Нижний Новгород, 2005 год
«Сбросить противника в Днепр!»
жүктеу/скачать 2 Mb.
|
- Бұл бет үшін навигация:
- Канцедал П. Н., комиссар 137-й стрелковой дивизии
- Шапошников А. В., начальник штаба 771-го полка, полковник в отставке
- Костриков П. М., разведчик 497-го ГАП, старший сержант
- Житковский М. Г., командир батареи 497-го ГАП, полковник в отставке
- Александров А. А., политрук роты 624-го полка, подполковник в отставке
- Похлебаев Г. Г., командир батареи 76-миллиметровых орудий 771-го стрелкового полка, полковник в отставке
- Снежинский С. Т., командир взвода 2-го батальона 409-го стрелкового полка
- Степанцев А. П., начальник химслужбы 771-го стрелкового полка, младший лейтенант в первых боях, полковник в отставке
- Елисеев В. Е., военфельдшер санитарной роты 771-го стрелкового полка
- Меркулов К. И., начальник артиллерии 771-го стрелкового полка, полковник в отставке
- Корнилин Л. А., адъютант старший 1-го батальона 624-го стрелкового полка, старший лейтенант в отставке
- Громов В. И., красноармеец 1-го батальона 624-го стрелкового полка, гвардии лейтенант в отставке
- Кучинский А. К., командир отделения 3-го батальона 624-го стрелкового полка, сержант
- Смолин Т. Г., командир 278-го легко-артиллерийского полка, полковник в отставке
- Бельков П. И., политрук стрелковой роты 771-го полка, подполковник в отставке
- Свиридов В. В., командир штабной батареи 497-го гаубичного артиллерийского полка, комсорг полка, подполковник в отставке
- Дзешкович И. А., командир минометной батареи 624-го стрелкового полка, подполковник в отставке
3. «Сбросить противника в Днепр!»«День Победы, Как он был от нас далек…» Пятого июля 176-й разведывательный батальон капитана Соломина, высланный в направлении города Борисова в качестве передового отряда 137-й стрелковой дивизии, во встречном бою был смят немецкими танками и отошел к Днепру. К Орше выходили авангарды 47-го моторизованного корпуса 2-й танковой группы генерала Гудериана. К 9 июля на рубеж реки Днепр вышли все три моторизованных корпуса группы Гудериана. Хотя они и понесли в предыдущих боях серьезные потери, все же значительно превосходили выдвигавшиеся им навстречу советские войска в людях и боевой технике. У Гудериана насчитывалось не менее 800 танков, тогда как противостоявшая ему 13-я армия имела их не более десятка. У гитлеровцев была моторизованная пехота, артиллерия на механизированной тяге, мощная поддержка авиации. Вслед за танковыми дивизиями по мере завершения операций в районе Минска к Днепру подтягивались и армейские корпуса. Танковые дивизии Гудериана считались лучшими в вермахте, личный состав имел опыт боев в Польше и на Западе, воспитан на легких победах. Это был умный, смелый и беспощадный враг. Восьмого июля погиб генерал Филатов. В командование 13-й армией вступил генерал Ремизов. По его приказу 137-я стрелковая дивизия должна была сняться со своих позиций у Орши, маршем выйти в район села Сухари, восточнее Могилева и занять оборону по реке Реста. К этому времени прибыли еще не все части дивизии. Из-под Орши в Сухари шел только 771-й полк, 624-й стрелковый и оба артиллерийских полка спешили в назначенный пункт с мест выгрузки на перегоне Горки — Орша, а эшелоны 409-го полка еще только подходили к Кричеву. Командиры штаба дивизии все прибывавшие части направляли в Сухари. Батальонам предстояло пройти пешком 60—70 километров. Лейтенант Скворцов, командир взвода связи 771-го стрелкового полка, писал в дневнике об этом переходе: «Страшная жара, пыль, самолеты. Несмотря на двухдневную бессонницу, бойцы чувствуют себя бодро. Эх, и русский солдат!». На третьи сутки колонны авангардного 771-го полка начали втягиваться в село Сухари. На улицы выбегали жители, выносили молоко и хлеб. Но не успели части расположиться на привал, как налетели «Юнкерсы», поливая село огнем из пулеметов. Машины, повозки, упряжки с орудиями — все стали разъезжаться по сторонам, бойцы укрывались за стволами деревьев. Загорелись хаты. Застонали первые раненые. Но этот налет вражеских самолетов не остался безнаказанным: дружным огнем полковой зенитной батареи лейтенанта Христенко один «Юнкерс» был подожжен и упал на землю… Похлебаев Г. Г.: — Мы подбежали к упавшей машине, вытащили летчика, и удивлению нашему не было предела: это была женщина! Да такая нахалка — кусается, царапается, ругается… Иванов Е. В.: — После налета, разговаривая с бойцами, я хотел уяснить для себя: каким было их состояние, когда на них пикировали вражеские самолеты. Наводчик орудия сержант Петр Печенкин ответил мне так: «Как только услышал команду «Воздух!», сразу соскочил с машины и — в рожь. Пулеметная очередь ударила буквально в нескольких метрах от меня. Признаюсь, в первое мгновение было страшно. Но потом повернулся на спину и стал вместе со всеми стрелять по самолету. Хорошо было видно даже лицо летчика. Когда стрелял — страх совсем прошел. А, в общем-то, ничего особенного и не произошло»… Жить сержанту Петру Печенкину оставалось меньше трех суток… В 5 часов утра 10 июля 10-я моторизованная и 4-я танковая дивизии 24-го моторизованного корпуса генерала фон Швеппенбурга начали форсирование Днепра в районе Быхова. С этого момента и начался счет дням Смоленского сражения. К полудню гитлеровцы навели переправу и стали перебрасывать на восточный берег танки, мотопехоту и артиллерию. Оборонявшаяся здесь 187-я стрелковая дивизия полковника Иванова, ослабленная предыдущими боями и растянутая на 70 километров, не смогла сдержать натиск противника. К вечеру 10 июля 24-й моторизованный корпус противника захватил за Днепром плацдарм до 20 километров по фронту и до 10 в глубину. На Чаусы и Пропойск устремились разведотряды гудериановских дивизий. Весь день 11 июля на плацдарме накапливались танки и мотопехота противника. К отражению переправы немцев через Днепр штаб 13-й армии оказался не готов. Причины скорее объективные: штаб армии был не укомплектован командирами, недостаточно войск, да и связь с ними налажена не лучшим образом. В подчинение 13-й армии из 21-й перешел 45-й стрелковый корпус комдива Магона в составе двух дивизий. 