Новая постиндустриальная волна на Западе
жүктеу/скачать 2.88 Mb.
|
| Существует мнение, что сам рынок является школой общественного поведения, т. к. он дает людям возможности и стимулы к сотрудничеству и взаимодействию во имя взаимного обогащения. Но хотя рынок действительно способствует введению определенной дисциплины в смысле общественного поведения, общая идея данной книги как раз заключается в том, что рост социализации не происходит автоматически по мере сокращения роли государства. Способность к взаимодействию в рамках общества зависит от ранее сложившихся обычаев, традиций и норм, которые и влияют на формирование рынка. Поэтому успешное развитие рыночной экономики не является причиной стабильной демократии, а, скорее, само определяется наличием ранее сложившегося общественного капитала. Если общественный капитал имеется в изобилии, успешно будут развиваться и рынки, и демократическая политическая система, и тогда рынок действительно сможет выполнять роль школы общественного поведения, способствующей укреплению демократических институтов. Это особенно относится к новым индустриальным странам с авторитарной формой правления, где люди имеют возможность освоить новые формы социализации в пределах фирмы до того, как они будут применены в политической сфере.
Понятие «общественный капитал» помогает уяснить тесную связь между капитализмом и демократией. В условиях здоровой капиталистической экономики в обществе имеется достаточный общественный капитал, который обеспечивает возможности саморегулирования и самоорганизации предприятий, корпораций, систем коммерческих фирм и прочих объединений. В отсутствие такового государство может принимать меры по оказанию помощи ключевым фирмам и секторам, но почти всегда рынки действуют более эффективно, ибо решения в таком случае принимаются самими хозяйствующими субъектами. Именно эта способность к самоорганизации необходима для обеспечения эффективности демократических политических институтов. Закон, основанный на суверенитете народа, преобразует систему свободы в систему упорядоченной свободы. Но последняя не может возникнуть из бесформенной массы неорганизованных, разобщенных индивидуумов, способных выражать свои мнения и пристрастия только во время выборов. Их слабость не позволит им адекватно выражать свои взгляды, даже если это взгляды большинства, и создаст все возможности для формирования деспотических режимов и расцвета демагогии. В условиях действенной демократии интересы и чаяния различных членов общества выражают и представляют политические партии и другие организованные политические силы. Стабильная же партийная организация может возникнуть только при условии, что люди, имеющие общие интересы, способны действовать сообща ради достижения общих целей, — а сама эта способность в конечном итоге зависит именно от наличия общественного капитала. Та же самая склонность к естественной социализации, которая имеет ключевое значение для создания прочных коммерческих фирм, необходима и для формирования действенных политических организаций. В отсутствие настоящих политических партий политические группировки создаются по признаку преданности отдельным сменяющимся личностям либо на основе отношений хозяев с клиентами; они легко раскалываются и не в состоянии организовать совместные действия даже при наличии сильной мотивации к таковым. Можно предположить, что в странах, где преобладают мелкие и слабые частные фирмы, и партийные системы характеризуются раздробленностью и нестабильностью. Это подтверждает сравнение ситуации в США и Германии с положением во Франции и Италии. В посткоммунистических странах, в частности в России и на Украине, частные компании, как и политические партии, либо очень слабы, либо вообще отсутствуют, а в период выборов обозначаются лишь крайние, взаимно противоположные позиции, связанные с личностями, а не четкими политическими программами. В России «демократы»» верят в демократию и рыночную экономику на интеллектуальном уровне, но не имеют при этом навыков, необходимых для создания единой политической организации. Либеральное государство в любом случае является ограниченным государством, где пределы полномочий правительства четко определены сферой свободы личности. Для того, чтобы такое общество не превратилось в анархию или иную неуправляемую структуру, должны существовать возможности самоуправления на всех его уровнях. Такая система в конечном итоге зависит не только от правового регулирования, но и от самоограничения отдельных личностей. Если они не способны проявлять терпимость и уважение друг к другу или не соблюдают ими же установленные законы, возникает нужда в сильном государстве, заставляющем их держать- ся в определенных рамках. Если они не могут объединиться и действовать сообща ради достижения общих целей, необходимо активное вмешательство государства для выполнения организующих функций, на которые сами они не способны. И наоборот, «отмирание