Критерии, признаки, определения и классификации вредящего психологического воздействия

Критерии, признаки, определения и классификации вре-
дящего психологического воздействия: психологическое
травмирование, психологическая агрессия и психологиче-
ское насилие
Волков Е. Н., доцент, канд. философ. наук.
Волков Е. Н. Критерии, признаки, определения и классификации вредящего психологиче-
ского воздействия: психологическое травмирование, психологическая агрессия и психологи-
ческое насилие // Журнал практического психолога. 2002. № 6. — С. 183-199.
© 2002 Е. Н. Волков
Вокруг понятий «психологический ущерб (вред)», «психологическая агрессия» и «психо-
логическое насилие» существует парадоксальная ситуация. В то время как самые разнооб-
разные формы и проявления физического насилия, а также психические травмы от физиче-
ского насилия и агрессии, уже описаны, классифицированы и получили свое отражение в
психотерапевтической теории и практике и даже в законодательстве, термины «психологиче-
ский ущерб (вред)», «психологическая агрессия» и «психологическое насилие» либо исполь-
зуются лишь в популярной литературе и в СМК, либо растворяются в массе синонимов или
более узких понятий, либо используются без ясных дефиниций.
На наш взгляд, признание психологической агрессии и психологического насилия только в
отдельных конкретных формах или сферах является непоследовательным и дезориентирую-
щим. Необходимо выделение этих понятий как самостоятельных общих категорий и опреде-
ление их в универсальных формулировках. Многие важные предпосылки для этого уже со-
зданы.
В общественном сознании, в средствах массовой коммуникации присутствует представле-
ние о психологическом насилии и психологическом вреде как вполне очевидных и распро-
страненных явлениях, специалисты психологической помощи и правоохранительных органов
сталкиваются с этими феноменами почти ежедневно, но последние странным образом оказы-
ваются вне рамок системы строгих определений и терминов. Возникает впечатление бессо-
знательного избегания четких понятий в отношении психологических форм агрессии и наси-
лия.
Одно из объяснений такой ситуации можно дать по аналогии с историей восприятия и
оценки физических и социальных форм насилия. По мере освобождения от варварства и раз-
вития цивилизации
1
происходило существенное сужение приемлемых и легитимных форм
насилия, и также оправдываемых оснований для насилия. Одновременно расширялся спектр
тех областей человеческих отношений, на которые накладывались нравственные и юридиче-
ские ограничения с целью снижения или исключения насилия или агрессии.
Подобные самоограничения — признаки нарастающей зрелости человечества, которое та-
ким волевым, в определенном смысле субъективным, введением критериев и границ насилия
создает желаемый образ самого себя. В результате происходит взаимосвязанный процесс воз-
растания терпимости (толерантности) к разнообразию культур, образов жизни, индивидуаль-
ному и групповому своеобразию и одновременного возрастания нетерпимости (нетолерант-
ности) ко все более широкому спектру проявлений все более тонких форм насилия и агрес-
сии.
Настало, видимо, время проявить волю и решимость для достаточно жесткой маркировки
в терминах ущерба, вреда, травмирования, агрессии и насилия самой тонкой и физически не-
осязаемой социальной сферы — психологической. Как мне представляется, объективная по-
требность в придании понятиям «психологический ущерб (вред)», «психологическое трав-
мирование», «психологическая агрессия», «психологическое насилие» и, соответственно,
1
В работе Е. В. Сидоренко «Тренинг влияния и противостояния влиянию» (СПб.: Речь, 2001)
предлагается разделять методы психологического влияния именно на варварские и цивилизован-
ные.

«психологическая безопасность» статуса строгих терминов — достаточно строгих для прида-
ния им необходимой практической и юридической действенности — сейчас велика как ни-
когда, а психологической наукой и практикой накоплен весьма значительный потенциал для
решения этой проблемы. В этой работе излагаются некоторые результаты проделанной авто-
ром работы по формулированию и уточнению дефиниций перечисленных терминов, при этом
основное внимание уделяется манипулятивным и организованным групповым формам психо-
логического насилия.
Вполне логично искать подходы к определению вышеуказанных понятий в координатах
общих понятий «насилие», «агрессия», «вред», «ущерб», «травма» и «манипуляция». Наибо-
лее существенным является выявление специфики соответствующих психических явлений в
сравнении с внешними физическими и поведенческими аспектами. Дополнительными ориен-
тирами в очерчивании этой специфики должны послужить понятия «явного» и «скрытого»,
«осознаваемого» («сознательного») и «неосознаваемого» («бессознательного»), «намеренно-
го» и «непреднамеренного», «целенаправленного» и «случайного», а также «рефлекторного»
и «рефлексивного». Важно учесть также социально-нормативные и наиболее фундаменталь-
ные ценностные аспекты взаимодействия людей, особенно в свете конструируемого харак-
тера социальной реальности.