187-я дивизия этого корпуса уже сражалась, а 148-я полковника Черокманова имела всего два батальона, да и те еще только подходили к фронту. В этот же день 11 июля на станцию Чаусы прибыло управление 20-го стрелкового корпуса генерал-майора Еремина. До войны в корпус входили горьковские 137-я и 160-я и владимирская 144-я стрелковые дивизии. Но 144-я по пути попала на другой участок фронта, другие две его дивизии, растянувшиеся по железным дорогам на сотни километров, не представляли собой боевых единиц. Управление 20-го корпуса было сформировано в Горьком в начале 1941-го года. До войны в его штабе еще не проводилось ни штабных, ни корпусных учений. Штаб не был сколочен, как это требовалось, многие его работники плохо знали друг друга. В Горьком корпус имел большие силы, но из-за срыва сосредоточения соединений эффективно применить их в Белоруссии не удалось. 12 июля в Чаусы начали прибывать эшелоны с частями полтавской 132-й стрелковой дивизии генерал-майора Бирюзова. При выгрузке эшелон с командиром дивизии был атакован передовым отрядом 10-й мотодивизии гитлеровцев. Дивизия Бирюзова к началу решающих боев по защите рубежа Днепра также не успела полностью сосредоточиться. Штаб 13-й армии предпринимал экстренные меры по ликвидации Быховского плацдарма гитлеровцев. Сюда стягивались все возможные силы, к месту прорыва врага прямо с выгрузки срочно направлялись прибывающие войска. Решающая атака наших войск была назначена на утро 12 июля. Но принять в ней участие смогли всего пять батальонов различных дивизий. Удар наносился хотя и одновременно, но разрозненно и на широком фронте. Успеха он не имел. Части 132-й, 137-й, 148-й и 160-й стрелковых дивизий выйти в этот день на рубеж развертывания и сблизиться с противником не успели. Приказ на выступление из Сухарей полковник Гришин получил только вечером 11 июля. Приказ был дан в категорической форме: «Сбросить противника в Днепр». Немедленно части дивизии были подняты по тревоге и маршем направлены на рубеж Дубровка — Волковичи — Усушек. Предстояло быстро пройти свыше 30 километров. В Сухарях было оставлено все лишнее имущество и снаряжение, даже шинели и вещмешки. На марше пехота то и дело переходила на бег. Ездовые погоняли упряжки лошадей с орудиями: надо было спешить. Через несколько часов после начала марша полковник Гришин установил связь с командиром 45-го стрелкового корпуса Магоном, которому было поручено координировать контрудар наших войск на Быховском направлении. Полковник Гришин доложил командиру корпуса, что у него в дивизии под рукой пока лишь пять батальонов пехоты и два артдивизиона. До начала боев оставались считанные часы, а дивизию так и не удалось собрать в кулак. «Не вина комдивов, — писал в своих воспоминаниях командир 132-й стрелковой дивизии генерал Бирюзов, — что терялись эшелоны. Командование дивизии не несло никакой ответственности за движение эшелонов по железным дорогам. Комдивы знали только серию своих эшелонов, но куда они направляются, где находятся в данный момент — ни я, ни штаб понятия не имели». Дивизия генерала Бирюзова по ошибке железнодорожников прибыла совсем не на тот участок фронта, где ей надлежало быть по плану Генеральному штаба. Точно также 3-й батальон 624-го полка попал в другую часть и воевал, не имея связи со своей дивизией. Два батальона 409-го полка, выгружавшиеся на перегоне Кричев — Орша, только подходили к Сухарям, причем один батальон имел связь со штабом полка, а другой действовал самостоятельно. Часть батарей артполков была подчинена командирам других дивизий. Батальон капитана Кима 409-го полка, выгрузившись в Кричеве, сначала вел бои самостоятельно, а потом влился в 7-ю авиадесантную бригаду. Саперный батальон дивизии еще до войны был взят на учебные сборы в Малоярославец и в дивизию так и не прибыл. Отдельный зенитно-артиллерийский дивизион дивизии при разгрузке попал под бомбежку немецкой авиации и понес такие потери, что как боевая единица перестал существовать. Медсанбат вообще добрался только до Рославля, там попал в другую армию, и штабу 137-й впоследствии пришлось формировать новый. Причина всех этих неурядиц — нарушение четкой работы железных дорог. Из-за налетов вражеской авиации и диверсантов срывались графики воинских перевозок, что и вело к неразберихе и перемешиванию частей. Из воспоминаний командира 497-го ГАП майора Малых: «… Мы прибыли на станцию Кричев и по распоряжению коменданта приступили к выгрузке, а потом перевели дивизионы в лес. На другой день попытался через коменданта связаться со штабом округа в Смоленске, но ничего вразумительного не добился: «Выясним, а пока сидите и ждите». Через несколько суток удалось установить связь со штабом округа и получить распоряжение своим ходом двигаться в Оршу. Горючего у нас не было, комендант на свой страх и риск дал нам два эшелона пустых платформ. До Орши дивизионы не дошли, выгружались на станции Зубры. В лесу встретил командира 278-го ЛАП полковника Смолина, он тоже не знал, где штаб дивизии. Будучи несколько суток в таком незнании, мы отходили к Кричеву. Появились первые жертвы от бомбежек. Наконец, мы встретились с командиром дивизии полковником Гришиным, но в каком месте, не помню…» После 10 июля в полосу 13-й армии из-за Днепра вышли остатки 6-й, 8-й стрелковых, 1-й мотострелковой и 2-й