Научная тетрадь

CONTENTS

Introductory notes 7

academic workbook

A.A. Novikov-Lanskoy. Television in the New Middle Ages 11

Yu.V. Puschayev. The Internet as communicative environment and consciousness 15

V.V. Reshetnikova. on the genre of television stage performance 24

Ye.S. Trusevich. Non-feature films on feature television 28

N.Yu. Zamyatina. constructing territorial image: geography's new agendas 33

T.V. Markelova, M.K. Dementyeva. Actualization of pejorative units by precedent

situation in the current Russian political discourse 45

M.V. Petrushina, I.N. Kachalova. Precedent text as a source of language play

in the media 55

O.G. Karaseva-Reznikova. Screen thinking and fiction: integrated image as one

of the basics of the TV language 62

Ye.A. Takho-Godi. A.F. Losev and the tradition of "Vekhi" social

philosophical publicism 77

academic readings

Conference «Old Russian literature and television»

M.V. Ivanova. old Russian literature and contemporary Russian television 89

A. S. Demin. Swords shine like water: the meaning of the old Russian metaphor . . 94

F.S. Kapitsa. Where did lohann of Novgorod ride the Devil to? 105

V.M. Kirillin. Miracle with infant Bartholomew of acquiring literacy 115

V.V. Ledeneva. Supertext of the old Russian literature and the contemporary

media text 127

M.Yu. Lyustrov. old Russia in the contemporary Swedish cinematography 132

D.S. Mendeleyeva. The elements of reporting in "The tale of the capture of Tsargrad

by the Turks in the year of 1453" by Nestor-lskander 138

A.A. Pautkin. Abbot Daniel's "Travel" as a cultural and historical phenomenon . . . 143 M.V. Pervushin. A heretic like "an obese wife". Polemic texts of the 11^th —

17^th centuries Russian literature 154

O.F. Tufanova. Tales of Dmitry the Impostor: storyboard and symbolism 164

student workbook

Project «The history of the Russian television told by its creators»

Lev Anninsky 183

Georgy Garanyan 188

Alexandr Gournov 193

Mark Zakharov 201

Sergey Kapitsa 210

Tatiana mitkova 224

Vladimir Molchanov 229

michael Nenashev 239

Alexandr Ponomarev 253

oleg Poptsov 261

Igor Fesunenko 274

Anatoly Shabardin 281

Igor Shabdurasulov 301

michael Shvydkoy 312

METHODOLOGICAL MATERIALS AND DOCUMENTS 323

вступительное слово

уважаемые коллеги!

Перед вами — второй выпуск «Научных и учебных тетрадей Высшей школы телевидения МГу им. М.В. Ломоносова», датируемый первым полу­годием 2010 года.

Во втором выпуске наших «тетрадей», как и в первом, три больших раздела: Научная тетрадь — сборник статей и иных текстов преподавате­лей и сотрудников ВШт; учебная тетрадь — студенческие работы, пред­ставленные, как и в первом выпуске, интервью, взятыми в рамках проекта «История российского телевидения в свидетельствах его создателей»; Ме­тодические материалы и документы ВШт.

Во втором своем выпуске наши «тетради» делают — в сравнении с первым выпуском — большой шаг в сторону настоящего научного изда­ния. И с формальной, и с содержательной точек зрения.

Во-первых, в данный сборник представили свои статьи сотрудники практически всех созданных в ВШт кафедр — и в первую очередь кафедр классических гуманитарных направлений. Во-вторых, в отдельных рабо­тах (например, в тексте Андрея Новикова-Ланского «телевидение в ситуа­ции Нового Средневековья») телевидение рассматривается не только как уже сложившийся социо-культурный институт (это как раз естественно), но и a priori как совокупность некоторых теоретических установок и про­фессиональных творческих (но не только) практик, то есть как наука. Или почти «как наука». В-третьих, большинство авторов предлагают вниманию читателей собственно научные или просто аналитические тексты, так или иначе, прямо или косвенно, явно или латентно сопрягающие телевидение «как науку» (или, по крайней мере, как «науку о телевизионном произ­водстве и творчестве») либо с классическим гуманитарным знанием (гео­графией, историей, литературоведением, философией), либо с давно уже онаученными искусствами — кинематографом и театром.

