Прошли века. Одно поколение сменялось другим, и так на протяжении многих, многих лет 225 со дня основания Нижней Омки и до нашего времени

Глава 4

Великий перелом

Формы основ коллективного труда были заложены при жизни В. И. Ленина. Мелким хозяйствам из нужды не выбиться, этот тезис Владимир Ильич выдвинул давно. Он подчёркивал, что задача социалистического преобразования мелкотоварного производства принадлежит к числу труднейших задач социалистического строительства.

Сторонники Сталина в ЦК и лично сам «вождь всех времён и народов» позже считали, что подъём сельскохозяйственного производства без коллективизации невозможен. Это официальная точка зрения. Неофициально всё было проще, создадим сельхозартели, подчиним их власти, и станем без лишней канители брать из них столько хлеба, сколько захочем. За бесценок. Что и блестяще реализовали, начиная с 1929 года. Назвал Генсек этот акт вандализма над крестьянином «великим переломом». Причём, сталинская дубина легла не только на спину зажиточных мужиков. Она угнетала и тех, кто поверил в колхозы, обрекай на рабский труд и нищенское существование.

Именно в самом конце двадцатых развернулась невиданная по масштабам кампания по объединению единоличных хозяйств деревни в коммуны. ТОЗы, колхозы, совхозы. Принцип добровольности, когда рушили уже и все «товарищества» был начисто отменён. Сельхозартель организовывалась почти исключительно в принудительном порядке. С недюжинным мастерством подручные Сталина подготовили для этого и основу.

Ту часть крестьян, которая производила больше продукции, назвали кулаком и мироедом, эксплуататором себе подобных. Классовый враг Советской власти, естественно, не нужен. Его и репрессировали. Однако всё было гораздо проще, но для официальной пропаганды и явного произвола не годилось. Всё дело в том, чти «верхи», не меньше и «низы» боялись крепкохозяйствующи мужиков. Они были самостоятельны и независимы, что никак не вписывалось в тоталитарный режим. Нужен был послушный, которому, собственно, нечего было терять, а вот завладеть крепким подворьем соседа – заманчиво. Так натравливали сельчан друг на друга. И преуспели. Пошла резня, убийства – появился веский повод для ничем не прикрытых репрессий. Создавались пресловутые «тройки», которые были вольны над судьбой практически каждого.

Первенцы района

В населённых пунктах нашего района, если судить по документам, воспоминаниям, особой конфронтации не наблюдалось. Но и без крови не обошлось. Причины тут разные. У властей появился опыт действовать молниеносно. Втрое – раскулачивание началось задолго до 1929 года. Судьбу репрессированных знали. Поэтому наиболее прозорливые мужики своевременно уничтожали скот, машины – становились бедняками. Другие просто разъезжались по разным местам. Короче, приспосабливались, кто как мог. Позже, кстати, иным это припомнилось. Был и другой веский фактор – родственные связи. Прикрывали друг друга, а всю деревню за «болото» не сошлёшь. От многих избавлялись потом.

В существующих нынче границах района коллективизация была проведена во всех населённых пунктах. Мы их перечислим поимённо, вспомним названия – нашим читателям будет, наверное, интересно. Всё-таки история родного края.

Нижняя Омка – название колхоза «Заря социализма»,

Камышинка – «Новая деревня»,

Воскресенка Хомутинского сельсовета – «Новая жизнь»,

Виноградовка – имени Пушкина,

Сергеевка – имени Кагановича,

Смирновка – «Первая пятилетка»,

Ачаирка – имени Ленина,

Кабурлы – «Заря Сибири»,

Лаврино – «Труд»,

Беляшево – «Трудовик»,

Придорожное – «Украинец»,

Пугачёво – имени Пугачёва,

Антоновка – «Борец»,

Денисовка – имени Калинина,

Васильевка – им. Ворошилова,

Глухониколаевка (два) – имена Кирова и «Красное знамя»,

Дмитриевка – имени Сталина,

Локти (л. берег) – «Освобождение»,

М. Грива – «Рабочий путь»,

Локти (пр. берег) – «Октябрь»,

Чилим – Михайловка – имени Молотова,

Соловецк – «В память Ленина»,

Полтавка – имени Шевченко,

М-Омка – «В память Фрунзе»,

Н-Омка (л. берег) – «Красный Восток»,

Киршовка – «Борьба»,

М-Хомутинка – имени Чапаева,

Хомутинка – «Искра коммунизма»,

Устъ Горы – «Пятилетка»,

Рязанка (два) – «Первое мая» и имени Калинина,

Епанчино – имени Чкалова,

Журавлёвка – имени Тельмана,

Хортицы – «Ландман»,

Ситники старые «Путь Сталина»,

Павловка – «VII съезд Советов»,

Барышники – имени Ворошилова,

Покровка – 15 лет РККА,

Сидоровка – «Новый путь»,

Зинкуль – «Парижская коммуна»,

Михайловка (Сит. совета) – имени Сталина,

Новомалиновка – «15 лет Октября»,

Бещаул – «Сибиряк»,

Стрижово – «10 лет Октября»,

Старомалиновка – «Новый путь»,

Пустынное – «Красный путь»,

Борисовка– «Красное Знамя»,

Тунгуслы – «Красная Заря»,

Николаевка – «Большевик»,

Капркуль – «Заря Сибири»,

Петровка – имени Калинина.

Имена и лозунги

Может возникнуть вопрос: почему есть колхозы с одинаковым названием? Всё дело в том, что в то время территория нашего района находилась в составе трёх разных: Горьковский, Калачинский, Большереченский. И какой же из них мог обойтись, чтобы не назвать новое детище каким-то громким именем? Отнесём это к издержкам времени и скудной фантазии тогдашних идеологов. Последнее очень заметно. Получились явные перекосы.

В перечисленных населённых пунктах в 1930 – 35 годы было образовано 55 колхозов. Им имена присваивались руководителей партии. Хотя, мы в этом убедились, до высшей организации труда дело так и не дошло. Не вязались пни с деревней ни тогда, ни сегодня.

Как начиналось однобокое шараханье из одной крайности в другую, так и продолжается, а на полках магазинов морская рыба и сахар по талонам.

Кстати, следует заметить, подобная несуразица не потеряла своей актуальности. Рядом с патриотическим плакатом – поваленный забор, повыбиты стёкла в окнах, бурьян в рост человека. Но... чем их, плакатов, больше, тем считалось, идеологический уровень работы выше.

Сами себя высмеиваем.

Под общий стандарт

Мы уже говорили, что во многих населённых пунктах создавались коммуны и ТОЗы, в Смириновке товарищество по обработке земли и колхоз, в Медвежьей Гриве – ТОЗ и коммуна. Организациям на кооперативных началах, таким, как ТОЗы жизни не дали. Их попросту ликвидировали – никакой самодеятельности, демократических штучек. Ставка была сделана на колхозы – насильно образованные союзы.

Однако и колхозы первое время вызывали подозрения у Кремля. Крестьяне имеют огород, куриц – считай, мелкая буржуазия. А земле нужен рабочий класс – своего ни кола, ни двора. Так, параллельно с коллективными хозяйствами, стали появляться советские – совхозы. Росчерком пера в них крестьян не стало, на поля, фермы шли рабочие – пролетариат. А чтобы мыслить – рядом с директором поставили начальника политотдела. Которые чаще боролись не за расцвет государственного предприятия, а за власть: кто в совхозе главнее, тому и ездить на «легковушке» – к сожалению, тогда давали по одной на хозяйство. Не верите: почитайте Л. Иванова «Корпус директорский».

