Вместо предисловия

Книга Л.Н.Кондакова написана как автобиографическая повесть. Название книги продиктовано записью в его военном билете. Получая военный билет в военкомате, ему была сделана запись: «В Отечественной войне не участвовал».

Книгу можно разделить на три части:

Немецкая оккупация.

Немецкий трудовой лагерь.

Участие в движении Сопротивления во Франции.

Книга не лишена художественного вымысла. Пытаясь избежать большого количества действующих лиц, автор прибегает к концентрации событий на одном лице. Так, например, две Валентины — Валя Макарова и Валя Чернецова иногда запутывают читателей.

Что касается жизни в лагере, то это трагическая смерть его четверых товарищей при бомбежке, когда главный герой видит гибель своих друзей и их обезображенные трупы.

Красной нитью проходит по всей книге тоска по Родине, скорбь по родным, ежедневная неизвестность своей судьбы.

Повесть лишена банальных сцен и подвигов. Нужно отметить, что партизанское движение во Франции значительно отличается от партизанского движения на оккупированных областях Советского Союза, где партизанское движение было специально создано, а во Франции было стихийно. Только перед высадкой союзников движение Сопротивления приобрело целенаправленный и координированный характер.

Хорошо показана встреча польской дивизии Генерала Андерса, которая отказалась воевать на советском фронте и была перенаправлена во Францию через Иран, хотя сформирована была в Советском Союзе.

После расформирования партизанского отряда Алеша был направлен в Первый Советский Партизанский Полк во Франции, который занимался охраной фильтрационных пунктов советских граждан, прибывающих из Эльзаса, Лотарингии, Бельгии, Германии и других мест.

Заключительная часть книги посвящена мытарствам возвращения домой. Путь домой был труднее, чем во Францию. Кроме бюрократических трудностей присоединялись физические и моральные.

нельзя найти строк сочувствия к народам,

которых выселяли с родных мест, и совсем

немного — к миллионам, которые безвинно

претерпели за фашистскую оккупацию,

к миллионам, которые претерпели за плен».

«О милосердии»

Было начало июня 1941 года — пора встречи белых ночей — одной из достопримечательностей природы Ленинградской области. На берегу, возле школы, группами по четыре—пять человек, а кое—где и парами ходили, сидели, бегали девушки в белых платьях и юноши в праздничных костюмах. Громкий смех выдавал их радость и веселье. Из раскрытых окон второго этажа школы слышались звуки струнного оркестра и шуршание ног о пол. Заканчивался выпускной вечер семиклассников.

Люди старшего поколения называли здание школы лазаретом. Видимо помнили, что в годы первой мировой войны в этом здании находился лазарет для раненых. Некоторые, более молодые считали и называли ее приютом, где сразу после революции находились сироты, порожденные разрухой и гражданской войной. Сами же школьники и ребята из других школ называли ее просто «красной» школой из—за ее наружного вида и в отличие от новой, недавно построенной десятилетки, которая была выкрашена снаружи белой известью.

Официально до этого года, школа именовалась неполной средней, а в последний учебный год, когда были организованы восьмой, девятый и десятый классы — стала десятилеткой. Поэтому большинство струнного оркестра составляли ученики десятого класса, за исключением ударника и одного из мандолинистов — учеников седьмых классов, которых старшие ребята взяли в оркестр за их незаурядные способности. Руководил оркестром ученик десятого класса Вадим Славин, который прекрасно пел баритоном под оркестр. Особенно ему удавались нежные лирические песни и танго.

Второй этаж школы занимали два седьмых класса: седьмой «А» и седьмой «Б». Стена, разделяющая эти классы, состояла из нескольких створок на петлях, видимо оставшиеся от лазарета. При необходимости створок раздвигались «гармошкой» в обе стороны и образовывался большой зал со сценой; парты и столы отодвигались к стенам, образуя пространство для игр, танцев или физкультурных занятий.

Выпускной вечер семиклассников состоял из двух отделений: торжественной части, где вручались свидетельства об окончании неполной средней школы, и выступления художественной самодеятельности с песнями и танцами.