В этом смысле, безусловно, особый интерес представляют материа­лы первого научного словопрения, проведенного в Высшей школе теле­видения, — конференции «древнерусская литература и телевидение». Не только пристрастный, но и самый доброжелательный наблюдатель, естест­венно, легко обнаружит необязательность внедрения в дискурс этой кон­ференции некоторых прозвучавших выступлений и, возможно, даже не­которых тем и проблем. Организаторы конференции прекрасно это пони­мали. тем не менее, мы вполне сознательно решили испечь этот первый блин с неровными краями, но весьма цельной серединой. Нам был важен не столько эксперимент (ибо всем известно, чем кончается эксперимен­тирование с выпечкой блинов в первой своей стадии), сколько вдохнов­ляющие нас самих и других авторов, теоретиков и исследователей, при­мер, опыт и шаг.

Что касается материалов, представленных в Учебной тетради, то цель и методология нашего проекта «История российского телевидения в сви­детельствах его создателей» достаточно основательно описаны в пер­вом выпуске «тетрадей». Здесь же лишь стоит уточнить, что все интервью, опубликованные в этом выпуске, взяты нашими студентами в прошлом году. Но реализация проекта продолжается — и к очередному, третьему, выпуску «тетрадей» будут подготовлены новые интервью.

В заключение этой короткой вступительной статьи обращаюсь к по­тенциальным авторам и потенциальным читателям «Научных и учебных тетрадей ВШт». Первых приглашаю к сотрудничеству с нашим изданием. Соответственно, прошу присылать статьи, отвечающие формату и темати­ке «тетрадей», непосредственно на факультет. Пока — прямо на мое имя.

Потенциальных же читателей, желающих иметь полный комплект «тетрадей» по мере их выхода или отдельные выпуски, прошу обращать­ся в научную библиотеку ВШт по телефону (495) 939-41-94. Пока «тетради» будут распространяться бесплатно, но в случае их пересылки по почте — с возмещением соответствующих почтовых расходов получателем.

Виталий Третьяков, декан Высшей школы (факультета) телевидения

МГу им. М.В. Ломоносова

15 апреля 2010 г.

НАУЧНАЯ ТЕТРАДЬ

А.А. Новиков-Ланской

ТЕЛЕВИДЕНИЕ В СИТУАЦИИ НОВОГО СРЕДНЕВЕКОВЬЯ

Рассматривается футурологическая теория Нового Средневековья, пред­ложенная Умберто Эко для описания возникающей культуры и типа соз­нания. Отмечается воспроизводство некоторых моделей средневеково­го устройства жизни и мышления, а также проводится сопоставление социокультурных функций церковной литературы и современного теле­видения.

Ключевые слова: Средневековье, Новое Средневековье, церковь, телевидение, картина мира, общие места.

Umberto Eco's theory of the New Middle Ages is considered as describing the emerg­ing global culture and the new mentality. The medieval models of lifestyle and thinking become reproduced in the contemporary world, TV performing the same

social function as the clerical literature in the Middle Ages. Key words: Middle Ages, New Middle Ages, church, television, mentality, common

places.

Года за два до смерти Иосиф Бродский в одном из телеинтервью ска­зал примерно следующее, цитирую по памяти: «Если вы в церкви пона­блюдаете за свечами, чье пламя колеблется движением воздуха, то увиди­те, как золоченые нимбы на иконах приходят в движение, создавая гипно­тический эффект. Это и есть, если угодно, прообраз телевидения». Поэту свойственно говорить метафорами, и здесь он, по сути, был прав, уловив неочевидную общность церковной практики с телевизионной.

Однако если обратиться к заявленной теме — к разговору о Новом Средневековье — то следует отметить, что это разговор скорее о совре­менности, а не о древности. И поэтому здесь больше гипотез и предполо­жений, чем достоверных утверждений. Сам термин «Новое Средневеко­вье» активно использовал еще Николай бердяев¹, но все же ключевой ав­тор, разрабатывающий эту теорию, — современный итальянский филолог и писатель умберто Эко. Его программная статья «Средние века уже насту­пили»² была опубликована еще в середине девяностых годов прошлого века, и прошедшие пятнадцать лет показали, в какой степени он оказался прав в своих прогнозах и догадках.

Во-первых, отметим, что сам термин «Средневековье» достаточно не­устойчив: непонятно, где его границы. Крайние позиции таковы: одни уче­ные считают, что Средневековье закончилось с крестовыми походами, по­тому что именно крестовые походы через арабское влияние начали при­общение к античному наследию, что в итоге привело к Ренессансу. Другие историки полагают, что Средние века по сути завершились лишь к два­дцатому веку, что только модерн положил им конец. Этой теории «дол­гого Средневековья» придерживался, в частности, известный российский медиевист Аарон Гуревич³.

И все же зыбкость определения Средневековья, как старого, так и но­вого, не мешает нам увидеть то, как многие современные процессы Запад­ного мира — социокультурные, политические, экономические, научные и т.д. — удивительным образом напоминают схожие процессы в средневе­ковой Европе.

