ДОБРОВОЛЬНОЕ ВХОЖДЕНИЕ В СОСТАВ РОССИИ. ОБРАЗОВАНИЕ КАЛМЫЦКОГО ХАНСТВА

ДОБРОВОЛЬНОЕ ВХОЖДЕНИЕ В СОСТАВ РОССИИ. ОБРАЗОВАНИЕ КАЛМЫЦКОГО ХАНСТВА

Калмыки были известны русским еще во второй половине XVI в. В «Сибирской летописи» сообщается: «А когда станут в те крепости приходить к Якову и Григорию торговые люди бухарцы и калмыки и казанские орды и инных земель с какими товары, и у них торговати повольно беспошлинно». Этот документ датируется 30 мая 1574 г. (время правления Ивана IV). В дальнейшем сообщения о калмыках не прекращаются. В документе 1591 г. несколько раз говорится о калмыках: сибирский хан Кучум «... от неначаяния рати русской утече на калмытской рубеж, на вершины рек Ишима и Нор-Ишима... похитил у калмыков коней многое число. Калмыки же гнаша во след его...». Из этого следует, что уже в 90-х гг. XVI в. калмыцкое кочевье вплотную подошло к верховьям рек Ишима и Оми. В 1604 г. калмыки уже кочевали под городом Тара, вступали в непосредственный контакт с русскими и подвластным России населением Сибири. «Да буде (калмыки — У. Э.) под нашею царскою высокою рукою быти похотят, и шерть по своей вере, и заклады в город на Тару подают, и похотят кочевати блиско Тарского города... наш ясак платили на Тару мягкою или иною какою рухлядью или лошадьми...».

Русское правительство всячески поощряло торговлю с ойратами, которых оно называло калмыками, многократно давало распоряжения: «торговать с ними беспошлинно, пусть пришлют они лучших своих людей для заключения договора о подданстве, тесноты не чинить, не побивать, оберегать их от недругов», а ойраты не прекращали отправлять в ближайшие города, которыми владели русские, в частности, в Тару, Томск, даже в Уфу, посольства с просьбой принять их в русское подданство. В документе, датированном 16 июня 1607 г., говорится: «...Приехали на Тару колмацкий тайша Кугонай Тубиев, а с ним колмацких людей 20 человек. А в распросе вам Кугонай-тайши сказал, что прислали его, Кугоная, колмацкие люди тайши Баатырь да Ичиней с товарищи нам, великому государю, бити челом, чтоб нам их пожаловати, воевати их не велети, и велети им быти под нашею царскою высокою рукою, и кочевати на нашей земле вверх по Иртышу к Соленым озерам, а де нам с них, с колмацких людей, имати годно коньми или верблюды или коровами, и они де тем нам бьют челом». Обращались другие тайши, в том числе Урлюк (Хо-Орлюк). Только Далай Баатыр с Ичинеем, со всеми подвластными им тайшами, выступал от имени 13 санов, а в сану было по 10000 человек. Так ойраты — предки калмыцкого народа — решили навеки связать свою судьбу с судьбой великого русского народа, что явилось важнейшей вехой в их истории. Две культуры — оседлая русская земледельческая и калмыцкая кочевая скотоводческая — вступили не только в непосредственное соприкосновение, но и в плодотворное сотрудничество. Оба народа окончательно пришли к выводу о необходимости установления более устойчивых и активных связей.

После неоднократных переговоров 7 февраля 1608 г. дербетовские тайши (феодалы) в качестве послов прибыли в Москву, где были приняты в Посольском приказе дьяком Василием Телепневым, а затем царем Василием Шуйским. В документе говорится: «В прошлом во 116 году приезжали к царю Василию колматские татарове Баучина да Девлет да Арлай да Кесенчак. Февраля в 7 день. И наперед на приезде были в посольской палате у дьяка у Василья у Телепнева. И Василий их расспрашивал про их приезд.

