Новая постиндустриальная волна на Западе
Оглавление
НОВАЯ ПОСТИНДУСТРИАЛЬНАЯ ВОЛНА НА ЗАПАДЕ Антология Москва «Academia» 1999 Редакционный совет издательства «Academia» С. С. Аверинцев, В. И. Васильев, В. Л. Гинзбург, В. Л. Иноземцев, В. А. Кириллин, Д. С. Лихачев, И. М. Макаров (председатель), В. П. Нерознак, А. М. Панченко, Н. Я. Петраков, Р. В. Петров, Н. А. Платэ, В. А. Попов (зам. председателя), К. А. Свасьян, С. О. Шмидт, Е. П. Челышев, О. Г. Юрин
Новая постиндустриальная волна на Западе. Антология/Под редакцией В. Л. Иноземцева. М.: Academia, 1999. 640 стр.
Книга представляет собой сборник работ наиболее известных западных специалистов по теории постиндустриального общества и футурологии. В сборнике представлены исследователи, определяющие современное состояние постиндустриальной теории, — П. Дракер, Дж. Гэлбрейт, Ф. Фукуяма, Л. Туроу, М. Кастельс, виднейшие специалисты по проблемам управления и теории современной корпорации — Л. Эдвинссон, Т. Стюарт, Ч. Хэнди, Т. Сакайя, а также наиболее известные эксперты по проблемам экологической безопасности и отношений с «третьим миром» — А. Гор, Д. Мидоуз, Р. Райх, П. Пильцер, Э. фон Вайцзеккер и др. Ни один из представленных в сборнике текстов ранее не публиковался на русском языке. Книга рассчитана на широкий круг читателей — специалистов по современной экономике и международным отношениям, социологии и политологии, студентов и аспирантов гуманитарных факультетов вузов. ISBN 5-87444-067-4 ББК 65.01 06 01 000000 — 24 Б 76 (02) — 99 Центр исследований постиндустриального общества, 1999 г.
В.Иноземцев Перспективы постиндустриальной теории в меняющемся мире
Заглавие данной антологии — «Новая постиндустриальная волна на Западе» — не может не вызывать если не возражений, то по крайней мере некоторого недоумения. В книге, как сможет убедиться читатель, представлены отрывки из работ современных американских, английских и французских социологов, каждого из которых в отдельности обычно не относят к числу приверженцев постиндустриальной теории в том ее каноническом виде, в каком она была сформулирована в трудах Д.Белла и его сторонников. Между тем для нас несомненно, что представленные здесь и подобные им работы могут рассматриваться как развитие и совершенствование этой концепции, рамки которой видятся большинству российских обществоведов искусственно зауженными. На наш взгляд, теория постиндустриального общества не может быть расценена как одна из множества доктрин, распространенных сегодня в западной социологии. Изначально эта концепция рассматривалась как «аналитическая конструкция, а не картина специфического конкретного общества... [как] некая парадигма, социальная схема, выявляющая новые оси социальной организации и стратификации в развитом западном обществе»1. Такой подход к предмету и задачам исследования существенным образом выделяет постиндустриальную теорию из остальных социологических доктрин нашего времени. Мы не стремимся выступить в роли апологетов этой концепции и, в отличие от советских идеологов, считавших ее лженаучной, доказать отсутствие в ее внутренней структуре всех и всяческих недостатков. Хотелось бы лишь привлечь внимание читателей к двум важнейшим обстоятельствам, которые определяют роль и значение этой теории.
Во-первых, нельзя не признать, что теория постиндустриального общества является сегодня единственной социальной метатеорией, которая в полной мере воспринята западной социологической традицией. Причины этого весьма сложны и комплексны, и на них мы подробно остановимся ниже. Пока же необходимо отметить, что данная концепция по сути своей представляет собой позитивистскую теорию, истоки которой обнаруживаются во временах зарождения того индустриального строя, возможность преодоления которого она сегодня декларирует. Развитие постиндустриальной теории от идеи до зрелой научной концепции шло естественным эволюционным путем, никогда не подпадавшим под жесткое влияние идеологических факторов и всегда сопряженным со свободной научной дискуссией. Это фактически единственная из западных теорий, приверженцы которой не только не отрицали научного значения марксизма, но и стремились вести с ним глубокий конструктивный диалог (не поддержанный, к сожалению, советскими обществоведами).