Во-первых, отметим схожесть политической ситуации: Средневеко­вье возникает в ситуации краха Римской империи, а мы сейчас наблюда­ем такой же последовательный крах двух глобальных империй: советской, и что более актуально, американской. текущий экономический кризис — одно из свидетельств этого краха. тот же Умберто Эко или, скажем, другой американский исследователь Иммануил Валлерстайн посвящают свои ра­боты теме краха американского уклада — политического, экономическо­го и культурного, описывают закат американской гегемонии в мире⁴.

В социальной сфере возникает такая вещь, как «новое варварство»: это и пиратство, и рабовладение, и торговля людьми. Ведущий отечествен­ный историк философии Н.В. Мотрошилова давно исследует эту пробле­му⁵. Возникает новое крепостничество — но теперь это крепостничество офисное, корпоративное. Современный массовый писатель и телеведу­щий Сергей Минаев ярко описывает это в своей книге «Р.А.Б.», посвящен­ной жизни тех, кого теперь вульгарно называют «офисным планктоном»⁶. Кроме того, обсуждается феномен «новых вагантов»: существует статисти­ка, согласно которой туристический бизнес сопоставим по объему с неф­тяным. А кто такие туристы, если не новые странники, новые ваганты?

Средневековье характеризуется новой иерархичностью, возникнове­нием надгосударственных и внегосударственных субъектов власти. Ска­жем, папская или орденская власть могла быть значительно серьезней, чем власть монаршья. Нечто подобное мы наблюдаем и сейчас: власть ООН, НАтО, ряда других международных организаций и квази-государств типа Шенгена может быть выше власти отдельных государств. Феномены субсидиарности и глокализации также имеют к этому прямое отношение. С другой стороны, по мысли футуролога Александра Неклессы, возника­ет такой политический субъект, как «амбициозные корпорации»⁷. Это мо­гут быть бизнесы, партии, террористические организации, секты — неко­торые группы активных людей, которые в современном мире, пользуясь мощью коммуникационных технологий, осуществляют серьезное влияние на мировой политический процесс.

более того, речь идет о том, что крупные транснациональные кор­порации воспроизводят структуру и систему управления средневековых рыцарских и духовных орденов. Примером орденского корпоративно­го мышления может служить тот факт, что критерием оценки работника в корпорации сейчас является не столько эффективность и приносимая прибыль, сколько лояльность своему боссу и вера в миссию компании — такая вот средневековая вассальная этика.

что касается культурной сферы, здесь тоже много сходства. Важно от­метить визуальный характер современной культуры, сходный со средне­вековым. Известно, что в Средние века население было, главным обра­зом, неграмотным, книжность процветала разве что в монастырях и при дворе, а книга была предметом роскоши. Современный человек, будучи грамотным, отказывается от книг и гораздо легче и свободнее оперирует визуальными образами.

В эпоху Нового Средневековья мы наблюдаем возрождение темного готического стиля. Самые популярные книжки и фильмы создаются в жан­ре фэнтези: миры толкиена, истории о Гарри Поттере, в россии — различ­ные экранизируемые «дозоры» Сергея Лукьяненко. расцветает культура ужасов: скажем, один из самых популярных в мире авторов, Стивен Кинг, писатель средневековый по духу, чьи сюжеты построены на мистическом восприятии обыденных повседневных вещей.

Здесь можно вспомнить и о фильмах-катастрофах. Как известно, од­ним из ключевых элементов средневековой ментальности является ожи­дание конца света, апокалиптическое сознание. Сейчас это ощущение в массовой культуре несомненно присутствует: отсюда такие блокбастеры, как «Послезавтра» или «2012». Очевидно, что конец света — излюбленный сюжет и СМИ, и Голливуда, и массовых авторов.

В целом, внутренне противоречивые элементы картины мира, мен­тальности, которые мы чувствуем в средневековом человеке, похожи на тип сознания современного западного человека, соединяющего в себе тревожность, суеверный мистицизм и сверхрациональность, структур­ность мышления (как и у средневековых схоластов), ощущение своего транзита, подведение итогов и предвосхищение будущего.

разумеется, разговор о Новом Средневековье достаточно условен. Можно найти множество аргументов и примеров в пользу гипотетических теорий «новой архаики» или «нового ренессанса» — как это делал русский философ В.В. Бибихин⁸. Но во всяком случае, ясно, что если модель Ново­го Средневековья возобладает в культуре, то место церкви и богословско- книжной традиции в ней, по-видимому, займет телевидение.