После вручения свидетельства выступил секретарь комсомольской организации школы, который поздравил выпускников, как будущих комсомольцев и просил тех, кто останется в Поселке на лето, принять активное участие в работе комсомольской организации по созданию детских и пионерских площадок и выполнять ряд других поручений, так как старшим ребятам еще нужно сдавать экзамены, а десятиклассники покинут школу.

Все заверили секретаря, что комсомольская организация может рассчитывать на их помощь. Не знали тогда эти пятнадцатилетние мальчишки и девчонки, что пройдет всего лишь две недели и их помощь нужна будет в более серьезном деле. Суровая судьба ворвется в их жизнь: с потом и кровью, с дымом и пламенем пожарищ, с нуждами и лишениями. Те, кто хотел продолжить учение, — погибнут в концлагерях, те, кто хотел работать на заводах и фабриках, — будут расстреляны «за ручьем», те, кто мечтал стать артистом, музыкантом, — в двадцать лет станут инвалидами или погибнут в горнице войны. Немногие встретиться вновь еще молодыми, но печать лишений и испытаний будет сопровождать их всю жизнь.

Но вернемся в школьный зал, где Вадим Славин объявил вальс — финал. Два седьмых класса, взявшись за руки, образовали большой круг, в котором пары, в основном из девушек, припрыгивая, как молодые козочки, полные радости и веселья двигались по кругу; многие мальчики не умели танцевать и стеснялись учиться на глазах у такого количества своих сверстников.

В окнах школы повеяло свежестью с реки, над которой поднимался белесый туман. Было совершенно светло, как днем. Хотелось дышать воздухом, наполненными летним ароматом цветущих трав. Оркестр заиграл марш и ребята с девчатами, помахивая оркестрантам руками, стали покидать школу, продолжая на улице пения и шутки.

Поселок готовился ко сну. Движение по Большой дороге — так в поселке называли шоссе Ленинград — Москва, не было. Группы выпускников двигались по дороге во всю ее ширину, затем, по мере приближения к домам, разделялись на пары или входили в дома, где родители ждали своих детей.

Алексей Захаров и Николай Мельников вышли из школы одними из последних: нужно было убрать ударный инструмент и барабаны, на которых играл в оркестре Николай. Алексей играл на мандолине, которую он всегда уносил домой. На берегу реки, почти у самой воды, стояли две девушки, которых ребята сразу узнали. Это были их одноклассницы, больше того, это были их подруги, дружба с которыми началась у них довольно своеобразно. Еще когда учились в шестом классе, у них сложился обычай — перед Новым годом, обязательно на уроке немецкого языка или географии, посылать через весь класс новогодние пожелания, иногда с намеком или шуткой. Алексей и Николай сидели за одной партой, которая стояла первой, прямо у стола учителя. Они не были особенно дружны до тех пор, пока однажды Николай не пришел на репетицию школьного оркестра, где Алексей играл на мандолине. В этот день отсутствовал товарищ, игравший на барабане. Вадим попросил Николая «побить», или, как еще говорили — «постучать». Сначала робко, затем смелее, Николай отбивал такты музыки. Играть стало легче, и музыка лилась стройнее. Так Николай был принят в оркестр и ребята стали дружить. Жили они недалеко друг от друга и часто встречались, а иногда вместе делали домашние задания.

Через парту за ними сидели две подружки—хохлушки, которые на учебу в школе смотрели легкомысленно то ли потому, что обладали незаурядной памятью, то ли потому, что учеба давалась им легко. Учились они средне, без «неудов», или, как говорилось, посредственно, но веселья у них хватало на весь класс. Своим поведением они старались подражать ученицам десятых классов. Да и дружили они больше с девушками старше их. Обе они имели в семье старших братьев, которые работали на заводе и иногда баловали своих сестренок: то дадут им денег на кино, то проведут в клуб на танцы. А подруги их братьев делились с ними любопытными секретами.

В классе существовал неписанный закон: если передается кому—либо записка, никто не имел права прочитать ее. За это строго наказывали, даже бойкотировали того, кто посмел нарушить закон. Однажды, перед Новым годом, по партам поползла бумажка с пожеланиями. Как ни старалась это делать незаметно и бесшумно, все же учительница немецкого языка заметила и перехватила две записки. Эти записки были адресованы Леше и Коле. В одной записке было написано:

«Леша, Валя приглашает нас с тобой на праздник Новогодней елки.

Надя К.»

«Коля, приглашаю тебя на праздник Новогодней елки.

Валя М.»
Учительница немецкого языка, прочитав записки, только сказала:

— Я их передам классному руководителю для принятия мер.

Так никто и не узнал, что было написано в записках и кому они были адресованы. Классным руководителем была учительница литературы и русского языка — Валентина Васильевна. На другой день Валентина Васильевна, прежде чем начать урок, сказала:

— Леша Захаров, пересядь, пожалуйста, к Наде Калининой, а Валя Макарова пересядь к Коле Мельникову. Так будет и для класса лучше.

Надо сказать, что в классе была полная «демократия»: рассаживались кто с кем хотел на всех уроках, кроме литературы и русского языка. Если на этих уроках кто—то сидел не на своем обычном месте, Валентина Васильевна говорила:

— Опять в классе непорядок.

И все знали, о ком идет речь, и обращали внимание на «нарушителей». Если не было каких—либо уважительных причин, виновник водворялся на место.

В Новогодние каникулы у Вали Макаровой была устроена елка. Она стояла не посередине комнаты, а отодвинута к стене. Все свободное пространство комнаты было предназначено для танцев. Праздник прошел весело. В заключение праздника был устроен стол с чаем, конфетами и пирогом. С этого вечера ребята и девушки стали дружить. Вместе ходили в кино, на танцы, где Леша и Коля играли в оркестре. Иногда в клубе проводились вечера молодежи и школьников. Летом Алексей и Николай играли в детской футбольной команде, а девушки болели за них. Зимой вместе участвовали в лыжных соревнованиях.

В седьмом классе они уже сидели вместе весь год, и когда плохо отвечал на уроках один из них, или, еще хуже, получал неуд — все краснели, а учителя, зная такую дружбу ребят, старались вызвать другого, который отвечал более правильно и получал положительную оценку, что смягчало огорчения.
—Эй, музыканты, не хотите ли освежиться? — крикнула Валя.

Ребята знали, что девушки ждали их, и поэтому, спускаясь к реке Николай, сказал:

—А что, Леша, давай девушек освежим, — лукаво подмигнул он, намереваясь столкнуть их в воду.

—Не могу, — ответил Леша. — Мандолину жалко, — показывая на руку, в которой держал инструмент.

Девушки, смеясь и подталкивая друг друга, стали подниматься на берег. Надя, опираясь на Лешино плечо, стала надевать туфли.

—Ну, куда теперь? — спросил Николай.

—Пошли на наше место, — предложила Валя.

—Я не об этом спрашиваю, — проговорил Николай, показывая свидетельство в развернутом виде.

—А об этом сейчас говорить не будем! — бойко ответила Надя.

—Поживем — увидим!

—Я разговаривал с отцом, — сказал Леша. — Предлагает до шестнадцати лет погулять, отдохнуть, а в июле, получив паспорт, устроиться учеником токаря—расточника на заводе.

У Коли отца не было. Он умер, когда Коля был во втором классе.

—Мне мама советует поговорить с дядей, — сказал Коля. — Он у меня военный. Может быть, пойду в артиллерийскую спецшколу?

—Ну, а мы с Надей пойдем в восьмой класс, — заявила Валя, — там мальчики будут взрослыми и умные. Правда, Надя?

Надя промолчала, о чем—то думая, а затем сказала:

—Пока не знаю.

Разговаривая, ребята дошли до Надиного дома. Рядом был дом Вали Макаровой и ребята распрощались, условившись завтра встретиться на пляже.


ПОСЕЛОК
Он основан в 1714 году и был почти ровесник Петербурга. Основан как ямская станция на пути из Петербурга в Москву. Поэтому проживали здесь в основном ямщики и крестьяне, именовавшиеся государственными. Никакого барина в поселке не было. Подати платили вывозом в Петербург в виде сена, дров, зерна, молока и других сельскохозяйственных продуктов.

Прадед Леши Захарова по линии матери был ямщиком, а прадед по линии отца − рабочим на строительстве Николаевской железной дороги. Дед тоже работал по ремонту пути, а когда заболел, устроился ночным сторожем в местную церковь. Имея свои наделы земли и скот, жили сравнительно безбедно. Но денег не хватало, и бабушка ходила по людям — стирала белье.

Октябрьская революция пришла в Поселок спокойно и незаметно. Гражданская война не коснулась его, если не считать некоторых лишений из-за отсутствия керосина, мануфактуры, сапог и других невзгод, связанных с войнами.

В Поселке многие были между собой в родственных отношениях. Большинство трудоспособного населения работало на железной дороге или на заводах Ленинграда, Имея сравнительно большие приусадебные участки и проживая поблизости от большого города, население держало скот и занималось сельским хозяйством, а излишки продавало ленинградцам, в Особенности молоко и мясо.

Река делила Поселок на две части. Самым большим промышленным предприятием здесь был местный лесозавод, хотя, кроме распила древесины, там ничего не производи­лось. По реке сплавляли бревна. Нередко они лежали в воде до середины лета, что представляло для мальчишек неограниченную возможность показать свою храбрость и ловкость, бегая через речку.

В начале тридцатых годов в Поселке проводилась коллективизация, но поскольку большинство населения было рабочими, колхоз был слабым и малочисленным. В него вошли несколько коренных жителей и ряд приезжих семей. В это же время был организован «Промкомбинат», объединивший артели, оставшиеся от нэпа. Был организован и леспромхоз, но в Поселке располагались лишь его контора да лесопильный завод. Большинство же отделений находилось в окрестных деревнях, занимаясь заготовкой древесины, а также ее вывозом и сплавом.

В середине 30-х годов Поселок настигло несчастье: произошел большой пожар. Полтора десятка домов было уничтожено огнем. На месте пепелища были построены большие каменные здания, в которых располагались банк, райсовет, а в двухэтажном деревянном здании на первом этаже открыли столовую, второй этаж занимала гостиница, которую называли «Домом крестьянина». Жизнь Поселка оживилась тем, что он стал районным центром. В помещении бывшей церкви сначала был аэроклуб, в котором Алексей, Николай и другие ребята занимались в авиамодельном кружке, а затем — Дом культуры с летней эстрадой, выходящей на берег реки, куда часто приглашали школьный оркестр.

В жаркие летние дни вокруг эстрады располагались отдыхающие, пришедшие искупаться и позагорать. Любители позагорать переплывали на другой, более высокий, берег. Несколько ниже, в излучине, где ручей впадает в речку, был «детский» пляж, небольшая глубина и песчаное дно которого привлекали родителей с детьми.

В это время из здания вы­шел Вадим Славин и помахал ребятам рукой, подзывая к себе.

- Вы выступаете третьими, сразу за танцевальным ансамблем Дома культуры, — ска­зал Вадим. — Всем находиться на балконе. Да приведите в порядок инструменты.

- Николай, найди Слуховых и Валю Чернецову, — обратился Вадим к Коле Мельникову. — Я их должен видеть.

Братья Глуховы, Илья и Владимир, должны были исполнять песню «Мальчишка», а Валя Чернецова, ученица девятого класса — песню «Орленок».

Алексей увидел, как с мостика спускалась группа их одноклассников, среди которых были Надя и Валя. Он помахал им рукой.

— Где будем располагаться? — спросили ребята.

— На балконе, — ответил Алексей. — Мы выступаем третьими.

Солнце уже крепко припекало, а в здании было прохладно. Половина зала была заполнена публикой, в основном участниками смотра и их сопровождающими. Расположились на балконе, заняли первый ряд, у самого барьера: отсюда было хорошо видно, А внизу первый ряд занимали жюри и почетные гости.

Первыми выступали участники хора Дома культуры. Они исполнили несколько песен. Выступление танцевального ан­самбля было принято, что называется, «на бис».

Ребята уже забирали инст­рументы, когда на авансцену вышел секретарь райкома комсомола и объявил, что смотр художественной самодеятельности временно прекращается.

— В двенадцать часов по радио будет объявлено важное правительственное сообщение, — сказал он. — Рекомендую всем его прослушать.

По залу глухо пронесся слух: «Война...»

Зал быстро опустел, все начали расходиться. Большинство ребят и девчат пошли к себе домой. У хозяев, в домах которых были установлены радиоприемники, скопилось столько народу, что попасть туда было невозможно.

Оставив инструмент на балконе, Алексей и Надя направились к своим домам, договорившись в час дня снова встретиться в Доме культуры.

Когда Алексей пришел домой, мать хлопотала у плиты.

— Мама, включай репродуктор, — с порога сказал он.

— Что случилось? — не отрываясь от своего дела, спросила она.

— Кажется, война... — коротко ответил он, подойдя к черной шляпе радио и включив его.

— Типун тебе на язык! — встревоженно проговорила мать, вытирая руки о передник.

Из репродуктора раздавались звуки музыки.

— Ты где это слышал? — с тревожным недоверием спросила мать.

— Сейчас услышишь и ты, — сказал Алексей.

В это время музыка прекратилась, и диктор объявил, что будет передано важное правительственное сообщение. Из комнаты, протирая глаза после сна, вышла сестра Нина. По радио выступал В. М. Молотов. Он сказал, что немцы вероломно нарушили нашу границу, бомбили советские города, имеются жертвы среди мирного населения, но наше дело правое, и враг будет разбит.

— Как же отец? — воскликнула мать.

Алексей, стараясь успокоить мать, сказал, что наши войска не пропустят немцев через границу, а отец уже, наверное, подъезжает к Москве. Отец Алексея был поездным вагонным мастером, сопровождал пассажирские поезда на южном направлении. Во вторник его ждали из поездки.

— А какая это война? — спросила Нина, продолжая плескаться под рукомойником.

— А вот нальешь на пол воды — будет тебе от матери война, — сказал Алексей, направляясь к выходу.

…У Дома культуры люди, собираясь в группы, обсуждали услышанное по радио сообщение. Все были уверены, что немцы получат урок почище финнов и навсегда забудут дорогу к нашим границам. В тринадцать часов смотр самодеятельности продолжился, На сцене заиграл школьный оркестр. После исполнения инструментальной пьесы выступили два брата-близнеца; Илья и Володя Глуховы. Их звонкие, по-детски нежные голоса заворожили всех. Особенно символично прозвучал последний куплет их песни:

«И он погиб, судьбу

приемля,

Как подобает молодым,

Лицом вперед, обнявши

землю,

После смотра по ранее намеченной программе должны быть танцы на летней эстраде, но ввиду происшедших событий это мероприятие было отменено. Весь Поселок жил сообщениями с границы: везде только разговоры о последних сообщениях по ра­дио. Вечерняя сводка была тревожной. Наши войска отступили местами на 30 километров.

Молодежь не придавала серьезного значения этим сообщениям. Она помнила, как во время советско-финской войны через Поселок проходили войска: в вечернее время суток затемнялись окна домов, но больших потрясений жители Поселка не испытывали, правда, если не считать нескольких резервистов, призванных в армию.

На другой день Алеша, выйдя из дома, встретил Володю Войцеховского. Тот шел в военкомат проситься добровольцем на фронт. Отправились вместе.

У здания райисполкома, где размещался также и комитет комсомола, стояла довольно большая группа ребят, в основном из десятых классов. Секретарь райкома комсомола объявил, что военком принимает для разговоров только юношей 1922 года рождения и старше, а райком комсомола будет принимать заявления об отправке на фронт добровольцами юношей 1923 года рождения, успешно закончивших десятый класс и, являющихся членами ВЛКСМ.

— Опять нам не везет, — грустно заметил Алексей, — поздно родились.

В это время из здания райисполкома вышел Вадим. Увидев Лешу, Вадим отозвал его в сторону и спросил;

— У тебя есть велосипед?

— Да.

— Тогда завтра в девять часов утра приходи с велосипедом к райкому комсомола и приведи других ребят, у кого есть велосипеды. Будет ответственное задание.

Алексей брал велосипед свободно, потому что отец часто бывал в поездке.

— Алеша, позаимствуй для меня велосипед у Юры, — попросил Володя, узнав о разговоре с Вадимом.

Дело в том, что у Алексея был двоюродный брат Юра, мать которого была родной сестрой его матери. Юра был на год младше Алеши, но их матери одновременно купили велосипеды. Алексей пообещал Володе поговорить с Юрой, Направляясь к нему, он зашел еще к нескольким товарищам, которые обещали прибыть завтра в назначенное время с велосипедами.

Юру Алексей застал во дворе. Он мастерил конуру для своей собаки Нептуна, Увидев Алексея, Нептун с визгом набросился на него, стараясь лизнуть руку, требуя лакомства. У Алексея ничего не было с собой, но он, поднимая руку, делал вид, что у него в руке что-то есть. Собака весело прыгала, стараясь ее достать.

— На, глупая, — опустил руку Алексей, — Сегодня ничего нет.

Нептун стал лизать руку, жалобно скуля.

— Я к тебе, — обратился Алексей к Юре.

Алексей объяснил ему причину своего прихода и просьбу Володи Войцеховского.

— Я буду завтра сам, — категорично заявил Юра.

— Да, но это задание райкома комсомола, — возразил Алексей.

— Но ни ты, ни Володя — не комсомольцы, — парировал Юра.

Володя Войцеховский, действительно, хотя и учился в девятом классе, комсомольцем не был. Ему не отказали в приеме, но решили воздержаться в связи с его биографией. Володя старался не выдавать своей обиды, он всегда участвовал во всех мероприятиях, а иногда был более инициативен в общественных делах, нежели многие комсомольцы.

— А я — председатель совета отрядов пионеров, — продолжал Юрий. — А потом, в конце концов, номер велосипеда записан на мою мать, так что я приеду сам завтра, а там посмотрим.

В то время каждый велосипед имел регистрационный номер, выдаваемый поселковым Советом, Номер укреплялся на задней вилке или на седле.

Дом, в котором жил Юрий, своим садом примыкал к дому Нади Калининой. Поэтому Надя, выйдя на крыльцо и увидев Алексея, крикнула ему:

— Алеша! Сегодня тревожные сводки. Наши оставляют границу.

— Я знаю, — ответил Алексей. — Но это еще ничего не значит.

— Ты что будешь делать вечером? — спросила Надя.

— Готовить велосипед, — ответил Алексей, — завтра в райкоме комсомола собирают всех, у кого есть велосипеды, дадут какое-то задание.

— Нам, девушкам, ничего не предлагают? — поинтересовалась Надя.

— Пока не знаю.

— Жаль, у Николая нет велосипеда, — грустно ответила Надя, — поехали бы вместе.

— Николай нашел бы, конечно, — заметил Алексей, — но он, к сожалению, этого не знает, он с матерью уехал в Ленинград к дяде.

— Алеша, тебя в армию не возьмут? — с тревогой спросила Надя.

— Нет, — ответил Алексей.

— Видимо, возьмут только ребят из десятого класса в военные училища.

Утром на площади у райкома собралось более десятка велосипедистов. Через некоторое время всех пригласили туда. Там уже присутствовал заведующий отделом агитации и пропаганды товарищ Гордон, Он объяснил, что каждому из собравшихся будет вручен пакет, не котором будет написан адрес сельского Совета. Их необходимо доставить и вручить председателю или секретарю сельсовета. Расписку о вручении пакета нужно возвратить в райком. По возвращении некоторые получат новое задание.

Алексею достался сельский Совет, расположенный в пятнадцати километрах от Поселка. Укрепив полученный пакет на багажнике, он двинулся в путь. Дорога хотя и была сухая, но вся оказалась разбитой колесами машин и тракторов.

Дом, в котором располагался сельсовет, Алексей увидел сразу, как только выехал за околицу деревни. На доме развевался красный флаг. Председатель был на месте. Получив расписку о вручении пакета, Алексей отправился обратно. Солнце стояло еще довольно высоко, когда он въехал на площадь, где уже были некоторые его товарищи, возвратившиеся раньше.

Принимая расписку. Гордон обратился к Алексею;

— Захаров, подбери двух девушек, которые грамотно и красиво пишут, и приходите завтра в военный отдел райкома партии к товарищу Капкову Александру Васильевичу.

Скажите, что вас прислал я.

— Хорошо, — ответил Алексей, вспомнив разговор с Надей,

Сразу из райкома он поехал на велосипеде к Наде. Дома ее не оказалось. Алеша зашел к тетке узнать, не приехал ли Юра.

— Юра еще не возвращался, — сказала она. — Где-то нелегкая носит?

— Скоро! будет дома, — ответил Алексей уверенным тоном, давая тем самым тетке понять, что они выполняют секретное задание, и он много говорить не будет.

— Ладно, Пинкертоны, — усмехнулась тетка. — Он уже заезжал домой и сказал, что едет в соседний сельсовет с важным заданием. Да вот и он сам. Слава богу, что на велосипеде, а не велосипед на нем, — с юмором продолжала тетка.

Алеша нашел Надю у Вали Макаровой.

— Вот мне вас и нужно обеих, — сказал он, присаживаясь на кушетку.

Алексей объяснил девушкам цель своего прихода. Те согласились, сказав, правда, что почерк у них хотя и грамотный, но не такой красивый.

— Завтра встречаемся у райисполкома, — сказал Алексей.

В девять часов утра следующего дня они вошли в здание райисполкома, поднялись на второй этаж и отворили дверь, на которой была прикреплена табличка: «Военный отдел».

Заведующий отделом внимательно посмотрел на ребят и, видимо, что-то вспомнив, усмехнувшись, пригласил ребят подойти к нему.

— Вы от товарища Гордона? — спросил он. — Комсомольцы?

И, не давая ответить ребятам, продолжил:

— Очень хорошо. Проходите, садитесь вон за те два стола. Я сейчас.

Он открыл шкаф и вытащил несколько Папок с какими-то бумагами, потом открыл выдвижной ящик письменного стола и достал кипу чистой писчей бумаги.

— Вот вам бумага, чернила, ручки, карандаши, линейки, — сказал он, раскладывая перед ребятами письменные принадлежности, — Теперь слушайте меня внимательно!

Он объяснил им, что от них требуется. Им предстояло составить таблицы, в которые следовало занести денные, содержащиеся в папках (в это время происходила сдача населением оружия и радиоприемников). Вот эти данные и предстояло ребятам внести в таблицы. Пополнение таблиц происходило ежедневно. Ребята работали с девяти утра до обеда каждый день, до самого июля.

В начале июля сообщения с фронта стали настолько тревожными, что было решено организовать с западной и южной сторон Поселка строительство военных укреплений. Силами местного населения копались противотанковые рвы, «волчьи ямы», ставились надолбы. Противотанковые надолбы в виде остроконечных пирамид возводили саперы, а ров и «волчьи ямы» рыли все. Из школьников седьмых—десятых классов были созданы специальные отряды. Предприятия направляли свои отряды или включались в отряды, организованные исполкомом.

Извозчиков с лошадьми выделяли колхозы и предприятия леспромхоза. В одном из школьных отрядов, которым руководил Володя Войцеховский, оказались Алексей, Надя и Валя. Николай Мельников прислал письмо, в котором сообщил, что он зачислен в артиллерийскую спецшколу.

Высота противотанкового рва должна была быть не менее двух метров. Такой же глубины и яма перед рвом. Каждому отряду отводили определенный участок. На первом метре своего участка ребята хотя и набили на руках кровавые мозоли, но задание выполнили довольно быстро. Казалось, работа пойдет весело и дружно. Но чем глубже становился ров, тем труднее было копать. Пошел твердый слой глины, его приходилось разбивать киркой, прежде чем копать. Возчики не успевали отвозить грунт. Пришлось девушек поставить на верх рва отбрасывать землю, а в дальнейшем копать уступами в два-три яруса. К концу дня ребята так уставали, что не уходили домой, а оставались ночевать здесь же. Костры разводить запрещалось, Школьники подстилали ветки, на них клали одеяло, под голову — фуфайку и засыпали. Утром они не могли подняться — так болели руки и ноги, но, подбадривая друг друга веселой шуткой, вновь начинали работать.

Однажды под утро на дороге показалась вереница людей, которые везли на колясках детей, несли мешки за плечами. Изможденные, усталые лица, испуганный взгляд выражал все те муки, которые пришлось им пережить. Это были беженцы из Латвии и западных районов страны. Они рассказали, что в пути иле дважды бомбили немецкие самолеты. Многие из беженцев успели взять из дому только детей и самое необходимое. Нескольких человек похоронили в пути, в том числе и ребятишек. Они рассказали также, что немцы заняли город Остров и сейчас, видимо, приближаются к Пскову.