Москва Издательство "Республика"

257

димости внесения научного социалистического сознания в рабочий класс ("Что делать?", 1902). Когда на II съезде (Лондон, 1903) Российской социал-демократической рабочей партии в ней произошел раскол на большевиков и меньшевиков, Л. встал во главе партии большевиков, к-рую он в конечном итоге привел к завоеванию власти в октябре 1917 г. В отличие от меньшевиков, считавших несвоевременным вопрос о пролетарской революции в отставшей от западноевропейских стран России, Л. уже во время революционных событий 1905 г. выдвинул идею о перерастании буржуазно-демократической революции в пролетарскую социалистическую революцию ("Две тактики социал-демократии в демократической революции", 1905). Такое перерастание фактически осуществилось в феврале—октябре 1917 г. После Октябрьской революции Л.

— первый председатель правительства Советской России. Отношение Л. к марксистской теории, и в частности к философии, претерпело эволюцию. В своих первых трудах 1894—1895 гг. он, подобно ряду социал-демократов (К. Каутский и др.), придерживался т. зр., что марксизм

— это наука об об-ве, социология, подчиняющаяся общенаучным критериям и не нуждающаяся в философии (материал философии распадается между отдельными науками, утверждал он в работе "Экономическое содержание народничества и критика его в книге г. Струве", 1895). Дальнейший ход событий — выступление Э. Бернш-тейна с ревизией ряда положений марксизма, полемика, в т. ч. философская, вокруг ревизионизма, начавшееся размежевание революционного и реформистского крыла среди марксистов II Интернационала — побудил Л. изменить свое отношение к философии. Он становится последовательным защитником идеи о философском своеобразии марксизма и органической целостности его трех составных частей — философии, политэкономии и учения о социализме. Именно в этот второй период (1905—1917) Л. наряду с политическими и экономическими работами ("Крах II Интернационала", 1915, "Империализм, как высшая стадия капитализма", 1916 и др.) создает собственно философские труды

— "Материализм и эмпириокритицизм" (1909) и "Философские тетради" (рукопись 1914—1916). Осн. проблема третьего периода (1917—1924)

— вопросы социального развития и общественно-государственного устройства после завоевания большевиками власти. В этот период делается попытка теоретически обосновать начальный этап социалистического строительства ("Государство и революция", 1917; "Очередные задачи Советской власти", 1918; "Великий почин", 1919; "О значении воинствующего материализма", 1922; последние статьи: "О кооперации", "О нашей революции", "Лучше меньше, да лучше"). Философские взгляды Л. выражены, т. обр., не

Ленин

только в трудах "Материализм и эмпириокритицизм", "Философские тетради" и обобщающих статьях, таких, как "Три источника и три составных части марксизма" (1913) и "Карл Маркс" (1914), но и во мн. работах социально-политического и экономического характера. Подспудно они проходят и в произв. первого периода, где Л стремился доказать, что выводы марксизма вытекают не из общефилософских схем, а из конкретно-научного исследования об-ва. Субъективизму народников (исходить из желаемого, из идеала) он противопоставил подход к об-ву как целостности, развивающейся по своим объективным закономерностям. Соответственно и диалектический метод он определял как "научный метод в социологии, состоящий в том, что общество рассматривается как живой, находящийся в постоянном развитии организм..." (Поли. собр. соч. Т. 1.С. 165). Однако сразу же вслед за этим, выступая с критикой "буржуазного объективизма" "легальных марксистов", Л. требует не ограничиваться констатацией объективных фактов и процессов (в частности, развития капитализма в России), что может привести к апологетике этих фактов, а встать и на критическую т. зр., позволяющую увидеть скрытые еще противоречия и перспективы развития. Так, философская в своей основе идея соотношения субъективного и объективного и нахождения верной линии между двумя симметричными крайностями становится одной из важнейших для Л. как мыслителя и как практического деятеля. Мн. исследователи усматривают оригинальный вклад Л. именно в разработку вопроса о роли субъективного фактора в истории: интересов и настроений различных социальных групп, перехода от стихийности к сознательности и организованности, идеологической борьбы, стратегии и тактики политических действий и т. д. Исследование сочетания этих факторов с объективными условиями данной страны Л. называл "конкретным анализом конкретной ситуации". При этом он упрекал Плеханова и меньшевиков в том, что они пытались делать конкретные выводы не из такого анализа, а чисто логически. В свою очередь меньшевики обвиняли Л. и большевиков в отходе от важных положений марксистской теории, в замене материалистического монизма дуалистическим пониманием соотношения объективных и субъективных моментов. Суть теоретического расхождения заключалась, собственно, в том, как понимать соотношение объективных и субъективных моментов в развитии конкретного об-ва. Для Л. субъективные моменты были более самостоятельны и более весомы, чем для Плеханова. Если Плеханов сводил все дело к проявлению в них или вопреки им объективных экономических законов, то, по Л., развитые субъективные моменты могли в определенной мере компенсировать слабость экономического развития или, напро-