Здесь важно отметить, что телевидение — это больше, чем просто система трансляции знаков. Это еще и производство смыслов. Как мы зна­ем, общество — это общение. А общение невозможно без общего язы­ка — не в лингвистическом смысле слова, а языка понятийного, языка то- посов, общих мест, общих концептов, ценностей и системы координат, ко­торые разделяются участниками этого общества-общения.

Естественное пространство формирования и бытования общих смы­слов определяется словом «среда» — то есть «медиа». С функциональной точки зрения, телевизионная практика очень напоминает практику цер­ковную, и поэтому мы говорим о несомненном сходстве между телевиде­нием как средой смыслообразования и древнерусской церковной лите­ратурой как пространством разработки и трансляции массовых идей хри­стианского Средневековья.

Список литературы

Бердяев Н.А. Смысл истории. Новое Средневековье. М., 2002.

Бибихин В.В. Новый Ренессанс. М., 1998.

Валлерстайн И. После либерализма. М., 2003

ГуревичА.Я. Категории средневековой культуры. -М., 1972.

Минаев С. Р.А.Б. М., 2009.

Мотрошилова Н.В. Цивилизация и варварство в эпоху глобальных кризисов. М., 2009.

Неклесса А.И. Люди воздуха, или Кто строит мир? М., 2005.

Эко у. Средние века уже наступили. Иностранная литература. 1994. № 4.

Сведения об авторе: Новиков-Ланской Андрей Анатольевич, зав. ка­федрой истории телевидения и телекритики Высшей школы телевидения (факультета) МГУ им. М.В. Ломоносова. E-mail: lanskoy@mail.ru.

Ю.В. Пущаев

ИНТЕРНЕТ КАК ИНФОРМАЦИОННАЯ

И коммуникационная среда и сознание

В статье рассматриваются особенности коммуникации в Интернете в це­лом и, в частности, в Живом Журнале (Livejournal.com). Отмечается, что особенности коммуникативной Интернет-среды запрашивают соответ­ствующее ему сознание. Проводится параллель между «сетевым сознани­ем» и таким важным постмодернистским образом, как ризома, введенным Ж. Делёзом и Ф. Гваттари. Выделяется такая черта Интернет-коммуни­кации, как затягивающее рассеивание. Также рассматривается роль русско­го сегмента Живого Журнала в современной политике и его функциониро­вание как своего рода квазиполитической площадки. Утверждается, что в целом для общения в Живом Журнале характерна виртуальность и своего

рода неподлинность. Ключевые слова: сознание, Интернет, Живой Журнал, политическое дейст­вие, ризома, постмодернизм.

The article considers specific features of the communicative processes in the Inter­net and, particularly, in blogs. The parallel between the "net mind" and the essen­tial postmodernist notion of "rhizome" is drawn. Also, the Russian segment of www. livejournal.com is regarded as a quasi-political medium. It is stated that blog com­munication can be characterised as virtual and not genuine. Key words: mind, Internet, livejournal.com, political action, rhizome, postmoden-

ism.

Интернет не просто новое средство общения, предоставляющее ра­нее невиданные возможности. уместней тут будет термин не «средство», а скорее, «среда». Средство подразумевает преимущественную инструмен- тальность и утилитарность, то, что его как что-то конкретное всегда можно отставить в сторону и использовать взамен какое-нибудь другое средст­во. Среда же предполагает, что от неё просто так не избавишься, посколь­ку в значительной степени она сама определяет того, кто в ней находится. Если средство используют, то в среде живут. Среда, другими словами, — это некое пространство жизни и деятельности. Поэтому среда настолько тесно связана с тем, кто в ней находится, что характеристики последне­го и его среды должны браться как единое целое. тут нет речи о том, что первично — среда или находящийся в ней субъект, что или кто оказыва­ет друг на друга определяющее влияние. Правильнее говорить о том, что Интернет в целом, и блоги в частности, как информационная и коммуни­кационная среда предполагают соответствующее им сознание, что они «берут в оборот» определенные потенции сознания и усиливают их.

Особенностью Интернета как информационной среды является, во- первых, его предельное информационное изобилие и, во-вторых, лег- кодоступность содержащейся в нём информации. Однако считается, что одна из определяющих черт Интернета — недостаточная дифференциро- ванность содержания, причём до такой степени, что иногда применитель­но к нему используется метафора «помойки» (имеющая не строго уничи­жительный смысл). Действительно, все, как в помойном ведре, свалива­ется в неразличимую кучу и, слипшись, лежит вместе, так в Сети вместе находятся, сопряжены (linked) совершенно разные содержания. Как ин­формационный источник Интернет и полезен необозримым количеством самых разных сведений, и в то же время ненадёжен в силу их неотсор- тированности и неподтвержденной достоверности. Информация в Сети очень быстро добывается, причём в огромных количествах, но отсутствие иерархии и весьма частая неопределённость авторства не позволяют от­носиться к интернетовской информации с полным доверием.