танковой дивизий, но это не внесло в ее оборону заметного усиления. Эти малочисленные соединения были до предела измотаны предыдущими боями… Канцедал П. Н., комиссар 137-й стрелковой дивизии: — Нелегко было сохранить боевой дух частей дивизии, когда навстречу идут и идут группы измученных окруженцев, и только и слышно: «Танки! Десанты! Немец прет!». Вся политработа в эти дни была направлена на укрепление стойкости и морального духа солдат. Политработники были постоянно с бойцами. В дивизии была большая прослойка коммунистов и комсомольцев, опытные политработники, да и сами наши солдаты были уверены в себе, у всех было такое чувство, что уж мы-то немцев остановим. Все-таки дивизия была кадровая, а не наспех сформированная, уже имела традиции. Народ буквально рвался в бой. Вспоминаю прекрасных комиссаров полков Васильчикова, Макаревича, Иванова, Михеева, Артюхина. Это были люди большевистской закалки, которые цементировали вокруг себя личный состав. Конечно, всем было тяжело в эти дни — сводки с фронта невеселые. Но после речи Сталина от 3 июля, которая как бы все расставила по своим местам, стало легче. Сводки Информбюро и газеты бойцы получали по возможности вовремя. А нет газет — есть слово комиссара, который всегда приободрит и все объяснит. Даже в эти дни сразу после прибытия на фронт, особенно перед первым боем, было много заявлений о приеме в партию. Моральный дух в дивизии был здоровый. Этим в немалой степени объясняется ее стойкость в первых боях… Для личного руководства контрударом в войска выехал командующий 13-й армией генерал Ремизов. На рассвете 13 июля его автомашина была обстреляна немецкими мотоциклистами. Командующий был тяжело ранен, и эта потеря не могла не сказаться на исходе всей операции. С 14 июля в командование 13-й армией вступил генерал Герасименко, третий командующий за неделю. Но и ему суждено было возглавлять армию чуть более недели. Кавалерийский взвод разведки 771-го полка под командованием лейтенанта Шажка установил, что на плацдарме скопилось до 300 танков противника. Все деревни по восточному Днепра, по данным Шажка, забиты мотопехотой, артиллерией. На плацдарм переправилась и 3-я танковая дивизия барона фон Гейгера, до этого безуспешно атаковавшая Могилев… Шапошников А. В., начальник штаба 771-го полка, полковник в отставке: — На рассвете 13 июля в полк позвонил командир корпуса генерал Еремин. Звонил он с КП командира дивизии и спрашивал обстановку. Я доложил, что на плацдарме, по данным разведки, уже около трехсот танков. Когда я ему это сказал, генерал просто не поверил: «Да ты что, откуда у немцев столько танков? Да ты знаешь, сколько танк стоит?». Потом Гришин меня при случае предупредил: «Ты впредь остерегайся докладывать такие данные, а то могут и в преувеличении сил противника обвинить». Но мы тогда не ошиблись: перед нами действительно был целый немецкий корпус… К рассвету 13 июля батальоны 137-й стрелковой дивизии вышли на исходный рубеж для атаки. Впереди был уже только враг. Ближайшей задачей было захватить деревни Середина Буда, Пустой Осовец, Червонный Осовец, Давыдовичи и освободить из окружения штаб 45-го корпуса, который радировал о срочной помощи. Справа готовилась к атаке 132-я дивизия. У генерала Бирюзова было только три батальона пехоты и несколько батарей артиллерии. Левее 137-й дивизии выдвигались два батальона 148-й стрелковой дивизии, которая тоже еще только прибывала на фронт. До начала нашей атаки гитлеровцы сбросили небольшой десант диверсантов. Основная часть десанта попала в боевые порядки и была расстреляна еще в воздухе. Некоторые укрылись во ржи и в роще и потом немало навредили, нарушая связь…
Из воспоминаний командира 497-го ГАП майора Малых: «… Помню первый бой: полк развернулся с задачей поддержать боевые действия полка майора Фроленкова. Противник обнаружил наш НП, расположенный на опушке леса и обстрелял бризантной гранатой. Возникла паника, но ее быстро ликвидировали. Открываем огонь по скоплению танков и пехоте, снаряды ложатся точно, видим взрывы в расположении противника, но, несмотря на точность огня, противник атакует боевые порядки полка Фроленкова, танки лезут напролом. Наш ГАП ставит неподвижный заградительный огонь, противотанковый дивизион и полковая артиллерия открывают огонь орудиями прямой наводки, но, тем не менее, отдельные танки противника прорываются в районом опорного пункта 152-миллиметровй гаубичной батареи. Та открывает огонь прямой наводкой, прямое попадание в танк, танк переворачивается, но второй танк давит гаубицу. Батарейцы не отступают, разворачивается вторая гаубица и удачным выстрелом уничтожает этот танк. В полку появились убитые и раненые, особенно пострадал дивизион 152-миллиметровых гаубиц…». Житковский М. Г., командир батареи 497-го ГАП, полковник в отставке: — Огневые взвода начали занимать позиции для ведения огня с закрытых позиций, но появились танки, их хорошо было видно от орудий, поэтому огонь открыли прямой наводкой. Пехоты не было. Пока мы искали место для НП, объездили немало, но нигде пехоты не встретили. Атаку танков дивизион капитана Найды отразил, хотя и с большими потерями. Осмотревшись, он решил отвести дивизион ближе к деревне, и расставить орудия на более узком фронте, так как без пехоты действовать было рискованно… Перед деревней было несколько брошенных автомашин, решили найти там бензину, а то у нас оставалось мало. Нацедили с водителем ведро, идем к машине, вижу — во ржи, метрах в 50 от нас, стоит молодая красивая женщина, улыбается и рукой зовет нас к себе. Рассказали своим, над нами посмеялись, что не оказали внимания даме. Только тронулись, по нам огонь с того места, где стояла женщина. Попрыгали с машины, двое