Сельское хозяйство начали подгонять под общий стандарт: или совхоз, или колхоз. Никаких других объединений. Единоличники – враги народа. Врагов надо душить. И успешно душили: вначале налогами, потом репрессиями. Оба варианта действовали безотказно. Особенно второй, который под свой каток вобрал только в нашем районе сотни и сотни ни в чём не повинных людей. Хотя одно было – они имели свои голос и умели отлично работать.

Совхоз №246

В 1930 году организуется совхоз «Ситниковский», который в официальных бумагах значился под №246. Кстати, в Союзе скоро появится и министерство совхозов, которое параллельно действовало с Министерством сельского хозяйства. Так вот, первый год образования совхоза базы для размещения административно-управленческого аппарата, его служб ещё не было. Поэтому контора размещалась в соседней деревне – старых Ситниках. Дирекция, политотдел забрали себе там пустующие добрые и не очень дома «кулаков», хозяева которых ушли на Васюганье, Вселялись новые, с новыми идеями и грандиозными планами.

Центральная усадьба закладывалась на другой стороне озера, там, где сегодня стоит машинно-тракторная мастерская совхоза «Некрасовский». Строительство посёлка началось тем же летом. Это и есть дата рождения новых Ситников. Материальная база?

Из всех близлежащих селений: Сидоровки, Ачаирки, Хомутинки, Усть-Гор, других, где пустовали дома репрессированных, их свозили на центральную усадьбу. Но редко для жилья, а если какой пятистенок и шёл на квартиры, то только начальству. Рабочим возводились бараки. Очень они проигрывали рядом с особняками. На производственные помещения шёл саман. Тогда распространённый стройматериал. Дома ставили и глинобитные, из пласта, плетней. Короче, в дело шло всё. Уродство и несовершенство таких строений выправляла белая глина, шла как штукатурка.

В этом же году заселялась ферма № 2 – она располагалась в 4 – 5 километрах от Ситников, в сторону Николаевки. Нынче там ничего нет, а место именуется Урочищем Жунуса или заимка Жунуса. Жунус оставил след в истории совхоза по той причине, что последним покинул ферму в 1953 году. Посёлок, между прочим, выглядел вполне солидным – до 40 дворов насчитывал. Официально его ликвидировали в 1946 году осталась заимка, на которой содержали и откормочный скот.

В 1934 году заселяется третья ферма – Озёрное. Название деревня получила от близлежащих озёр, от которых теперь ничего не осталось, кроме кочкары. После Великой Отечественной уже Озёрное стали именовать фермой №2.

Заселение полого совхоза шло за счёт крестьян из сёл нашего, Большереченского и Муромцевского районов. Люди ехали из Сидоровки, Барышников, Сергеевки, Воскресенки, Хомутинки, Киршовки, Николаевки, Антонидовки, Моисеевки. А Достоваловы, например, из Омска, со станции Татарская – появились комсомольцы.

В труднейших условиях жили и работали люди. Как бы сегодня сказали, испытывали острый дефицит жилья и пищи. Не было техники, производственных мощностей.

Первым директором назначили Богданова.

Прошли десятилетия. Центральная усадьба даже отдалённо не напоминает какой она была в тридцатых. Но почему-то немного радости, когда видишь, что осталось от сёл, как раз в те годы цветущих, густо населённых. Например, Сидоровки, Отрадновки.

Давно нет Некрасовки, а её земли отошли к «Сидоровке». Однако осталось почему-то название «Некрасовский». В момент объединения хозяйств – «Ситнковский» – «Некрасовский», – кому-то тупоумному пришла в голову мысль назвать его «Некрасовским», хотя центр в Ситниково. Раньше же он именовался «Ситниковским», № 246.

Пора, видимо, коллективу жителей села восстановить справедливость.

Для нового человека – дико. Одна путаница. Неизвестно по какой причине и «Сидоровский» в Хортицах, а Сидоровка в «Некрасовском».

Ещё один штрих

Между прочим, штрих, на наш взгляд, очень примечательный. В годы Великой Отечественной в Ситниках проживал человек, близко знавший В. И. Ленина, – Н. А. Емельянов. Человек, охранявший вождя революции в Разливе, куда ему пришлось скрыться от Временного правительства, вернее, от его агентов, получивших задание арестовать Владимира Ильича. Но не знали в Ситниках – кто он и откуда?

Николаю Александровичу пришлись скрывать своё прошлое. По какой причине? Сейчас приходится только догадываться. Из-за скромности? Может быть. Только каким образом он оказался в далёкой Сибири? Сам приехал, вы слали? Куча вопросов. Скорее всего, Н. А. Емельянова сослали – ссыльных в тридцатых не уместишь и в миллион. Сослали и крепко предупредили: проболтаешься – хуже будет. Вот и молчал. Не стремился, когда его объявят врагом народа и расстреляют.

Подробно об этой исторической личности рассказано в «Восходе» №146 от 6 декабря 1988 год в заметке «Соратник Ильича». Повторять, наверное, нет смысла. Скажем только одно: нелёгкая, трагичная судьба этого человека. Голодал, мёрз. Спасибо людям сёл нашего района – Воскресенки совхоза «Новотроицкий» и Ситников. Это они не дали ему умереть, делились последним, хотя сами часто не доедали.

Пусть и этот факт войдёт в историю нашего района.

Не одно поколение сменилось в Ситниках. Много забыто. Думается, хорошее дело начала Ситниковская школа, по крупицам собирая историю села, совхоза, сельсовета. Когда-нибудь жители добрым словом вспомнят энтузиаста этого великого дела учительницу Лидию Григорьевну Ионину.

Совхоз «Воскресенский»

В начале 1930 года из совхоза «Козинский» неразумного гиганта – выделился новый «Воскресенский». К нему отошли: Воскресенка, Петропавловка, Нестюки, Казанка, Радищево, Мещерка, Новотроицк, Некрасовка, Удачное, ряд сёл Большереченского района. Короче, что-то невообразимое по площади. Центром стала небольшая Воскресенка. Помните, мы говорили, что совхозы в основном начинали с чистого листа.

В 1934 году закладывается ещё одна ферма Чёрный Куст.

Первый директор - Константин Евдокимович Самойлов. Начальник политотдела – Москаленко, его сменяет Пузанков.

За короткий срок здесь появились все необходимые службы. И нечему удивляться. На совхозы делалась основная ставка, как на государственное предприятие в сельском хозяйстве. Со всеми вытекающими последствиями.

В 1937 году совхоз расформировывается, а деревни отошли к вновь организованным «Копьевскому» и «Новотроицкому». Короче, не успели наладить жизнь на одной центральной усадьбе, приступили к обустройству двух новых.

29 октября 1930 года на базе фермы Козинского совхоза организуется совхоз «Некрасовский». Или даже «Новонекрасовский». К нему отошла Удачинская ферма. Через два года начато строительство новой фермы «Времянки». Которую потом перенесли и назвали Семислинкой.

Первый директор – Чистов.

На земле «Паутовской»

В январе 1932 года из совхоза «Иконниковский» в нынешних границах района, на площади, которую теперь занимает «Паутовский», образовали сразу три, уже названных под № 158, к нему отошли Любимовская и Подольская фермы. Потом заложили четвёртую (1933 – 34 гг.) – Бареевская. Директором стал Зайцев.

Второй – «Новоивановский» №236. К нему отошли Рождественка и Пятый аул (Лесное). Намеревались заложить четвёртую – «Смородинки». Даже появилась такая попытка. Но кроме центра для отгонного пастбища, никакого экономического развития она не получила. Позже на базе заимки «Копейкино» ферму всё-таки организовали, где управляющим стал Д. П. Иванов. Засёлок небольшой – 20 – 25 дворов Директором «Новоивановского» стал Власов.

Третий – «Новоказаковский» № 315. К нему отошла Меньшековская ферма. В 1937 году его реорганизовали, а центр передан «Новоивановскому». Вторая ферма осталась в Горьковском районе совхоза «Алексеевский».

Строили и ломали

В этом же тридцать втором из «Воскресенского» выделяется два новых: «Но-вотроицкий» и «Копьевский» – с центром в Радищеве. Новотроицк возник в 1905 – начале 1906. Он заселялся семьями из Тамбовского губернии: Купаловыми, Баклановыми, другими. В Сибирь они прислали на четыре года раньше, расселились в Седельниковской волости Тарского уезда. Но пашни там было в обрез. Чиновники отводят им угодья, где ныне стоит село. Раньше здесь была заимка крестьянина из Резино.

По воспоминаниям старожилов Тюльдюкова и Русанова нам известно, что к началу коллективизации сельцо было небольшим – около трёх десятков подворий. Во время организации государственных хозяйств Новотроицк вошёл в совхоз «Козинский», потом – «Воскресенский».

К новому совхозу отошли Петропавловка, Нестюки, Казанка. Чуть позже начали закладывать ещё одну ферму «Новостройка». Она по каким-то причинам не состоялась. Люди переехали на центральную усадьбу.

Нестюки образовались, как ферма совхоза «Воскресенский» в 1931 году. На месте заимки крестьянина Костикова из Резино, но переселенцы первую букву выбросили и получилось новое название.

Управляющим в них начинал Николай Герасимович Матвеев. Ферма небольшая, до полутора десятков домов. Её заселили мужики из Бланки, Покровки (не нашей), Резино. В 1948 году деревни не стало, люди разъехались. Остались только контуры строений в виде заросших канав да декоративные деревья в бывших палисадниках.

Кстати, авторы с «Новотроицким» допустили ошибку. Он был под номером 56. И не под каким другим.

Казанка небольшой засёлок в 30 дворов. Возник в годы НЭПа – в трёх километрах от озера Юхлы. Как и другие деревеньки-спутники, её заселяли жители ближайших деревень. Жили здесь бедно, сеяли мало – воспоминания старожилов. В 1938 люди разъехались.

Так и жили совхозы: вначале строили – потом ломали, вначале создавали – потом реорганизовывали.

Чехарда с кадрами

На землях нынешнего «Новотроицкого» с 1920 года до 1960 существовало Галанино. Посёлок был крупный. Во время коллективизации мужики категорически отказались объединяться – вели хозяйство единолично. Но задушенные налогами, запуганные Васюганьем в 1935 году разъехались.

На базе безымянной фермы создаётся совхоз «Копьевский» – ныне село Радищево. В него вошли: Мещерка, другие сёла – ныне они в других районах. Первый директор – Скорогородов. За свои 28 лет существования в нём сменилось восемь директоров. После Скорогородова стал Терехов, затем – Дадалкин, потом руководил Волынкин, которого сменил Вараксин. В годы Великой Отечественной директорствовала Мария Васильевна Полковникова – женщина из Ленинграда. Наверное, какая-нибудь «тысячница». Люди о ней отзывались очень тепло.

Последним перед ликвидацией работал И. И. Гавришев.

Перечислили всех не ради истории, ради показа кадровой чехарды. В других дело обстояло не лучше. Снимали одного, привозили другого, привозили и таких, кто овёс от ячменя не мог отличить – зато номенклатура. Естественно, это отрицательно сказывалось на хозяйственной деятельности. Были и умные руководители, которые прислушивались к крестьянам, специалистам, практикам, но хватало и самодуров.

В 1930 – 32 годах на территории нынешнего района создали восемь государственных сельхозпредприятий. Все они определились мясо-молочного направления и непосредственно подчинялись тресту в Омске. Оттуда они финансировались, снабжались, там и отчитывались. Назовём их для памяти:

Новоивановский

Новоказаковский

Ситниковский

Некрасовский

Воскресенский

Издержки времени?

В те далёкие годы все нынешние пункты, подчинённые совхозам (будем называть их по современному – отделениями), были небольшими. Но рабочих рук, видимо, хватало. Поголовье в таких хозяйствах было большое, из-за помещений таких проблем не возникало. Их строили из местного материала.

Ошибки, допущенные в конце двадцатых и начале тридцатых по созданию совхозов-гигантов, повторялись в 1957 – 60 годах. Серьёзные просчёты приводили к серьёзным последствиям. Если детально разобраться, то громадная работа, колоссальные затраты не давали нужных результатов. В год-два выстраивали посёлок со всеми службами, в энтузиазме людям не откажешь. Но через какое-то время всё, по сути, уничтожалось, забрасывалось, приходило в негодность.

Хуже того, разорялись сёла, которые раньше не имели никакого отношения к созданным совхозам. Прямого. Но, когда у крестьян отобрали землю, начали раскулачивать или грозили какой карой, мужик начал «искать место под солнцем». Самый близкий и прямой для него путь – в совхоз.

Возьмем Сидоровку. В ней насчитывалось до 480 подворий. Чуть больше в Глухониколаевке, Зенкуле, Беляшово, Ачаирке, Усть-Горах. А что осталось от патриархов района: Пустынного, Локтей – правый берег, Кабурлов, Епанчино? Случайно они обезлюдели? Нет, закономерно.

В тридцатые годы уничтожили небольшие маслодельные заводы, маслобойки, мельницы, крупорушки, прикрыли шорное и валяное производство, разогнали сапожников, портных. Рушили исторические памятники – церкви. С ними рушилась и надежда на Советскую власть. Нельзя сломать психологию человека в два – три года. Но именно такая задача ставилась сталинизмом. Из людей намеревались сделать одно послушное стадо. Кое в чём преуспели. Что, издержки времени? Не надо упрощать – тоталитаризм.

Материальное достояние, как и духовный потенциал, рушили и позже. Сломаны четыре паровые (гак их называли в народе) мельницы: в Соловецке, Беляшово, Нижней Омке, Сидоровке. Под кувалду попали Ачаирский и Беляшовский маслозаводы. Запущены и исчезают прекрасные сады – достаточно было ликвидировать колхозы и пришло окончательное отчуждение от земли, любых материальных ценностей жителя деревни.

Отцвели сады

Кое-кто, например, ещё помнит, с каким энтузиазмом закладывались сады. Очень обширные в Пустынном, Локтях. Это прямая заслуга Андрея Гавриловича Тимофеева и Романа Миныча Кучинского.

В книге Аношина «Где шумел Артынский бор» отмечено, что сад в Пустынном занимал 12 гектаров. В нём росли; яблони, вишни, ирга, малина. Плодоносить деревья стали после закладки на третий год. В бытности делегатом областной партконференции в 1952 году Андрею Гавриловичу пришлось давать отпор одному из ораторов, который утверждал, что в северных районах области сады не могут плодоносить. Пришлось брать слово. К трибуне старик шёл, согнувшись под тяжестью корзины, наполненной крупными спелыми яблоками.

Кстати, в том году колхоз получил от сада 40 тысяч чистой прибыли.

Плоды из сада Локтей во время Великой Отечественной отправлялись в госпитали Омска раненным бойцам. Ещё в пятидесятые он обеспечивал яблоками все окрестные сёла, продавали их в райцентре. Даже два десятилетия спустя в саду рвали прекрасные ранетки. Но он задичал, пришёл в запустение. Сразу, как только на базе колхозов создали совхозы, ни копейки не отпускали на содержание таких садов – не давали ставки садовода. Экономили? Подобная экономия и довела нас до ручки. Сад во много раз окупал затраты – и людям польза. Теперь всё переломано.