тнв из-за собственной слабости — не дать довести объективный процесс до логического конца. Гвое понимание развития об-ва Л. противопоставлял эволюционистской концепции склонявшихся к реформизму деятелей II Интернационала ("хитрая и революционная" диалектика против "простой и спокойной" эволюции). Тесно связаны с социально-исторической проблематикой исследования Л. по теории познания. Здесь выделяются 2 этапа: 1-й характеризуется акцентом на материализм и объективность познания как отражения действительности ("Материализм и эмпириокритицизм"), 2-й — на диалектику и ее методологическую роль в познании ("Философские тетради"). Выступая против увлечения нек-рых марксистов (Богданова, Базарова, Валентинова, Юшкевича и др.) философией Э. Маха И Ρ Авенариуса — эмпириокритицизмом и их попыток соединить марксистское учение об об-ве с эмпириокритицистской теорией познания, Л. настаивал на том, что марксизм имеет собственную философию и собственную, диалектико-ма-териалистическую теорию познания. Она несовместима с эмпириокритицизмом прежде всего постольку, поскольку материализм несовместим с идеализмом. Материализм в познании — это теория отражения, рассматривающая наши восприятия и представления как образы существующих независимо от сознания и мышления явлений. Подчеркивая объективность содержания формирующихся в результате процесса отражения образов, Л. вместе с тем считал их идеаль-• ными, а не материальными по своему характеру. Осмысливая нек-рые результаты научной революции в физике в кон. XIX — нач. XX в., Л. критиковал попытки их идеалистической интерпретации эмпириокритицизмом ("материя исчезла") и проводил принципиально важное разграничение между философской категорией материи ("объективная реальность, данная нам в ощущении") и изменчивыми конкретно-научными пред-I ставлениями о ней. То же относится к категори-»I пространства, времени, причинности, необходимости. Материалистическая философия, по Л., ограничивается признанием объективного существования обозначаемых ими реальностей, предоставляя их конкретное исследование частным наукам. Также и сам процесс познания Л. характеризовал лишь в самых общих чертах: это процесс бесконечный, сложный, противоречивый, связанный с практикой как основой познания и критерием истины. В "Материализме и эм-ннриокритицизме" Л., по существу, интересовал _ν не процесс познания, а его результаты, к-рые, по ' его представлению, объективны и общезначимы, лишь поскольку правильно отражают действительность. Иное дело — "Философские тетради", содержащие комментарии в ходе изучения ряда трудов Гегеля и нек-рых др. философов. В них делаются попытки (хотя и в виде отдельных

высказываний, фрагментов) материалистически истолковать нек-рые положения гегелевской диалектики, относящиеся к процессу познания, на основе чего Л. высказывает идею о тождестве диалектики, логики и теории познания. В ст. "Три источника и три составных части марксизма" Л. давал такое определение диалектики: это "учение о развитии в его наиболее полном, глубоком и свободном от односторонности виде" (Там же. Т. 23. С. 43—44). Данное определение было дополнено в ст. "Карл Маркс" раскрытием "некоторых черт диалектики": развитие скачкообразное, с перерывами постепенности и превращением количества в качество, внутренние импульсы к развитию, даваемые противоречием, столкновением различных сил и тенденций, взаимозависимость и теснейшая связь всех сторон каждого явления, связь, дающая единый, закономерный мировой процесс движения. (См. там же. Т. 26. С. 55.) Поставив в "Философских тетрадях" проблему диалектики в плоскость теории познания, Л. определяет ориентиры, указывающие на диалектический характер познания: развертывание всей совокупности моментов действительности, взаимозависимость и взаимопереход всех понятий, доходящие до тождества противоположностей между понятиями, изучение противоречия в самой сущности предметов, наконец раздвоение единого и познание противоречивых частей его. В результате Л. перечисляет 16 элементов диалектики (объективность, всесторонность, учет внутренних противоречивых тенденций, соединение анализа и синтеза и т. д. (см. там же. Т. 29. С. 202—203), хотя этот поиск нельзя считать законченным ("Философские тетради" — рабочие заметки для себя). Во фрагменте "К вопросу о диалектике" он дает обобщающее определение диалектики: это "живое, многостороннее (при вечно увеличивающемся числе сторон) познание с бездной оттенков всякого подхода, приближения к действительности..." (Там же. С. 321). Считая такую установку основой гибкого подхода к действительности, Л. использует ее в своих спорах с оппонентами (см., напр., "Крах II Интернационала") и в своих разработках проблем империализма, национального вопроса (две тенденции в межнациональных отношениях — к объединению и к разъединению), культуры (прогрессивные и реакционные стороны во всякой национальной культуре) и др. В послеоктябрьский период Л. предложил разграничивать антагонистические и неантагонистические противоречия, отмечая, что последние останутся и при социализме. Он выдвинул идею сознательного соединения противоположностей, причем такого, чтобы получилась "симфония, а не какофония". Таким соединением был, в частности, для Л. принцип "демократического централизма": в борьбе централистской тенденции (победившей позже при Сталине) и тенденции