Естественное, эволюционное развитие постиндустриальной концепции в конечном счете обеспечило ее заслуженное и чрезвычайно широкое распространение в современной западной социологии. Следует особо подчеркнуть, что это не было связано с бурным совершенствованием методологических основ теории (в чем можно легко убедиться, изучая литературу 80-х и 90-х годов) или приданием ей какого-либо официального статуса (что вообще невозможно в рамках свободного общества). Постиндустриальная теория, которая прямо и непосредственно не бросала вызов ни одному из направлений западной социологической традиции, но была в то же время отлична от всех прочих, постепенно стала объективной основой большинства социологических построений. Этому можно найти четыре основные причины. Во-первых, концепция постиндустриального общества оптимально сочетает в себе элементы социо- философской теории и черты прикладной социологической доктрины, она гармонично сочетает решение задач исторической периодизации и типизации с определением структуры, характера и исторического места современных западных обществ. Во-вторых, основоположники постиндустриализма в весьма четкой и недвусмысленной форме определяют формирование нового общества в понятиях прогресса научного знания и технологических достижений, и это оказалось более чем уместным в послевоенном мире, когда не только в социологии, но и в общественном мнении стала доминировать исключительно высокая оценка науки, образования и развития технологий. В-третьих, эта доктрина с самого начала подвергала резкой критике разграничение обществ на «капиталистические» и «социалистические», отмечая, что оно не является в должной мере сущностным; поражение и крах коммунистических режимов укрепили эту позицию (именно ее усвоение сильно пополнило в 90-е годы ряды сторонников постиндустриализма). И, наконец, четвертая причина, которую, видимо, сегодня еще не просто воспринять достаточно адекватно (и это станет предметом активных дискуссий в ближайшее десятилетие), кроется в кризисе, поразившем сегодня страны Азии, стремившиеся пойти по пути догоняющего индустриального развития. Это окончательно продемонстрировало, сколь затруднительно для стран, находящихся на индустриальной стадии професса, стать полноправными участниками сообщества постиндустриальных держав, и подчеркнуло раздел планеты на постиндустриальную зону и остальной мир. Таким образом, несмотря на отсутствие в последние десятилетия того взрывного интереса к постиндустриальной проблематике, который наблюдался в 70-е годы, эта концепция все глубже проникает в сознание исследователей и становится естественным методологическим базисом современной западной социологии.
Во-вторых, следует особо отметить, что подобный ход развития концепции не противоречит ее основам, а непосредственно определяется ими. Если обратиться к наиболее известным работам Д.Белла, признанного патриарха постиндустриализма, можно легко увидеть, что неоднократно провозглашавшийся им акцент на проблемы организации технологий и теоретического знания не исчерпывает суть постиндустриального общества. Помимо этого рассматривается множество иных социальных и экономических сдвигов — переход от товаропроизводящего хозяйства к сервисной экономике, повыше- ние роли образования, изменение структуры занятости и ориентиров человека, становление новой мотивации деятельности, развитие принципов демократии, формирование новой политической системы общества, переход к определенным элементам планирования и нерыночной экономике благосостояния. Этот перечень можно продолжать достаточно долго, но даже из сказанного становится ясно, что теория постиндустриального общества, не воспринимая в качестве центрального никакого преходящего социального процесса или явления (и здесь проходит ее существенное отличие от марксизма, акцентировавшего внимание на классовом конфликте буржуазного общества и «основном противоречии» капитализма), была изначально создана в таком виде, который мог как легко инкорпорировать в себя целый ряд новых направлений в социологическом анализе, так и, в свою очередь, породить множество новых подходов, основанных на применении своих основополагающих методологических постулатов к оценке возникающих с течением времени тенденций и процессов.