А сады прекрасные были: в Смирновке, Пугачёво, Камышинке, Денисовке, Глухониколаевке, других сёлах. Теперь-то и сёл некоторых нет. Как Батый прошёл.

Есть ещё примеры нашей бесхозяйственности и расточительства. Например, который год бездействует теплица в «Нижнеомском» – завозим огурцы из Омска. С асфальта. В трубу выбросили колоссальные средства. А что осталось от жилых и производственных строений неперспективных сёл? След бульдозера. Разве крестьянин мог так поступить? По щепке, по кирпичику всё собрал бы. Было моё, теперь ничьё. Ещё в колхозах такой психологии не было. Зато лелеем конторы и кабинеты. У доярок часто нет не только душа, хорошей бытовой комнаты.

Как бы ни горько читать эти строки – слова из песни не выбросишь.

Первые шаги

В трудных условиях шло становление первых колхозов, совхозов. Причин тому много.

Во-первых, не все однозначно приняли коллективизацию. Следовательно, не все спешили объединиться, свозить на общий двор сельхозинвентарь, лошадей, даже рваную уздечку. Короче, немалая часть зажиточных крестьян от этого «антихриста» отмежевалась. И только к 1932 году единоличников в деревне почти не осталось.

Но были и «могикане». В Воскресенке (Хомутинский Совет) Павел Коськин прожил долгую жизнь в родной деревне, но колхозником так и не стал. Правда, не имел он и единоличного хозяйства.

Во-вторых, основу основ колхоза на первых порах составляло: добровольно приведенная лошадь, корова, овца. Но... Добрая телега, плуг, были у настоящего хозяина, а он на уговоры и угрозы вначале не поддавался – жалко было собственными руками зорить собственный двор. Когда же стали насильно обирать зажиточного мужика, то он к этому времени чаще всего становился уже бедняком. Лошадей сбывал, домашнюю живность резал, хозяйство рушил.

Набрали, впрочем, всего по дворам много, а толку оказалось мало, По отдельности каждый свой надел обрабатывал, на общий безмежевой клин вдруг оказалось мало мощи, Ну а коли мало сеешь и плохо жнёшь, на трудодни доставалось мало, труд обесценивался, пропадали все стимулы.

В-третьих, начался диктат. Над крестьянином появилось начальство. Много начальства – вплоть до областных. И не просто начальство. Кто вчера не имел, как говорят, ни кола, ни двора – из-за своей лени, беззаботности, сегодня усердно отдавал приказы, как пахать, как сеять и когда. Учил того, кто землю знал отлично, любил её, всю жизнь холил. Может появиться стимул в работе?

Короче, кто и умел работать, работать как следует не стал. Лишь бы семья сытой была, что завтра будет – заглядывать не хотел. Пусть начальство думает. Но вчерашний активист и вчера не задумывался над своим будущим – он его просто не имел. Когда же дали власть в руки, нужда отпала совсем думать. Сыт и пьян.

Справедливости ради, надо отметить, в урожайные годы хлеба выдавали больше – до полутора килограммов. Но сколько помнится, таких было только две осени за всё время существования колхозов. Помнится и другое: на трудодни приходилось но 50 – 75 граммов пшеницы, в войну, после – иногда давали просто отходы.

На оброке – известно из советской историографии – крестьянин получал исполу, то есть половину от собранного урожая. На барщине – вообще имел свой надел. Обрабатывал и его, и господские посевы. В колхозе о таком можно было только мечтать.

Настоящий голод люди испытали в 1931 – 32. Засуха. Запасов в амбарах колхоза никаких не имелось. Выжили, конечно, не все, на картошке, лебеде. Картошку толкли, перемешивали с запаренной лебедой, мякиной – пекли из этого теста лепёшки. Летом легче: ягоды, грачата – зорили гнёзда, суслики – выливали водой из нор. И конечно, грибы. Даже не грибы, в засуху их не бывает, а печерички, которые росли на назьмах старых строений. Выручало молоко.

Да засуха – стихийное бедствие. Но и в благополучные года особенно досыта не ели. Действительно, каждую крошку подбирали. Не со стола, с пола. Но никто и не разу хлебопоставок не отменял. Товарный хлеб вместе с семенами увозили под метёлку. Вот и пёр люд в совхозы, в города – там ежедневно пайка хлеба. Рабочих надо кормить.

Помню как со старшей сестрой Пелагеей Яковлевной пас скот. Одно на уме – поесть. Слёзы ручьём – голодный. Она утешает, ты сегодня потерпи, а завтра будут оладушки. И так каждый день кормила меня «завтраками». И у самой спазмы от голода. Сбегает в лесу на лужок, нарвёт немного ягод, подоит корову – и наедимся на час-полтора. Выжили.

Разве случайно картофель зовут вторым хлебом. Только он спасал от голодной смерти. А тут ещё одна беда – сибирская язва. Начал падать домашний скот.

Брали, что могли

Молодое поколение может задать вопрос. Как же плохо: колхозная деревня держала корову, овец, кур – замечательное подспорье. Наивный вопрос. Сколько получали в колхозе, мы примерно знаем. Теперь о подворье. Не надо забывать, что каждая семья платила натуральный налог. Что это такое? Имеешь корову – таскай на сливкоотделение молоко. Была норма. Вместо молока пили обрат. И дети в том числе. Белок там был, а вот жиры шли государству.

Имеешь овцу – сдай овчину, шерсть. Кстати, по бросовым ценам, но обязательно. Так и называли: обязательные поставки. Вырастил свинью, не вздумай осмолить, чтобы мясо шло со шкурой. Обдери, а шкуру опять же сдай. Пытались палить ночью в бане или в лесу. Обнаружат – в нарсуд. Уголовное дело, подрываешь мощь государства.

Ну а если я не выносил молоко, не сдал шкуру, овчину, яйца, не рассчитался с денежным налогом (был и такой)? Придёт налоговый инспектор – опишет хозяйство. Могут продать корову, овцу. Судя по сумме недоимки. И продавали. Тогда а семье трагедия. Лучше о таких моментах не вспоминать.

Грабёж среди белого дня прекратился с приходом к власти Н. С. Хрущёва. Именно с его приходом колхозникам вместо палочек стали платить деньги. Примерно так же, как в совхозе. Благо? На первый взгляд, да.

Как ни парадоксально, но был начат пятый или десятый виток отчуждения крестьянина от земли. Речь о колхозах. Раньше член сельхозартели знал, больше соберут хлеба, полновеснее станет трудодень. Теперь бы это называли оплатой за конечный результат. Потом деньги платили по нарядам. Вспахал – получи, засеял – получи. Механизатора абсолютно перестало интересовать, что на этом участке вырастет.

Раньше колхоз и колхозник оба были нищие. Теперь большинство такими и остались – иначе как назвать хозяйство с миллионными долгами, низкой рентабельностью. Зато резко поднялось благосостояние колхозника.

И стар, и млад

Колхозник в колхозе никогда не был хозяином. Никогда! Ему давалось одно право – выжить. Другими словами, работать и работать, чтобы у счетовода числилось за тобой как можно больше палочек. Значит, получишь больше хлеба, может быть, постного масла, где стояли маслобойки. Больше-то ничего не давали, да и давать было нечего, если правду, сказать.