государства», о котором писал Карл Маркс, возможно разве что в обществе с чрезвычайно большой способностью к добровольному объединению, где самоограничение и поведение в рамках установленных норм возникают внутри общества, а не навязываются извне. Страна с небольшим общественным капиталом не только будет иметь мелкие, слабые и нерентабельные компании, она будет страдать от широкого распространения коррупции среди правительственных чиновников и неэффективности системы государственного управления. Признаки подобного положения наблюдаются в Италии, где видна прямая связь между раздробленностью общества и коррупцией, особенно по мере продвижения из северной и центральной частей страны в южные регионы. Наличие динамичной и процветающей капиталистической экономики имеет огромное значение для стабильности демократической системы и еще с одной точки зрения, относящейся к фундаментальным целям (ends) человеческой деятельности. В книге «Конец истории и последний человек» я указывал, что историю человечества можно понять как взаимодействие двух больших сил. Первая сила — разумное желание, в котором люди пытаются удовлетворить свои потребности путем накопления материальных благ. Вторая, не менее важная движущая сила исторического процесса — то, что Гегель называл «борьбой за признание», то есть стремление всех людей к тому, чтобы их сущность как свободных и нравственных людей была признана другими людьми. Разумное желание более или менее соответствует максимизации полезности, с которой оперирует неоклассическая экономическая теория: бесконечному накоплению материальных благ ради удовлетворения постоянно растущих нужд. Стремление к признанию, в свою очередь, не имеет материальной цели, а добивается лишь справедливой оценки человека в сознании других людей. Любой человек считает, что имеет некую врожденную ценность или достоинство. Если эта ценность не получает достаточного признания со стороны других, он испытывает гнев; если он не оправдывает высокой оценки со стороны окружающих, ему стыдно; когда он считает себя оцененным по достоинству, он испытывает гордость. Стремление к признанию — чрезвычайно мощный элемент психики; такие чувства, как гнев, гордость и стыд, служат основой для политических страстей и создают мотивацию многих процессов политической жизни. Оно может проявляться в самых различных условиях и ситуациях: в гневе работницы, уходящей из компании, потому что она считает, что ее работа не получает должного признания; в негодовании националиста, желающего, чтобы его страна имела равный с другими статус; в ярости активного противника абортов, полагающего, что жизнь невинного младенца должна быть защищена; в чувствах феминистки или борца за права гомосексуалистов, требующих уважения со стороны общества. Страсти, возникающие на основе стремления к признанию, нередко вступают в противоречие со стремлением к разумному накоплению, когда человек рискует собственной свободой и имуществом, чтобы отомстить тому, кто несправедливо обошелся с ним, или когда страна вступает в войну во имя зашиты национального достоин ства. В предыдущей книге я объяснял, что то, что обычно кажется экономической мотивацией, нередко связано не с разумным желанием, а является результатом стремления к признанию. Естественные нужды и потребности немногочисленны, и удовлетворить их довольно легко, особенно в условиях современного индустриального хозяйства. Наша трудовая мотивация и стремление к зарабатыванию денег гораздо более тесно связаны с признанием, которое приносит нам такая деятельность, а деньги становятся символом не материальных благ, а социального статуса и признания. В своей книге «Теория нравственных чувств» Адам Смит объясняет: «Нас интересует тщеславие, а не безбедное существование или удовольствие»9. Рабочий, бастующий под лозунгом повышения заработной платы, поступает так не потому, что он желает получить все возможные материальные блага; нет, он добивается экономической справедливости, в условиях которой его труд получал бы справедливое вознаграждение по сравнению с другими видами деятельности, иными словами, чтобы его значение признавалось в полном объеме. Точно так же и предприниматели, создающие коммерческие империи, не стремятся потратить сотни миллионов долларов, которые эти корпорации смогут им прине- сти; они хотят быть признаны создателями новых технологий или услуг. Итак, если осознать, что в основе экономической деятельности лежит не только стремление к накоплению возможно большего количества материальных благ, но и стремление к признанию, становится более ясной важнейшая взаимозависимость между капитализмом и либеральной демократией. До того, как возникла современная демократия, борьбу за признание вели амбициозные князья, стремившиеся к завоеванию господства над другими военными средствами. И даже теория Гегеля об истории человечества начинается с рассказа об исконной «кровавой битве», в которой два воина пытаются добиться