциями благотворительными, морально-полицейскими и статически-регистрационными (оформление актов гражданского состояния - придаток, сохранивший церковную форму, но совершенно лишенный по существу всякого религиозного содержания). До сих пор мы останавливались главным образом на отрицательных последствиях реформации. Однако, как бы они ни были грандиозны, они не могут заслонить ее положительного значения, ее оздоровляющего действия на религиозное состояние христианского мира. Хотя доступность, распространенность и свобода использования Священного Писания сопровождалась, как мы видели, появлением многочисленных заблуждений и много способствовали возникновению рационализма, однако было бы глубокой ошибкой считать это прямым результат ом воздействия Священного Писания на ум и сердце его читателей. Ведь равнодушный, а подчас и легкомысленный подход к святыне, в частности к слову Божию, был характерен и для обмирщенного католического духовенства предреформационного периода. Очевидно, корни рационализма надо искать не в Священном Писании, а в злой человеческой воле, в ее наклонности ко греху, стремящейся прикрыть свое удаление от Бога любым фиговым листком, в том числе даже вырванным из Библии. Христос говорил: "Люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы. Ибо всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету, чтобы не обличались дела его, потому что они злы" (Ин. 3:19-20). Использование Слова Божия для обоснования идей, далеких от всякой духовности, является лишь одним из способов ухода от источаемого света, попыткой укрытия от него зла, которое при свете рискует подвергнуться обличению, прежде всего перед самым страшным для греха судом собственной совести грешника. Наоборот, массовое распространение слова Божия, доведение его до рядового мирянина на доступном ему родном языке явилось чем-то вроде повторения первых веков христианства, воскрешением в душах людей давно забытого облика Христа Спасителя и Искупителя, почти померкнувшего в полутьме средневекового обрядоверия и схоластики. Евангельские события, притчи и изречения, ветхозаветные прообразы и пророчества из "сокровенной тайны", доступной лишь ученым и духовенству, сделались всеобщим достоянием, предметом широкого обсуждения, постоянной проповеди, неотъемлемым элементом взаимного общения, живительным ферментом повседневной жизни. Если схоласты, на сей раз уже протестантские, в тиши кабинетов и на богословских диспутах, пользуясь словом Божиим, трудились над созданием мертвящих, произвольных и часто извращенных догматических построений, то для подавляющего большинства простых людей это же слово служило живым руководством к действию, делалось спутником жизни, источником наставления, утешения, ободрения и радостного переживания своей веры. С полным основанием и глубоким воодушевлением они повторяли слова псалма: "Светильник ногам моим закон Твой и свет стезям моим" (Пс. 118:105). Многообразно и неописуемо благотворно действие слова Божия на христиан, в частности в протестантском мире, и относить отрицательные явления того времени, в том числе извращенное восприятие самого Священного Писания, на счет его доступности и распространения было бы таким же заблуждением, как если бы кто стал приписывать недостатки и слаб ости учеников Христовых личному влиянию и учению Самого Господа. Прямым результатом воздействия слова Божия, а также лежавшего в основе протестантской идеи стремления к одухотворению религиозной жизни явились исторически неопровержимые образцы высокой нравственности и тесного взаимопроникновения веры и жизнедеятельности, каким, как уже отмечалось, могут служить не только отдельные личности, но и целые общины и даже крупные церковные объединения кальвинистов, пуритан, пресвитериан, ортодоксальных лютеран, баптистов и др. Еще более распространенным, и особенно для XVI и XVII веков характерным явлением следует считать религиозное воодушевление, восторженное (иногда доходившее, правда, до фанатических излишеств и исступлений) восприятие и переживание своей веры, бывшее основой мужества и стойкости, с какой умирали за свою веру в застенках и на кострах инквизиции бесчисленные мученики реформации, имена большинства которых остались неизвестными, но перед благородной убежденностью и стойкостью которых мы должны с уважением склонить голову. Что касается богословия, то наряду с отрицательными течениями, принесшими много вреда христианскому делу, протестантское богословие имеет неоценимые заслуги, важность и значение которых выходит далеко за пределы самого протестантизма и с должной объективностью признается также православным и католическим миром. Глубокий экзегезис Священного Писания, солидные исследования, всесторонний анализ и разработка многих важнейших догматических проблем, глубина