И шли за этим трудоднём и стар, и млад. Форма, в принципе, неплохая. К ней сегодня призывают со всех трибун. Призывают к оплате от конечного результата после сведения баланса. Беда колхозники была в том, что плоды его труда почти все отбирали. Есть урожаи, нет его – план дай. Потом дай сверх плана. Для рапорта районному начальству, которое, в свою очередь, будет рапортовать областному и так далее до Кремля. Короче, хорошую идею загубили.

Колхознику не до идеи. О ней он мало думал, его и не спрашивали, о чём он думает. Колхознику надо было жить. Потому в каждой семье работали практически всё: и пацан, и древний старик. Некоторым мальчишкам ещё бы во дворе играть, пожилым, как говорят, на печи сидеть. Но жизнь распоряжалась по-другому. Кстати, люди не роптали, принимали всё как должное. Оно и в самом деле: рядом с минусами были серьёзные плюсы.

С 10 лет, а на сенокосах гораздо младше, дети работали. Каждому находилось дело по их силам и возможностям. Например, пололи всходы зерновых, полынь обычно дёргали. Иначе хлеб получался такой горький – в рот не возьмёшь. Правда, брали и ели, он много лучше лепёшек из лебеды. На сенокосе возили на лошадях копны к скирдам, кто побольше – садили на конные грабли. Дёргали лён, конечно, собирали по деревне золу и птичий помёт – удобрение. Боронили поля верхом на лошади.

Это до 10 – 12 лет. Кто постарше, работу давали серьёзнее.

Ни у кого не было жалоб. Наоборот, ребятишки старались показать, что не устали, иначе засмеют. Так с малых лет люди приучались к серьёзному труду. Взрослели, и если хотите, умнели, становились самостоятельными много раньше. Слово старших – закон. Бригадир для них – непререкаемый авторитет.

Когда отдыхали? На всё, между прочим, хватало времени. Но сутками от безделья не изнывали, на какую-то пакость не шли, не говори уже о серьёзных преступлениях. Озорства? Да, хватало. У какой-нибудь особенно жадной хозяйки воровали с десяток морковок, два-три огурца, мак обрывали. Но, если честно, случалось это очень редко. И шуму было на всю деревню. Дома за такие дела чаще всего была порка. За уши надрать, прутом «вытянуть» мог любой сосед, родители спасибо скажут. Слово любого старшего так же обязательно, как и родительский наказ. За этим исписанным правилом следили всем обществом села.

Не хотелось бы проводить какие-то параллели, но и удержаться сложно. И в школе, и в семье, особенно в семье, мы сами из своих детей делаем тунеядцев. Вырастет такой – топор не умеет в руках держать, лопату. Другое время? Правильно. Но любое общество во все времена отторгает бездельника. Куда ему податься? Прочитайте сводку Министерства внутренних дел СССР. Кто хочет конкретики, можно покопаться в статистике нашего РОВД. Она теперь для всех открыта.

И поймём, как далеко мы зашли. И не надо винить школу, улицу. Надо, прежде всего, винить себя, нашу чрезмерную слепую любовь к своим сыновьям и дочерям. Растим бездельников, эгоистов.

Как аукнется

Зажиточная часть крестьян, естественно, была недовольна коллективизацией. Не исключена возможность, хотя конкретно мы ни от кого не слышали такого утверждения, что некоторые из них как-то вредили новой форме организации труда в деревне, стремились помешать тоталитарному нажиму и оболваниванию. В 1930 – 31 многие сёла в нашем районе например, горели. Кто был автор поджога?

Тогда всё сваливали на «вредителей». Почему тогда сегодня горит сено в совхозах, идёт падёж? Стало это теперь чем-то обычным. Но в те же годы гибли и активисты колхозного строя. Мы об этом уже писали. И их смерть конечно, не была случайной. Им, действительно, мстили. Беззаконие всегда страшно, особенно, если несёт человеческие жертвы. Но не было и законов, чтобы обирать зажиточных крестьян до нитки. И не только зажиточных, а всех неугодных. Не Советской власти, но местным руководителям, просто «активистам», особенно из молодёжи. От комсомольцев, по рассказам старожилов, не было житья ни старым, ни малым, ни бедным, ни богатым. Они боролись со всем на свете: религией, безграмотностью, пережитками, порядком. Боролись, кто как понимал эту борьбу. В результате: как аукнулось, так и откликнулось.

Первая МТС

Введение строгой дисциплины, безысходности начало в конце концов давать свои результаты. Производство стимулировало и увеличение в колхозах мощностей: лошадей, волов, сельхозмашин. Стали появляться трактора. Другими словами, после мощных потрясений жизнь в деревне налаживалась, человек ко всему привыкает, приспосабливается.

В 1936 году первой в районе появляется Хомутинская машинно-тракторная станция. Директором назначается Гамм, начальники политотдела Алгазин, механиком М. В. Антонов, которого затем, меняет Волошин. В год организации МТС получает 30 тракторов и 22 комбайна. Почти до начала Великой Отечественной она обслуживала колхозы Хомутинского, Епанчинского, Хортицкого, Ситниковского, Нижнеомского, Соловецкого, Антоновского сельсоветов.

Где-то к 1938 году большая часть полей уже засевалась машинами.

Искони крестьяне хлеб убирали нынешней терминологии – раздельным способом. Снопы складывались в скирды и могли лежать годами. С приходом комбайнов зерновые убирали только напрямую. Хлеб от комбайнов в мешках отвозили на тока. Процесс ужасно трудоёмкий. На бункере рукой открывалась квадратная заслонка (где – то 30x30), под ручей пшеницы подставлялся мешок. Насыпался, заслонка закрывалась, мешок завязывался и перебрасывался в бричку.

Заметьте, всё это на ходу. Трактор не останавливался ни на минуту – тащил комбайн, если ЧТЗ, то два комбайна. Те, кто отгружал от первого, часто подвергались риску – по пятам шёл следующий комбайн с режущим аппаратом сбоку.

Двигался трактор, двигались брички, запряжённые парой лошадей. В войну на мостике (полик из трёх-четырёх досок) обычно стояли два подростка – по 14 – 16 лет. Подбирали, которые покрепче. Лошадьми правил или совсем юнец, или мужик-калека. Женщинам лошадей почему-то доверяли редко. На ходу двое насыпают завязывают и бросают в бричку. Именно бросают иначе нельзя. Подросток ловит. Или он высыпает что чаще всего и было, из этого же мешка в ящик-бричку хлеб, или наваливает мешки друг на друга, Это редко – мешки острейший дефицит. И так до поздней ночи.

Но убрать хлеб – не значит его спасти. В сырую осень – беда. Поля душили сорняки, и надо представить себе, какая масса шла из бункера. С прозеленью, сырая. В сырую погоду ее рассыпали тонким слоем по току, в клуне прямо в поле, там она и доходила. А в дождь, когда крытых соломой сараев не хватало?

Делали сушилки, печи огромных размеров, которые топили дровами (они имели две-три топки), куда засовывали почти цельные деревья, освободив их от сучьев. Если это не спасало – шли на крайность: развозили пшеницу по дворам колхозников и сушили на обыкновенных печах. Смрад, тяжёлый, влажный полынный запах. Не украдёшь – всё строго по весу или объёму.

Остаётся только удивляться, как выдерживали дети, женщины, старики.

Надо жить

«Великий перелом», или великий раззор крестьянского уклада – не имел теперь значения, людям надо было жить. Постепенно начали расширяться посев зерновых, хотя свободных пахотных земель оставалось всё ещё много. Брошенных, отобранных у «кулаков». Единоличники всю занимали, колхозы не осиливали. Потом посевной клин постепенно расширялся, но до былого объёма оставалось ещё далеко. На вчерашней пашне начали косить сено и пасти скот – хорошо в рост пошёл ржанец, пырей...

