Нестор Махно

говорили, куда и зачем уводили этих людей, и это для нас
было загадкой. Загадка эта нас всех мучила и беспокоила.
Мы терялись в догадках и начинали нервничать.
Помню, было около часа ночи. Из 25 человек в каме-
ре осталось только 12; остальные были куда-то уведены.
Несмотря на столь поздний для тюрьмы час, мы, остав-
шиеся еще в камере, нервничая, мучаясь неизвестностью,
спать и не собирались ложиться. Наконец – свисток. Про-
верка. К нам в камеру заходит дежурный помощник на-
чальника тюрьмы и с ним какой-то не известный нам во-
енный. Дрожащим от волнения голосом спрашиваю: „Гос-
подин помощник, будьте добры, объясните нам, куда и
зачем увели наших товарищей?“
Услышав мой вопрос, помощник быстро произнес:
„Успокойтесь и не волнуйтесь. Нашей стране дал Бог
переворот, объявлена свобода, к которой примкнул и
я. Кто имеет 102 статью (статья о принадлежности к
политическим партиям), тот завтра обязательно будет
освобожден. Сейчас комиссия по освобождению устала и
поехала отдохнуть“. Сказав это, он вежливо раскланялся с
нами, чего раньше никогда не делал, и вышел из камеры.
Многие из нас от радости подпрыгнули чуть ли не до
самого потолка. Другие, со злобой, посылая проклятия
по адресу комиссии по освобождению политических,
заплакали.
Когда я спросил их: „О чем вы плачете“, то мне ответили:
„Мы десятками лет томимся по застенкам тюрем и не уста-
ли, а они (комиссия) там на воле поработали всего только
несколько часов и уже устали. А вдруг восторжествует сно-
ва контрреволюция, и мы остались опять на долгие годы
в этих гнусных застенках“… Эти слова многих из нас на-
толкнули на разные мысли, и на час-другой каждый из нас
погрузился в уныние… Сколько тревог, надежд и волнений
уместилось в наших душах…» (55, 21–22).
52