Подробный анализ определений перечисленных выше терминов занимает много места ,
поэтому в данной статье он опущен. Здесь же я сразу перейду к принципиальным выводам из
него применительно к названной проблеме.
В коллективной работе, отражающей новейшие достижения европейской социальной пси-
хологии, выделены следующие основные характеристики того или иного акта как агрессив-
ного — намерение причинить вред, нанесенный вред и нарушение нормы. В ней также под-
черкивается, что агрессия — не только дескриптивное, но и оценочное понятие. Оно включа-
ет в себя субъективные суждения о намерениях действующего лица и о том, является ли по-
ведение соответствующим норме
1
.
Действительно, обыденное и во многом юридическое употребление терминов «агрессия»
и «насилие» нагружено нормативным смыслом — нарушены или нет какие-либо социальные
и юридические нормы и кем именно. Характерный пример: члены секты Свидетели Иеговы
не считают агрессией тотальное прочесывание домов и квартир с целью вербовки в свои
ряды новых приверженцев, тогда как большинство других граждан воспринимает такое пове-
дение именно как агрессию.
Если рассматривать агрессивное поведение в оценочном плане нейтрально, оно включает
в себя особую форму социального влияния: один индивид вынуждает другого делать нечто,
что последний не стал бы делать без принуждения. Таким образом, агрессия включает в себя
применение принудительной силы, будь то в виде угрозы или наказания. При каких же об-
стоятельствах люди стремятся использовать принудительную силу как форму воздействия?
Принудительное действие нужно рассматривать как результат принятия решения: действу-
ющее лицо, прежде чем применить угрозу или наказание, должно перебрать альтернативные
средства достижения поставленных целей. Можно выделить три основные цели, ради дости-
жения которых выбор принуждения является мотивированным: (а) контроль над другими
людьми, (б) восстановление справедливости и (в) самоутверждение или защита идентично-
сти.
Принудительное действие управляется мыслительным процессом либо этот процесс ему
предшествует. Что касается интенсивности и широты идеи, рациональность очень разнится:
она может быть сильной или слабой, особенно если ситуация в эмоциональном плане очень
напряженная или если решение должно быть принято быстро. Но фундаментальным принци-
пом остается разумное решение. В связи с тем, что принуждение используется для достиже-
ния трех основных целей, результат принудительных актов получает различную оценку. Если
целью является достижение какой-то положительной возможности, подчинение мишени —
именно тот исход, которого и добиваются; если цель — достижение справедливости и восста-
новление идентичности, то мишени может быть и нанесен вред, и причинен ущерб. Могут
быть случаи, когда действия предполагают достижение сразу нескольких целей, тогда вероят-
1
Перспективы социальной психологии. — М.: ЭКСМО-Пресс, 2001. — С. 443-444.

ность выбора какого-то особого способа возрастает
1
.
Одно из основных смысловых различий между, с одной стороны, вредом, ущербом и трав-
мой (я имею в виду только случаи, связанные с взаимодействием людей), а, с другой сторо-
ны, агрессией и насилием, заключается в том, что первые могут быть результатом и неосо-
знанного, нецеленаправленного воздействия со стороны других людей или же результатом
самостоятельных действий индивида; вторые же всегда предполагают ту или иную степень
осознанности и целенаправленность со стороны агента воздействия.
Чрезвычайно важно также учитывать, что осознанность поведения может носить либо ре-
флекторный характер
2
, т.е. по механизму условнорефлекторного, стереотипного реагирова-
ния
3
; либо рефлексивный
4
, т.е. по варианту полностью сознательного (аналитического и кри-
тического), планируемого и контролируемого поведения.
В целом же существующие определения и подходы в значительной степени ориентирова-
ны на физические (предметные, осязаемые) проявления агрессии и насилия и их послед-
ствий, а вред рассматривается как телесный (физическая травма) или имущественный ущерб.