друг от друга признания своих заслуг и в результате один из них превращает другого в раба. Конфликты, в основе которых лежат националистические или религиозные чувства, становятся гораздо более понятными, если рассматривать их как проявления жажды к признанию, а не разумных желаний «максимизации полезностей». Современная либеральная демократия пытается удовлетворить это стремление, строя политический порядок на основе принципа всеобщих и равных возможностей. Однако на практике она оказывается эффективной потому, что борьба за признание, прежде осуществлявшаяся на уровне военных, религиозных или националистических интересов, сегодня ведется в экономической сфере. Раньше князья пытались разбить друг друга, рискуя собственной жизнью в кровавых сражениях; теперь они рискуют своим капиталом, пытаясь создавать промышленные империи. В основе этих процессов лежит все та же психологическая потребность, однако стремление к признанию удовлетворяется путем создания материальных благ, а не их уничтожения. <...> Похоже, что в современном мире мы наблюдаем не только обур-жуазивание прежней культуры воителей и замену страстей интересами, но и растущую «одухотворенность» (spiritualization) экономической деятельности, наделение ее той соревновательной энергией, которая прежде питала жизнь политическую. Зачастую люди поступают не в соответствии с интересами разумного увеличения полезности в ее узком понимании, но вкладывают в хозяйственную деятельность морально-нравственные ценности, присутствующие в общественной жизни. В Японии это произошло, когда самураи — представители класса воинов — разбогатели в обмен на утра- ту своего социального статуса и занялись коммерческой деятельностью, но и в ней строго соблюдали бусидо — самурайский кодекс чести. Этот процесс можно наблюдать практически во всех про-мышленно развитых странах, где предпринимательская деятельность открыла возможности для применения энергии многих честолюбивых людей, которые в прежние эпохи могли добиться признания, лишь развязав войну или революцию. Новые примеры того, как капиталистическая экономика направляет борьбу за признание в мирное русло и тем самым играет важную роль в укреплении демократии, дают посткоммунистические страны Восточной Европы. Планы тоталитаризма предусматривали уничтожение независимого гражданского общества и создание новой социалистической общности, в центре которой должно было находиться государство. После падения этого в высшей степени искусственного образования не осталось практически никаких форм объединений, кроме семьи и национальности, да еще преступных сообществ и группировок. В отсутствие добровольных ассоциаций люди страстно потянулись к объединениям по формальным признакам. Самой простой из них, позволявшей людям избежать чувства разобщенности, слабости и беззащитности перед лицом более мощных исторических сил, бушевавших вокруг, стали объединения по этническим признакам. В условиях развитого капитализма, где крепки позиции гражданского общества, наоборот, сама экономика является средоточием значительной части общественной жизни. Люди, работающие в таких фирмах, как «Моторола», «Сименс», «Тойота», или даже в небольшой семейной химчистке, ощущают себя частью морально-нравственной системы, поглощающей немалую долю их энергии и тщеславия. Страны Восточной Европы, имеющие, пожалуй, наилучшие шансы стать поистине демократическими, — это Венгрия, Польша, Чехия, т. е. те, которые сохранили элементы гражданского общества на протяжении всего коммунистического периода и сравнительно быстро создали частный сектор в экономике. Однако и в этих странах существуют межэтнические конфликты, связанные, например, со спорами Польши и Литвы в отношении Вильнюса или с территориальными претензиями Венгрии к соседним странам. Но эти конфликты пока не переросли в войны, потому что экономика дает достаточные альтернативные возможности для социального самоутверждения и объединения. Взаимозависимость экономики и политики не ограничивается бывшими коммунистическими странами, идущими по пути демократизации. В определенном смысле утрата части общественного капитала в США более непосредственно влияет на американскую демократию, чем на экономику. Эффективность политических институтов зависит от наличия доверия не в меньшей степени, чем прибыльность коммерческих предприятий, и снижение его уровня требует более активного вмешательства государства, которому придется разрабатывать и внедрять определенные правила для регулирования общественных отношений. Многие рассмотренные примеры служат предостережением против чрезмерной централизации политической власти. Не только бывшие коммунистические страны страдают от слабого или ущербного характера их гражданского общества. Фамилистические социумы с низким уровнем доверия, сложившиеся в Китае, во Франции и на юге Италии, являются плодом централизованных монархических режимов прошлых эпох (а во Франции и политики республиканских