Жизнь продолжалась. Более предприимчивые председатели начали возделывать крупяные и масличные культуры, постепенно росло поголовье крупного рогатого скота, овец, свиней. Однако приоритет оставался за лошадью – основной тягловой силой. Трактор – собственность МТС, никакие транспортные работы он не выполнял, а грузовые автомашины появились только перед самой Великой Отечественной войной. Их берегли как зеницу ока. На каждой двое мужчин: шофёр и его помощник. Использовали их редко, в сухую погоду летом.

Короче, как при единоличном хозяйстве: лошади – самый сладкий кусок от колхозного достатка.

Животноводством занимались меньше. Причина одна – особого дефицита мяса и молока не было. Коров, например, держала вся окраина Омска. Был скот практически в каждом дворе и у селян. Они-то и сдавали обязательные поставки государству: молоко, мясо, шерсть, кожи, овчины, яйцо. Последнюю продукцию собирали специальные агенты – ездили из деревни в деревню на лошадках. Молоко носили на молоканку сами. Обычно осенью рассчитывались по мясу. Обираловка натуральным налогом кончилась после смерти Сталина. Тогда же в колхозах и совхозах резко начало возрастать поголовье общественного стада, но скот чуть не силой стали отбирать у крестьян: запрещали косить сено, не давали солому, выпаса и так далее. Из огня да в полымя.

А вот производство зерна к концу тридцатых стало расти. Но надои не превышали 1200 – 1400 килограммов молока от коровы. Дело даже не столько в слабой кормовой базе – давали одно сено, сколько в отсутствии племенного надела, какой-то селекции. Только в колхозе «Октябрь» надои переваливали двухтысячный рубеж.

К сожалению, мы не можем показать в цифрах динамику развития колхозного и совхозного производства района, в цифрах тех лет. Вся проблема в том, что до 1941 года сёла нынешнего района были разбросаны по другим: Горьковский, Калачинский, Еланский, Большереченский. Что осталось, довольно трудно объединить в единое целое, чтобы глубоко проанализировать.

Ещё одна страница

Общее ликование колхозников вызнал (кто знал, а если знал, задумывался, что в стране творится едва прикрытый произвол) 1937 год. Урожай получился небывалый. На трудодень, в зависимости от сбора, выдавали от трёх до семи килограммов зерна, до рубля денег. Именно этот год положил начало легенде, что до войны не знали, куда девать хлеб. Вернее было бы сказать, что к такому урожаю были не готовы. Вот и сыпали пшеницу под окнами колхозников. Однако такое было всего один год, на следующий выдали значительно меньше. Потом опять что-то вроде милостыни, подачки, никак не эквивалентные труду людей.

Но даже двух лет хватило, чтобы многие колхозники немного оделись, покупали пальто, швейные машины своего производства, даже велосипеды, патефоны, не говоря о ситце, сатине, других товарах.

26 марта 1941 года в районе организуется вторая МТС – Нижнеомская. Она располагалась на месте нынешнего газового участка – в плетёных из лозы сараях. Механиком назначается Фёдор Романович Наумов. Первые тракторы с механизатором Алексеем Михайловичем Гайдуком получили и перегнали из Серебряной, Астыровской, Колонийской МТС. Оба они живут в райцентре.

В 1946 году станцию переводят в Антоновку, но название на ней «Нижнеомская» так и осталось до самой реорганизации в РТС и полного упразднения.

Районные маяки

Перед началом Великой Отечественной получил громкую известность, после имени Пугачёва колхоз «Первая пятилетка» – начинал председатель правлении Сологуб, а продолжил его дело после войны Ф. Ф. Ревский, будучи инвалидом ВОВ, награждённый за заслуги орденом Ленина. Много сделал Фёдор Фёдорович для развития хозяйства, как мог, улучшал или облегчал жизнь сельчан. Его и сейчас вспоминают добрым словом.

Жизненный и трудовой путь председателей С. Д. Курносова и Ф. Ф. Ревского ярко просматривается во все военные и послевоенные годы вплоть до укрупнения и ликвидации колхозов. По существу безграмотные, они брали смекалкой и пытливым, глубоким крестьянским умом.

Решением Омского облисполкома и бюро обкома ВКП(б) эти две сельхозартели, начиная с 1945 года по 1950, за получение высоких урожаев, выполнение планов хлебозаготовок, сева, вспашки зяби и паров заносятся на областную Доску почёта.

Было бы несправедливо говорить только об этих людях. Их, таких руководителей, было немало, тех, кто посвятил свою жизнь земле, людям. Мы не можем не назвать такие фамилии. Некоторые ушли из жизни, другие на пенсии, а кто ещё и работает, несмотря на немалые свои годы, прошедшие фронт, катаклизмы мирного периода:

Николай Кириллович Ерёменко – колхоз «40 лет Октября»,

Григорий Романович Кучинский – имени Жданова,

Алексей Никитович Дияшин – имени Калинина,

Виктор Осипович Чайковский – имени Чкалова,

Григорий Александрович Неворотов – «Большевик»,

Андрей Харитонович Верещак – имени Кирова,

Иван Степанович Амелин – имени Сталина,

Иван Степанович Нарчук – имени Маленкова,

а также: Илья Иванович Коваленко, Михаил Филиппович Стадников, Фёдор Романович Наумов и многие другие.

Конечно, любой генерал не достигает победы без солдат, как и председатель без колхозников и ближайших своих помощников.

Государственные предприятия

Совхоз «Паутовский», значившийся под номером 158, в январе 1932 года выделился из «Иконниковского» в составе трёх ферм: центральная, Подольская и Любимовская. Позже организовалась четвёртая – Баркеевская.

Земельная площадь – 9451 гектар. Из них: пахотноспособные – 2629, сенокосы – 1850, выгоны – пастбища – 1233, остальные – болота и кустарники. При образовании совхоз получил 5885 голов КРС, в том числе 480 дойных коров. Не всех, а только дойных. Через год крупного рогатого скота насчитывалось уже 6795.

С начала образования в работах было занято:

гуртоправов – десять,

доярок – – 48,

телятниц – три,

скотников – десять,

ветеринаров – два,

учётчика – четыре,

счетоводов – восемь,

статистиков – один,

бухгалтеров – один,

управляющих фермами – трое.Интересные цифры, не правда ли? А вот ещё интереснее: на начало июня 1990 года в «Шутовском» насчитывается КРС – 3382, из них 954 коровы. Тоже на четыре отделения, только теперь хозяйство расположено на более обширных площадях. Но животноводов, всех, кто работает на фермах, включая специалистов куда больше, чем было 60 лет назад. Но сравнимы ли условия?

Безусловно, нет. В совхозе тогда наблюдался острейший дефицит жилья, особенно в центре. По существу, ни одного доброго животноводческого помещения, не говоря о каких-то механизмах. Если коровы всё-таки стояли под крышей в самых примитивных базах, то молодняк зимовал на улице.

И ещё факты для размышления. В ноябре и декабре 1932 года было по лучено 910 телят. По этим цифрам видно, что коров в совхозе содержалось, видимо, за пределами тысячи. Но что из этого осталось? На февраль 1933 года в совхозе пало 42 коровы, 25 голов молодняка и 832 телёнка осенне-зимнего приплода.

Надо расстрелять…

Прошлый очерк мы закончили на том, что директора «Паутовского» Зайцева слушали на коллегии мясо-молочного треста. Приводим в сжатом виде отчёт, стенограмма которого была подшита в архиве с годовым бухгалтерским отчётом (Фонд 97, Госархив).