259

демократической, самоуправленческой (представленной, в частности, "рабочей оппозицией") Л. стремился найти и удержать некую среднюю, синтетическую позицию — централизация при контроле снизу (ст. "Как нам реорганизовать Рабкрин", "Лучше меньше, да лучше" и др.). В ст. "О значении воинствующего материализма" (1922) Л. набросал программу деятельности философов-марксистов (союз с некоммунистами, с учеными-естествоиспытателями, материалистическая переработка диалектики Гегеля). Отношение Л. к рус. философии во многом было подчинено интересам политической борьбы и отражало позиции радикальной интеллигенции, восходящие к 60—70-м гг. XIX в. Симпатии Л. в этой области обозначились прежде всего подчеркиванием первостепенной важности идей, оппозиционных самодержавию (декабристы, Герцен, Белинский, Чернышевский, Добролюбов, Писарев, петрашевцы и др. социалисты) (см. работы "Памяти Герцена", "Из прошлого рабочей печати в России", "Роль сословий и классов в освободительном движении" и др.). Главным рус. философским авторитетом для Л. был Чернышевский, к-рому он в юности, восхищенный романом "Что делать?", отправил письмо, оставшееся без ответа. Темы философского творчества Чернышевского использовались Л. в его осн. философских соч. Напр., критика Канта "слева" в "Материализме и эмпириокритицизме", анализ "антропологизма" в "Философских тетрадях". Чернышевский наряду с Плехановым был для Л. наиболее зримым воплощением "солидной материалистической традиции" в России ("О значении воинствующего материализма"). Л., так же как и мн. представители народнической и социал-демократической интеллигенции, отдавал предпочтение Толстому как мыслителю по сравнению с Достоевским. Однако и Толстого Л. воспринимал гл. обр. политически, как "зеркало русской революции", не рассматривая его религиозно-философские взгляды по существу. Аналогичная, но уже резко критическая оценка выражена у Л. по отношению к Бердяеву, Булгакову, П. Б. Струве и др. религиозным мыслителям, отошедшим от марксизма. Своего апогея она достигает в одном из самых острых образцов его публицистики, посвященном критике "контрреволюционного либерализма" Бердяева, Булгакова, Изгоева, Кистяковского, Гершензона, Струве, Франка, — "О "Вехах". В целом же внимание Л. было обращено к рус. литературе по марксизму; он был нацелен гл. обр. на борьбу со своими российскими противниками (народниками, "легальными марксистами", "экономистами", меньшевиками, октябристами, кадетами, эсерами и др.). Причем его философско-критическая активность была направлена прежде всего на левый фланг, а также центр идейно-политического спектра борьбы в России, о чем свидетельствует

его анализ эмпириокритицизма, богостроительства, "веховства" (см. "Вехи"). Рус. философскую мысль консервативного направления (К. Я. Леонтьев, Розанов, Победоносцев и др.) Л. нигде специально не анализировал. Труды Л., многократно переиздававшиеся, оказали большое влияние на мировое коммунистическое движение, на левые, социалистические круги во мн. странах.

Соч . : Поли. собр. соч. М., 1958—1965.