правительств), которые в своем стремлении к безраздельной власти подорвали самостоятельность и автономию промежуточных общественных институтов. И наоборот, общества, в которых наблюдается относительно высокий уровень доверия, такие, как Япония и Германия, на протяжении значительного периода своей прежней истории жили в условиях относительно децентрализованной политической власти. В США ослабление авторитета общественных объединений связано с укреплением государства через систему судов и исполнительной власти. Общественный капитал — что храповой механизм, в одну сторону поворачивается легко, а в обратную — никак; правительство может без труда растратить этот капитал, восстановить же его гораздо сложнее. Однако именно проблемам сохранения и накопления общественного капитала будет уделяться главное внимание в ближайшем будущем. * - Weizsaecker E., van, Lovins A.B., Lovins L.H. Factor Four. Doubling Wealth — Halving Resource Use. L., Earthscan Publications Ltd., 1997. Copyright — Weizsaecker E., von, Lovins А. В., Lovins L.H. 1997. Текст воспроизводится с согласия Э. фон Вайцзеккера. 1 - См.: Meadows D.H., Meadows D.L, Randers J. Behrens III, W.W. The Limits to Growth. N.Y., 1972. 2 - Мы называем так эту модель потому, что существовали также модели World 1 и World 2. World 1 была первоначальной версией, разработанной профессором Массачусетсского технологического института Дж.Форестером в рамках проводившегося Римским клубом исследования взаимозависимости между глобальными тенденциями и глобальными проблемами. World 2 является окончательной документированной моделью, представленной профессором Дж.Форестером в книге: Forester J. World Dynamics. N.Y., 1971. Модель World 3 была создана на базе World 2, в первую очередь как следствие изменения ее структуры и расширения количественной базы данных. Мы должны отметить, что профессор Дж.Форестер является безусловным вдохновителем данной модели и автором используемых в ней методов. 3 - См.: Meadows D.H., Meadows D.L., Renders J. Behrens III, W.W. The Limits to Growth. P. 24. 4 - Vargish Th. Why the Person Sitting Next to You Hates Limits to Growth // Technological Forecasting and Social Change. Vol. 16. 1980. P. 187-188. 5 - См.: Pipes D. In the Path of God: Islam and Political Power. N.Y., 1983. P. 102-103, 169-173. 6 - [Автор приводит слова византийской принцессы Анны Комнин]. Цитируется по кн.: Armstrong К. Holy War: The Crusades and Their Impact on Today's World. N.Y., 1991. P. 3-4, и Toynbee A. Study of History. Vol. VIII. L, 1954. P. 390. 7 - Buzan B.G. New Patterns of Global Security in the Twenty-First Century // International Affairs. No 67. July 1991. P. 448-449. 8 - Lewis В. The Roots of Muslim Rage: Why So Many Muslims Deeply Resent the West and Why Their Bitterness Will Not Be Easily Mollified // Atlantic Monthly. No 266. September 1990. P. 60. 9 - Mohamed Sid-Ahmed. Cybernetic Colonialism and the Moral Search // New Perspectives Quarterly. No. 11. Spring 1994. P. 19; [мнение индийского политического деятеля М.Дж.Акбара цитируется no) Time. 1992. June 15. Р. 24; [позиция тунисского правоведаАбдельвахаба Бёльваля представлена в] Time. 1992. June 15. Р. 26. Оглавление Новая постиндустриальная волна на Западе Оглавление Чарльз Хэнди. Алчущий дух. За гранью капитализма: поиск цели в современном мире Чарльз Брайан Хэнди родился в 1932 году в Дублине (Ирландия). Высшее образование получил в Ориэл колледже в Оксфорде и Школе менеджмента имени А.Слоуна при Массачусетсском технологическом институте в Кембридже (штат Массачусетс, США). После окончания Оксфордского университета работал в отделе маркетинга компании «Шелл», а также в Англо-американской корпорации в лондонском Сити в должности главного экономиста. В 1967 году стал руководителем программы по исследованию психологии управления в Лондонской школе бизнеса, в 1972 году— профессором той же школы, а в 1974 году—ее директором. С 1977 года является руководителем St. George House — главного центра подготовки кадров для служителей англиканской церкви. Ч.Хэнди состоит также в должности председателя английского Королевского общества искусств. Профессор Хэнди получил широкую известность в Великобритании и за ее пределами как автор ряда новаторских книг по психологии менеджмента, анализу трудовых процессов и систем производственной мотивации. Среди более чем двадцати изданных им книг следует особо отметить «Боги менеджмента» [1979], «Будущее труда» [1984], «Понимая организации» [1986], «Эра неопределенности» [1989], «Внутри организации» [1990], «Форма без содержания: обнаружение смысла грядущего» [1991], «За пределами определенности: изменяющийся мир организаций» [1994], «Алчущий дух. За гранью капитализма: поиск цели в современном мире» [1997]. Суммарный тираж его публикаций превышает миллион экземпляров. Ч.