убитых в кузове. Перебежками подошли к месту, откуда по нам стреляли, бросили по гранате. В окопе за пулеметом лежали трое убитых немцев и эта женщина, она, умирая, что-то говорила по-немецки… Откуда-то по нам опять стали стрелять, пришлось вернуться к машине… В этом своем первом бою дивизия действовала на участке до восьми километров, но атаковали всего четыре батальона. Гитлеровцы были застигнуты врасплох и не сразу сумели организовать отпор. Батальон майора Московского 771-го полка наступал на Червонный Осовец через широкое ржаное поле. Первые сотни метров атакующие роты прошли буквально на одном дыхании, уже близка была речка Будлянка перед селом, как с церкви ударил пулемет, а из-за хат, с огородов открыли огонь немецкие автоматчики и пулеметы из бронетранспортеров… Иванов Е. В.: — Впереди вспышки выстрелов, по сторонам то здесь, то там падают убитые и раненые, но энтузиазм и азарт атаки были такими, что на это не обращали внимания. Мы катили свои «сорокапятки» вслед за пехотой, вели беглый огонь с остановок. В первые же минут десять атаки разбили два бронетранспортера и несколько грузовиков. Хорошо было видно, как они горят с черным дымом… Атакующие роты сходу зацепились за окраину села. Горят хаты, треск пулеметов и винтовок, разрывы снарядов сливаются в сплошной гул. Первые увиденные убитые фашисты, а кто-то и сам погибал, едва успев выпустить первую обойму. Батальон капитана Леоненко, наступавший правее батальона Московского, зацепился за высоту с кладбищем у Червоного Осовца. Еще правее атаковал батальон капитана Козлова 624-го полка… Александров А. А., политрук роты 624-го полка, подполковник в отставке: — Мне довелось идти в первой цепи четвертой роты. Атака была дружной, мощной. Немцы сначала растерялись, но потом открыли сильный пулеметный огонь. Мы залегли, но тут же с возгласами «За Родину! За Сталина!» поднялись и ринулись вперед. Добежали до первых домов деревни, немцы отступают, на ходу ведут огонь, потом уже побежали, изредка оглядываясь. Кругом убитые, раненые, горят дома, машины. Перебежав к роще, немцы залегли там, но мы вышибли их и оттуда. Азарт у всех был просто неописуемый… Похлебаев Г. Г., командир батареи 76-миллиметровых орудий 771-го стрелкового полка, полковник в отставке: — Атаковала пехота дружно и смело. Моя батарея была придана батальону капитана Козлова. Нам была поставлена задача: освободить из окружения штаб 45-го корпуса. Когда мы вышли к дороге на Давыдовичи, до расположения штаба было уже рукой подать, видна была перестрелка у лесочка. А дорогу нам никак не перейти, огонь страшный, головы не поднять, и откуда бьют — не видно. Мы с капитаном Козловым пошли на рекогносцировку, чтобы засечь цели и определить, как лучше подойти к окруженным. Согнувшись, вышли на ржаное поле, я с колен стал смотреть в бинокль на Давыдовичи, а Козлов встал в полный рост. Вдруг засвистели пули, одна попала мне в бок, и я сразу упал, посмотрел — рана не смертельная. Подполз к Козлову — а он не дышит. Вынес его с этого места. Перевязали меня, и пришлось мне командование батальоном принять на себя. Капитана Козлова похоронили, когда стало потише. Атаку на рощу все же организовали. Поднялись хорошо, батарея поддержала огнем, и скоро я был в землянке штаба корпуса. Там был полковник Ивашечкин, начальник штаба. Как он обрадовался, обнял меня, как родного сына, не хотел отпускать. Потом Макар Васильевич стал генералом, но я его больше никогда не видел, а то бы вспомнили этот эпизод… Снежинский С. Т., командир взвода 2-го батальона 409-го стрелкового полка: — На сближение с противником мы шли всю ночь, в самую непроглядную темноту вышли на поле, тут нас обстреляли немецкие мотоциклисты, но быстро укатили. Боевой задачи мне никто не ставил, ни ротный старший лейтенант Комаров, ни комбат, капитан Соловьев, только услышал по цепочке: «Окопаться!». На рассвете артиллерия противника открыла огонь и мы справа, на опушке леса, видели, как мечутся под огнем наши бойцы. Я слышал, как кто-то кричал, что это 771-й полк. Так мы узнали, кто наш сосед справа. Открыла огонь и наша артиллерия, в ответ противник перенес огонь на наш батальон. Я поднял свой взвод, и броском преодолели полосу обстрела. Пошли в наступление, противника потеснили, но из-за сильного огня нам было приказано отойти. Противник нас не преследовал, видимо он пошел в обход. Рано утром видел, как на подводе везли командира первого батальона капитана Ткачева, он был ранен в ноги. Командир роты, кажется, погиб в первом бою. Своего комбата в боях я почти не видел. Знаю, что он воевал в Испании, награжден орденом Красной Звезды, помню, что был он среднего роста, быстрый в движениях, очень строгий… . К полудню на некоторое время бой затих. Командиры приводили в порядок свои подразделения, связисты удлиняли линии. Нужно было осмотреться. Санитары ищут и перевязывают раненых, те из них, кто может идти, идут сами… Степанцев А. П., начальник химслужбы 771-го стрелкового полка, младший лейтенант в первых боях, полковник в отставке: — Помню, как идет навстречу солдат с оторванным подбородком, весь в крови. Еле понял, что он хотел сказать: «Товарищ лейтенант, где санчасть?». Остался ли он жив… Елисеев В. Е., военфельдшер санитарной роты 771-го стрелкового полка: — Примерно через час после начала боя стали поступать раненые. Быстро накладывал повязки и отправлял дальше в санчасть. Дел хватало, стрельба была сильная. И что интересно: когда накладывал повязку или жгут, раненые не стонут, а все что-нибудь говорят: «Я, кажется, двух-трех немцев уложил… Я стрелял по кусту, где был пулеметчик, но не знаю, попал ли, обидно, тут и ранило… Наш лейтенант тоже с винтовкой, молодец». Все бойцы были очень