Лит . : Деборин А. М. Ленин как мыслитель. М., 1924; Сталин И. В. Вопросы ленинизма. 11-е изд. М.' 1952; Адоратский В. В. О теории и практике ленинизма (революционного марксизма). М.; Л., 1924; Быстрянс-кш В. А. Ленин как материалист-диалектик. Л., 1925· Тимирязев А. К. Ленин и современное естествознание! Л., 1924; Варьяш А. Диалектика у Ленина. М.; Л., 1928· Луппол И. К. Ленин и философия. М., 1927; Познер В. М. Очерк диалектического материализма (по книге в! И. Ленина "Материализм и эмпириокритицизм"). М.,1936; Омельяновский М. Э. В. И. Ленин и философские вопросы современной физики. М., 1968; О "Философских тетрадях" В. И. Ленина. М., 1959; Кедров Б. М. Книга В. И. Ленина "Материализм и эмпириокритицизм" и современное естествознание. М., 1959; Он оке. Из лаборатории ленинской мысли (Очерки о "Философских тетрадях" В. И. Ленина). М.. 1972; Чагин Б. А. В. И. Ленин о роли субъективного фактора в истории. Л., 1967; Розенталь М. М. Ленин и диалектика. М., 1963; Ленин как философ. М., 1969; Копнин П. В. Философские идеи В. И. Ленина и логика. М., 1969; История марксистской диалектики. Ленинский этап. М., 1973; Ильенков Э. В. Ленинская диалектика и метафизика позитивизма. М., 1980; Ленин. Философия. Современность. М„ 1985; Главные философские труды В. И. Ленина. М., 1987; Ленин. Взгляд с Запада. М., 1990; "Материализм и эмпириокритицизм" в России и за рубежом. Новые материалы. М., 1990; Кувакин В. А. Мировоззрение Ленина: формирование и основные черты. М., 1990; Hopper J. (Pannekoek Α.). Lenin als Philosoph. Amsterdam, 1938; Mever A. Leninism. Cambridge (Mass.), 1957; Seve L. La difference. Introduction au léninisme. P., 1960; Lenin. The Man. The Theorist. The Leader. A Reapprisel. L., 1987; Garaudy R. Lénine. P., 1968; Althusser L. Lénine et la philosophie . P., 1969; Ulam A. Lenin and the Bolsheviks. L., 1969; GruppiL. Il pensiero di Lenin. Roma, 1970; Lecourt D. Une crise et son enjeu (essai sur la position de Lénine en philosophie). P., 1973; Lénine et la pratique scientifique. P., 1974; Liebnum M. Leninism under Lenin. L., 1975; Pnlan A. J. Lenin and the End of Politics. L., 1984.

M. H. Грецкий. M. A. Маслин, В. Ф. Титов

ЛЕОНТЬЕВ Алексей Николаевич (5(18). 02. 1903, Москва -- 21. 01. 1979. Москва) -- психолог, философ и педагог. Окончил ф-т общественных наук Московского ун-та (1924), работал в Психологическом ин-те и др. московских научных учреждениях (1924-1930), зав. сектором Всеукраинской психоневрологической академии и зав. кафедрой Харьковского педагогического ин-та (1930—1935). В 1936—1940 гг. одновременно работает в Москве, в Психологическом ин-те, и в Ленинградском государственном педагогическом ин-те им. Н. К. Крупской. Док гор психологических наук (1940). С 1943 г. ·— зав. лабора-

Леонтьев

торией, затем отделом детской психологии Ин-та психологии, проф., а с 1949 г. — зав. кафедрой психологии Московского ун-та. Действительный член АПН РСФСР (1950), АПН СССР (1968) в 50-е гг. был академиком-секретарем и вице-президентом АПН РСФСР. С 1966 г.