Именно из этого, на наш взгляд, проистекает тот факт, что теория постиндустиального общества никогда не встречала в западной социологии явной оппозиции, — факт, который нельзя не признать уникальным в истории развития социальных доктрин. На этом базируется наш взгляд на работы, представленные в данной антологии, как на некую новую волну постиндустриализма. Авторы этих работ восприняли широкий методологический подход, проповедуемый постиндустриальной теорией, и либо стремятся развить его с учетом современной специфики, либо применяют его к конкректным проблемам современного общества. Здесь следует прямо указать, что три основных блока проблем, представленные в нашем сборнике (помимо методологического и общетеоретического осмысления перспектив и движущих сил развития современной цивилизации), а именно вопросы становления нового типа личности, изменения ее мотивов и целей; радикальных перемен, происходящих в процессе создания богатства и переосмысления понятий стоимости и ценности; наконец, взаимодействия постиндустриальных держав с внешним миром в условиях перераспределения центров силы и сохранения экологических проблем, — все эти вопросы прямо трактуются на основе важнейших постулатов теории постиндустриализма. Сегодня постиндустриальная доктрина незаметно, но весьма уверенно становится одним из наиболее эффективных тео- ретических инструментов исследования тенденций развития обществ, вступающих в XXI век.
К составлению этой антологии подтолкнули нас еще несколько обстоятельств, обусловленных российской спецификой. Хорошо известно, что в эпоху доминирования идеологизированного марксизма теория постиндустриального общества рассматривалась как оппозиционная официальной точке зрения и не подрергалась глубокому анализу, оставаясь объектом резкой, но поверхностной критики. Крах коммунизма и стремительная переориентация на формирование рыночной экономики привели к гипертрофированному вниманию российских исследователей к трудам идеологов «свободного рынка» и эконометрическим работам; на этом фоне труды основателей и классиков постиндустриальной теории продолжали оставаться фактически незнакомыми российскому читателю. Это привело к двум крайне неблагоприятным тенденциям, каждая из которых уже проявилась вполне отчетливо.
С одной стороны, концепция постиндустриального общества, чьи основатели всегда жестко дистанцировались от коммунистических воззрений, стала служить в России неким инструментом, позволяющим отечественньш социологам протаскивать свои самые странные теоретические построения. Некоторых видных российских ученых привлекают в этой теории не ее внутренняя сущность и методологический потенциал, а скорее ряд наукообразных клише, которые они приспосабливают к своим потребностям так же, как несколько ранее делали это с марксистской теорией. Сегодня, когда А-В.Бузгалин и А.И.Колганов заявляют, что «коммунизм рождается как постиндустриальное и постэкономическое общество (курсив авторов. — B.H.)"2, а Ю.В-Яковец считает укладывающейся в рамки постиндустриализма мысль о том, что «каждая последующая ступень исторического прогресса в 1,5 раза короче предыдущей», и рассчитывает на этой основе продолжительность различных фаз постиндустриальной цивилизации с точностью до 5 (!) лет до 2300 (!) года3, не остается сомнений, что усвоение идей постиндустриализма в современной России находится на гораздо более примитивном уровне, нежели в советский период. Даже идеологизиро- ванная критика 70-х годов имела под собой понимание того, что же именно хотели сказать западные исследователи, и основывалась на противоречии этих положений марксизму. Современная же «поддержка», оказываемая рядом российских авторов постиндустриальной концепции, дискредитирует ее в глазах здравомыслящих ученых больше, нежели критические замечания вчерашних партийных идеологов.