возбужденными, и боли, кажется, не чувствовали. Большинство раненых были из приписного состава, кадровых я всех знал в лицо. Один знакомый, ранило его легко в грудь и пробило пулей ухо, остался со мной, постеснялся идти в тыл: «Пустяк у меня, царапина. Сейчас посижу у тебя и пойду к своим в роту»… Сколько еще придется военфельдшеру Елисееву перевязать раненых за почти 1400 дней войны, сколько километров бинтов намотать, увидеть крови и страданий, сколько спасти солдатских жизней… Меркулов К. И., начальник артиллерии 771-го стрелкового полка, полковник в отставке: — В Червонном Осовце я встретил секретаря партбюро полка Наумова. Мы обратили внимание на сгоревший немецкий танк, стоявший под развесистым деревом. Люк был приоткрыт, экипаж выскочить не успел. В нескольких метрах от танка лежал убитый красноармеец, весь черный, обуглившийся. Мы сняли каски, попытались установить его фамилию, но гимнастерка сгорела, и лицо обгорело до неузнаваемости. — «Его работа…» — кивнул Наумов на танк. Так и остался безымянным этот солдат, герой-горьковчанин… Гитлеровцам удалось затормозить первую атаку наших частей, не предусмотренную их командованием, а вскоре они и сами перешли в наступление. В бой были введены главные силы 4-й танковой дивизии. На ржаном, с черными прогалами поле разворачивалась в боевой порядок колонна танков численностью до 30 машин. Со стороны Давыдовичей подходили бронетранспортеры, пехота на автомашинах… Александров А. А.: — В районе обороны нашего батальона появилось около десятка танков и бронемашин противника. Шли они веером. За ними в несколько цепей с интервалами в 50—70 метров шла пехота. Я сначала глазам своим не поверил: идут ровными цепями, в полный рост и даже с барабаном. Так только в кино показывают. Буквально, как в «Чапаеве» психическая атака. Какая наглость, думаю, мы все-таки лучшая дивизия Красной Армии, и нас брать на испуг! Орудия у нас стояли в боевых порядках пехоты, была и полковая артиллерия, и батарея 278-го полка. Подпустили танки поближе, артиллеристы открыли огонь. Это был классический бой! Уже в первые минуты вспыхнули три танка, потом немного погодя еще три и несколько бронемашин… Похлебаев Г. Г.: — Два танка тогда подбил взвод лейтенанта Старикова моей батареи, остальные кто-то из батареи Терещенко и из 278-го ЛАПа. Но потеряли мы тогда прекрасного наводчика Петра Печенкина, и закопали его потом возле позиций. Был тяжело ранен — в горло — и лейтенант Стариков. Дорого нам приходилось платить тогда за подбитые танки. Вместо Старикова я назначил лейтенанта Агарышева, бывшего до этого на боепитании… Александров А. А.: — Часть танков горела, остальные начали пятиться, но пехота шла, хотя уже не так красиво, как сначала. Когда немцы подошли поближе, батальон открыл шквальный огонь — все-таки у нас было около пятидесяти пулеметов. Трескотня, грохот, в цепях немцев кто-то валится, кто-то бежит назад… Неописуемая картина, все смешалось. Отбили одну атаку — немцы идут во вторую, отбили — третью начинают. Напряжение было такое, что не заметили, как день кончается, солнце за полдень. Под вечер сами перешли в контратаку и немцев отбросили. Поле было усеяно трупами… Главный удар гитлеровцы нанесли по батальонам 771-го полка, и удержаться им в Червонном Осовце не удалось. Под натиском танков и автоматчиков наши роты начали отходить через ржаное поле на исходные позиции к роще… Шапошников А. В.: — Я видел, как несколько смельчаков, оставшись во ржи, поджидали приближающиеся танки. Вот завертелся один с подбитой гусеницей, другой встал — бойцы накинули ему плащпалатку на триплексы, а потом вижу, что и этот горит. Залегшие бойцы бросали в бронемашины гранаты и бутылки с горючей смесью… Самойленко А. М.: — Пришла и моя очередь воевать… Начальник штаба батальона был очень недоволен, что накануне пропал без вести командир взвода связи Пуресьев, и приказал свернуть радиостанцию и положить ее на двуколку: «Чтобы немцы не запеленговали». Впереди, у села, расположенного на возвышенности, захлебнулось наступление наших рот. Возвращавшиеся с переднего края раненые говорили: «Немец так бьет, что головы не поднять…» После обеда фашисты усилили давление. Сильно били минометы и орудия. В селе загорелись дома. Из огня вырвались лошади, запряженные в подводу, обезумевшие, они скакали прямо на нас… Немцы обошли нас с флангов. Когда бойцы, отходившие с переднего края, поравнялись с нашим резервным эшелоном полка, все смешалось. Самое страшное было, когда появились танки. Те, кто был на ржаном поле, бросали в танки последние гранаты и гибли. Мне посчастливилось: рядом оказались ямы, толстые деревья. Полного разгрома не допустила наша артиллерия: прямой наводкой она уничтожила три или четыре танка, и это охладило пыл немцев… Корнилин Л. А., адъютант старший 1-го батальона 624-го стрелкового полка, старший лейтенант в отставке: — Наш первый батальон капитана Лебедева занимал позиции на самом левом фланге полка. У нас было шесть орудий из 278-го ЛАПа, два своих орудия и сзади нас поддерживал 497-й ГАП… Громов В. И., красноармеец 1-го батальона 624-го стрелкового полка, гвардии лейтенант в отставке: — Показалась колонна танков, машин двадцать. Я насчитал восемь, и дальше уже ничего не было видно в сплошной пыли. Развернулись и пошли на нас, стреляя на ходу. Это был не бой, а кромешный ад. От скотных дворов бревна взлетали, как спички. От прямых попаданий снарядов вышли из строя все расчеты сорокапяток. Погиб наш командир роты лейтенант Петров. Сплошные разрывы, где, что — не поймешь. Сам я был тяжело ранен и очнулся только в госпитале… Кучинский А. К., командир отделения 3-го батальона 624-го стрелкового полка, сержант: — Пошли на сближение с противником. Я с отделением прошли мимо нашей счетверенной зенитной установки, потом через рощу, вдоль дороги — перебежками дальше, и вдруг по нам ударили пулеметы. Разорвался один снаряд, потом другой. Залегли, пытаемся вести наблюдение, но ничего не видно, да и немецкий пулемет строчит так, что головы не поднять. Видел немецкие танки, метров со ста пятидесяти, по ним била наша артиллерия. Несколько танков загорелось, от этого на душе стало спокойней, мы осмелели. Когда огонь немного стих, ко мне подполз боец: «Товарищ сержант, у тебя вся шея в крови». Оказалось, пуля ударила в каску, и осколки поранили шею. Решили сменить позицию, выдвинулись на ржаное поле. Рожь высокая, густая, ничего не видно, стреляем, но куда? Окопались. Вижу, как на нас идет группа человек из пятнадцати, в нашей форме, с нашим оружием. Один из них кричит: «На кого вы идете? Ведь на нас, на своих русских людей!». Мы буквально опешили и не знали, что делать. Было какое-то минутное отупение, пока не услышал от этой группы: «Рус! Сдавайся!» Тут уж поняли, что это немцы и открыли огонь. А потом вижу — на нас по ржи идет целая рота немцев, с закатанными рукавами мундиров, автоматы упираются в животы, и уже строчат по нам. Мы решили подпустить их поближе и забросать гранатами. Бросили по гранате и с криками «Ура!» — вперед. Немцы побежали. В это время мимо нас в направлении противника проехали три броневика со звездами на броне. Отъехали метров на сто вперед и вдруг повернули башни на нас и открыли огонь. Один боец из моего отделения был убит, двое ранены. Бросили в броневики гранаты, но не попали, далеко. Броневики отъехали дальше и опять стали вести огонь по нашей роте. Убило командира взвода, потом по цепи передали: «Убит командир роты!» Так день и прошел — перебежки, перестрелки. У меня сохранилась записная книжка, в ней есть запись: «Первый бой. Из 53 человек нашего взвода в живых осталось 19». … Корнилин Л. А.: — Бой был страшным. Артиллерия наша работал превосходно, целей не надо было искать: танков шло много. Доставалось и нам, и немцам, на потери не смотрели. Помню, одно наше орудие подбило танк, но второй разбил его и лейтенант, командир этого взвода, был убит на моих глазах. Я еще кричал ему, что он попал в вилку, но он только скомандовал «Огонь по второму!», и исчез в разрыве. Бой был длинный, все атаки мы отбили. Когда стало тихо, то подсчитал подбитые танки, сколько было в моем поле зрения. Стояло их тринадцать штук… Канцедал П. Н.: — В этот день я находился в одной из батарей 278-го легко-артиллерийского полка. С седловины нам было хорошо видно, как шла колонна танков и автомашин. Наверное, гитлеровцы посчитали, что уже прорвались на оперативный простор, и шли без разведки и бокового охранения, как-то уж очень нахально. Шли прямо на замаскированную батарею, поставленную на прямую наводку. Несколькими дружными залпами колонна была остановлена, а машин двадцать с пехотой просто должно быть были смешаны с землей… Смолин Т. Г., командир 278-го легко-артиллерийского полка, полковник в отставке: — Я только бегаю от орудия к орудию, и кричу: «Ребята, аккуратней стреляйте, стреляете слишком много, к вечеру без снарядов останемся». Никто не слушает — палят, все-таки первый бой… Меркулов К. И.: — Главная тяжесть боя с танками легла на артиллерию, и она не подвела. Все без исключения расчеты действовали отлично. Вспоминаю такие моменты. В центр батальона устремился немецкий танк. Политрук Иванов приказал перенести огонь на него. С первых же выстрелов танк загорелся, получив два снаряда по корпусу. Не помню, чья это была работа — сержантов Ленского или Лопатко. Идущий следом танк повредил орудие Лопатко, сам он и два номера его расчета были ранены, но не ушли из боя. Перед батареей Похлебаева я увидел три горевших танка и пять бронемашин. — «Это мы с Терещенко!» — крикнул он мне. Позиция, где размещались орудия лейтенанта Старикова, была вдоль и поперек перепахана гусеницами танков. Одно орудие с помятым лафетом покосилось на разбитое колесо, второе смотрело в сторону, где горел вражеский танк. Вокруг разбросаны гильзы, ящики. В стороне лежали тяжелораненый лейтенант Стариков и убитый наводчик Печенкин. На ржаном поле густо дымили танки, вдалеке горели автомашины. А бой все не кончается… Видел, как танк раздавил младшего лейтенанта Тихонова. Лейтенант Павлов, командир пулеметной роты, с перевязанной головой стреляет из раскаленного пулемета. На многих уже белеют бинты. Все поле и роща перепаханы снарядами. Агарышев, помню, мчится на коне и почему-то клинком размахивает, а за ним два орудия в упряжках ее поспевают — наверное, меняли позицию… Бельков П. И., политрук стрелковой роты 771-го полка, подполковник в отставке: — Изумил всех подвиг красноармейца Чайко из комендантского взвода. В разгар боя один танк прорвался прямо к командному пункту полка, но буквально попятился, когда увидел бегущего навстречу бойца со связкой гранат. Бросок — и машина завертелась, разматывая гусеницу. Но и герой упал, срезанный пулеметной очередью. Выскочивших танкистов прикончили сержант Рядюк и красноармеец Савин. Помню, что Чайко был из Белоруссии, такой хороший парень. Как мы все его жалели… И ведь сам поднялся, никто его на танк не посылал. А перед этим боем, ночью, он свалил немецкого мотоциклиста, заехавшего в расположение полка. Тот еще показал, что перед нами 4-я танковая дивизия… Свиридов В. В., командир штабной батареи 497-го гаубичного артиллерийского полка, комсорг полка, подполковник в отставке: — Был у нас в полку лейтенант Сахаров. Такой, помню, крупный, высокий блондин. В первом бою у одного орудия погиб весь расчет, он сам встал за панораму и подбил танк прямой наводкой чуть не в упор. Другой танк успел раздавить это орудие, выскочил танкист, чтобы взять Сахарова в плен. Начали они драться. Сахаров танкиста убил, а что было дальше, я уже не видел, и Сахарова больше живым не видел. Но вспоминали его в полку еще долго… Маршал Бирюзов, командовавший в этих боях 132-й стрелковой дивизией, писал в своих воспоминаниях: «Куда тяжелей пришлось тогда левому соседу — 137-й стрелковой дивизии, на стыке с которой враг наносил главный удар. Здесь бой достиг наивысшего напряжения. Весь этот район, казалось, был залит кровью и объят пламенем. Горело все: подожженные немцам деревни, подбитые танки, автомашины…» В этот день своего первого боя — 13 июля — дивизия отбила все атаки противника и не отступила ни на шаг. Во второй половине дня гул танковых моторов и грохот боя стал перемещаться на фланги, на соседей справа и слева. Под вечер связь с соседями прекратилась, посланные офицеры связи, вернувшись, доложили, что ни слева, ни справа никаких наших частей нет. К ночи рокот двигателей танков был слышен уже в тылу, он все более отдалялся на восток. Так дивизия оказалась обойденной с флангов. Слишком велико было превосходство Гудериана в силах, и, главное, в маневренности. Танки все-таки нашли брешь в обороне 13-й армии, которая к тому же нигде не была достаточно плотной и организованной. Выйдя на тылы 20-го стрелкового корпуса, танки противника перестроились в батальонные колонны и по пыльным дорогам устремились на Пропойск и Чаусы. Степанцев А. П.: — Было еще довольно светло — пробегаю что-то мимо блиндажа командира полка. У входа сидят полковники Гришин и Малинов, и у обоих такое выражение лица, мол, вот влипли. Гул боя был уже где-то сзади. Малинов подозвал меня и приказал идти в батальон Московского, передать приказ срочно выходить из боя. Побежал в батальон, навстречу попались несколько командиров, от них узнал, что батальон уже выводится. Всем было понятно, что нас обошли. Кто-то начал заводить трактора, Гришин выскочил из блиндажа с пистолетом: «Куда? А ну — глуши!»… Приказа на отход не было, и дивизия продолжала занимать свои позиции. Все ждали новых атак, прислушивались к шуму на востоке. Уже стало темнеть, когда наши бойцы захватили немецкую автомашину, заехавшую прямо в боевые порядки. Охрана была перебита, а находившийся в машине генерал взят в плен. Гитлеровец то ли сбился с дороги, то ли посчитал, что здесь уже никого не может быть из русских, тем более что танки гудят на оперативном просторе. Пленный оказался тыловым генералом из штаба корпуса фон Швеппенбурга. При нем был портфель с ценными документами. Брали этого генерала бойцы 624-го и 771-го полков одновременно, машина с генералом досталась майору Фроленкову, причем он был ранен в перестрелке, а портфель успели ухватить солдаты 771-го полка… Шапошников А. В.: — Наиболее важные сведения мы выписали и передали в штаб корпуса. В портфеле была и карта с обозначением рубежей, на которых предстояло быть немецкому корпусу, и даже даты, вплоть до Горького. И, надо сказать, графика движения на восток немцы придерживались… Кончался первый по-настоящему боевой день. На огромной дуге сражения, во ржи, в полях, в перелесках стояли более 30 подбитых и сгоревших танков, валялись искореженные обломки десятков автомашин. Потери гитлеровцев в живой силе, которые они понесли на участке дивизии, подсчитать было сложнее, но по самым скромным подсчетам они составляли около пятисот только убитыми. Гудериан потерял еще полдня из отведенных на операцию «Барбаросса» шести недель и в том, что к середине июля у него останется в строю всего половина танков, вышедших с ним от границы, есть и немалая заслуга бойцов и командиров 137-й стрелковой дивизии. Вечером некоторые бойцы ходили смотреть на подбитые танки… Дзешкович И. А., командир минометной батареи 624-го стрелкового полка, подполковник в отставке: — Мы еще днем хотели сходить посмотреть, интересно все-таки. А только стали подходить к ближайшему подбитому танку — с заднего как забарабанит по броне. Бросились в кювет, только голову поднимешь — стреляют. Пришлось дождаться вечера. Танки оказались дрянь, и, что интересно — сброд со всей Европы: были и французские, и чешские… Корнилин Л. А.: — Некоторые смельчаки приносили из подбитых танков трофеи: фотокарточки, письма и русскую рябиновую водку из наших магазинов. У нас был Шехтель, из немцев Поволжья, читал их письма. Содержание в основном аморальное: сколько русских женщин изнасиловали, сколько барахла в магазинах по дороге награбили. Некоторые танкисты писали, что воевать им с русскими не нравится… Первый бой… Был он для дивизии в целом успешным, но оплачен дорогой ценой. Санитарные машины и повозки увозили в тыл первых раненых. Для многих из них этот бой был и последним. В Горький, Арзамас и Муром полетели первые похоронки. Тяжело было переживать гибель товарищей, с которыми долгое время дружил, вместе делил все тяготы службы… Иванов Е. В.: — В этот день скончался от тяжелой раны мой друг лейтенант Вася Соса. Подбил три бронетранспортера и сам был тяжело ранен в шею. Умирал Вася в сознании, у нас на руках. Помощь наша была бесполезной. Все, кто был рядом, поцеловали его, отдавая последнюю солдатскую нежность. Было ему всего двадцать два года… Корнилин Л. А.: — Ранен был командир нашего батальона капитан Лебедев, и командование пришлось принять мне. Многие командиры рот и взводов были убиты или ранены. Когда я писал донесение после боя о боевом и численном составе батальона, это была плачевная картина: потери доходили до шестидесяти процентов личного состава… Шапошников А. В.: — Не приходилось никого подгонять. И воевали бойцы умело. Кадровый состав у нас был подготовлен очень хорошо. После