В плане коммуникационной среды можно выделить такое свойство Интернета, как то, что он дает возможность высказать практически всё и всякому. Это такая коммуникационная среда, где сегодня свобода слова представлена в наибольшей степени. С одной стороны, Интернет-среда удобна тем, что практически каждый, затратив небольшие средства, мо­жет открыть свой сайт или вообще бесплатно завести свой Интернет-днев­ник, называемый блогом. Но оборотной стороной такой легкодоступности «взятия слова» является, в частности, размывание и даже исчезновение иерархии экспертных оценок: пропадает, условно говоря, центральная инстанция, в согласии с которой оцениваются высказывания, суждения, художественные произведения и т.д. Поэтому Интернет представляет со­бой, скажем, благоприятную среду для графоманских «писаний».

таким образом, Интернет — это в буквальном смысле слова Сеть, ли­шенная какого-то организующего центра, контролирующего информаци­онные потоки. В этом смысле Интернет и Интернет-технологии соответ­ствуют «сетевому сознанию». Образ этого сознания описан в работе по­стмодернистских философов Ж. Делеза и Ф. Гваттари «Ризома» (1976). В отечественной исследовательской литературе уже существуют работы, в которых этот термин прикладывается к описанию Интернета, посколь­ку «в самом широком смысле «ризома» может служить образом постмо­дерного мира, в котором отсутствует централизация, упорядоченность и симметрия... Данный термин был заимствован Жилем Делезом и Фелик­сом Гваттари из ботаники, где он означал определенное строение корне­вой системы, характеризующейся отсутствием центрального стержневого корня и состоящей из множества хаотически переплетающихся, периоди­чески отмирающих и регенерирующих, непредсказуемых в своем разви­тии побегов».

Сходство между концептом «ризомы» и Интернетом В.А. Емелин ус­матривает, например, в том, что первые принципы, лежащие в основе уст­ройства ризомы, это «связь и гетерогенность». Согласно им, каждая точка корневища может быть соединена с любой другой — ризома не имеет ис­ходного пункта развития, она децентрирована и антииерархична по своей природе. Иными словами, никакая ее точка не должна иметь преимущест­во перед другой, равно как не может быть привилегированной связи ме­жду двумя отдельными точками — в ризоме все точки должны быть связа­ны между собой, независимо от их роли и положения»⁹. также и Интернет является принципиально открытой неиерархической структурой, в кото­рой нет контролирующего центра, но где пользователи напрямую, развет- лённым «сетевым образом» связываются друг с другом.

другой принцип концепта ризомы, который, по мысли В.А. Емелина, получил свое выражение в Интернете, это принцип «неозначащего разры­ва»: «Согласно ему, корневище может быть разорвано в любом месте, но, несмотря на это, оно возобновит свой рост либо в старом направлении, либо выберет новое... так, во многом благодаря действию этого принци­па, Интернет стал той детерриториализированной зоной свободы, кото­рой он является сегодня. Ввиду разветвленной и многоканальной струк­туры глобальной сети стала практически невозможным изоляция какой- либо ее части, доступ к которой по тем или иным причинам власть сочтет нежелательным. Возможность альтернативных обходных маршрутов де­лает подобные попытки бессмысленными. также с принципом незначаще­го разрыва можно связать тот факт, что на сегодняшний момент, Интернет является самым неуязвимым из средств массовой коммуникации».

Если посмотреть на то, как устроена обычная Интернет-страница, то можно заметить, что одним из определяющих для её структуры и функ­ционирования является принцип гипертекста, то есть ссылок на другие Интернет-страницы, которые можно делать до бесконечности. тем самым обеспечивается необозримость объёмов информации и опять-таки отсут­ствие центрированности этой информации, поскольку с одной Интернет- страницы можно перейти на другую и так «скользить» без остановки от одного текста к другому. Это, в отличие от всегда «физически» ограничен­ной книги, препятствует сосредоточению сознания и, напротив, способст­вует его рассеиванию, рассеянию. такое рассеивание имеет затягивающий характер, с чем связана весьма часто возникающая у кого-либо так назы­ваемая Интернет-зависимость. Этот феномен можно назвать затягиваю­щим рассеянием.

Интернет имеет своим когнитивным идеалом не знание, а информа­цию, признаки которой:

1) отсутствие подлинной серьёзности в вопросе об основаниях той или иной информации как знания;

2. 
   беспрестанная и мгновенная циркуляция мнений и сведений, что получило отражение в метафоре «информационных потоков»;
   
3. 
   связанная с этим бесконечность и неостановимость «информаци­онных потоков» означает, что в Интернет-среде нет места такой сущност­ной человеческой коммуникативной потенции, как молчание. Поскольку Интернет-общение — это коммуникация ради коммуникации, оно не под­разумевает молчания как какой-то значимой остановки, вехи или крите­рия в процессе общения. Можно виртуально общаться, но нельзя вирту­ально молчать.
   

такое искажение общения связано с его виртуальностью, то есть с тем, что в Интернет-общении не задействован сам человек — хотя бы в смысле его телесного присутствия. Молчать можно лишь в присутствии кого-то, перед лицом кого-нибудь, в то время как в Интернете общение возможно лишь посредством обмена текстов и текстовых сообщений, но не непосредственно, «очно-лично».

Бестелесность виртуальной сферы обуславливает и её летучесть и ненадёжность. Но это в целом связано с компьютерными технологиями и их виртуальной идеальностью. Скажем, широкое распространение пер­сональных компьютеров и действительно чрезвычайные удобства в рабо­те с ними (по сравнению, например, с пишущими машинками) оборотной своей стороной имеют то, что от нынешнего времени останется несрав­нимо меньше архивов каких-либо творческих лиц. Ведь компьютеры до­вольно быстро изнашиваются, и с ними часто пропадает и их данные. Кро­ме того, файлы или их содержимое легко стереть или убить, и в этом смыс­ле их летучесть не обладает той надёжностью как письменные следы на бумаге.

Виртуализацию общения можно увидеть на примере русского сег­мента очень популярного ныне Живого Журнала (ЖЖ).

* * *

В России самым популярным сервисом, представляющим возмож­ность вести Интернет-дневник, является Живой Журнал. Он обладает оп­ределенной структурностью, которая делает его своеобразной площад­кой, играющей, помимо прочего, определённую роль в политической сфере. Ориентироваться в нём позволяют, в частности, сообщества так на­зываемых френдов. Кстати, слово friend в ЖЖ более верно переводить на русский как «собеседник», а не собственно «друг». то есть «друзья» в Жи­вом Журнале — это не обязательно единомышленники, но скорее собе­седники, участники разговора, в том числе и оппоненты¹⁰. Человек сам вы­бирает себе собеседника (френдит его), следит за его высказываниями (постами) в своей френд-ленте. Он сам решает, вступать ли ему в беседу или нет, кому на комментарии к уже своим постам отвечать, а кому — нет. Поэтому ЖЖ может рассматриваться как источник политических и социо­логических наблюдений. В частности, анализируя посты и комментарии политически ангажированных пользователей ЖЖ и их дискуссии, можно наблюдать то, что замалчивается в официальной политической информа­ции, или, витая в воздухе, не находит четкого выражения в обычном поли­тическом формате.

Живой Журнал — это в каком-то смысле торжество коммуникации как таковой, общения ради общения. Она возможна в любое время из любо­го места Земли с любым готовым к общению пользователем, был бы толь­ко выход в Интернет. Её признак и условие (что в целом характерно для Интернета) — отсутствие формальной иерархии. Каждый, в принципе, мо­жет говорить с кем угодно. Именитый журналист, известный политик (бло- ги теперь имеют и некоторые известные политики), никому не известный начинающий пользователь здесь в принципе равны, уравнены таким фор­матом общения. ЖЖ в этом смысле как кольт, «великий демократизатор» в коммуникационной сфере. Если слово — тоже оружие, то им здесь воо­ружен любой

Можно даже сравнить ЖЖ с афинской агорой, где шумно и свободно обсуждались любые политические и общественные происшествия¹¹. дей­ствительно, про ЖЖ, по аналогии с древнегреческим полисом, можно ска­зать, что это одна из самых болтливых форм человеческого существова­ния. уже сам способ ведения блога свидетельствует о диалогичности как одной из определяющих его черт. Запись в дневнике предполагает здесь взаимное комментирование. Автор дневника пишет пост и ждёт откликов, комментариев к нему. Если откликов нет или их очень мало, это, как пра­вило, расценивается как неудача. «Комментатор» же, в свою очередь, рас­считывает на внимание автора к своей записи и ответ на неё. ЖЖ — это дневник, но который ведут столько же для себя, сколько для других. По сути дела, ведение своего блога в ЖЖ — это прежде всего способ завя­зать разговор, стремление к разговору с другими.

Правда, в Живом Журнале существует и практика публикации запи­сей с отключенной возможностью их комментирования. Или, скажем, - «подзамочных» постов, которые может видеть только ограниченный круг лиц. то есть круг собеседников в данном случае ограничивается. Но та­кие герметичные дневники не характерны для политически ангажирован­ных ЖЖ-пользователей, которые в своих записях обращаются к неогра­ниченному кругу лиц и рассчитывают на всеобщий отклик. В этом выра­жается свойство политического, которая есть сфера всеобщего интереса, не замкнутая на ограниченный круг лиц. Поэтому в политическом сегмен­те ЖЖ такое помещение постов «под замок», если и случается, то часто означает поражение говорившего. Он не выдержал проверки публично­стью, открытым спором и ушёл в знакомый и бесконфликтный для себя мир единомышленников.

Однако сходство ЖЖ с античным форумом имеет свои пределы. Лю­бая аналогия хромает, и эта в том числе. Во-первых, форум в античности всё-таки был главной, официальной площадью, на которой вершилась об­щественная жизнь города, где по определённым правилам обсуждались самые значительные события в жизни государства. В отличие от агоры, Живой Журнал — среда неофициального, «теневого» или «сумрачного» (в смысле чего-то среднего между публичным и частным, дневным светом и ночным мраком) общения. И сравнение обладания блогом в Интернете с обладанием кольтом, с легализацией огнестрельного оружия неслучайно. При легализации оружия ты им можешь законно пользоваться по своему разумению. В пространстве ЖЖ каждый, в принципе, может говорить что угодно и по адресу кого угодно. В каком-то смысле Живой Журнал развра­щает. Поэтому в слабо контролируемой «живости» Живого Журнала есть и свои значительные оборотные, минусовые стороны, обусловленные самим его форматом. Они и заставляют относиться к нему с настороженностью.

Дело в том, что формат ЖЖ провоцирует на излишнюю поспешность и резкость, и поэтому в его пространстве довольно легко, например, по­ссориться или встретиться с откровенным хамством. ЖЖ отличает воз­можность мгновенной связи и реакции (отсюда склонность к чрезмерной поспешности в вынесении мнения), и «бестелесность» участника разгово­ра, его виртуальность, хотя создаётся видимость общения лицом к лицу. Поэтому враждебность и антипатию к оппоненту можно в принципе и не скрывать, если нет внутренних ограничений, грубости можно и не стес­няться. Гораздо легче (потому что это безнаказанно) быть резким и гру­бым в виртуальном пространстве, чем сказать непосредственно в лицо адресату какие-то крайние вещи.

Да и коммуникация в ЖЖ лишена важных свойств действительно­го общения. ты словно говоришь не с самим человеком, а с его «голым» мнением. Хотя виртуальная среда обедняет человека, поскольку он там не присутствует очно-лично, подвох тут в том, что это обеднение присут­ствия в Интернете скрадывается, выступает не так явно. Скажем, эписто­лярный жанр предполагает известный коммуникативный церемониал, ко­торый подчёркивает, что это не личное общение лицом к лицу, что оно условно, на расстоянии и ведётся по каким-то правилам. В ЖЖ же разго­ворный стиль общения, как в обычной жизни, создаёт впечатление бли­зости и обычности, но человек при этом превращается в лишь строчки на мониторе, в то время как при личном общении что-то может сказать инто­нация, что-то — выражение лица, и т. д.

Нельзя отказать в остроумии одному наблюдению Г. Павловского: «Роль блогов в современной мне жизни субъективно напоминает роль со­браний домкомов, профкомов, низовых партсобраний и коммунальных обсуждений в 20—30-е годы в СССР. та же знакомая мне по стенограммам съездов и рассказам Михаила Зощенко атмосфера хамства, немотиви­рованной травли и низости как нормы. Эксперимент над человеком под прессингом лая анонимов и под кайфом личного эго. Это острый опыт, для меня предпочтительный на расстоянии. Но, напомню, что без собраний 20—30-х годов не было бы Зощенко, Платонова, Булгакова, Ильфа»¹².

Эффект коммунальности при общении в ЖЖ возникает оттого, что в его пространство может зайти каждый. Встреча незнакомых людей, к тому же не вынужденных хоть как-то притираться друг к другу (им вместе не жить, в отличие от коммуналки), убыстряет и облегчает переход к «низо­вым» формам общения. Возможность вступления в разговор на античной агоре сама по себе была привилегией. Она была доступна только свобод­ным и полноправным гражданам полиса, а потому одновременно накла­дывала и определённую ответственность. В ЖЖ же каждому даётся сло­во, что зачастую и способствует безответственности и очень быстрому пе­реходу на немотивированный «лай». Практика «подзамочных» постов или «забанивания», о чём говорилось выше, во многом объясняется желанием оградить себя от агрессивных чужаков.