__' декан ф-та психологии Московского ун-та

я зав. кафедрой обшей психологии. Почетный доктор ряда зарубежных ун-тов, в т. ч. Сорбонны. Лейтмотивом научного творчества Л. была разработка философско-методологических оснований психологической науки. Становление Л. сак ученого произошло в 20-е гг. под влиянием его учителя Выготского, буквально взорвавшего традиционную психологию своими методологическими, теоретическими и экспериментальными работами, заложившими основы новой психологин, к-рую он связывал с марксизмом. Исследованиями кон. 20-х гг. Л. также внес вклад в разработку созданного Выготским культурно-исторического подхода к становлению человеческой психики. Однако уже в нач. 30-х гг. Л., не порывая с культурно-историческим подходом, начинает дискутировать с Выготским о путях его дальнейшего развития. Если для Выготского осн. предметом изучения было сознание, то Л. более важным представлялся анализ формирующей сознание человеческой практики, жизнедеятельности. Он стремился утвердить идею о приоритетной роли практики в формировании психики и понять закономерности этого формирования в историческом и индивидуальном развитии. Господствовавшей в старой психологии картезианской оппозиции "внешнее — внутреннее" Л. противопоставляет тезис о единстве строения внешних и внутренних процессов, вводя категориальную пару "процесс — образ". Он разрабатывает категорию деятельности как действительного (в гегелевском смысле) отношения человека К миру, к-рое не является в строгом смысле индивидуальным, а опосредовано отношениями с др. людьми и социокультурно выработанными формами практики. Идея о том, что формирование психических процессов и функций происходит в деятельности и посредством деятельности, послужила основой многочисленных экспериментальных исследований развития и формирования психических функций (30—60-е гг.). Они заложили основу для ряда психолого-педагогических концепций развивающего обучения и воспитания, к-рые в последнее десятилетие получили широкое распространение в педагогической практике. К кон. 30 — нач. 40-х гг. относится разработка представлений Л. о структуре деятельности, согласно к-рым в деятельности различаются три психологических уровня: собственно деятельности (акт деятельности), выделяемой по критерию ее мотива; действий, вычленяемых по .критерию направленности на достижение осоз-нанных целей; операций, соотносящихся с усло-

виями осуществления деятельности. Для анализа сознания принципиально важной оказалась введенная Л. дихотомия "значение — личностный смысл", первый полюс к-рой характеризует "безличное", всеобщее, социокультурно усвоенное содержание сознания, а второй — его пристрастность, субъективность, обусловленную неповторимым индивидуальным опытом и структурой мотивации. Во 2-й пол. 50 — 60-е гт. Л. формулирует тезисы о системном строении психики, а также о единстве практической и "внутренней", психической деятельности. По сути, речь идет о единой деятельности, к-рая может переходить из внешней, развернутой формы во внутреннюю, свернутую (интериоризация), и наоборот (эксте-риоризация), может одновременно включать в себя собственно психические и внешние (экстрацеребральные) компоненты. В 1959 г. вышло 1-е изд. кн. Л. "Проблемы развития психики", обобщавшей результаты этих исследований. В 60—70-х гг. Л. продолжает разрабатывать т. наз. деятельностный подход или "общепсихологическую теорию деятельности". Аппарат деяте-льностной теории он применяет для анализа восприятия, мышления, психического отражения в широком смысле слова. В кон. 60-х гг. Л. обращается к проблеме личности, рассматривая ее в рамках системы, объединяющей деятельность и сознание. В 1975 г. выходит кн. Л. "Деятельность. Сознание. Личность", в к-рой он стремится "осмыслить категории, наиболее важные для построения целостной системы психологии как конкретной науки о порождении, функционировании и строении психического отражения реальности, которое опосредствует жизнь инди-^ видов" (с. 12). Категория деятельности рассматривается как путь преодоления "постулата непосредственности" воздействия внешних раздражителей на индивидуальную психику, к-рый нашел наиболее завершенное выражение в бихевиористской формуле "стимул — реакция". Ключевым признаком деятельности выступает ее предметность, в понимании к-рой Л. опирается на идеи Гегеля и раннего Маркса. Сознание есть то, что опосредует и регулирует деятельность субъекта. Оно многомерно. В его. структуре выделяются 3 осн. составляющих: чувственная ткань, служащая материалом для построения субъективного образа мира, значение, связывающее индивидуальное сознание с общественным опытом или социальной памятью, и личностный смысл, выражающий связь сознания с реальной жизнью субъекта. Исходной для анализа личности также выступает деятельность, вернее, система деяте-льностей, осуществляющих разнообразные отношения субъекта с миром. Их иерархия, а точнее, иерархия мотивов или смыслов и задает структуру личности человека. В 70-е гг. Л. вновь обратился к проблемам восприятия и психического отражения, используя в качестве ключевого по-

260

нятие образа мира, за к-рым прежде всего стоит идея непрерывности воспринимаемой картины действительности. Невозможно воспринять отдельный объект, не воспринимая его в целостном контексте образа мира. Этот контекст в конечном счете и направляет процесс восприятия и опознания. Л. создал свою школу в психологии, его работы оказали заметное влияние на философов, педагогов, культурологов и представителей др. гуманитарных наук. В 1986 г. было создано Международное об-во исследований по теории деятельности.

Соч . : Развитие памяти. М., 1931; Восстановление движения. М.. 1945 (в соавт.); Проблемы развития психики. М., 1959, 1965, 1972, 1981; Деятельность. Сознание. Личность. М., 1975, 1977; Избр. психологические произв.; В 2 т. М., 1983; Философия психологии. ΜΙ 994.

Ли τ . : Α. Η. Леонтьев и современная психология. М., 1983.

ствовать религиозным представлениям о мире, обыденному здравому смыслу, требованиям непредвзятой науки, а также художественному видению мира. Центральная идея философии Л. — стремление обосновать целесообразность переориентации человеческого сознания с оптими-стически-эвдемонистской установки на пессимистическое мироощущение. Первое и главное, с чем мы сталкиваемся, размышляя о "вечных" проблемах, к-рые традиционно относят к компетенции философии и религии, — это всесилие небытия, смерти и хрупкость жизни, моменты восхождения и торжества к-рой неизбежно сменяются разрушением и забвением. Человек должен помнить, что Земля - лишь временное его пристанище, но и в земной своей жизни он не имеет права надеяться на лучшее, ибо этика со своими идеалами бесконечного совершенствования далека от истин бытия. Единственной посюсторонней ценностью является жизнь как таковая и высшие ее проявления напряженность, интенсивность, яркость, индивидуализирован-ность. Они достигают своего максимума в период расцвета формы — носительницы жизненной идеи любого уровня сложности (от неорганического до социального) и ослабевают после того, как этот пик пройден и форма с роковой неизбежностью начинает распадаться. Момент ее наивысшей выразительности воспринимается человеком как совершенство в своем роде, как прекрасное. Поэтому красота должна быть признана всеобщим критерием оценки явлений окружающего мира. Больше залогов жизненности и силы - ближе к красоте и истине бытия. Др. ипостась прекрасного — разнообразие форм. И поэтому в социокультурной сфере необходимо признать приоритетной ценностью многообразие национальных культур, их несхожесть, к-рая достигается во время их наивысшего расцвета. Тем самым к теории культурно-исторических типов Данилевского Л. делает существенное дополнение, носящее эсхатологическую окраску: человечество живо до тех пор, пока способны к развитию самобытные национальные культуры; унификация человеческого бытия^ появление сходных черт в социально-политической, эстетической, нравственной, бытовой и др. сферах есть признак не только ослабления внутренних жизненных сил различных народов, движения их к стадии разложения, но и приближения всего человечества к гибели. Ни один народ, считает Л., не является историческим эталоном и не может заявлять о своем превосходстве. Но ни одна нация не может создать уникальную цивилизацию дважды: народы, прошедшие период культурно-исторического цветения, навсегда исчерпывают потенции своего развития и закрывают для др. возможность движения в этом направлении. Л. формулирует закон "триединого процесса развития", с помощью κ-poro надеется оп-

ределить, на какой исторической ступени находится та или иная нация, т. к. признаки, сопровождающие переход от первоначального периода "простоты" к последующему — "цветущей сложности" и конечному — "вторичного смесительного упрощения", — однотипны. Вначале некое национальное образование аморфно; власть, религия, искусство, социальная иерархия существуют лишь в зачаточной форме. На этой стадии все племена почти неотличимы друг от друга. Характерные черты второй стадии — наибольшая дифференцированность сословий и провинций и власть сильной монархии и церкви, складывание традиций и преданий, появление науки и искусства. Это и есть вершина и цель исторического бытия, к-рая может быть достигнута тем или иным народом. Она так же не избавляет от страданий и ощущения творящейся несправедливости, но по крайней мере это стадия "культурной производительности" и "государственной стабильности". Третья, последняя, стадия характеризуется признаками, сопровождающими регрессивный процесс, — "смешением и большим равенством сословий", "сходством воспитания", сменой монархического режима конституционно-демократическими порядками, падением влияния религии и т. п. Через призму закона "триединого процесса развития" Европа видится Л. безнадежно устаревшим, разлагающимся организмом. В дальнейшем ее ждет упадок во всех сферах жизни, общественные неустройства, косность жалких мещанских благ и добродетелей. Первоначально Л. разделял надежды Данилевского на создание нового восточнославянского культурно-исторического типа с Россией во главе. Россия, рассуждал он, стала государственной целостностью позже, чем сложились европейские государства, и своего расцвета она достигла лишь в период царствования Екатерины II, когда небывало возрос авторитет и сила абсолютизма, дворянство окончательно сложилось как сословие и начался расцвет искусств. Укрепление ее исторических "византийских" устоев: самодержавия, православия, нравственного идеала разочарования во всем земном, изоляция от гибельных европейских процессов разложения — таковы средства задержать ее по возможности на более долгое время на стадии культурно-исторического созидания. Со временем Л. все больше разочаровывается в идее создания Россией новой цивилизации в союзе со славянским миром. Славянство представляется ему проводником европейского влияния, носителем принципов конституционализма, равенства, демократии. Вообще XIX в. становится для него периодом, не имеющим аналога в истории, поскольку влияние наро-' дов друг на друга приобретает глобальный характер, традиционный процесс смены культурно-исторических типов готов прерваться, что чревато "концом света", бедствиями, неизвест-

ными доселе людям. Гибнущая Европа вовлекает в процесс своего "вторичного смесительного упрощения" все новые нации и народности, что свидетельствует о появлении всеобщих смертоносных тенденций. Люди отуманены "прогрессом", внешне манящим техническими усовершенствованиями и материальными благами, по сути стремящимися еще быстрее уравнять, смешать, слить всех в образе безбожного и безличного "среднего буржуа", "идеала и орудия всеобщего разрушения". Россия может на одно-два столетия продлить свое существование в качестве самобытного государства, если займет позицию "изоляционизма", т. е. отдаления от Европы и славянства, сближения с Востоком, сохранения традиционных социально-политических ин-тов и общины, поддержания религиозно-мистической настроенности граждан (пусть даже не единоверных). Если же в России возобладают всеобщие тенденции разложения, то она будет способна даже ускорить гибель всего человечества и свою историческую миссию создания новой культуры превратит в апокалипсис всеобщего социалистического заблуждения и краха. Будущее человечество предстанет тогда в виде раздробленного существования однообразных отдельных политических образований, основанных на механическом подавлении и объединении людей, неспособных уже породить ни искусства, ни ярких личностей, ни религий. При всей своей склонности к укреплению "устоев" Л. не был ортодоксальным религиозным мыслителем. Православие как религия "страха и спасения" не было в его представлении единственной силой, способной спасать и сохранять. "Культурородной" и социально-организующей была для него любая государственная религия — мусульманство, католицизм и даже ереси, возвращающие членам об-ва мистический настрой. Незадолго до смерти Л. писал Розанову, что и всемирная проповедь Евангелия, по его мнению, может иметь последствия, аналогичные результатам совр. "прогресса": стирание культурно-исторических особенностей народов и унификацию личностей. В философии Л. обнаруживаются два равновеликих центра притяжения: культура, произрастающая в недрах государственно оформленной социально-исторической общности, и человек, с "бесконечными правами личного духа", способный ниспровергать установления, обычаи и противоборствующий историческому року. В зависимости от того, какая идея превалировала, мысль его приобретала черты идеологии тоталитарного типа либо превращалась в предтечу философии экзистенциализма, с принципами абсолютной свободы человеческого духа и неподвластности его стихиям мира. В философии Л. противоборствовали и иные идеи: религиозного забвения посюстороннего мира и превознесения эстетических ценностей — творений человеческого духа. При всей

263

Либерализм

личной притягательности и оригинальности своей концепции он не имел последователей в непосредственном смысле слова. Однако влияние отдельных идей Л. на развитие философии в России значительно. В. С. Соловьев, Бердяев, Булгаков, Флоренский и др. находили в его учении идеи, предшествовавшие их собственным построениям.

Соч . : Собр. соч.: В 9 т. М, 1912—1913.

Лит.: Розанов В. В. Эстетическое понимание истории // Русский вестник, 1892. № 1; Он же. Теория исторического прогресса и упадка // Там же. № 2, 3; Бердяев Н. А. Константин Леонтьев: Очерк из истории русской религиозной мысли. Париж. 1926; Зеньктский В. В. История русской философии. Л., 1991. Т. 1, ч. 2. С. 246—265; Иваск Ю. Константин Леонтьев (1831—1891). Жизнь и творчество. Берн; Франкфурт-на-Майне, 1974; Корольков А. А. Пророчества Константина Леонтьева. Спб., 1991; Gasparini Ε. Le previsioni di Constantino Leont'ev. Venezia, 1957; Thaden Ε. С. Conservative Nationalism in Nineteenth-Century: Russia. Seattle, 1964.