Февраля же в 14 день. А как оне были у царя Василья на дворе, и посыланы по них приставы их да толмач... А как вошли оне наперед в Посольской приказ и дожидались государева выходу в посольской палате... И государь пожаловал послов к руке. И послы, быв у государя в руки, били челом государю от тайшей о том же, о чем в Посольском приказе дьяку Василью на приезде говорили... государь пожаловал послов, подавал им в ковшех мед». Так было официально оформлено добровольное вхождение калмыцкого народа в состав Русского государства. Это присоединение носило прогрессивный характер. Было положено начало новому этапу в истории калмыков.

Были причины, которые толкали оба народа на установление не только торгово-экономических, но и более тесных политических связей. Русское правительство стремилось обеспечить мир на границах вновь приобретенных земель Западной Сибири. Для приобретения новых районов на востоке у России не было ни сил, ни средств. Оно рассматривало ойратов (калмыков) как союзников в борьбе с Сибирским ханством Кучума, который пытался организовать совместную борьбу с ногайскими феодалами против России.

Ойраты, несомненно, были глубоко заинтересованы в союзе с русским централизованным, сильным государством, подавшим им руку дружбы навеки. Благодаря добровольному вхождению они избавились от кровавых междоусобиц, сопровождавшихся огромными человеческими жертвами, уничтожением материальных и духовных ценностей. Победители угоняли скот — единственный источник средств существования простого народа, разрушали домашние очаги, разоряли бедный люд. Кроме того, была реальная угроза существованию ойратского народа не только со стороны восточно-монгольских феодалов, но и прежде всего со стороны феодального Китая. Принятие предками калмыков русского подданства положило конец опасности порабощения их императорским Китаем. Наконец, нельзя не отметить тот факт, что добровольное вхождение было посильным вкладом калмыков в образование великой семьи народов России, объединившихся вокруг русского народа.

Царь Михаил Федорович Романов специальной жалованной грамотой от 14 апреля 1618 г. на имя калмыцкого тайши Далая-Богатыря подтвердил принятие его в русское подданство. В ней говорится: «...А ты, Богатырь-тайша, со всею Колматцкою ордою нашему царскому величеству хочешь служить « на непослушников наших, куда вам наше царское повеление будет, с своими ратными людьми, хочешь ходить. И мы, великий государь, наше царское величество, тебя, тайша Богатыря, в том похваляем... хотим тебя и всю Колматцкую орду держать в нашем царском жалованье... быть в любви и в дружбе, бед вам и задоров никаких чинить не велели».

Калмыкия оказалась в сфере товарно-денежных отношений развивающейся общероссийской экономики. Расширилась торговля скотом и всевозможными видами животноводческой продукции и сырья. На различные стороны материальной и духовной культуры благотворное влияние стала оказывать более высоко развитая русская культура. Произошло слияние его судьбы с историческими судьбами народов России, что приблизило время получения им полной свободы и освобождения от эксплуатации и неравенства.

Присоединение калмыков к Русскому государству оказалось положительным во многих отношениях и для России. Она приобрела рынок сбыта русских ремесленных и промышленных товаров и источник сырья для легкой промышленности. Калмыки освоили огромное степное пространство юго-востока европейской части России, крайне редко заселенное. Сухая, безводная степь покрылась огромным количеством крупного рогатого скота, отарами овец, табунами лошадей и многочисленным поголовьем верблюдов. Калмыки привели в Россию такие породы сельскохозяйственных животных, которые были приспособлены к нелегким условиям степей Нижнего Поволжья и Предкавказья. Ими так же была разработана система использования обширных степных пастбищ. Это было положительно оценено в свое время в русской литературе. Академик И. И. Лепехин писал о калмыках: «От них польза есть. Они занимают пустые степи, ни к какому обитанию неугодные. В них мы имеем, кроме других военных служб, хороших и многочисленных сберегателей наших пределов от набегов киргизкайсаков и кубанцев. От скотоводства получаем наилучший убойный и рабочий скот».

Главный пристав калмыцкого народа Н. А. Страхов обращал внимание царского правительства на то, что «калмыцкий народ по приносимым хозяйственным пользам, заслуживает внимание правительства, обращая миллионы десятин земли бесплодной и иссушенной солнцем в миллионные табуны и стада, пустую степь — в надежный и богатый конный и скотный двор для целой России».