Председательствующий спрашивает, когда Зайцев принял совхоз, где до этого работал.

– В должности директора, – отвечает, – с марта 1932 года (стаж 11 – 12 месяцев). До этого работал в Западных электросетях (в области неизвестно), директором техникума, председателем районного исполнительного комитета, секретарём райкома.

Вот такие зигзаги. Куда направляли, там и работал. Но не это интересно. Непонятно другое: почему в тресте интересуются биографией? Её что, раньше не знали? Не знали, кого натравляют в «Паутовский»? Или Зайцев в Омскую область уже приехал с направлением, что вполне возможно, направило Министерство совхозов.

– На момент организации, – продолжал директор, – совхоз не имел животноводческих помещений. Коров ставили в наспех сделанные – шатровые. Зимний растел происходил при температуре 30 – 40 градусов мороза (может, чуть загнул директор). Молодняк погибал, скот заболел туберкулёзом. (Вот с каких пор на районе эта зараза).

Так хозяйствовали. Тысячами гиб скот. Не жалко – кулацкий. Ни копейки не стоил государству. И хозяева, видимо, были никакие, далёкие от земли и её забот.

Дальше отмечалось в стенограмме, что в совхозе из-за недостатка строительных материалов, ничего, по существу, не сдаётся в эксплуатацию. Не налажен учёт в финансово-хозяйственной деятельности. Первый привал понятен. Из ничего ничего и не построишь. Наверное, не надо удивляться и негодной бухгалтерской деятельностью – не хватало специалистов, а, может, ответственности. Скорее и того, и другого.

Совхозу оказывается помощь – помните, у нас шёл разговор, за счёт кого создавались эти монстры – ближайшими колхозами. В первую очередь кормами, долг уже им составил около 30 тысяч рублей.

– Сколько у вас заместителей? – задаётся вопрос директору.

– Заместителя не имею, – следует ответ.

Если мы порой сейчас говорим, что «верхи» не знают, что делается на грешной земле, то, как видно из стенограммы, тогда трест вообще был далёк от крестьян, руководствуясь только отчётностью. Иначе бы очертя голову кинулись создавать государственные предприятия, которые заведомо обрекались на жестокие провалы.

– На бюро райкома ВКП(б) вас за такие, не заслушивали?

– Нет.

Сколько у вас в совхозе коммунистов?

19 человек. Из них членов ВКП(б) двое, 17 – кандидатов. На производстве 12 коммунистов, семеро – на руководящих должностях. Комсомольская ячейка состоит из 22 человек. Создавшуюся обстановку докладывал в райкоме, но помощи не получил, – так закончил свои объяснения директор.

В конце Зайцев, похоже, слукавил. Колхозам, скорее всего, дали указание из района поддержать это предприятие.

– За такие дела, тов. Зайцев, надо расстреливать, – следует заключительный аккорд. – Телята родились при вас, и все сто процентов погибли.

Стрелочник виноват?

Вряд ли директор был виноват в появлении этих «незаконнорожденных детей», их недееспособности. Не надо ли было поставить к стенке тех, в Москве, кто распорядился создавать совхозы и кое-кого на коллегии, кто – кровь из носу поспешил отрапортовать, что задание исполнено. Нет, нашли крайнего, который, естественно, не мог найти выход из безвыходного положения. Не с этих ли пор начали искать «врагов народа» среди совслужащих? «Кулаков» сослали, а продуктов сельского хозяйства не прибавилось, как обещали и городу, и деревне. Говорить о провале политики Сталина – табу. Не мог «вождь всех народов» ошибаться. Повернули руль на поиски «виноватых» в провале политики. И начали со «стрелочников». Потом уже дошли и до трестов и самого министерства.

Судите сами. По балансовому отчёту в «Шутовском» за 1932 год не числилось ни одного трактора, ни одного комбайна, ни одной автомашины. Задолжность по зарплате – повторяется и в наше время почти через 60 лет – составляла 23266 рублей, плюс колхозам – 27 тысяч, дебиторская задолженность 114000, банку 113000. По нынешним деньгам очень многие миллионы.

По отчётным данным жильём в совхозе обеспечен 241 человек. Имелось две столовые. Рацион кормления рабочих, (так указано в отчёте) состоял: суп; жиров – 100 граммов, картофель – 200 граммов, капуста – 50 граммов, круп – 50 граммов, хлеб – 800 граммов.

Вот как об этой поре вспоминает П. Ф. Грибач:

– Мы прибыли с родителями из Брянской области в «Паутовский» в 1937 году в деревню Подольск. Собственно деревней назвать трудно десяток изб и пластянок, плетёных мазанок. Лопату трудно найти, чтобы нарезать пластов для строительства. Жили и работали в нечеловеческих условиях.

Я был подпаском – тогда мне исполнилось 13 лет. Всегда впроголодь. В ту пору никакого личного хозяйства никто не имел. Даже огородов не было. (Как же, рабочий класс на земле, долой мелкобуржуазного крестьянина коровой и своей картошкой. Хотя последнюю приходилось у него покупать). Жили, или, вернее, выжили только благодаря обрату, которого на пять копеек можно было покупать сколько захочешь. Из него делали творог. Наливали летом в бочку, он жарился на солнце – и продукт готов.

Подтверждают документы

Читатель может не поверить, особенно молодой: как так, жили в деревне и ничего не имели? К сожалению, так оно и было. И не только в «Паутовском». Это подтверждают документы.

В балансовом отчёте был раздел «подсобные предприятия». В нём указано, рабочие «Паутовского» имели: 6 коров, 22 свиньи, 75 кроликов. На всех рабочих. Мяса рабочие не видели и в меню столовых его нет. А ведь общественное стадо было крупным. На одного рабочего приходилось: коров – 11, молодняка – 17, лошадей – две. В нынешних хозяйствах иметь бы поголовье в таких пропорциях.

Короче, скот оценивался, если говорить по большому счету, дороже человека. Сегодня мы жалуемся – плохо живём. Сравните, пожалуйста как жили люди тогда. Знаете, в колхозах люди жили получше, хотя имели свои огороды. Хлеба по 800 граммов они и в глаза не видели, никто их не обеспечивал ни крупами, ни жирами. Мясо? Да, какую-то курицу резали, реже поросёнка или овцу, бычка – никогда. Всё шло или в госпоставки или на базар, чтобы как-то одеться. Зато как и в совхозах обрату хватало. Сливки опять же шли государству.

Это тем для сведения, кто с болью в сердце вспоминает «светлые года» Сталина и тем, кто таким байка верит.

На отчётный период в «Паутовском» числилась одна школа на 15 детей. Но по какой-то причине 76 ребят школьного возраста нигде не обучались. Почему? Приходится только гадать. Видимо, не было сил у родителей послать ребёнка в другую деревню.

Из всего статотчёта, надеемся, заинтересует специалистов, рабочих такая графа: какие фермы переведены на хозрасчет и сдельщину? Мы-то думали, что это уже нынешнее, перестроечное новшество. Оказывается, нет. И тогда экономисты понимали, что без хозрасчёта не может быть рентабельного хозяйства. Потом та же сталинская система его прихлопнула. В хрущёвские времена он опять поднял голову – создавались арендные комплексные бригады: людям отдавали скот, землю – зарабатывай сколько хочешь.

Однако брежневской командно-административной системе не понравился «отход от социализма», всё быстренько разогнали. Это третий этап – какая его ждёт участь неизвестно. Если пойдём по методу «не поступаться принципами», то дальше разговоров не двинется.