Л. P. Авдеева

ЛЕСЕВИЧ Владимир Викторович (15(27).О1. 1837, с. Денисовка Полтавской губ. — 13(26).11. 1905, Киев) — философ-позитивист, социолог, публицист. После окончания киевской гимназии и Петербургского инженерного (военного) училища служил на Кавказе. По окончании Академии генерального штаба вышел в отставку (1861). Поселившись в своем имении в Полтавской губернии, основал там школу для крестьян, что стало причиной конфликта с местной администрацией. С конца 1860-х начинает сотруд-ничать с журн. "Отечественные записки", "Вестник Европы" и др. За связь с движением революционного народничества отбывал ссылку в Сибири (1879—1888). По возвращении в Петербург сближается с Михайловским, становится одним из осн. сотрудников народнического журн. "Русское богатство". Творчество Л. оказало определенное влияние на представителей рус. философской и социологической мысли кон. XIX — нач. XX в. (Михайловского, Грота, Оболенского, Богданова, Струве, Сорокина, Гурвича и др.). В идейной эволюции Л. выделяются два этапа. На первом (примерно до кон. 1870-х гг.) — предметом его философской деятельности, проходившей под заметным влиянием соч. Л. Фейербаха, Лаврова и прежде всего О. Конта, становятся пропаганда концепции "первого" позитивизма, рассмотрение соотношения науки и философии, классификация наук, анализ феномена опытного знания ("Очерки развития идеи прогресса", 1868; "Позитивизм после Конта", 1869; "Новейшая литература позитивизма", 1870; "Опыт критического исследования основоначал позитивной философии", 1877 и др.). Оценивая теистические, идеалистические и материалистические учения как результат заблуждения предшествующих эпох (стадии теологии и метафизики в развитии

человечества), Л. усматривает в позитивной фи-лософии способность преодолеть искажающие науку идеологические, политические и др. наслоения культуры, прийти к чистому знанию. Данная посылка в полной мере раскрывается на втором этапе его творчества ("Письма о научной философии", 1878; "Этюды и очерки", 1886; "Что такое научная философия", 1891; "От Конта к Авенариусу", 1904; "Эмпириокритицизм как единственная научная точка зрения", 1909), для к-рого характерно стремление дополнить позитивизм Конта "критическим началом". Под последним подразумевалась актуализация идей кантовского критицизма, субъективного идеализма Дж. Беркли и Д. Юма, разработка теории познания на базе эмпириокритицизма. Согласно воззрениям Л., после накопления определенного числа представлений (результат непосредственного восприятия действительности; психологический аспект познания) начинается процесс образования понятий (исходный момент отвлеченного мышления; гносеологический аспект познания). Поскольку представления несут на себе отпечаток эмоционально-чувственной природы человека и вследствие этого искажают реальность, научный метод призван отобрать в них элементы "чистого" факта. Сохраняя связь с действительностью и между собой, понятия могут далее дифференцироваться до предельных обобщений, границы к-рых обусловлены исчерпанием представлений об исследуемом объекте и верностью научному методу. Л. включает частные понятия в содержание наук, а наиболее общее — в содержание философии, что ведет, по его мнению, к объединению науки и философии в одно целое знание (научную философию) — совокупность понятий разной степени обобщенности и отвлеченности. Т. обр., новейшая позитивная философия, по Л., пробуждая творческие силы сознания от мертвящего влияния теологии и метафизики, дает теорию "чистого опыта", т. е. опыта, свободного от чувственного и мыслительного (априорные формы сознания) антропоморфизма, от "всякой лишенной содержания кажимости". Предметом социологии, как полагает Л., является изучение общественных явлений с т. зр. их подчиненности естественным законам, а методом выступают наблюдение, опыт, сравнение. Если социальная статика (одна из двух частей социологии) рассматривает условия существования или организации об-ва, то социальная динамика изучает законы деятельности этой организации. Общественный прогресс, по Л., основан на развитии научного знания (критерий прогресса). Ход человеческой истории как эволюции мыслительной деятельности есть чередование двух состояний совокупности индивидов — колебания (незнание действительности) и устойчивости (ее познание), а движущим фактором смены их друг другом является инстинктивное стремление к познанию (мотив понимания).

Соч.: Этюды и очерки. Спб., 1886; Эмпириокрити-тпм как единственная научная точка зрения. Спб., 1909; Собр. соч.: В 3 т. М., 1915-1917.