Хэнди известен также как радиокомментатор и телевизионный ведущий, в том числе как создатель передачи «Своевременные мысли» на первом телевизионном канале ВВС. Профессор Хэнди женат; живет периодически в Лондоне, Норфолке и Тоскане (Италия), Книга «Алчущий дух. За гранью капитализма: поиск цели в современном мире» стала в Великобритании одной из наиболее раскупаемых книг по социологической проблематике, вышедших в прошлом году. Автору удалось построить ее таким образом, что оказался обеспечен интерес широкой публики. На двухстах с небольшим страницах подняты многие вопросы, определяющие направления развития корпораций в наступающем столетии. Ч.Хэнди начинает с методологических проблем, отмечая в первую очередь ограниченность возможностей, предоставляемых рыночным хозяйством, несовершенство чисто рыночной системы и условность традиционного понятия эффективности. Результатом такого анализа является определение им основных черт капитализма, отталкиваясь от которых, он предпринимает попытку обосновать неизбежность формирования и развития посткапиталистического типа общества. В отличие от сугубо экономического подхода к данной проблеме, широко распространенного сегодня на Западе, профессор Хэнди на протяжении второй и третьей частей книги акцентирует основное внимание на проблемах личности, в том числе на вопросах субъективного восприятия человеком своего места в мире и осмысления разделяемой им системы ценностей. В его трактовке значения индивидуализма, его соотношения с коллективизмом в современных условиях можно заметить некоторое сходство с подходом ряда других исследователей, в частности Ф.Фукуямы. Особое внимание Ч.Хэнди уделяет в своей книге проблеме интерперсонального взаимодействия в рамках современной корпорации. Можно даже с определенной уверенностью утверждать, что сама идея посткапиталистического общества основана у него на противопоставлении традиционной индустриальной компании и новой организации, важнейшей задачей которой, наряду с удовлетворением нужд потребителей, становится развитие и совершенствование ее работников. Преодоление капиталистического общества связывается автором с формированием нового типа отношений внутри коллективов — от отдельной компании до государства, — когда руководство любой организации, включая и правительство, становится не распорядителем судеб своих подчиненных, а их слугой. Работа профессора Хэнди представляет значительный интерес и как популярное изложение основных проблем, встающих сегодня перед традиционной организацией, и как пример весьма нетрадиционного подхода к исследованию движущих сил и перспектив развития постиндустриального общества. Сегодня, в эпоху резкого возрастания самостоятельности работников и значения их интеллектуального и творческого потенциала для судеб отдельных корпораций и целых государств, эта книга кажется нам весьма актуальной. Подбирая для нашего сборника выдержки из книги Ч.Хэнди, мы обращали особое внимание на сформулированные им в первой части методологические вопросы, а также на освещение проблемы соотношения индивидуалистического и коллективистского типов поведения (эти фрагменты соответствуют стр. 13—14, 15—27, 32—34, 47—48, 52, 59-61, 89, 99-103 в издании Hutchinson). АЛЧУЩИЙ ДУХ ЗА ГРАНЬЮ КАПИТАЛИЗМА: ПОИСК ЦЕЛИ В СОВРЕМЕННОМ МИРЕ* В Африке говорят, что есть голод малый и есть голод большой. Мучимый малым голодом человек стремится получить необходимые для жизни товары и услуги, а также деньги, чтобы заплатить за них; деньги, правда, нужны всем. Голод большой заставляет человека искать ответ на вопрос «зачем мы живем?», «в чем смысл жизни?». До сих пор в капиталистическом обществе бытовало мнение, что лучший способ утолить духовный голод людей — это удовлетворить их насущные потребности. Ведь удобно думать, что если дать людям чуть больше хлеба да немного масла, то все и будут счастливы, коль скоро правительства и предприниматели смогут это обеспечить совместными усилиями. Подобный образ мысли привел к тому, что деньги в конечном счете стали всеобщим мерилом, как о том и предупреждал Карл Маркс, а рынок — их верным слугой. Чем более конкурентоспособными будут товары, чем лучше станут вещи, которые можно купить за меньшие деньги, тем богаче будем мы все, а следовательно, и счастливее. Мы можем измерить нашу жизнь в фунтах, марках или долларах, а затем сравнить итог. <...> Деньги не только служат удовлетворению наших материальных потребностей, они в большинстве случаев являются мерилом социального успеха. Такой порядок был одобрен еще Адамом Смитом, выдвинувшим удобный постулат, согласно которому следование своекорыстным интересам благодаря некоей «невидимой руке» неминуемо ведет к общему благу. Разумеется, в этом есть и положительный момент. Все мы, включая даже беднейших членов общества, в материальном отношении живем гораздо лучше наших предков. Деньги стимулируют творческое начало. Они также несут в себе выбор, своего рода свободу. Заработать в наши дни может любой, кто достаточно умен и энергичен. <...> жүктеу/скачать 2.88 Mb. Достарыңызбен бөлісу:
|