В конце концов, Зайцева расстреливать не стали. Указали создать ещё одну ферму – строить государственное предприятие, так строить с размахом, – что и было сделано. Так появилась Баркеевка, которой, впрочем, давно нет.

Совхоз «Новоивановский»

Может, правда директор «Паутовского» оказался таким недотёпой, что развалил совхоз и его «попугали» расстрелом? Пример не типичный? Тогда давайте проследим за рождением ещё одного – «Новоивановского».

Он шёл под номером 236 и состоял из трёх ферм – вполне компактный и управляемый: центральная, Рождественская и пятый аул (Лесное). Начал свою деятельность вместе с соседом – шло разукрупнение совхозов-гигантов. Ему отрезали 11787 гектаров угодий, из них 644 гектара пахотных, 3245 – сенокосов, 2872 – выпасов, 5264 – неудобий.

Совхоз имел 2070 голов КРС, в том числе 1381 коров. За год приплод составил 154 телёнка – стельных коров, видимо, отдали «новичку» мало. На январь 1933 года стадо выросло до 2224, но из 188 растелившихся коров оказалось 34 выкидыша.

В совхозе было на тот период:

доярок – 50

телятниц – 70

скотников – 30

зоотехников – два

веттехник – один

В первый год посеяли: 87,4 гектара пшеницы, 229 овса, 51,8 – кукурузы (выходит, не Хрущёв был автором «королевы полей», до него знали, что она значит для животноводства), десять – свёклы, 60 – вики, 50 – подсолнечника. Трудно утверждать, что тогда не знали, что нужно скоту: за белок и сахар ещё и тогда хотели держаться. И силос, кстати, закладывали, по-настоящему корма консервировали.

Но что хозяева были липовые – это точно. Из посеянных зерновых и кормовых погибло: пшеницы – 51 гектар, овса – 111, кукуруза, свёкла, вика, подсолнечник – полностью. Что выросло скосили на корм скоту. Постучалась в дверь извечная крестьянская беда – засуха. Хоть в колхозах по соседству какой-никакой урожай зерновых собрали. В «Новоивановском» почти всё прошло прахом.

Удивляться опять же, собственно, особенно нечему. Тракторов и автомобилей совхоз не имел, силос тогда убирали сенокосилками.

И вот результаты первого года хозяйствования. Предписывалось надоить 7060 центнеров молока – план выполнен на 77 процентов, а сдача на 78,1. Нетрудно подсчитать, сколько приходилось на одну корову – где-то по 500 килограммов. И опять не надо удивляться. В совхоз согнали, как говорят, зоотехнический брак: туберкулёз, бруцеллёз, другие заболевания. Всё пришлось пускать под нож. В хозяйстве оставлено всего 47 здоровых коровы. В отсчёте, между прочим, подчёркивалось, что оставшееся маточное поголовье, видимо, уже заражено.

По итогам работы за первый год существования на коллегии треста должен был отчитываться директор «Новоивановского» Власов. Но, как мягко сказано в стенограмме, он «самовольно отлучился из совхоза». Короче, сбежал от расплаты. Ему, видать, пришлось бы похуже, чем соседу Зайцеву из «Паутовского». Того только постращали расстрелом, этого могли бы и шлёпнуть.

Отчёт пришлось держать секретарю партячейки Бондаренко. Она состояла, к слову, из десяти коммунистов. На коллегии партторгу было предложено дело Власова рассмотреть на собрании членов ВКП(б) о его пребывании в рядах и поставить этот вопрос перед райкомом. К сожалению, печальная судьба директора. Стрелочники расплачивались за всё.

В отчёте отмечалось, что никаких мастерских в совхозе нет, имеется две кузницы. Рабочих лошадей – сто. Четыре бани, три столовых – пропускная способность 200 человек. Не указано только за день или час. Имелась в Новой Казаковке – в совхозе не было своих – школа на 25 детей, хотя школьного возраста насчитывалось в три раза больше.

Рабочие совхоза имели: одну корову, 12 свиней, пять лошадей, (видимо, у казахов), и 50 кроликов.

Дебиторская задолженность составляли 18000 рублей, банку - 119 тысяч. Совхозу оказывали помощь соседние колхозы из Михайловки, Зенкуля – нашлись ещё нахлебники на их голову.

Предисловие к сказанному

Примерно также распадались и умирали другие совхозы: «Воскресенский», «Новоказаковский».

В 1929 – 1932 после раскулачивания, оставшиеся постройки по деревням перевозились во вновь организованные центральные усадьбы и фермы. Рабочими становились те же крестьяне тех же сёл и деревень, много пришлых вообще неизвестно откуда, кто не хотел вступать в колхоз. Набиралось, короче, с бору по сосенке, не имея никакого общего уклада.

Много приезжало городских, идейных ребят – комсомольцев. Поднимать сельское хозяйство. Тот период по праву надо считать «целинным №1». Хрущёвский – вторая волна, более цивилизованная и механизированная. Объединяет одно – никогда при таких движениях не считали деньги, плохо взвешивали, мало анализировали.

В первом случае надо было укреплять колхозы, если уж свершился перелом. Во втором – тоже заняться этим же, но одновременно больше обратить внимания на те территории, которые оказались «под немцем». Там ещё на быках пахали. Да и в Сибири из-за нехватки тракторов, сельхозмашин культура земледелия оказалась первобытной, пашня родила плохо, а в урожайные редкие годы не имелось возможности сохранить зерно. Впрочем, положение и сегодня мало меняется.

К концу тридцатых

Как и колхозы, государственные предприятия начали набирать силу к концу тридцатых, когда туда пришла техника, когда они понемногу обстроились.

В те годы капитальных животноводческих помещений, как сейчас, не строилось. Всё возводилось из местного подручного материала: лес, жерди, кустарник, глина, солома. К началу сороковых, дойные стада уже располагались в примитивных, но добротно слаженных тёплых и сухих помещениях.

Для телят ставили особые. Падёж их резко сократился, хотя туберкулёз и бруцеллёз не давали возможности для эффективной работы ферм.

В то же время в колхозах отход скота практически не наблюдался. Видимо, ещё раз подчёркиваем, трудодень бедно оплачивался, но являлся прочным стимулом работать как следует. За плохое отношение к делу наказывали – просто срезали, как тогда выражались, трудодни. Перспектива полуголодной жизни – мало получить хлеба осенью, лучший выход из положения. За невыработку «минимума» можно было запросто угодить под суд. Мы уже писали, был и такой закон, который устанавливал, сколько надо было за год иметь трудодней, то есть самый минимум. Иначе, если ты строптивый, а председатель колхоза на тебя злой, запросто заработаешь «принудиловку» – мера наказания суда – принудительные работы, что-то вроде нынешней «химии», а то и полноправный тюремный срок.

Однако вернёмся к совхозам. Производительность труда начала расти. В 1935 году Мария Ровтович из «Новотроицкого» надоила от своей группы (12 – 15 коров) по 2529 килограммов молока от коровы. За это поехала в Москву на счёт стахановцев и награждена орденом «Знак Почёта». Доярка из этого же хозяйства Анна Лезгунова в 1939 году получила по 4345(!) килограммов стала участницей ВДНХ, удостоена малой серебряной медали (В. С. Аношин, «Где шумел Артынский бор»).

Промышленность страны всё больше для сельского хозяйства стала поставлять машин, техники, жители села, в свою очередь, подняли урожайность, увеличили поставки зерна, да и трудодень, о чём мы уже писали, стал побогаче, заработки повыше. Казалось, жизнь входит в нормальную колею, стали как-то забываться страшные годы раскулачивания.

жүктеу/скачать 1.45 Mb.

Достарыңызбен бөлісу: