Лужицкий вопрос и чехословакия в 1918 1948 гг

МОСКОВСКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ

имени М.В. ЛОМОНОСОВА

Специальность 07.00.03 – всеобщая история

(новое и новейшее время)

АВТОРЕФЕРАТ

диссертации на соискание ученой степени

доктора исторических наук

Москва - 2008

Работа выполнена на кафедре истории южных и западных славян государственного образовательного учреждения высшего профессионального образования «Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова» Министерства образования и науки Российской Федерации.

(Институт всеобщей истории РАН)

(Институт славяноведения и балканистики РАН)

(Сыктывкарский государственный университет)

Воронежский государственный университет

Защита состоится «___» _____________ 2009 г. в ___ час. на заседании диссертационного совета Д 50100212 по присуждению ученой степени доктора исторических наук в Московском государственном университете по адресу: 119992, Москва, Ломоносовский проспект, д. 27, корп. 4, Исторический факультет МГУ, ауд.

С диссертацией можно ознакомиться в читальном зале научной библиотеки им. А.М. Горького (МГУ, Ломоносовский проспект, д. 27, корп. 4).

Автореферат разослан «____» ____________ 2008 г.

Ученый секретарь

диссертационного совета

доктор исторических наук, профессор И. Л. Маяк

ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА РАБОТЫ

В отличие от других малых славянских народов, не имеющих собственной государственности (русины в Словакии, Польше и на Украине; кашубы в Польше), но получивших более благоприятные возможности для своего этнокультурного развития в постсоциалистический период, сербы-лужичане, наоборот, подвергаются возросшему ассимиляционному давлению в объединенной Германии. Нивелирующее воздействие ассимиляционных факторов на серболужицкое население является не только результатом роста социальной мобильности, интернационализацией всех сфер жизни и экспансией электронных СМИ, характерных для эпохи глобализации, но и продуктом целенаправленной политики немецких властей, демонстрирующих все меньшее понимание специфических проблем автохтонного серболужицкого меньшинства в ФРГ, вопрос национального самосохранения которого становится поэтому все более злободневным².

Cерболужицкий народ, наряду с другими полабскими славянами вовлеченный в орбиту германской государственности более тысячи лет назад, в отличие от своих северных славянских соседей сумел не только сохранить славянский язык, культуру и самосознание, но и дважды в течение ХХ века предпринять попытку создания собственной государственности и выхода из состава Германии. В силу ряда причин эти попытки оказались неудачными. Важным фактором национального самосохранения и развития лужицких сербов стала идея славянской взаимности, которая культивировала у сербов-лужичан чувство принадлежности к обширному славянскому миру, усиливала национальное самосознание и часто выступала в качестве эффективного «оружия против ощущения собственной слабости и незначительности»³.

Важное место в истории лужицких сербов занимают чешско-серболужицкие связи, которые объективно выступали как фактор, способствующий формированию и развитию национального самосознания сербов-лужичан и противостоящий их ассимиляции. В первой половине ХХ века интенсивность и глубина контактов резко возросли, что проявилось после образования независимой Чехословакии в 1918 г. По меткому замечанию русского ученого-слависта Ф. Зигеля, чешский народ, «поставленный с ранней молодости в самые затруднительные условия, …не только сумел сохранить свою индивидуальность, но и повлиять благотворно на все остальные славянские народы в смысле укрепления в них славянского самосознания…»⁴. Сказанное имеет прямое отношение к связям между чехами и лужицкими сербами, удачно характеризуя их суть и направленность. Чешско-серболужицкие отношения в межвоенный период и особенно в первые годы после окончания Второй мировой войны представляют собой одну из самых насыщенных, интересных и одновременно наименее изученных страниц в богатой книге межславянских связей.

