Рассказы о яхтсменах Сокращенный перевод с англ. В. В. Кузнецова

Море синеет...

Предисловие

Вероятно, всем известно, что в Средиземном море вода синяя, но насколько же оно синее в действительности, чем в воображении нашем или даже в памяти!

"Я никогда еще не видел море таким синим". Эти слова (из книги Гарри Пиджена "Вокруг света в одиночку") с красноречивой простотой выражают удивление и восторг, знакомые любому путешественнику.

Такие люди предпочитают путешествовать иным способом. До самых удаленных уголков земли добираются они на небольших парусных яхтах. Иногда достигают лишь прохладных балтийских вод, как сделал это Э.Ф.Найт. Иногда, подобно Джошуа Слокаму или Биллу Робинсону, плывут вокруг света. И даже совершают кругосветное плавание не однажды, как сделали Эрик и Сюзанна Хичкок.

Отнюдь не все они опытные мореплаватели. Так, Гарри Пиджен собственноручно построил судно, а навигацию изучал заочно. Некоторые, как, например, Слокам и Восс, старые мореходы. Но все они обладают прежде всего желанием увидеть как можно больше (причем с палубы своей яхты) и еще мужеством. Относительно мужества можно не сомневаться. Не один яхтсмен, желающий отправиться в кругосветное плавание, поворачивал вспять, попав в первый понастоящему крепкий шторм.

Есть и еще одна отличительная особенность у таких путешественников. Они умеют писать - рассказать, как все было. Именно эта их особенность и заставила автора создать эту книгу.

Ну не чудо ли? Сидя в кресле у камина, мы можем путешествовать вместе с ними, гораздо быстрее, чем на грохочущем реактивном самолете, перенестись из сырых трущоб промышленного города с его пасмурным небом к сверкающим в солнечных лучах водам, которые ласкают раскаленный песок какого-нибудь из островов Фиджи.
Книга всегда лучше, чем фотографии или фильм. Все, кто видел фильмы, поставленные по книге, знают, что зачастую кинокартина разочаровывает. Книги же позволяют читать между строк и ясно представлять радость и восторг мореплавателя, высадившегося на берег после долгих недель, проведенных в море. Позволяют понять его тревоги, неудачи, разочарования и страх. Ведь именно сочетание радостей и невзгод, успеха и несбывшихся надежд придает очарование путешествию на маленьком судне. Прибыть в какой-то порт (как бы ни был он сам по себе заманчив) на борту лайнера - событие обыкновенное. Прибыть туда же на парусной яхте - значит, испытать удивительное ощущение, благодаря которому даже самый захудалый порт где-нибудь на северо-востоке Англии превращается в волшебный край.

Настоящая книга посвящена тем, кто любит море и приключения, кто неравнодушен к зову дальних стран. Но особенно она предназначена "кресельным" морякам (а имя им - легион!), которые по множеству причин могут совершать плавания лишь по страницам книг.

Джошуа Слокам - первый кругосветный мореплаватель-одиночка

"Вокруг света в одиночку" - книга, которая, пожалуй, в большей степени, чем какая-либо другая, побуждала людей попытать счастья на море. Более того, те, кто не рассчитывает совершить путешествие дальше, чем, скажем, из Солента в Пул-Харбор, могут читать ее и мечтать. Книга эта - неотъемлемая часть всякой хорошей библиотеки.

Кто же был человек, который ее написал? Портрет его можно набросать в общих чертах, изучив основные события его жизни, столь полной приключений, что рассказ о ней читается как роман, притом захватывающий роман!

Капитан Джошуа Слокам родился в 1844 году в Новой Шотландии и был потомком мореходов, хотя отец его хозяйничал на ферме. С восьми лет начал он работать на отцовской ферме на Брайерс-Айленде, и нельзя не удивляться тому, что человек, получивший столь скудное образование, научился писать так хорошо, так выразительно и четко. Он прекрасно сознавал недостаточность своего образования и отмечал в книге, что писал ее "рукой, которая, увы, больше привыкла к секстану, чем к перу".

Прошло много времени с тех пор, а нас все еще поражает удивительная наблюдательность этого замечательного моряка, к тому же скромного, превосходно знающего свое дело и, главное, обладающего чувством юмора. Все это несомненные признаки таланта. Книга его полна насмешливых и забавных намеков.

В детстве Джошуа жилось нелегко. Работая на ферме у отца, он мечтал о море и кораблях и все свободное время проводил на воде. Отец не одобрял его страсти к морю. Однажды (Джошуа было тогда 12 лет) отец обнаружил, что сын вместо того, чтобы работать, мастерит модель парусника. Любовно изготовленная поделка была разломана на куски, а Джошуа получил основательную порку. Слокам убежал из дома: ферма лишилась работника, а мир приобрел моряка. Но похоже, что он не обиделся на отца, поскольку в начале книги пишет: "Отец мой был таким человеком, который, очутись он на необитаемом острове, сумел бы вернуться домой, если бы у него был складной нож да еще какое-нибудь дерево под руками. Он превосходно разбирался в судах, но старая глинобитная хижина и ферма, которую он имел несчастье унаследовать, словно якорь, удерживали его".

Джошуа Слокаму удалось получить место юнги (иногда он работал и коком) на рыболовном судне, плававшем в заливе Фанди. На ферму он не вернулся.

Командовать судном он начал в 1869 году, когда ему исполнилось 25 лет. Это была шхуна, ходившая из Сиэтла в Сан-Франциско и обратно. По нашим сведениям, на ней перевозили зерно и уголь, но скорее всего это был зерновоз, который приспособили для перевозки угля, когда трюмы его стали непригодными для транспортировки зерна. Год спустя Слокам командовал барком "Вашингтон", что являлось повышением: "Вашингтон" возил в Австралию генеральный груз. Специальным рейсом он должен был из Сиднея отправиться на Аляску. Обстоятельство это весьма существенно. "Вашингтон" вез строительные материалы, предназначенные для постройки рыболовных ботов.

Прежде, когда Слокам обслуживал рыбоконсервные заводы на Тихоокеанском побережье Северной Америки, он сам сконструировал и построил небольшое судно. Слокам ходил на нем целый сезон, а потом выгодно продал. Это доказывает, что и проект и качество постройки были хорошими. Именно поэтому владельцы "Вашингтона" и направили молодого моряка на Аляску, чтобы возглавить там работу. Опыт, приобретенный Слокамом, оказался весьма кстати позднее, когда он взялся за постройку судна, достаточно прочного и мореходного, чтобы на нем можно было совершить кругосветное путешествие. В Сиднее Слокам женился, и жена сопровождала его на Аляску. Во время перехода барк не раз попадал в крепкий шторм, и в конце концов его выбросило на берег. Судно пришлось покинуть. Но Слокам не хотел сдаваться. Сняв с барка необходимое оборудование, он прежде всего соорудил временное жилье для команды. С помощью местных жителей индейцев построил 10-метровый китобойный бот и, используя его и два бота поменьше, целый сезон успешно промышлял китов.

Позднее Слокам на баркентине "Конститьюшн" ходил из Сан-Франциско в Австралию и на острова Тихого океана. Она принадлежала тем же судовладельцам, что и злополучный "Вашингтон". Следовательно, хозяева были высокого мнения о Слокаме и не считали его повинным в гибели барка. В 1873 году Слокам снова становится судостроителем. Когда Слокам командовал барком "Бенжамен Эймар", хозяева продали судно, и он оказался не у дел. Осев в Маниле, он познакомился с неким мистером Джексоном, проектировщиком судов. Слокам, искавший работу, согласился построить судно по чертежам Джексона. Он взялся за работу со свойственной ему деловитостью.

Расчистил участок в джунглях, построил дом: ему нужно было удобное жилище - у него были жена и дети. Позаботившись о своих близких, он начал постройку судна. Местные жители дружелюбно относились к Слокаму и помогали ему, чего нельзя было сказать о китайских судостроителях, живших севернее. Узнав, что "чужак" выхватил у них из-под носа выгодный подряд, они невзлюбили его и собирались уничтожить самодельную верфь Слокама. Им удалось бы это сделать, если бы не местные жители - с их помощью Слокам отбил два нападения. Судно, построенное для Джексона, удалось спустить на воду в срок.

Помимо денег, Слокам получил шхуну "Пато" водоизмещением 90 тонн. Командуя "Пато", он пустился в авантюру, достойную приключенческого романа, - направился к рифу Норт-Дейнджер, расположенному в 400 милях от берега. Там на сравнительно небольшой глубине затонул английский барк. Группа, зафрахтовавшая "Пато", знала, что в трюмах барка находится ценный груз. Но искателям сокровищ не повезло. Правда, затонувшее судно было найдено, но когда начались работы, барк сполз с рифа и опустился на значительную глубину.

Слокам сменил не одно судно. Но, пожалуй, лучшим из судов, которыми он командовал, был "Нортерн-Лайт" - удивительно красивый корабль с прямым вооружением (Слокам фактически был его совладельцем). Затем небольшой барк "Аквиднек", о котором он писал: "...маленький барк, казавшийся мне самым совершенным созданием рук человеческих; при хорошем ветре ему ничего не стоило обогнать и пароход". У берегов Бразилии судно потерпело кораблекрушение, но Слокам спасся и построил "Либердаде" - небольшое 7,5-метровое судно, которое оснастил как китайский сампан. В книге "Плавание на "Либердаде" он писал, что это "самое удобное в мире вооружение".

На своем необычном судне Слокам вернулся в Бостон; к этому переходу американские газеты проявили весьма большой интерес. Однако слава не смогла дать ему единственного, чего он желал, - капитанской должности. В 90-х годах прошлого века капитану не так-то просто было найти работу. И вот теперь-то и начинается наш рассказ.

Слокам уже два года болтался на берегу, когда ему предложили изрядно потрепанный, преклонного возраста шлюп "Спрей" длиной 10,5 метра. Шлюп этот, закрытый брезентом, стоял на подпорках в Ферхейвене, являя собой довольно жалкое зрелище.

Согласно условиям, Слокаму должны были помочь оборудовать "Спрей" и спустить на воду. Но когда он приехал в Ферхейвен и увидел судно, он, по его словам, понял, что приятель, всучивший ему это корыто, смеется над ним.

Оказалось, посудина простояла более 7 лет и превратилась, по существу, в развалину.

Однако Слокам знал, что смеется тот, кто смеется последним, и сразу принялся за ремонт. Да еще с каким усердием и решительностью: "...я срубил крепкий дуб, росший поблизости, чтобы вытесать из него киль..." Слокам строил добросовестно и старательно. Никто лучше его не знал, как важна прочность корпуса; недаром капитаны-китобои, пришедшие из Ныо-Бедфорда, чтобы посмотреть, как у него идет дело, высоко оценили его работу. Материалы стоили Слокаму 553 доллара, а строительство заняло год и один месяц.

"Спрей" после переделки вооружения в южноамериканских водах (бушприт и грота-гик укорочены, поставлена бизань) имеет вооружение иола (длина 11,02 м; ширина 4,25 м; водоизмещение 9 т). К бамбуковому шесту - утлегарю, принайтовленному к бушприту, можно было прикреплять летучий кливер.

В первую навигацию Слокам занимался рыбным промыслом, но не переставал мечтать об океанских плаваниях и дальних странах. В отличие от кругосветных мореплавателей, которые "намеревались сперва сходить неподалеку, а уж потом решиться на более длительное плавание", он задумал пойти сразу вокруг света. Если учесть, что до него еще никто не совершал кругосветного путешествия в одиночку, становятся очевидными все мужество и решимость этого человека.

Всякий, кто когда-либо пытался ввести в гавань тяжелую яхту длиной метров 10 при сильном попутном ветре и волнении - а Слокаму это удалось, - знает, что для этого требуется большой опыт и недюжинное мастерство. Но капитан пишет об этом просто и скромно - верный признак настоящего человека, проявляющийся на каждой странице его книги, и чтение ее доставляет особое наслаждение.

В конце концов Слокам, сделав все необходимые приготовления, 2 июля вышел из Ярмута с намерением пересечь Атлантический океан. Последуем и мы за ним.

"Я надежно уложил весь груз: ведь меня ожидал бурный Атлантический океан. Потом спустил стеньгу, чтобы увеличить остойчивость судна, и закрепил на палубе. Затем выбрал и заново закрепил фалы, убедился в прочности крепления бушприта и принайтовил тузик, поскольку даже летом в океане можно попасть в шторм.

И действительно, штормило уже несколько недель, но 1 июля после крепкого норд-веста задул ровный попутный ветер, обещавший судну хороший ход. На другой день, когда встречное волнение уменьшилось, я наконец покинул Америку. Вот запись в вахтенном журнале, сделанная в первые дни плавания на "Спрее": "9.30. Вышли из Ярмута. Прошли мыс Сейбл. Дистанция 3 кабельтова. Скорость 8 узлов. Свежий ветер от норд-веста. Перед заходом солнца я поужинал клубникой, выпил чаю. Судно рассекало гладкую воду под прикрытием побережья."

В полдень 3 июля прошли траверз острова Айронбаунд. "Спрей" снова старался изо всех сил. Нынче утром из Ливерпуля (Новая Шотландия) вышла большая шхуна, державшая курс на восток. Через пять часов "Спрей" оставил ее далеко за кормой, В 6.45 подошел к маяку на мысе Чебакто-Хед, неподалеку от Галифакса. Я отсалютовал флагом и пошел полным курсом, чтобы еще засветло быть восточнее острова Сейбл. На побережье множество маяков и знаков. На Самбро (Скала стенаний) стоит великолепный маяк, который, увы, не был замечен с лайнера "Атланткк" в ту ночь, когда произошла катастрофа. Я иду в открытый океан, за кормой один за другим гаснут огни, наконец исчез из виду и последний - Самбро. "Спрей", оставшись в одиночестве, продолжал путь. 4 июля в 6.00 взял два рифа. В 9.40 вечера я с трудом разглядел тусклый свет маяка на восточной оконечности острова Сейбл, который по праву можно назвать "островом трагедий". Туман, которого прежде не было, теперь спустился и навис плотной пеленой над морем. Я очутился в царстве тумана, отрезанный от внешнего мира: огня маяка уже но было видно. Делая частые промеры глубин, я установил, что после полуночи миновал восточную оконечность острова и что опасный участок мелей и рифов вскоре должен остаться позади. Ветер был благоприятным, хотя и дул с зюйд-зюйд-веста, принося с собой туман. Я слышал, что за какие-то несколько лет остров Сейбл, имевший длину 40 миль, уменьшился вдвое и что из трех маяков, построенных на нем после 1880 года, два смыто, а скоро рухнет в море и третий.

Вечером 5 июля "Спрею", целый день подпрыгивавшему на коротких крутых волнах, взбрело в голову продолжать путь без помощи рулевого. Все это время я правил на зюйд-ост-тень-зюйд, но затем ветер начал немного заходить, и судно, "попав в струю", пошло на зюйд-ост со скоростью 8 узлов.
Я прибавил парусов, чтобы поскорей миновать район наиболее оживленного движения паровых судов и выйти в зону Гольфстрима. К вечеру туман рассеялся, и я увидел солнце в тот момент, когда оно коснулось горизонта. Я посмотрел на восток и на самом конце бушприта увидел полную луну, с улыбкой поднимавшуюся из моря. Сам Нептун, появись он на носу моего шлюпа, не смог бы поразить меня в большей степени.
- Добрый вечер, сэр! - воскликнул я. - Рад вас видеть!

С тех пор я не раз беседовал с человеком на поверхности луны и поверял ему свои мысли.

Около полуночи снова опустился туман, еще более плотный, чем прежде. Казалось, на него можно ступить ногой. Прошло несколько дней. Ветер усилился до штормового, волны становились все выше, но судно было надежное. Окруженный стеной тумана, я все сильнее ощущал одиночество, чувствовал себя букашкой на соломинке, попавшей в бурю. Закрепив намертво руль, я уходил спать, а судно шло само по себе.

В эти дни у меня все чаще появлялось какое-то жуткое ощущение. Память работала поразительно четко. Зловещее, незначительное, великое, удивительное и обыденное - все это странной чередой проходило перед умственным взором. Давно забытое, что, казалось, принадлежит кому-то иному, а не мне, вновь возникало передо мной. Голоса прошлого, смеясь, плача, рассказывали то, что я некогда слышал в разных уголках света.

К 10 июля, за восемь дней плавания, "Спрей" отошел на 1200 миль от мыса Сейбл. Полтораста миль в сутки - неплохо для такого судна! За все плавание это был лучший результат. Вечером 14 июля экипаж "Спрея", настроение которого значительно поднялось, закричал: "Парус на горизонте!" Оказалось, что это была баркентина. Наступила ночь. Судно мое шло само по себе, на руле стоять было незачем. Ветер дул с зюйда. Я закрепил надлежащим образом паруса, и мы двигались на ост. Я часто выходил из рубки на палубу, но все было в порядке, все так же весело поддувал свежий ветер. Наутро "Спрей" догнал баркентину. Это была "Ла Вагиса", вышедшая из Филадельфии двадцать три дня назад; она возвращалась в Виго, свой родной порт. Впередсмотрящий заметил нас с мачты еще накануне. Когда шлюп приблизился к баркентине, капитан спустил мне бутылку вина; оно оказалось превосходного качества. Он также прислал визитную карточку, на которой было указано: "Хуан Гантес". По-видимому, он, как многие испанцы, был хорошим человеком. Но когда я попросил его по приходе в порт передать, что со мной все в порядке ("Спрей" резво обходил его), он пожал плечами, подняв их выше головы. Помощник, знавший о моем путешествии, сказал ему, что я плыву один. Капитан перекрестился и удалился в каюту. Больше он не появлялся наверху. К заходу солнца баркентина отстала на столько же, на сколько была впереди накануне.

Жизнь становилась все менее однообразной. 16 июля с норд-веста дул ровный ветер, море было гладким. С наветренного борта по скуле я заметил крупное судно. То был барк "Ява", приписанный к Глазго и шедший из Перу в Куинстаун. В 2.30 я разговаривал с его капитаном, смахивавшим на медведя. Впрочем, на Аляске я однажды встретил медведя, который выглядел куда дружелюбнее. Во всяком случае, тот медведь, казалось, обрадовался встрече со мной, в отличие от этого старого гризли. Может быть, конечно, мой окрик помешал капитану, и вид крохотного шлюпа, обходящего громадное судно, подействовал на него, как красная тряпка на быка. При слабом ветре, дувшем три последних дня, я имел значительное преимущество перед крупными судами.