философских обобщений, базирующихся на христианском мировоззрении, всесторонние церковно- исторические исследования, большие достижения в области практического, в частности нравственного, богословия, создание нового, отличающегося разнообразием и проникновенностью стиля христианской проповеди - все это, несомненно, является неотъемлемой заслугой протестантизма, свидетельством чему может служить широкое использование протестантских источников православными и католическими богословами. Но, пожалуй, важнейшим, хотя и косвенным, положительным результатом реформации следует считать тот путь обновления, на который вынуждена была стать сама Римско-католическая Церковь, чтобы сохранить свое существование, противопоставив распространению протестантизма мощный оплот контрреформации. Оздоровление Церкви "во главе и в членах", над которым тщетно трудились отцы предреформационных соборов, стало под влиянием реформационной угрозы осуществляться почти стихийно. Начиная с Павла IV, мы уже не видим на папском престоле развращенных, изнеженных, иногда совершенно нецерковных лиц, вроде Александра V, Юлия II и Льва X. На смену им пришли люди, имевшие, конечно, человеческие слабости, но уже не позорившие святой престол открытым развратом и языческим эпикурейством. Монастыри очистились от пьяниц и бездельников и постепенно снова превратились в очаги богословской науки, подвижничества и благотворительности. Епископы перестали заниматься охотой и принимать участие в военных действиях. Уровень подготовки духовенства, а следовательно, и облик самого духовенства резко повысился. Наконец, в 1545 г. собрался в Триденте собор, осудивший многие извращения и злоупотребления и сформулировавший ряд богословских положений, ставших основой систематической, последовательной и достаточно эффективной борьбы против протестантизма, в особенности против его наиболее крайних течений, угрожавших самим основам христианства. Если сопоставить распущенность и падение, характерное для католицизма предреформационного периода, со сравнительно благопристойным состоянием Римской Церкви в конце XVI и в последующие века, то можно без преувеличения утверждать, что реформация явилась орудием обновления и укрепления той самой Церкви, которую она отрицала и против которой ожесточенно боролась. Все это дает верующему христианину, в частности православному, основание для усмотрения действия Промысла Божия в реформации, как и во всех исторических явлениях и процессах, где наряду с человеческими заблуждениями и страстями имеет место и необратимо действует воля Отца Небесного, направленная к тому, чтобы всякий верующий в Сына Его Единородного, "не погиб, но имел жизнь вечную" (Ин. 3:16). Начало Реформации Можно было бы начать с изложения точки зрения автора на сущность Реформации и на то, как трактуются важнейшие ее аспекты в современной историографии. Естественно, что в таком случае пришлось бы вступить в полемику с той интерпретацией событий первой трети XVI века в Германии, которая в течение десятилетий была обязательным для отечественных историков. Предпочтительнее, как мне кажется, начать с самих событий, тем более что они подробно не описывались в нашей исторической науке, а в зарубежной историографии присутствуют разрозненно — в работах посвященных конкретной и достаточно узкой тематике. Политические требования городов Первым признаком того, что Реформация стала общеимперским движением явились Жалобы германской нации 1521 г. — документ, вобравший требования и городов, и князей, и дворянства. Это были требования тех, кто обладал властью и имел целью устранить церковные суды и финансовую эксплуатацию Германии. Поскольку аннаты представляли собой такое же вмешательство в осуществление властных полномочий, фискальных прав, как и особая юрисдикция многочисленных церковных институтов, можно заключить, что Жалобы свидетельствовали о стремлении к унификации и концентрации власти — сеньориальной, муниципальной, княжеской. Главные события развернулись после рейхстага и после принятия Вормского эдикта. Они отразили неразрывное единство трех сторон городской политики — внутригородской, имперской, церковной. Все происходившее тогда изучено до мельчайших подробностей, по дням. Поэтому представляется наиболее целесообразным остановиться на том, что позволит качественно оценить в целом городскую политику. Жалобы 1521 г. были документом по преимуществу негативным — антиримским. антиклерикальным, но уже реформационным. Частью Реформации были не только богословские диспуты в городах, но и кризис имперской политической системы. Во время борьбы за императорскую корону Карлу не была безразлична позиция городов, однако он вовсе не стремился заручиться их поддержкой. В 1519 г. его более всего обеспокоила возможность войны городов с пфальцграфом (из-за разбоев Зиккингена), а князя не следовало отвлекать от участия в выборах. Война не началась — городская курия Союза получила отступное от эмиссаров Карла. Политическая программа имперских городов была изложена в документах городских съездов в Эсслингене и Шпейере, а также на II и III Нюрнбергском рейхстагах. Все они были составлены после Вормсского рейхстага 1521 г. Однако активизация политической деятельности городов была связана не только с осуждением Лютера и его учения, но и с решением I Нюрнбергского рейхстага, состоявшегося в апреле 1522 г. Именно тогда была предпринята попытка введения общеимперского налога на войну с турками — два гульдена с каждых ста гульденов годового дохода. Политическая программа городов содержала широкие требования, в ней проявилось недовольство всем политическим строем империи. Городские власти выражали нежелание выплачивать налоги, которые были введены без их участия, считали необходимым предоставление городам права голоса на рейхстагах, деятельность имперского регимента подвергалась критике, так как он был неспособен обеспечить защиту от разбоя, брал под защиту дворян (последние, как будет показано далее, придерживались иной точки зрения). Недовольство вызывала и таможенная политика князей, а также деятельность монополистов. В документах повторялись требованиям Вормсского рейхстага: от жалоб на Святой Престол и духовенство, угнетающее все сословия империи, до предложения прекратить выплаты аннатов Папе и направить эти средства на военные нужды, а также ввести особый налог со всех духовных лиц. Таким образом, в 20-е годы XVI в. тот слой бюргерства, которому принадлежала власть в имперских городах, выдвинул общеимперские политические требования, суть которых сводилась к изменению положения представителей городов в рамках органа, аналогичного органам сословного представительств в других западноевропейских странах. Существенную часть программы городов составляли также отказ от имперской политики Габсбургов и требования изменения положения Церкви и духовенства в Германии. Особо следует остановиться на антимонопольных требованиях. Общим местом во всех работах, посвященных истории Габсбургов и купеческих компаний, является тезис о поддержке Фуггерами и Вельзерами политики династии. Видимо, необходимо учитывать причины, побудившие Карла искать поддержки у монополистов, и последствия их союза в 20-е годы XVI в. Фуггеры и Вельзеры давно уже были кредиторами династии и антимонопольные требования выдвигались задолго до прихода к власти Карла. Но в 20-е годы XVI в. финансирование монополистами Габсбургов сводило на нет попытки добиться изменений в положение городов, используя имперские налоги в качестве средства давления на императора. До Аугсбургского рейхстага 1530 г. император не появлялся в Германии. В начале 1524 г. он направил туда своего приближенного, Жана Аннара, для переговоров с князьями империи. Отчеты Аннара представляют собой обзор политического положения в германских землях. Германия, по мнению Аннара, находилась в преддверии большого раскола, в стране шло формирование различных княжеских союзов и контрсоюзов. Все князья настаивали на скорейшем приезде императора. Имперские институты были парализованы, так как князья отказывались участвовать в их работе до тех пор, пока им но будут выплачены обещанные ренты. В посланиях упоминалось о долгах маркграфам Баденским, архиепископам Трира, Кельна, пфальцграфам. Наиболее лояльными по отношению к императору являлись архиепископ Трира и герцог Баварии. Последнему, по мнению Аннара, следовало заплатить в первую очередь. Но даже они угрожали переговорами с Францией, считая необходимым прекращение имперской войны и усиление борьбы с лютеранством (так именовали все радикальные течения). Такие угрозы исходили от Фридриха Саксонского. На переговорах с Аннаром курфюрст не обсуждал конфессиональные вопросы, но его позиция была наиболее враждебной императору, долг которого достиг 33 тыс. гульденов. Фридрих покинул имперский регимент. Аннар отметил распространение Реформации во всех имперских городах, протестовавших против Вормсских решений, даже лояльный Аугсбург занимал в вопросах веры антиримскую позицию. Но никаких переговоров с представителями бюргерства но велось. Швабский союз, у которого Аннар просил нанять войско для императора, на переговорах был представлен пфальцграфом, баварскими герцогами, епископами Вюрцбурга и Бабмберга. Все они отказали в помощи императору и в приеме в организацию герцога Миланского. Возможности политического партнерства Карла с имперскими городами, а также их союза с князьями Аннаром не рассматривались. Единственной силой, на которую мог рассчитывать император, посол признавал аугсбургских монополистов. жүктеу/скачать 1.7 Mb. Достарыңызбен бөлісу: