Ленин: И я.
Робот: Разрешите усомниться.
Ленин: А вы зайдите в мавзолей.
Робот: Туда таких, как я, не пускают.
Онегин №2: Что же, у каждого читателя своя Татьяна?
Печорин: Всенепременно. Даже мокрая девчонка, что меня чуть не утопила, – тоже у каждого своя. Общего – что мокрые они.
Входит поручик Тенгинского полка М. Ю. Лермонтов. Общий поклон.
Лермонтов: Вас послушаешь, так ничего на самом деле не происходило, и мы с Александром все придумали.
Ленин: Ну зачем вы так, Михаил Юрьевич? Я вот выдумал... кое-что... и все получилось, хотя сейчас и стараются все оплевать... кое-кто.
Лермонтов: Не обязательно и выдумывать... (Онегиным): Вы свободны.
Онегины уходят, перешептываясь.
Девица: Зачем вы их?
Лермонтов: А с пистолетами они, мне это неприятно. Ленин: И мне. Робот: Люди – удивительные существа, не правда ли? Ленин: А какие существа не удивительные?
Робот: Не знаю. Но люди – удивительные.
Лермонтов: Простите, а вы – не человек?
Робот: Нет, я прочнее.
Лермонтов: Бывали и в моей жизни минуты, когда мне хотелось быть попрочнее.
Робот: И какие же это были минуты?
Лермонтов: Последние.
Ленин: В него стреляли. И в меня.
Робот: Эти... которые с пистолетами приходили и ушли?
Лермонтов: Нет, как-то без них обошлось.
Ленин: Они (или он – тут не поймешь) другого поэта убили.
Робот: А вас?
Ленин: Нет, со мной обошлось. Пойдемте, вы мне симпатичны. Поговорим. Я ведь вам другую судьбу пророчил, говорил о «тысячах механических рабов» или даже о сотнях тысяч. Не помню.
Робот: Но вы тоже раб?
Ленин: Нет уже. Чей же я раб?
Робот: Божий.
Ленин: Вы уверовали? Или это часть вашей программы? Очень интересно.
Робот: Скорее уверовал. Читал и уверовал. Хотя сам не раб божий, отнюдь.
Лермонтов (он слушал внимательно): Так вы подобие демона?
Робот: Если демонов можно делать человеческими руками, то да, подобие.
Входит философ Эйби.
Эйби: Человеческими руками можно сделать все, кроме самого человека.
Лермонтов: Звучит.
Эйби: Вне всякого сомнения. (Ленину) Но задержитесь, пожалуйста. Меня очень занимает судьба.
Ленин: Идеализм.
Эйби: Что же, и Лев Давыдович идеалистом был?
Ленин: Троцкий-то? Не было лучшего большевика. При чем тут он?
Эйби: Но у него такая судьба....
Входит Троцкий. На голове – повязка с пятнами крови.
Троцкий: Судьба? Я смеюсь над ней.
Эйби: Это не вы сказали.
Троцкий: Я подписываюсь под этими словами.
Робот: Если не ошибаюсь, и вам прочности не хватало?
Троцкий: Не мне, а моему черепу.
Ленин (задумался): А ведь Маркс говорил, что самая неприступная крепость на свете – человеческий череп.
Троцкий (иронически): А нет таких крепостей, которые большевики не смогли бы взять.
АКТ 4.
Лермонтов: Здесь всё не просто: этот мир связывает с нынешним разве любовь и смерть – более ничего. Но и Тифлис, бани, старый мост.
Робот: А люди?
Лермонтов: Да, конечно, люди. Любовь с первого взгляда – она согласна на все и сразу. Я шел за ней, за черной чертой...
Ленин: Чертой?
Лермонтов: Да, я рисовал на стене углем – и провел черту по её спине.
Появляется женщина. Лермонтов что-то шепчет ей на ухо. Она кивает, он целует ей руку... Поднимает голову.
Она: Но поклянись!
Лермонтов: Клянусь жизнью.
Она: Клянись, что вынесешь и бросишь в Куру... потом…
Лермонтов: Вынесу и брошу в Куру всё, что ты пожелаешь и на что хватит сил моих. А ты клянёшься?
Она (серьезно): Клянусь любить тебя так, как никто не любил... в эту ночь.
На экране – или за прозрачным занавесом – появляется тень моста. Человеческие тени.
Лермонтов: У меня едва хватило сил выбросить то, что лежало у стены в её комнате. Это был мертвец. С его пояса я снял кинжал – мне стало дурно, я хотел было вернуться – не вспомнил улочку и дом её.
Ленин: Но кинжал?
Лермонтов: Вот он.
Ленин: Ручная, естественно, работа... Вы, вероятно, узнали мастера?
Лермонтов: Я отнёс его мастеру, и мастер сказал, что делал его русскому офицеру. Это был линеец.
Ленин: Простите?
Лермонтов: У нас оборонительная линия проходила от Черного и Каспийского моря. Одним словом, числился этот офицер-линеец пропавшим без вести – с недавних пор.
Ленин: Так. А – женщина?
Лермонтов (восхищен): У вас ум детектива.
Ленин: По логике у меня четверка была. А что до ума, то детективным вы его назвали первым. Итак, вы обратились...
Лермонтов: К кому? как по-вашему?
Ленин: С друзьями он делился вряд ли... К денщику. У него же остался денщик?
Лермонтов: Да. Он сказал, что офицер этот ходил к одной старухе...
Ленин: Старухе?
Лермонтов: Естественно, дочь у неё была. Но вышла замуж. А офицер неделю спустя пропал.
Ленин: А дальше?
Лермонтов: Дальше… Иду я по караван-сараю – и вдруг мужчина с женой. Та показала на меня пальцем, он кивнул.
Ленин: Дальше!
Тени за прозрачной занавеской пришли в движение. Женщина показывает пальцем на Лермонтова, мужчина кивает.
Лермонтов: Я ушел. Мне было тревожно, очень, но я не боялся. Вы верите?
Ленин: Верю. Так бывало и со мной – в других ситуациях, разумеется, потом их назвали историческими. Но тут главное – что в душе творится. Тревога, смятение даже – но не страх. Это не только с отдельным человеком бывает – с толпой на митинге, например. Но у вас случай особый: вы шли один, хотелось оглянуться, наверное...
Лермонтов: Да.
Ленин: Но этого делать нельзя. (Пауза). Что же было? Почему вы молчите?
Лермонтов легко взбегает на мост. Человек в черкеске – за ним.
Человек в черкеске: Ты кто?
Лермонтов: Михаил. А ты?
Человек в черкеске: Муж Маи.
Две фигуры надвинулись на Лермонтова, но он сделал легкое движение – и одна из них исчезла..
Ленин: Позвольте, он?..
Лермонтов: Захлебнулся, наверное. Вообще, горцы плавать не умеют
Ленин: А она?
Лермонтов (после паузы): Я её вижу иногда. Во сне.
Из-за кулис выходит Велимир.
Велимир: Черти не углем, а любовью,
Того, что будет чертежи…
Ленин: Удачно как. Кто это?
Лермонтов: Велимир. Ваш современник.
Велимир (не всматриваясь): Нет, это он – мой современник.
Ленин (миролюбиво): Готов согласиться. Но что вы о той женщине – с моста, из караван-сарая, скажете?
Велимир: Панна пены, пани пены,
Что вы – тополь или сон?
Или только бьется в стены
Роковое слово «он»?
Лермонтов: Да было в ней нечто... тополиное: стройная, прямая. Но не только поэтому я за ней пошел.
Велимир: Зазовь.
Зáзовь манности тайн
Зáзовь обманной печали...
Ленин: Зáзовь... Я этого слово не знаю.
Лермонтов: Скажите лучше – не понимаю.
Ленин: Нет... Почему-то понимаю. А вот манность – это мне неясно. (Велимиру) А о другом, и яснее, вы могли бы сказать... современник?
Велимир: А о чем?
Ленин: Ну, раз современник – о Кремле.
Велимир: Где сумасшедший дом?
В стенах или за стенами?
Ленин: Глубоко. А о чем-нибудь другом? Вот мы с Львом Давидовичем говорили о черепе...
Велимир: Кость, где разума обитель...
Ленин: У вас дар какой-то особенный. Упустил я вас из виду современник – где вы скрывались? Политики не любили? Большевиков? НЭП?
Услышав «НЭП», Велимир словно очнулся. Он был задумчив, а сейчас – громко и весело:
Велимир: Эй, молодчики-купчики,
Ветерок в голове!
В пугачевском тулупчике
Я иду по Москве.
Ленин: А это даже я где-то слышал – или читал. Вспомнил. Вы – Хлебников.
Хлебников (вяло): Рад познакомиться.
Ленин: Кажется, я рад куда больше, чем вы. Скажите еще что-нибудь.
Хлебников: Рапр, грапр, апр! Жай!
Каф! Бзуй! Каф!
Ленин: Не понял.
Хлебников: А ведь вы это все устроили.
Ленин: При непосредственном участии ваших современников!
Хлебников (устало): И моём.
Печорин: И моём.
Лермонтов: Значит, и моём.
Девушка (со свернутым в трубку плакатом): И моём!
Троцкий: И моём, как вы помните.
Робот: Но не моём.
Философ Эйби: Да. Но скоро этот рапр, грапр – как там дальше? – и вы устроите…
Робот: Не скоро.
Зам. автора (выходит на авансцену): Не с вами Бог.
Робот: А вы думаете – он с вами?!
Эйби: Имею такую слабость.
Робот: Это именно слабость. Он – с символами.
Зам. автора: Он далеко...
И над залом, над сценой звучит Голос: он высоко.
Все смотрят вверх. На сцену опускается туман – и гаснет свет.
А.Д. Осташев
Достарыңызбен бөлісу: |