Процесс включения калмыков в состав России не был единовременным актом. Заселение пустующих ногайских земель, расположенных между реками Уралом и Волгой, шло довольно медленно и не встречало серьезного препятствия со стороны ослабевших ногаев, часть которых ушла на Кубань, а оставшиеся оказались в полном подчинении у царских воевод. М. Л. Кичиков, посвятивший специальную работу этому историческому шагу калмыцкого народа, прослеживает два этапа в освоении им приволжской степи. По его мнению, один из них охватывает 1607— 1630 гг., когда калмыки заселили бассейны рек Иртыша, Ишима и Тобола. Второй этап начинается с 1630 г. и продолжается по 1637 г. В этот период они уже освоили степи Эмбы и Иргиза и прикочевали к Волге.

В 1634—1635 гг. калмыки кочевали в степях Нижней Волги. Границы их кочевий были определены: «Кочевать по крымской стороне до Царицына, а по ногайской стороне — до Самары». Зимой разрешалось калмыкам кочевать «в мочагах или в иных местах», беспошлинно торговать в Черном Яре, в Царицыне, Саратове и Самаре. Необходимо отметить, что заселение ойратами (калмыками) степей Нижней Волги происходило в основном мирно, без каких-либо столкновений с русским и другими народами. Сведения о расселении весьма скудны. К 50-м годам XVII в. Хо-Орлюк привел до 50 тысяч кибиток. После 1642 г. в приволжских степях расселилось до 7000 дербетских кибиток, прибывших из Джунгарии. В 1670 г. Ha Волгу прибыла родная сестра Аюки-хана, бывшая замужем за хошеутовским тайшой Цереном (после его смерти). Она привела до 1000 хошеутовских кибиток. По мнению С. К. Богоявленского, к границам России прикочевало около 80 тысяч калмыцких воинов и 200 тысяч остального населения. Калмыцкому хану Мончаку за верную службу России было разрешено кочевать в пределах Придонья. К концу 60-х — началу 70-х гг. XVII в. калмыки заняли уже не только приволжские степи, но и оба берега Дона. Их пастбища простирались от Урала на востоке и до северной части Ставропольского плато, от Кумы и северо-западного побережья Каспийского моря на юге и до нижнего течения рек Хопер и Медведица на севере и верховья реки Самары на северо-востоке.

Такому скорому заселению калмыками обширных степных пространств на юго-востоке России способствовало тяжелое внутреннее и международное положение Русского государства. В 1603 г. вспыхнуло восстание холопов и крестьян под предводительством Хлопка. Страна находилась в состоянии сильного политического кризиса и экономического упадка. В последующие годы положение России оставалось крайне тяжелым. В 1632— 1634 гг. русские войска воевали против Польши и потерпели ряд поражений. Крепостные крестьяне и обездоленные городские низы не прекращали своей борьбы против крепостного гнета. Не улучшилось международное положение России и в 50-е годы XVII в. Тревожное положение сложилось на юге. Турецкие и крымские феодалы опустошали южную окраину страны своими грабительскими набегами. Еще более ухудшилось внешнеполитическое положение России в связи с длительной войной с Польшей (1654—1667 гг.) Этой обстановкой воспользовался шведский король Карл X Густав, который начал войну против России. И, конечно, в таких тяжелых условиях русское правительство не хотело вступать в конфликты с калмыками, мирно продвигавшимися на запад и постепенно заселявшими степи Приволжья и Предкавказье. Тем более, что калмыки принимали активное участие в охране южных и юго-восточных границ России.

В период добровольного вхождения в состав России калмыцкое общество переживало стадию развитого феодализма и сравнительно высокой культуры. Оно не было таким примитивным, каким изображают его некоторые исследователи. Г. В. Вернадский в вышедшей в США книге пишет, что «таким образом, к началу XVIT в. ойраты-калмыки представляли собою кочевое объединение племен (улусов) и подплемен (аймаков). Четыре крупных ойратских племени были следующие: торгуты, хошоуты, дэрбэты и хойты. Каждый аймак, как было сказано выше, являлся сборищем отдельных аилов» (Kalmyk — oirat symposium. Philadelphia, 1966).

К середине XVII в. калмыки восприняли из культурного наследия народов Центральной Азии письменность, литературу, искусство. Калмыцкое общество имело довольно сложную классовую структуру. Так называемые четыре «племени», из которых состояли калмыки, представляли собой четыре феодальные группировки — удельные владения отдельных калмыцких нойонов, у которых были много-численные подвластные тайши. В 1607 г. в г. Тару прибыло большое посольство из 20 человек во главе с тайшой Кугонай Тубиевым. Далее перечисляются: «А большие де у них люди тайши Баатырь Янышев, да Ичиней Уртуев, да Кугонай Турбеев, да Ужен Конаев, да Юрикты Конаев, всего 5 человек. Да с ними же кочуют тайшей 45 человек. И теми де с ними, тайши, з Баатырем и с Очинеем (Ичинеем) с товарищи и со всеми колмацкими тайшами, 12 санов, а в сану по 10000 человек. И на Таре Кугонай-тайши нам, великому государю, шертовал за всех своих товарищив, за 40 за 9 тайшев, и их улусов за колмацких людей, опричь Урлюка-тайши да Курсугана-тайши». Таким образом, согласно этому документу, в калмыцком обществе начала XVII в. было не менее 49—50 тайшей, представляющих собой господствовавший тогда феодальный класс, а подвластных им калмыцких людей не менее 120000 человек. В другом документе говорится: «Да товарищем их тайшам сороку четырем человеком послано нашего жалованья...». «Урлюк-тайша... владеет де 4-ми тайшами. Улчечем с товарищи, Урлюк-тайша, а людей де у них в 5-ти улусах 4000 человек». Из этого следует: Хо-Орлюку были подвластны четверо тайшей-вассалов, подчиненных ему, имевших по улусу. Данный вывод подтверждается документом № 18: «А начальной тайш у всей Колмацкой земли тот Богатырь Далайтайш. И называют его всею Колмацкою землею царем, а сам он себя царем не пишет. А у него 4 брата родных под ним, Куанайтайша да Исентур, а двоюродных их братьи и племянников в тайшах у него много». Наличие крупных светских феодалов подтверждает свод законов «Ики-Цааджин бичиг», принятый в 1640 г. на сейме монголо-ойратских феодалов, в котором участвовали представители приволжских калмыков. В этом документе говорится об ики-нойонах (больших нойонах), о нойонах средней величины, о зайсангах, харчудах (простолюдинах).

Калмыки переселились на нынешнюю территорию, имея вполне сложившийся феодальный строй, в котором были крупнейшие феодалы-нойоны, подчиненные им тайши, имевшие в своем владении улусы, где также были подчиненные им феодалы. По-видимому, существовало, если судить по данным «Ики-Цааджин бичиг», служилое сословие, куда входили: дарга — первое после нойона лицо, делающее раскладку между подвластными нойона и ведущее учет приходам и расходам своего сюзерена; дэмчи — помощник дарги, которому была подвластна одна часть улуса — отог. Дэмчи также делал раскладку податей, установленных даргой. У него был помощник—шуленга, который собирал подати и повинности с улуса, согласно раскладке, установленной дэмчи.

Крупнейшим феодальным учреждением была ламаистская церковь, получившая широкое распространение в конце XVI и в начале XVII вв. Со времени принятия «Ики-Цааджин бичиг» буддизм в форме ламаизма стал господствующей религией не только в Монголии, в Джунгарском ханстве, но и в Калмыкии. Каждый хурул (монастырь) имел свое хозяйство и своих крепостных в лице шебенеров, пожертвованных калмыцкими нойонами, зайсангами или просто богатыми калмыками.

Принятие и превращение ламаизма в господствующую религию свидетельствует об утверждении среди калмыков развитого кочевого феодализма еще в конце XVI—Начале XVII вв., что является отражением общей закономерности развития, свойственной феодальному строю. Ламаизм способствовал укреплению господства крупнейших феодалов, стремившихся подчинить своих вассалов и преодолеть сепаратизм отдельных мелких феодалов.

Калмыки прочно заняли территорию, необходимую для образования ханства на юго-востоке России. Это было важнейшей предпосылкой для создания государства калмыков, подвластного ей. Феодально-раздробленная на мелкие владения Калмыкия не была гарантирована от нападения извне, существовала реальная опасность быть поглощенной крымскими феодалами. Царское правительство было заинтересовано в военной помощи калмыков в обороне южных границ от кавказских, крымских и турецких феодалов. Этим объясняется то обстоятельство, что русское правительство хотело иметь централизованное калмыцкое ханство, способное защищать не только независимость своей земли, но и готовое выставить сильные военные отряды по требованию царя. Эту историческую необходимость поняли калмыцкие тайши, в том числе и главенствовавшие тогда Дайчин и Мончак. Феодалам нужна была сильная власть для подавления эксплуатируемого большинства, для охраны и защиты феодальной собственности не только на пастбища и водные источники, но и на скот. Внутренняя обстановка того времени сложилась довольно обостренная. На это указывают монголо-ойратские законы 1640 г., где имеются статьи, жестоко карающие тех, кто покушается на жизнь и собственность калмыцких феодалов. Об этом свидетельствуют участившиеся факты ухода калмыков в русские поселения, главным образом на Дон, где они становились «воровскими» или «беглыми» людьми, выступавшими в союзе с русскими беглыми крестьянами как против русских, так и против калмыцких феодалов. Образование централизованного калмыцкого ханства отвечало в какой-то мере интересам рядовых скотоводов, так как оно устраняло прежнюю межплеменную рознь и постоянные междоусобицы феодалов, разорявшие и нарушавшие бытовые устои трудящихся калмыков, часто заканчивавшиеся гибелью безвинных людей. Все это обусловило сравнительно легкую победу политики централизации Дайчина и Мончака, которым удалось быстро одолеть своих противников при прямой поддержке большинства калмыцких феодалов и русского правительства.

Движение за образование Волжского Калмыцкого ханства опиралось на такую большую экономическую и политическую силу, как многочисленное ламаистское духовенство, которое в свою очередь находило ревностную поддержку главного калмыцкого тайши Дайчина. а также Мончака и других калмыцких феодалов, даривших хурулам не только скот, ценные вещи, но и людей.

Таковы были внутренние и внешнеполитические условия, в которых образовалось Калмыцкое ханство в составе России в 50—60-х гг. XVII в. Оно было официально признано летом 1664 г. русским правительством, наделившим правителя калмыцкого народа Мончака символами государственной власти — «серебряной с позолотой, украшенной яшмами булавой и белым с красной каймой царским знаменем, а также ценными подношениями».

По-видимому, вновь возникшее государство, как самостоятельный единый политический организм, приобретает национальное название «Хальмг Тангчи» (буквально: «калмыцкий народ»). Данное название могло появиться только тогда, когда этноним «калмык» стал самоназванием.

Возникновение калмыцкой государственности, хотя и феодально-монархической и зависимой от России, было прогрессивным шагом для калмыков. Централизованная власть способствовала консолидации раздробленного между отдельными тайшами калмыцкого народа в единое целое. Объединение ослабляло в какой-то мере постоянные столкновения между отдельными калмыцкими владельцами, изматывавшие народ экономически и физически, препятствовавшие его развитию.

Продвигаясь на запад, калмыки вступали в контакт с различными тюркоязычными народами: казахами, каракалпаками, башкирами, на берегу Каспийского моря — с туркменами, в междуречье Урала и Волги — с ногайцами. Многие из тюркоязычных ногайцев и юртовских татар стали подданными калмыцких ханов. По сообщению Василия Бакунина, вместе с калмыками они ходили в военные походы в 1681 —1683 гг. Калмыцкие владельцы вступали в брак с представительницами многих народов. Например, Аюка-хан был женат на кабардинке Абайхан, родной сестре кабардинского князя Каспулата Муцаловича Черкасского; женой сына Аюки Чакдоржапа была дочь джамбулакского мурзы — Хандаза. Вспомним, что Дондок-Омбо женился на кабардинке Джане. По-видимому, калмыки и тюркоязычные ногайцы-эдисаны (джетысаны), джембулуки жили вместе. На это указывает В. Бакунин, который утверждает, что «ногайцы, джетысаны и джембулуки все были раскосованы по врознь и по калмыцким улусам». Приведенные выше факты указывают на процесс смешения калмыков с тюркоязычным населением в результате территориального соприкосновения.

Во второй половине XVII в. происходит дальнейшее укрепление русско-калмыцких отношений. Калмыки нашли в лице российского государства сильного покровителя и защитника, а русское правительство приобрело в лице калмыков без всяких материальных затрат верных стражей своих южных и юго-восточных границ. Действительно, калмыцкие феодалы оставались верными России. Все попытки крымского хана склонить калмыцких правителей на свою сторожу неизменно заканчивались неудачей. В 50—70-х гг. калмыцкие войска приняли активное участие в войнах России против турецких, крымских феодалов. В мае 1665 г. калмыки в количестве 10000 всадников участвовали в походе против поляков, стоявших под Белой Церковью, а вместе с запорожскими казаками - против турецких и крымских феодалов. В 1668 и 1670 гг. в составе объединенных сил донских, запорожских казаков калмыцкие части приняли участие в походе против Крыма. Известно, что в июне 1677 г. турецкая армия под командованием Ибрагима-паши предприняла большое наступление на правобережную Украину и осадила Чигирин. В. Бакунин сообщает, что «в 1678 г. посылал он Аюка в военный поход под Чигирин калмык своих три тысячи человек». В 1696 г. отряды калмыков участвовали во взятии Азова. Калмыки не остались в стороне и в период борьбы России за выход к берегам Балтийского моря. В работе И. И. Голикова сообщается, что в январе 1701 г. в Москву прибыли калмыцкие и татарские войска, состоящие из 30000 человек, которые были отправлены к шведским границам, где они принимали участие в боевых действиях русских войск неоднократно. В. Бакунин пишет, что «в 1707 г. посылано от него же хана Аюки при одном владельце три тысячи человек калмыцкого войска против шведов». В августе 1706 г. в Киев прибыл восьмитысячный отряд калмыков и яицких казаков, а затем они участвовали в боях против корпуса генерала Мардафельда, оставленного Карлом XII.

В последующие годы калмыки продолжали принимать активное участие в борьбе России за выход к берегам Черного и Каспийского морей. В. Бакунин пишет, что «в том же 1711 году Аюка-хан посылал в кубанский поход при помянутом боярине Апраксине при корпусе российских войск сына своего Чакдоржапа с калмыцкими войсками 20000». Согласно данным архивных документов Государственного архива Саратовской области, обнаруженным в 1961 г., калмыцкий хан Аюка в сопровождении своих детей и жены встретил Петра I в районе современного города Саратова.24 Данное сообщение подтверждает В. Бакунин, который пишет: «В том же 1722 году в летнее время... по прибытии же его величества к Саратову, он, Аюка, приезжал на галеру, Для отдания его императорскому величеству и ее величеству государине императрице Екатерине Алексеевне поклона. Да и его императорское величество по всенижайшему его Аюкину прошению изволил удостоить его посещением дома его». Результатом этих переговоров Петра I с ханом Аюкой явилась отправка «в персидский поход калмыцкого войска 7000 человек...» под командованием внука хана Бату Чакдоржапова.

Приведенные факты свидетельствуют о том, что русско-калмыцкие отношения особенно закрепились в период правления Петра I и в бытность хана Аюки, при которых калмыки честно служили русскому государю и оказывали ему посильную помощь в борьбе за выход к берегам Балтийского, Черного и Каспийского морей.

После смерти Аюки Калмыцкое ханство продолжало помогать русскому правительству, хотя между наследниками хана началась ожесточенная борьба за власть. В тот период, когда ханом был внук Аюки Дондок-Омбо, сорокатысячная армия участвовала в русско-турецкой войне 1735 - 1739 гг. Калмыки были на театре военных действий русско-шведской войны (1741 -1743 гг.). Они приняли активное участие в Семилетней войне (1756 - 1763 гг.). Вместе с русскими солдатами калмыки побывали во многих краях, сталкивались с представителями различных народов и стран, что не могло пройти бесследно.

Войны, в которых участвовали калмыки, потребовали от них немало материальных и людских жертв. Под ружье ставилось от 3000 до 20000 мужчин, выступавших на своих лошадях и в полном боевом снаряжении. Невозможно подсчитать по документам материальный ущерб, который причинялся калмыкам, а также исключена почти всякая возможность хотя бы приблизительно определить число человеческих жертв. Одно ясно, что эти войны поглощали огромные для маленького народа материальные средства и людские ресурсы.

В период правления Черен Дондука, принявшего власть после смерти Аюки, Калмыцкое ханство стало ареной жестоких междоусобных войн за власть между отдельными калмыцкими феодалами. В процессе весьма частых взаимных набегов, предпринимавшихся различными владельцами калмыцкого общества, истреблялись люди, погибал скот.

Одновременно с этим усиливался гнет русского царизма. Царское правительство стало активно вмешиваться во внутренние дела Калмыцкого ханства. Оно стремилось всеми мерами применять свои законы по отношению к калмыкам. «Суд его (астраханского воеводы М. И. Чирикова — У. Э.), — пишет Н. Н. Пальмов, — был суров: он засаживал калмыков в тюрьмы, применял при допросах пытки, вешал калмыков не только за убийство, но и за грабежи. Русские чиновники пытались заменить калмыцкие законы 1640 г. новыми, более суровыми. Даже предлагалось: виновные в том или ином преступлении разыскиваются по следу — в чей улус он приведет, тот улус и должен отвечать.

Если бы след привел к пустому месту, то ответственность падает на улус, который «к следу ближе». Ссоры между калмыками и казаками разбираются в городских судах. Русские не имеют права обучать калмыков кузнечному, медному и серебряному ремеслам, даже если бы то были калмыки, выходившие из улусов в русскую сторону для крещения. Русские не имеют права продавать и дарить калмыкам лодки, а также провозить их через Волгу. Предлагалось ввести меру казни, неизвестную калмыцким законам».

С начала XVIII в. Нижняя Волга постепенно становится краем колонизации русским и отчасти украинским крестьянством, в результате чего калмыки подвергались большим земельным стеснениям на огромном пространстве, начиная от г. Самары вплоть до Царицына и Астрахани. Калмыцкий хан Убуши, прибывший 20 сентября 1765 г. в Астрахань, заявил губернатору Н. Э. Бекетову: «Выше г. Саратова в луговой стороне по Иргизу и другим рекам начались новые поселения от русских людей, от которых чинятся калмыкам крайние обиды: захватывают без всякой причины скот их и самих людей... между тем эти места с самого начала прихода калмыцкого народа в России никогда заселяемы не были, и всегда тамо кочевали калмыки без всякого препятствия и притеснения».

Разорившиеся калмыки находили средства к существованию в занятии рыбной ловлей, а правительство России объявило наиболее выгодные районы Волги и Ахтубы сферой эксплуатации казны, чем лишило калмыков доступа к рыболовным местам. Между тем, количество нуждавшихся в рыбной ловле значительно увеличилось. В 40-х гг. XVIII в. «бесскотных калмыков насчитывалось уже десятки тысяч. В 1742 году 6400 кибиток идет на рыбные промыслы и ватаги в качестве наемной рабочей силы, которой больше некуда было деваться». Переговоры по вопросам разрешения калмыкам ловить рыбу, длившиеся долго, закончились в январе 1742 г. дозволением заниматься рыболовством в весьма ограниченных размерах.

В самом начале XVIII в. царизм начал проводить политику разъединения калмыков. В 1710 г. в долине Дона поселилось около 10000 кибиток. Впоследствии эти калмыки были приняты в казачество. Согласно распоряжению правительства от 1716 г., группа новокрещенных калмыков, направленных в Чугуев, также была приравнена к казачеству по статусу. На территории Саратовской губернии, на речке Терешке, была организована слобода крещеных калмыков, где для них была поставлена церковь. Кроме того, из крещеных калмыков был создан целый город Ставрополь на Волге (ныне г. Тольятти). Туда в 1744 г. переселили более 3000 калмыков во главе со старшим сыном Чакдоржапа, внуком Аюки — Баксадаем, получившим в 1724 г. при крещении имя Петра Тайшина. Для проведения среди калмыков крещения и обслуживания их религиозной потребности была создана походная церковь, перед которой поставлена задача учить калмыков православным догматам, наблюдать за их жизнью в религиозном и в политическом отношениях.

В 1764 г. были переселены на р. Терек 200 калмыцких семей, по-видимому, для охраны южных границ России по моздокской пограничной линии, так как они впоследствии, в 1777 г., были зачислены в Терское казачье войско, где состояли до Советской власти под именем терских и кумских калмыков.

Жестокий произвол калмыцких феодалов, затевавшиеся ими междоусобицы, все усиливавшийся гнет со стороны царизма ухудшали положение народных масс. Недовольство политикой царизма и господствовавшей тогда феодальной верхушки начало перерастать в организованное движение сопротивления. Оно постепенно захватывало все более широкие слои народа, который стал выступать вместе с эксплуатируемым и угнетенным русским крестьянством против общих врагов — русского царизма и феодалов как русских, так и калмыцких. В 1667 г. вспыхнуло одно из крупнейших крестьянских восстаний под руководством Степана Разина, которого калмыки знали с 1660 г. Известно, что со второй половины XVII в. крепостные калмыки уходили в русские поселения, главным образом на Дон. По-видимому, тогда складывались общие предпосылки для совместной борьбы против экономического разорения и податного пресса. Восстание Разина охватило Слободскую Украину, Дон, Поволжье и Северо-Западное Прикаспие. Обращение вождя восставших крестьян истреблять «мирских кровопийцев» вызвало выступление порабощенных калмыков вместе с русскими крестьянами против царизма, чтобы «нам всем от них, изменников, было вконец не погибнуть».

В конце XVII — начале XVIII вв. усилилась эксплуатация крестьян и угнетение нерусских народов, в том числе и калмыков. Ответом на это явилось восстание казаков и крестьян под руководством Кондратия Булавина, в котором участвовали калмыки, жившие на Дону и в Поволжье.

В третьей четверти XVIII в. еще более усилилось колониальное угнетение калмыков русским царизмом. Калмыки вытеснялись в пустынные степи. Расширилась торговля калмыками, детей продавали отдельно от родителей, царские чиновники отдавали за породистого щенка несколько калмыков. Русское правительство резко усилило свое вмешательство во внутренние дела Калмыцкого ханства, в котором в конце 60-х гг. XVIII в. положение стало особенно тревожным. Недовольством калмыков воспользовалась феодальная верхушка калмыцкого общества во главе с Убуши-ханом, не желавшим поступиться личной властью в пользу царской администрации. В январе 1771 г. Убуши-хан увел большинство калмыков за пределы России — в Джунгарию, уже завоеванную феодальным Китаем. Бежавшие с Волги терпели в пути неимоверные лишения, многие из них погибли в боях с нападавшими на них казахскими феодалами, скончались от болезней и голода, другие попали в плен к казахам и были обращены в рабство. Только незначительная часть бежавших достигла Джунгарии.

Уход значительной части калмыков в Джунгарию был реакционным шагом калмыцких феодалов. Последствия их ухода были исключительно тяжелыми для калмыцкого народа. Дошедшие до Китая калмыки сменили «веревочную узду белого царя на железный намордник китайских мандаринов». Народ оказался рассеян на пространстве, простиравшемся от Нижней Волги до Западного Китая. Калмыцкий народ осудил этот реакционный акт своих феодалов во главе с Убуши-ханом, что видно из старинной песни «Маниг ягтха гисмби» («Куда нам деться»), где сказано: «Неужели он считал прежних руководителей недальновидными, неужели воды Волга, Уласты (Ураслана — У. Э.), Нярн (Нарым — У. Э.) так плохи для водопоя» и т. д.