первого боя я понял: с таким народом воевать можно. Был только один неприятный случай. Лейтенант Лавренюк, недавно прибывший в полк из училища, когда немецкие танки загудели в тылу, сказал своим бойцам: «Все, ребята, можно разбегаться». Бойцы поставили его к сосне, и пулю в лоб… Александров А. А.: — Когда вечером мы с агитатором полка старшим политруком Коваленко стали писать политдонесение, то, насколько я помню, оно было такого содержания: «Особо отличившихся определить или выделить невозможно. Бойцы и командиры как один, по-богатырски, сражались с проклятым врагом. Все до единого, кто участвовал в бою, заслуживают не только поощрения, но и правительственных наград». Это было первое боевое политдонесение полка. Комиссар полка Михеев подписал его ночью при свете электрического фонарика… Немного сохранилось документов о первом бое, скупы описания подвигов, да и составляли документы спустя несколько месяцев, в период затишья. Из скупых архивных данных того периода войны удалось взять всего несколько фактов… Комиссар 771-го полка Васильчиков непрерывно находился в боевых порядках подразделений, личным примером увлекая бойцов в атаку. Парторг полка Наумов с первого же дня прослыл в полку как человек отчаянной храбрости. До двенадцати раз поднимал он в атаку подразделения полка. Парторг 624-го полка Тарасов с небольшой группой бойцов уничтожил два пулеметных расчета, устроил засаду на дороге и забросал гранатами три автомашины с пехотой немцев. Комсорг этого же полка Александров неоднократно увлекал бойцов своей роты в контратаку, всегда поднимаясь первым. В этом своем первом бою он лично уничтожил из винтовки семь гитлеровцев. Лейтенант Новиков, командир минометного взвода, когда все его расчеты вышли из строя, один вел огонь, перебегая от одного миномета к другому. Заставил залечь перешедший в атаку немецкий батальон, а потом обратил его в бегство. Артиллеристы 624-го полка, которыми командовал лейтенант Мозговой, показали блестящую выучку и смелость. Сам Мозговой погиб в этот день. В 771-м полку особенно отличились наводчики Марычев и Печенкин. Взвод лейтенанта Агарышева из батареи Похлебаева за день подбил шесть вражеских танков. В батарее лейтенанта Терещенко особенно отличились расчеты командиров оружий сержантов Ленского и Лопатко вместе с наводчиками красноармейцами Вороновым и Даниловым. Уверенно и правильно руководил боем дивизии полковник Гришин. Хорошо работал его штаб, руководимый полковником Ямановым, сумевший в условиях встречного боя обеспечить управление, а командира дивизии — данными для принятия решения. Мастерство артиллериста-организатора показал полковник Кузьмин, начальник артиллерии дивизии. Он лично руководил действиями артиллерии, быстро координировал ее усилия, что позволило отбить три мощных танковых атаки. Хорошо организованный заградительный огонь заставил танки противника отказаться от атак на участке дивизии и свернуть в сторону. Дивизия с честью выдержала первое испытание, и готова была выполнять новые боевые задачи. …В июле 1976 года я прошел по местам первых боев дивизии. Александр Петрович Степанцев сделал копию с сохранившейся у него карты, Александр Васильевич Шапошников подробно описал ориентиры местности. Как и наши бойцы в 41-м, вышел из Орши, за 20 часов, почти без остановок, прошел 60 километров до Сухарей. Ночь в лесу, и снова в путь. Наконец, показалось и село Червонный Осовец. На первый взгляд, ничего не напоминает о тех боях: поля с желтеющей рожью, березовые рощи, бревенчатые домики. По рассказам полковника Шапошникова узнаю рощу, откуда пошли в первый бой батальоны 771-го полка. До Червоного Осовца с опушки через поле — более километра. Представил себя, идущим отсюда в атаку на пулеметы, и стало не по себе. В роще то и дело попадаются заросшие травой воронки, могильные холмики. Нашел и остатки блиндажа, где располагался штаб полка. Где-то здесь погиб красноармеец Чайко, подбивший немецкий танк… Немного воображения, и вижу, как от Пустого Осовца поднимается в атаку немецкая пехота, а со стороны Давыдовичей разворачивается колонна танков… Где-то здесь, у пыльной дороги, могила комбата капитана Евгения Козлова. У села Червонный Осовец — тот самый обгоревший дуб, где, как рассказал Евгений Васильевич Иванов, они похоронили четверых наших танкистов. Никаких следов могилы, все заросло бурьяном. Подхожу к памятнику на окраине села. Бронзовая фигура солдата, ограда, внутри — четыре широких братских могилы. Сколько же здесь лежит наших солдат… Устинья Кондратьевна Филиппова, жительница Червоного Осовца, проживающая в доме неподалеку, рассказала, что у памятника похоронены человек двести наших солдат. «Но не все здесь, в лесу много могилок», — сказала она, и совершенно серьезно стала уверять, что и сейчас по лесу ходят тени погибших, она и сама их видела много раз. Устинья Кондратьевна как раз собралась в лес за хворостом, пошли вместе. По дороге она показала еле заметный холмик в поле: «Здесь мы положили человек тридцать. Как снопов их лежало на поле, как снопов…». Сколько раз мне потом приходилось слышать на длинном пути дивизии от старушек это образное выражение — «как снопов»… Устинья Кондратьевна укрывала у себя дома отставших раненых, хорошо помнит, что все они были из Горьковской области. Подлечились и ушли на восток, и что с ними стало — не знает, весточки никто не прислал. Найденные же у погибших документы в войну отобрали полицаи, вот и не смогла сообщить родным. «А церкви у вас в селе что-то не видно, — спрашиваю. — С нее по нашим немецкий пулеметчик стрелял…» Показала место, где стояла церковь: «Немцы взорвали, когда отступали…»
жүктеу/скачать 2 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|