Это неоправданно сужает реальную сферу проявлений агрессии и насилия в социуме. Доста-
точно указать на сущностно социальный характер взаимодействия и психики людей
5
, след-
ствием чего является восприятие человеком даже чисто имущественных потерь и физических
травм прежде всего через психологическую «призму» отношений с другими людьми и через
отношения с самим собой. В ряде случаев это прямо или косвенно признается, в частности, в
практике судебных исков по возмещению морального ущерба, в отношении к сексуальному
насилию и сексуальной эксплуатации. Может быть, особенно отчетливо реальное признание
психологической агрессии и психологического насилия выступает в распространяющейся на
Западе системе ограничений и наказаний по поводу так называемого «sexual harassment» (что
обычно переводится как «сексуальные приставания» или «сексуальное домогательство»),
квалификация которого носит преимущественно социально-психологический характер. Да и
в анализе и определениях агрессии и насилия постоянно присутствует психологическая со-
ставляющая. Так, например, косвенная и вербальная агрессия могут быть полностью отнесе-
ны к разновидностям чисто психологическим.
Психологическое ядро невынужденных проявлений агрессии и насилия — самоутвержде-
ние за счет других, контроль над людьми. Эти же мотивы и цели могут реализовываться в чи-
сто социально-психологических формах, приобретая внешне благообразные черты при од-
новременном заявлении самых благостных целей, но оставаясь — за маской лицемерия —
источниками всего лишь более утонченных воплощений тех же агрессии и насилия. Замаски-
рованные таким образом психоагрессия и психонасилие в известном смысле опаснее прямых
и физических форм агрессии и насилия, поскольку часто распределены во времени на мелкие
незаметные элементы и растворены в привычных социальных нормах и ритуалах, привыч-
ных автоматизмах (социальных рефлексах). Жертва психонасилия, таким образом, нередко
одновременно оказывается под «наркозом» стереотипов, позитивного социального подкреп-
ления и самых желанных перспектив, что не позволяет достаточно быстро распознать агрес-
сивное вторжение в психику. Именно эти свойства и соответствующие формы психоагрессии
и психонасилия представляют наибольший научный и практический интерес, поэтому дан-
ной стороне проблемы уделено в этой статье основное внимание.
1
Перспективы социальной психологии. — С. 444-445.
2
Под рефлекторным осознанием я предлагаю понимать осознание, ограничивающееся следование
сложившимся привычкам, традициям, ритуалам, разного рода социальным рефлексам и стереоти-
пам. В когнитивной терапии некоторые подобные проявления человеческого сознания называются
«автоматическими мыслями», в социальной психологии — аттитьюдами.
3
Описание и объяснение см., напр.: Чалдини Р. Психология влияния. — СПб.: Питер, 2001.
4
Под рефлексивным осознанием я предлагаю понимать действительно аналитическое (по отноше-
нию к конкретной ситуации) и автономно выстроенное личностью решение, основанное на ис-
пользовании критического мышления или иных отрефлексированных логик (даже иллюзорных и
ложных).
5
См.: Бергер П., Лукман Т. Социальное конструирование реальности. Трактат по социологии зна-
ния. — М.: «Медиум», 1995.

Наиболее близкой к такой постановке проблемы психоагрессии и психонасилия является
концепция манипуляции. В русскоязычной литературе термин «манипуляция» («манипулиро-
вание») использовался до сих пор (и во многом продолжает использоваться) преимуществен-
но в негативно-оценочном смысле и с довольно аморфным содержанием. Не так давно он
был подвергнут глубокому и подробному анализу и получил, на наш взгляд, весьма точное
определение, а психология манипуляции приобрела вполне четкое содержание и категориаль-
ную структуру. Я имею в виду работу Е. Л. Доценко «Психология манипуляции», в которой
предлагается следующая дефиниция: «Манипуляция — это вид психологического воздей-
ствия, искусное исполнение которого ведет к скрытому возбуждению у другого человека на-
мерений, не совпадающих с его актуально существующими желаниями»
1
. Приведенное опре-
деление не содержит оценочных и негативных моментов, а имеет чисто инструментальный
характер, что соответствует применению термина «манипуляция» в других областях жизне-
деятельности (техника, медицина и т.д.). В данном случае мы имеет корректное определение
манипуляции именно как психологического инструмента, но, одновременно, и как инстру-
мента психонасилия. Можно согласиться с Е. В. Сидоренко, когда она относит манипуляцию
к виду влияния, переходному от варварского к цивилизованному взаимодействию
2
, но и она
не отрицает агрессивно-насильственную составляющую манипуляции.
Как и насилие вообще, манипуляция при определенных условиях и жестких ограничениях
может быть использована во благо объекта воздействия, но лишь как исключительный и до-
полнительный инструмент в отношениях, построенных на приоритете демократических,
честных и открытых принципов.
Попытка выстроить терминологию и классификацию механизмов психологического наси-
лия через понятие «манипулирование» предпринята А. Б. Орловым применительно к детско-
родительским отношениям. Его определение звучит так: «Психологическое (поведенческое,