- анализ специфики чешско-серболужицких связей и их воздействия на серболужицкое национальное движение в 1918-1919 гг.;

- рассмотрение эволюции связей между Чехословакией и лужицкими сербами в межвоенный период и их роли после прихода национал-социалистов к власти в Германии;

- анализ пролужицкого движения в Чехословакии в 1945-1948 гг. и его взаимоотношений с серболужицкими политиками и чехословацкими официальными кругами;

- выявление сущности лужицкого вопроса в 1945-1948 гг., его социального и политического контекста и роли различных факторов в его решении.

Теоретико-методологическая основа работы. Теоретической и методологической основой исследования являются общепринятые принципы историзма и объективности, предполагающие конкретно-исторический подход к анализу событий в их диалектическом развитии. Именно эти принципы позволяют адекватно решать поставленные в работе исследовательские задачи.

Хронологические и географические рамки работы. Хронологические рамки работы охватывают период с 1918 по 1948 гг., т.е. время с момента образования независимой Чехословакии и начала серболужицкого национального движения за коренное изменение государственно-правового статуса Лужицы до принятия «Серболужицкого закона» ландтагом Саксонии в марте 1948 г., что явилось итогом серболужицких национальных устремлений после Второй мировой войны. Географические рамки работы включают Чехословакию и территорию Верхней и Нижней Лужицы, входящих в настоящее время в состав ФРГ (федеральные земли Саксония и Бранденбург).

Степень изученности темы. Изучение лужицких сербов в России имеет богатую историю и традиции. Русские ученые-слависты XIX и начала XX вв. И.И. Срезневский, О.М. Бодянский, А.Ф. Гильфердинг, А.Н. Пыпин, В.А. Францев, Т.Д. Флоринский внесли огромный вклад в развитие сорабистики.⁵ Особое место среди русских славистов занимает И.И. Срезневский, который «открыл лужицких сербов не только для русских, но и для других славян».⁶ После Октябрьской революции внимание к сербам-лужичанам заметно ослабело. В первые десятилетия после революции в СССР было опубликовано лишь несколько статей по серболужицкой проблематике, посвященных крупному серболужицкому ученому А. Муке и его связям с русскими учеными.⁷ Специальный раздел, посвященный серболужицким языкам, был включен в книгу А.М. Селищева «Славянское языкознание», опубликованную в 1941 году.⁸ В послевоенный период в СССР активное развитие получило изучение серболужицкой филологии, опиравшееся на богатые традиции русской сорабистики. Большой вклад в изучение языков и литературы лужицких сербов внесли Л.И. Ройзензон, С.Б. Бернштейн, М.И. Ермакова, А.А. Гугнин, К.К. Трофимович и В.А. Моторный.⁹ Серьезным достижением отечественной сорабистики стало издание верхнелужицко-русского словаря, автором которого являлся известный львовский филолог-славист К.К. Трофимович.¹⁰

Несмотря на рост интереса к серболужицкой проблематике в послевоенный период, чешско-серболужицкие связи в ХХ веке не стали объектом специального исследования в отечественной историографии, хотя роль межславянских связей в национальном развитии лужицких сербов в XIX веке была всесторонне проанализирована Л.П. Лаптевой, которая сделала важный концептуальный вывод о том, что «главную роль как в причинах возрождения, так и в создании условий для его успеха играли факторы внешние… Внешним фактором развития серболужицкой… культуры являлся идейный пример и материальная помощь со стороны других славянских народов… Свое идейное вооружение серболужицкое возрождение черпало прежде всего из Чехии. Оттуда пришла не только идея славянской взаимности, но и вполне конкретная помощь, выразившаяся в подготовке кадров национальной культуры».¹¹ Если идеологическая поддержка серболужицкого возрождения пришла из Чехии, то материальная помощь – главным образом из России, поскольку «…именно русские славянские деятели финансировали почти все главные мероприятия, поддерживавшие… серболужицкую национальную культуру».¹² Подобную точку зрения разделяют как серболужицкие, так и чешские исследователи. Так, чешский сорабист Я. Петр указывал на важную роль чешско-серболужицких связей в процессе формирования серболужицкой национальной идеологии.¹³ По словам серболужицкого исследователя Л. Гайнец, «...Прага открывала лужицким сербам путь в славянский мир, формировала и поддерживала... стремление к сохранению и развитию собственной идентичности».¹⁴

Чешские сорабистические исследования, интенсивность и широта которых были традиционно выше, чем в других славянских странах, удачно сочетают в себе как работы обзорного характера,²³ так и узкотематические труды,²⁴ многие из которых посвящены чешско-серболужицким связям в XIX и ХХ веках.

Интерес чехов к лужицким сербам был традиционно устойчивым, что объяснялось не только естественным вниманием к этнически и исторически близкому славянскому соседу, но и контекстом все более обострявшихся чешско-немецких отношений. Немалую роль в этом интересе играли и практические соображения, которые проявлялись в тенденции со стороны чехов рассматривать лужицких сербов как дополнительный инструмент в противостоянии немецкому влиянию и как своего рода негативный пример, на ошибках которого надо учиться. Изрядный налет утилитаризма в отношении к серболужицкой проблематике продемонстрировал уже прагматичный Масарик, который посетил Лужицу в 1884 г., интересусь результатами влияния «немецкого духа на лужицких славян».²⁵ Стремление извлечь полезные уроки из поучительной истории лужицких сербов было постоянно присуще чехам. Уже после образования независимой Чехословакии Масарик в своих мемуарах призывал чешского читателя «не забывать о том, что в средневековье славяне занимали обширную область вплоть до Заале и северной Эльбы...»²⁶ Для избежания их печального опыта Масарик считал необходимым «настойчиво стремиться к увеличению нашей внутренней силы».²⁷ Похожее отношение к лужицким сербам занимали и чехословацкие сорабисты. Патриарх чехословацкой сорабистики Й. Пата писал в 1930-е гг., что «История Лужицы является историей тысячелетней борьбы порабощенного Славянина с превосходящими немецкими силами... Лужицкие сербы... - мощное предупреждение всем остальным славянам, которые хотя и свободны, но раздроблены и все более поддаются немецкому влиянию».²⁸

Эйфория, вызванная становлением независимых славянских государств после Первой мировой войны, вселила в А. Черного, Й. Пату и их последователей уверенность в реальность существования независимого лужицкого государства или в возможность присоединения Лужицы к Чехословакии. Лидеры чехословацкого пролужицкого движения в 1918-1919 гг. активно выступали за присоединение Лужицы к ЧСР, полагая, что это позволило бы усилить славянский этнический элемент в Лужице, покончив с угрозой германизации, и что этот шаг был бы в геополитических интересах обоих народов. Романтическая пелена стала спадать с глаз лидеров чехословацкого пролужицкого движения лишь в 1930-е гг., когда Й. Пата, проанализировав причины неудач серболужицкого национального движения после Первой мировой войны, был вынужден сделать вывод о том, что «чешский лев не мог освободить Лужицу, поскольку имел множество собственных забот».²⁹

Серболужицкое национальное движение и его связи с Чехословакией в межвоенный период не стали предметом специального исследования в чешской историографии, хотя в рамках обзорных работ данный этап серболужицкой истории в той или иной степени затрагивался. Один из самых авторитетных ученых-сорабистов социалистической Чехословакии Я. Петр в своих оценках чешско-серболужицких связей выделял 1918-1919 гг., когда в Лужице возникло движение за отделение от Германии, период Веймарской республики и время нацистского господства. Критически оценивая внешнеполитические перспективы серболужицкого движения в 1918-1919 годах и позицию Чехословакии в это время, Я. Петр, в отличие от серболужицких историков, подчеркивал, что «иллюзии о возможном присоединении Лужицы к ЧСР исходили прежде всего из Праги».³⁰ Я. Петр критиковал Прагу за «недостаток реалистичного понимания подлинных интересов серболужицкого народа» и за иллюзорную веру в возможность решения лужицкого вопроса в отрыве от процессов, происходящих в немецком обществе.³¹ В своих, во многом справедливых оценках лужицкой политики Праги, Я. Петр недостаточно четко разделял позицию официальных кругов и чехословацкого пролужицкого движения, приписывая официальной Праге, отличавшейся известным прагматизмом, взгляды лидеров чехословацкого пролужицкого движения, стремившихся к радикальному решению лужицкого вопроса.

Чешско-серболужицкие связи в 1918-1919 гг. вызывали интерес и у серболужицких историков, трактовавших лужицкий вопрос как один из инструментов, использовавшихся Прагой для достижения своих внешнеполитических целей. М. Каспер и Ф. Метшк подчеркивали, что лужицкий вопрос был лишь средством в руках чехословацкой дипломатии, использовавшей его в качестве противовеса судетонемецкому вопросу в политической игре, «истинная цель которой заключалась в международном признании северных границ ЧСР».³² О лужицком вопросе как о благоприятном объекте компенсации для Праги писал и Я. Шолта.³³

Что касается 1920-х и особенно 1930-х гг. ХХ века, то как чешские, так и серболужицкие историки однозначно положительно оценивают роль межславянских связей и славянской взаимности для сохранения национальной самобытности лужицких сербов.³⁴ Неравноправное положение лужицких сербов в Веймарской республике и важность их поддержки со стороны чехов подчеркивается и в последних работах серболужицких исследователей.³⁵ Еще большее значение серболужицкие и чешские исследователи придают межславянским связям лужицких сербов после прихода к власти нацистов. М. Каспер полагает, что одной из причин перехода нацистских властей от первоначальной политики открытых репрессий против серболужицких активистов к более умеренной политике в лужицком вопросе были массовые протесты, прокатившиеся по славянским странам, прежде всего по Чехословакии, весной и летом 1933 г.³⁶ Я. Малинк также утверждает, что «протесты в славянском зарубежье и необходимость считаться с положением немецких меньшинств за границей вынудили руководство НСДАП перейти к более гибкой политике в отношении лужицких сербов с 1934 по 1936 гг.».³⁷

Несмотря на исключительную важность 1945-1948 гг. в истории лужицких сербов, по-настоящему серьезное внимание серболужицких и чешских историков этот период начал привлекать лишь в последнее десятилетие. История лужицких сербов после 1945 г. вообще представляет собой наиболее противоречивый и изобилующий «белыми пятнами» отрезок времени. Изучение серболужицкого национального движения в 1945-1948 гг. длительное время было осложнено и ярко выраженными идеологическими мотивами, которые по-разному проявлялись как у историков ГДР, так и ФРГ. Если серболужицкая марксистская историография, развивавшаяся в рамках исторической науки ГДР, имела «преимущественно пропагандистский характер», замалчивала «неудобные темы и факты» и стремилась «к обоснованию господствующего положения СЕПГ в ГДР»,³⁸ сделав «серболужицкую культуру инструментом пропаганды СЕПГ»,³⁹ то немногочисленные западногерманские публикации имели «антикоммунистическое звучание» и преследовали цель «дискредитации восточногерманского государства и его серболужицкой политики».⁴⁰ Взгляд на послевоенную Лужицу сквозь призму марксистско-ленинской идеологии привел серболужицкую марксистскую историографию к трактовке послевоенного серболужицкого национального движения как явления сепаратистского, мелкобуржуазного и противоречащего интересам рабочего класса. Серболужицкий национальный комитет, выступавший за отделение Лужицы от Германии, критиковался за «крайне националистическую позицию» и за связь с «наиболее правыми кругами чехословацкой буржуазии», ориентированными на Запад.⁴¹ Аналогичных взглядов придерживался и чешский сорабист Я. Петр, который полагал, что деятельность СНК и Серболужицкой народной рады, ориентировавшихся на Чехословакию, «сыграла негативную роль в Лужице и ввела в заблуждение простых людей».⁴² Подобно серболужицким историкам, Я. Петр усматривал слабые стороны деятельности СНК в том, что они «не учитывали условий, изменившихся на территории Лужицы после Второй мировой войны; ...осуждали сотрудничество „Домовины“ с демократическими силами Германии» и «не учитывали, что область Лужицы населяют граждане как немецкой, так и серболужицкой национальности, из которых первые имеют значительное численное превосходство над вторыми...»⁴³