С другой стороны, демагогические рассуждения о постиндустриализме все чаще служат обоснованию новой роли России в мире и конструированию путей ее включения в мировую цивилизацию. В этой связи акцент делается на возможность прорыва России в эту новую стадию через развитие своего интеллектуального потенциала. Однако совершенно не принимается в расчет тот факт, что реальным фундаментом становления постиндустриального строя являются широкое распространение успехов индустриализации и достижение высокого уровня благосостояния населения, который и стал основой изменения предпочтений и ценностей современного человека. Между тем наши обществоведы, признавая, что «Россия не успела вклиниться в постиндустриальную стадию, так как находится на индустриальной», полагают, что страна имеет сегодня «исторический шанс — необремененная постиндустриальной моделью, она готова не только гармонично войти в новую модель цивилиза-ционного развития, но и при определенных условиях стать лидером этого процесса»4. Более того, фактически утверждается, что «эпицентром этого переворота [в становлении новой постиндустриальной парадигмы] окажется, по всей вероятности, Россия»5, поскольку подобный идеал «выстрадан» нашей страной и воспринят ее народными массами6. Стремясь в условиях беспрецедентного идеологического кризиса и отсутствия конструктивных идей найти в западной социологической мысли хоть что-то, что коррелирует с их собственными представлениями, отечественные обществоведы вновь обращаются к идее о возможности «догоняющего» развития, осно- ванного на искусственном сосредоточении материальных и человеческих ресурсов на отдельных направлениях, способного обеспечить индустриальный прогресс, но, как показал ранее опыт СССР, а сегодня и Азии, не создать основы постиндустриального строя. Между тем сегодня, в условиях нарастающего экономического кризиса, проповедь исключительности и мессианства весьма опасна. Полагать, что Россия, бесспорно, являющаяся важным членом мирового сообщества, но все же одним из многих таких же равноправных членов, способна идти своим путем, минуя многие этапы, и указывать человечеству правильный путь в будущее, — значит оценивать свой народ не как «не хуже» другого, что вполне естественно для каждого обладающего чувством собственного достоинства человека, а преподносить его в качестве «лучшего» среди прочих; но это означает перейти ту тончайшую грань, которая лежит между демократическим гуманизмом и фашистской идеологией исключительности.
Все это показывает, что знакомство с современными работами западных авторов, не скованных идеологической приверженностью принципам ничем не ограниченной рыночной экономики и исследующих современные экономические и социальные тенденции с методологических позиций одной из наиболее совершенных социологических теорий, чрезвычайно важно для российских ученых, имеющих огромный творческий потенциал, реализация которого серьезно сдерживается их оторванностью от основных направлений современной социальной теории и фактически полным прекращением какого бы то ни было диалога с западными исследователями.
Представляя читателям этот сборник, мы считаем целесообразным более подробно рассмотреть как становление постиндустриальной концепции, так и основные направления ее развития начиная с середины 70-х годов. Именно поэтому данное введение разделено на две достаточно самостоятельные части.
Концепция постиндустриального общества представляется нам воплощением продолжительной научной традиции, восходящей еще к эпохе Просвещения. Именно в то время исследователи впервые стали акцентировать внимание не столько на вопросах политического устройства общества или организации его духовной сферы, сколько на экономических аспектах социальной жизни. Нельзя не заметить при этом, что первым же следствием нового подхода стало перенесение акцента на проблемы технологического порядка. Примером тому может служить знаменитая работа Ж.-А. де Кондорсе «Эскиз исторической картины прогресса человеческого разума»7; в ней в наиболее явной форме соединились элементы прежних и новых воззрений: весьма интересно наблюдать, как автор, описывая этапы технологического и хозяйственного прогресса цивилизации, пытается связать их с периодами эволюции человеческого разума, дабы придать своей работе более привычную для того времени форму. Но отмечая эту книгу как некую квинтэссенцию социально-философской мысли того времени, следует помнить, что тогда же разрабатывались экономические идеи Ад.Смита и А.-Р.Ж.Тюрго, исторические подходы Д.Юма и И.Г.Гердера и моральная философия Ж.-Ж.Руссо и Ф. Хатчесона; они решительно вытесняли социальную метафизику картезианства и примитивные социологические построения Ф.Бэкона, Т.Гоббса и Г.Гроция.