Что касается сферы политического, то другая важная черта ЖЖ — это тенденция к виртуализации политики. Она тоже связана с отсутствием или незадействованностью тела при иллюзии прямого общения (он-лайн). Об­ладание собственным блогом и возможность свободно высказываться на политические темы создают у автора дневника ощущение какого-то уча­стия в политической жизни, некоей к ней причастности. Но возможность свободно высказываться может не иметь ничего общего с политикой как общим делом. Возможность самовыражаться на политические темы в Ин­тернете, и в ЖЖ в частности, напоминает своей внутренней пустотой сего­дняшние выхолощенные из соображений комфорта и безопасности про­дукты, лишенные самого своего главного свойства, своей «субстанции»: например, кофе без кофеина или пиво без алкоголя.

Можно было бы, наверное, сказать, что в сегодняшних условиях неко­торой стесненности для политической деятельности в россии политиче­ская жизнь перетекает в ЖЖ. Недаром российский ЖЖ отличается от аме­риканского прародителя большей политизированностью. Как утверждает один из самых первых участников российского ЖЖ Антон Носик, «исто­рически сложилось, что русскоязычная аудитория этого сервиса не похо­жа на участников социальных сетей практически ни одной страны мира. Средний возраст американского жежеиста — 18 лет, количество дру­зей — десять. Это девушка, которая делится со своими друзьями история­ми из личной жизни, говоря простым языком, ведет дневник... В русском сегменте ЖЖ среднестатистический автор несколько старше, у него сотни друзей-читателей, он считает себя журналистом, освещает серьезные во­просы, и деятельность сотен и тысяч таких авторов вполне подпадает под действие закона о СМИ»¹³.

Однако политизированность не значит реальное участие в политике. участие в политике предполагает выход в общий мир, и оно сопряжено с действием. Слово должно быть в политике действенным, оно в ней не просто средство самовыражения. Скажем несколько парадоксально: в по­литике обязательно оказывается задействовано и тело, хотя бы в смыс­ле той порции риска, которую можно получить по своему адресу за уча­стие в политической деятельности. Но какой риск может быть для пишу­щего в Живом Журнале на политические темы? Как, например, отмечал в своем блоге известный журналист М. Кононенко («Паркер»), ему уже мно­го раз грозились за разной степени вызывающие высказывания по поли­тической теме «набить морду» и т.д., но, к счастью для него, никто так и не реализовал свои угрозы. Это не случайно. Попытка буквально перенести правила очного общения в виртуальную сферу воспринимается в блогах как неуместная и порой комичная.

Виртуальность или суррогатность политики в Живом Журнале осо­бенно ясно была видна в предложении устраивать виртуальные пикеты в самом ЖЖ. тут даже мерзнуть или долго стоять на ногах не придётся. По­литическое пространство как, в частности, место для митингов и демон­страций получает словно бы подножку от ЖЖ, потому он уже сам по себе некий суррогат митинга, политического действия.

В каком-то смысле опыт обозрения дискуссий в Живом Журнале при­водит к убеждению в определённой бесплодности такого важного, каза­лось бы, права как свобода слова (если слова — это только слова). Об­легчая общение и делая его очень удобным, Интернет одновременно его девальвирует, «обеззначивает». По опыту Интернет-дискуссий становится видно, что практически никого ни в чём нельзя убедить. Можно высказать такое парадоксальное утверждение: в Интернет-общении и ЖЖ-общении царит свобода слова, но не свобода мысли. тут мало кто выходит из «коко­на» своих мнений и убеждений, произнося по большому счёту всё время одно и то же. Свобода мысли безотчётна в том смысле, что она не держит­ся судорожно за своё только потому, что это своё, и предполагает возмож­ность встать на точку зрения, которая ранее представлялась ошибочной. действительная свобода подразумевает в том числе и это. для Интернет- общения же в блогах и на форумах это почти совсем не характерно.

Кроме того, для мышления нужно время и одиночество, чтобы дей­ствительно сосредоточиться. Интернет-общение же, во-первых, настраи­вает на очень быстрое реагирование и отклики, что не даёт достаточно­го времени на обдумывание. Во-вторых, интенсифицированное до преде­ла посредством Интернет-коммуникаций общение также не способствует сосредоточению, а скорее лишь рассеивает и развлекает.