Если планы СНК и народной рады, которые варьировались от выхода из состава Германии и присоединения к Чехословакии до образования независимого государства, негативно оценивались историографией ГДР в основном по идеологическим соображениям, то современные серболужицкие историки усматривают в этих намерениях недостаток реализма и игнорирование политических и социально-экономических условий послевоенной Лужицы. По мнению Э. Пеха, «не все ожидания» серболужицких политиков «соответствовали реальности» и «единственный реалистичный путь заключался в том, чтобы оставить лужицких сербов в рамках немецкой государственности, но с законодательными гарантиями соблюдения прав нацменьшинств».⁴⁴

Возможные последствия гипотетического присоединения Лужицы к Чехословакии серболужицкие историки также оценивают критически. По мнению П. Тимана, вхождение в состав Чехословакии имело бы негативные последствия для сербов-лужичан, поскольку у Бенеша, который «не хотел признавать словаков как отдельный народ, были сильны чешско-националистические настроения, не оставлявшие места культурному многообразию».⁴⁵ В то же время, признавая нереалистичность радикальных планов серболужицких политиков, направленных на выход из состава Германии, серболужицкие историки отмечают, что многолетняя дискриминация лужицких сербов со стороны немцев, достигшая апогея во время национал-социализма, породила сильные антинемецкие настроения. Возникший в этих условиях лозунг «Прочь от Германии» был вполне естественным.⁴⁶

Новый подъем интереса чехов к лужицким сербам наступил после «бархатной революции» и падения социализма в Чехословакии в 1989 г. Особое внимание чешских исследователей привлекли ранее табуизированные сюжеты, прежде всего чешско-серболужицкие отношения в 1945-1948. Провал радикальных послевоенных планов серболужицких деятелей, направленных на присоединение Лужицы к Чехословакии, современные чешские сорабисты склонны объяснять «неблагоприятной политической ситуацией и давлением Советского Союза во главе со Сталиным».⁴⁷ То обстоятельство, что среди слагаемых «неблагоприятной ситуации», помимо давления со стороны СССР, была еще и политика соседних славянских государств, в первую очередь Чехословакии, не вызывало интереса чешских сорабистов. Последние работы чешских историков, посвященные серболужицкому движению после 1945 г., демонстрируют более сбалансированный взгляд на изучаемые события, которые рассматриваются в широком международном контексте. Так, Й. Заградник в своей статье «Чехословакия и Лужица в 1945–1948 гг.», написанной на основе материалов пражских архивов, убедительно показывает отсутствие интереса у высшего чехословацкого руководства, включая президента Бенеша, к присоединению Лужицы. «Желание услышать лужицких сербов отсутствовало… Их стремлений не хотело поддержать ни чехословацкое правительство, ни тем более Советский Союз»⁴⁸, - констатирует чешский исследователь.

Наряду с чешской, успешно развивается в последние годы и польская сорабистика, достижения которой нашли свое выражение в ряде статей и в двух серьезных монографических исследованиях, посвященных различным аспектам польско-серболужицких отношений.⁴⁹ Польские исследователи, признавая приоритетность чешско-серболужицких связей над польско-серболужицкими, также скептически оценивают возможность существования независимого лужицкого государства.⁵⁰