Эти тенденции стали необратимыми с наступлением индустриальной эпохи, которую ее идеологи самым непосредственным образом связывали с реализацией идей века Просвещения. Противопоставление индустриальной цивилизации как нового прогрессивного этапа в развитии человечества его предшествующим стадиям доминировало в сознании исследователей в течение всей первой половины прошлого столетия. При этом сторонники идеи индустриализма стремились уже не продемонстрировать преемственность нового общества по отношению к прежнему, а всемерно подчерк- нуть его самостоятельный характер, его доминирующее значение в наступающую эпоху. Одним из ярких подтверждений таких настроений является, в частности, известный заказ, сделанный А. де Сен-Симоном автору «Марсельезы» Руже де Лилю написать «Промышленную Марсельезу», открывающую миру революционный потенциал нового строя.
Идеологи индустриального общества — а именно в качестве такового понимали формировавшийся социум основоположники позитивизма — считали, что этот тип социального устройства свободен от тех резких классовых противоречий, которые существовали ранее, прежде всего в силу отсутствия праздного класса, внеэкономическими методами присваивавшего продукт общественного труда. Определяя промышленника как человека, «который трудится для производства или для доставки разным членам общества одного или нескольких материальных средств, удовлетворяющих их потребности или физические склонности»8, А. де Сен-Симон высказывал два важных положения относительно природы индустриального строя. Во-первых, он обосновывал тезис о том, что «единственной целью, к которой должны быть направлены все наши мысли и все наши усилия, является организация промышленности, понимаемой в самом широком смысле, охватывающей все виды полезных работ»9; при этом он предполагал, что в будущем особое значение приобретут технические и научные знания, а «постоянной целью общественной организации [станет] возможно лучшее применение для удовлетворения потребностей человека знаний, добытых науками, искусствами и ремеслами, расширение этих знаний, их совершенствование и возможно большее накопление, словом, возможно более полезное сочетание всех отдельных работ в области наук, искусств и ремесел»10. Во-вторых, устранение социальных противоречий мыслилось им на пути доминирования промышленного класса над обществом («промышленный класс, — писал он, — есть основной класс, питающий все общество, класс, без которого не может существовать никакой другой; поэтому он имеет право заявить ученым, а тем более всем другим непромышленным элементам: мы согласны давать вам пищу, жилище и одежду и вообще удовлетворять ваши потребности только на определенных условиях»11); идея же равенства, столь близкая идеологам эпохи Просвещения, реализовывалась через апелляцию к тому, что различное положение, занимаемое людьми в социальной иерархии, будет определяться не наследованными правами и привилегиями, а исключительно различиями в их собственных способностях и талантах.
Аналогичную точку зрения, обогащенную оценкой отдельных частных моментов, высказывали позже наиболее известные представители позитивизма в социологии — О.Конт и Дж.Ст.Милль. Оба они отметили как тот факт, что индустриальное общество не может в полной мере искоренить неравенства («если существуют люди, терпящие физические лишения или деградирующие морально, — указывал Дж.Ст. Милль, — то это является показателем несовершенства их социального окружения; указывать же на то, что страдающие члены общества являются низшими в физическом или моральном отношении, — значит обнаруживать не смягчающее, а лишь усиливающее несправедливость обстоятельство»12), так и то, что место самого индустриального строя в истории человечества нуждается в более четком определении. Фактически именно эти два мыслителя стали последними крупными социальными философами, которые в рамках позитивистской традиции проводили явное противопоставление между буржуазным обществом и феодализмом. О.Конт отмечал, что уход феодализма с исторической арены был естественным процессом, что «падение этой системы совершалось беспрерывно в продолжение предшествовавших веков вследствие ряда видоизменений, независимых от всякой человеческой воли, которым способствовали все классы общества, оно явилось, одним словом, необходимым следствием движения цивилизации»13; Дж.Ст. Милль называл этот тип общества важной и необходимой подготовительной фазой, обеспечившей в конечном счете триумф капиталистического строя. «При господстве и под влиянием феодальной системы, — указывал он, — в цивилизации произошел значительный прогресс, и причиной падения этой системы были не ее недостатки, а хорошие стороны, а именно прогресс, происшедший под ее влиянием, в силу чего человечество стало желать и сделалось способным осуществить лучшую социальную форму, чем та, которую давал феодализм»14. Начиная с этого момента противопоставление феодализма и капитализма стало отходить на второй план; в условиях экспансии индустриальных порядков особое внимание стали привлекать элементы, которые акцентировали внимание на исторической преемственности различных социальных систем в большей мере, чем на подчеркивании различий между ними. Таким образом, возникла потребность в периодизации истории на основе анализа роста и развития производительных сил. Тем самым была заложена предпосылка становления теории постиндустриального общества.
Наиболее явно новая тенденция проявилась во второй половине прошлого столетия. Разделяя предложенный А. де Сен-Симоном, О.Контом и Дж-Ст.Миллем подход к буржуазному обществу как к обществу «промышленников», ряд философов и социологов, следовавших основным методологическим принципам позитивизма, акцентировал внимание на вычленении отдельных исторических фаз по признакам технологической организации производства, обмена и распределения создаваемых в обществе благ. Приверженцы «исторической» школы в политической экономии предприняли выделение эпохи дикости, а также пастушеской, земледельческой, земледельческо-мануфактурной и земледельческо-мануфактур-но-коммерческой стадий15. По несколько иным критериям были определены этапы замкнутого домашнего хозяйства, городского хозяйства и народного хозяйства16. На основе анализа типов распределения и обмена производимых благ были разграничены, кроме того, периоды естественного натурального, денежного и кредитно- го17, а несколько позже — эпохи индивидуального, переходного и социального хозяйства18. В относительно завершенном виде концепция периодизации, основанная на изучении организации производства и обмена благ, увидела свет в работах представителей «новой исторической школы» в начале XX века19. Таким образом, возникла первая фундаментальная составляющая теории постиндустриального общества: в качестве доминирующего распространился подход, основанный на периодизации истории не по принципу оценки классовой структуры соответствующих обществ, а на основе исследования технологических аспектов организации общественного производства.
Параллельно развивалось и иное научное направление, приверженцы которого с позиций преобладания технологических факторов в общественном развитии разрабатывали проблемы модификации социальной структуры под воздействием этих факторов. Одним из первых исследований, в котором глубокий анализ промышленной системы был соединен с изучением институциональной структуры общества, стала известная работа Т.Веблена20, положившая начало институциональному направлению в политической экономии. Предложенная им теория оказалась чрезвычайно удачной; учитывавшая многие факторы, в том числе формы организации обмена, характер взаимодействия между социальными группами и классами, формирование индивидуальной мотивации, она стала наиболее полной и многофакторной из всех, созданных в первой половине нашего столетия. Такая широта охвата разнообразных социальных проблем придала концепции Т.Веблена большое прогностическое значение и активизировала работы других авторов в рамках институциональной традиции. Главное значение институциональной концепции для становления постиндустриальной теории заключалось прежде всего в том, что ранее абстрактная идея противопоставления стадий технологической эволюции преломилась в новых условиях в структуризацию секторов общественного производства и выявление внутренних закономерностей хозяйственного развития, не зависящих от социальной и политической системы той или иной страны. В конце 40-х годов в работах американского экономиста К. Кларка «Экономика в 1960 году» и французского обществоведа Ж. Фурастье «Великая надежда XX века» были сформулированы важнейшие методологические принципы теории постиндустриального общества — подразделение всего общественного производства на первичный (сельское хозяйство), вторичный (промышленность) и третичный (сфера услуг) секторы и положение о грядущем росте доли третичного сектора по сравнению с первичным и вторичным как в совокупной рабочей силе развитых стран, так и в структуре валового национального продукта. Таким образом, сформировалась вторая фундаментальная составляющая теории постиндустриального общества: на этот раз принцип доминирования технологических аспектов организации общественного производства над оценкой классовой структуры оказался распространен не только на историческую периодизацию, но и на конкретный анашз экономического развития современных обществ.
Достарыңызбен бөлісу: |