Размышления о западном марксизме

Правильная революционная теория обретает окончательную форму только в тесной связи с практи­ческой деятельностью подлинно массового и подлинно революцион­ного движения.

ЛЕНИН

Толпу и тех, чьи страсти уподоб­ляются страстям толпы, я прошу не читать мою книгу; нет, скорее я хотел бы, чтобы они ее совершенно не заметили, чем по привычке не­правильно ее истолковали.

Необходимо коротко пояснить об­стоятельства появления и характер этой небольшой по объему работы. Написанная в начале 1974 г., она пред­полагалась в качестве вступления к сборнику статей различных авторов о теоретиках европейского марксизма недавнего прошлого. По стечению обстоятельств изда­тельство учебной литературы, планировавшее выпустить этот сборник, прекратило свое существование. В ре­зультате работа утратила свое первоначальное пред­назначение, что объясняет, но не оправдывает некоторые ее недостатки.

В книге очерчены контуры западного марксизма как общей интеллектуальной традиции. Поэтому автор не дает всестороннего анализа отдельных теоретических систем. Последние должны были стать предметом рас­смотрения в статьях, к которым моя работа служила введением. Речь шла о серии критических обзоров каж­дой из основных школ, представленных работами ве­дущих теоретиков данного направления — от Лукача до Грамши, от Сартра до Альтюссера, от Маркузе до Делла Вольпе. В предлагаемом исследовании основное внимание уделяется формальным структурам марксизма, получившего развитие на Западе после Октябрьской ре­волюции. Мы стремились избежать сравнительной оценки достоинств и значения творчества его основных пред­ставителей. Вместе с тем восприятие западного марк­сизма как единой традиции не снимает необходимости дифференцированной оценки его многообразных дости­жений. Представляется, что в дальнейшем обсуждение этих вопросов, которое в данном случае невозможно, будет весьма полезным и плодотворным для всего левого движения.

И если помимо задач, стоявших в момент ее создания, мотивом для данной работы послужили более долго­срочные соображения, позволяющие опубликовать ее сегодня, то это объясняется определенными проблемами, с которыми приходилось сталкиваться при выпуске жур­нала социалистического направления “Нью лефт ревью”. В статье, написанной для этого журнала в конце 60-х годов, была предпринята попытка анализа структуры национальной культуры Англии после первой мировой войны¹. Одно из основных положений статьи заключа­лось в том, что в английской культуре того периода практически отсутствовала традиция западного марк­сизма — пробел, отмечавшийся однозначно негативно. Значительная часть усилий журнала была направлена на исправление этого национального недостатка путем публикации и обсуждения, зачастую впервые в Велико­британии, работ наиболее выдающихся теоретиков Гер­мании, Франции и Италии. Методическое осуществление этой программы в начале 70-х годов подходило к завершению. По логике вещей, требовалось подвести итоги. Так и возникли темы, которые рассматриваются в данной работе.

Нынешний обзор “континентальной” традиции в (За­падной.— Прим. ред.) Европе в некотором роде про­должает предшествовавший ему анализ “островного” течения в Англии. Причиной его появления стало осозна­ние того факта, что “континентальное” наследие, не­известное в Великобритании в ущерб ей самой, было неизвестно также и в классическом историческом ма­териализме. Подспудным следствием такого положения стала большая беспристрастность суждений при оценке национальных вариантов марксизма и судьбы марксизма вообще в то время.

Поскольку данная работа фактически обращается к одной из центральных тем журнала “Нью лефт ревью”, то вскоре после отказа от выпуска сборника, для которого она предназначалась, коллеги из редакции обсуждали и критически оценивали ее с различных точек зрения. Пересматривая этот текст перед публикацией, я поста­рался учесть их отзывы и критические замечания. Наря­ду с этим я внес некоторые исправления там, где отдель­ные поправки могли, на мой взгляд, усилить аргумента­цию, и дал также комментарий к более поздним собы­тиям^. Окончательный вариант исправлен настолько, насколько позволяла свойственная данной работе форма. Однако со времени первоначального составления настоя­щего обзора определенные положения, как мне сейчас кажется, вызывают вопросы, на которые нельзя дать готовые ответы в его рамках. Такие моменты нельзя устранить какой-либо переработкой текста, и поэтому они были включены в послесловие, где перечисляются другие нерешенные проблемы, способные стать темой исследования будущего исторического материализма.

Со времени составления обзора прошло уже десять лет, и ему необходимо предпослать несколько дополнительных строк. Сборник, для которого он изначально предназначался в качестве вступления, вышел отдельной книгой под названием “Западный марксизм — критический обзор” (издательство NLB) в 1977 г. и был издан вторично в 1983 г. (издательство Verso). Включавшая подробные исследования творчества отдельных теоретиков, книга была задумана как состав­ная часть обзора общего характера, представленного в настоящей работе, и руководство к нему. Очерк, посвя­щенный выдвинутой Грамши теории гегемонии и обещан­ный мною в качестве приложения к “Размышлениям о западном марксизме”, был напечатан в журнале “Нью лефт ревью” № 100 за ноябрь — январь 1977 г. под за­головком “Антиномии Антонио Грамши”. Данные работы дополнили “Размышления о западном марксизме”.

В этом обзоре выражаются ожидание и надежда, что история и философия марксизма перестанут существо­вать столь обособленно друг от друга и начнут сбли­жаться в общей социалистической культуре, в которой каждая из этих дисциплин сможет ответить на вызов и задачи, поставленные другой. Первая серьезная попытка такого сближения была предметом внимания вышедшей вслед работы “Разногласия в английском марксизме” (1980 г.), где рассматриваются труды Эдварда Томпсона и отмечается важное значение содержащейся в них кри­тики взглядов Луи Альтюссера. Я попытался дать более широкую картину общего развития марксизма на Западе с середины 70-х годов в опубликованном в 1983 г. сбор­нике лекций под названием “На путях исторического материализма”. Это исследование нельзя с полным пра­вом считать продолжением “Размышлений о западном марксизме”, поскольку основное внимание в нем уделяет­ся как теоретическим направлениям, соперничающим с историческим материализмом и антагонистичным по отношению к нему, так и судьбам самого марксизма. Однако сборник действительно открывается рядом прогнозов, которые завершают предыдущую книгу, а затем в нем рассматривается, как обошлась с ними реальная история общественной мысли и политической жизни последующего десятилетия. Я заявил там, что многие из этих предсказаний сбылись, другие же, что приме­чательно, не оправдались. В указанных лекциях обсужда­ются направления и причины тех перемен, которые мне не удалось предугадать, и по ходу рассуждений выдвигается целый ряд критических замечаний относи­тельно конкретных оценок, теоретиков и направлений, представленных в данном обзоре. Читатели, желающие проследить формирование моей нынешней позиции в данной области, могут обратиться к работе “На путях исторического материализма” как к продолжению “Раз­мышлений о западном марксизме”, а вместе с книгой “Разногласия в английском марксизме” эти исследова­ния могут считаться непреднамеренно сложившейся трилогией.

Октябрь 1984 г.

1. Классическая традиция

Историю марксизма, зарождавше­гося немногим более 100 лет назад, еще предстоит напи­сать. Его развитие, укладывающееся пока в сравнительно короткий отрезок времени, было, тем не менее, довольно сложным и неровным. Причины и формы его последо­вательных метаморфоз и смещения фокуса внимания по большей части остаются неисследованными. Предмет размышлений в данном случае ограничивается западным марксизмом, само название которого не дает точных указаний на какое-либо место или время. В силу этого цель нашей небольшой работы будет заключаться в том, чтобы увязать с историческим временем определенную совокупность теоретических трудов и предложить струк­турные соотношения, обусловливающие их единство,— другими словами, определить составные элементы запад­ного марксизма как общей интеллектуальной традиции, несмотря на внутренние расхождения и противоречия. Для этого необходимо обратиться к эволюции марксизма, предшествовавшей появлению интересующих нас теоре­тиков, что уже само по себе даст нам возможность увидеть то новое, что они представляют. Исследование всего предыдущего развития исторического материа­лизма, несомненно, потребовало бы гораздо более широ­кого охвата, чем позволяет данный случай. Однако даже краткий ретроспективный набросок будет способствовать более четкому представлению о произошедших сдвигах.

Основоположники исторического материализма, К. Маркс и Ф. Энгельс, родились в первое десятилетие после наполеоновских войн. Маркс (1818—1883 гг.) был сыном адвоката из Трира, а Энгельс (1820—1895 гг.) — фабриканта из Бармена. Оба происходили из преуспеваю­щей буржуазной среды Рейнланда, наиболее промышленно развитого района на самом западе Германии. Здесь нет необходимости еще раз подробно воспроизводить общеизвестные обстоятельства их жизни и деятельности. Хорошо известно, как под притягательной силой первых пролетарских восстаний, произошедших после промыш­ленной революции, Маркс, которому было немногим за 20, преодолел философское наследие Гегеля и Фейерба­ха, а также рассчитался с политической теорией Прудона, тогда как Энгельс вскрыл реальные условия существо­вания рабочего класса в Англии и отказался от легитимизировавших их экономических учений; как накануне великих революционных событий 1848 г. на континенте они вместе написали “Манифест Коммунистической пар­тии” и сражались за дело революционного социализма на крайнем левом фланге вооруженных восстаний, поднятых в тот год в разных странах Европы; как победа контрреволюции вынуждала их к жизни в изгна­нии в Англии, когда им было 30; как Маркс дал общую историческую оценку революции во Франции, завершив­шей образование Второй империи, в то время как Энгельс провел аналогичный анализ неудачи революции в Герма­нии; как Маркс, живя в Лондоне в одиночестве и крайней нужде, взялся за монументальную теоретическую задачу воспроизведения капиталистического способа производ­ства в целом, получая лишь моральную и материаль­ную поддержку Энгельса из Манчестера; как после 15 лет работы, перед самым 50-летием Маркса, вышел в свет первый том “Капитала”; как к концу этого периода своей жизни Маркс участвовал в создании I Интернацио­нала, приложив затем самые активные усилия по руко­водству его практической деятельностью как организо­ванного социалистического движения; как он возвеличил Парижскую коммуну и направил деятельность Рабочей социалистической партии Германии, разрабатывая основ­ные принципы будущего пролетарского государства; как в последние годы жизни Маркса и после его смерти Энгельс выступил с первым систематизированным изло­жением исторического материализма, что превратило это учение в признанную политическую силу, получившую широкое распространение в Европе; и как под пред­седательством Энгельса, которому было уже за 70, вы­росли ряды II Интернационала, а исторический мате­риализм стал официальной доктриной входивших в него основных партий рабочего класса континента.

Выдающиеся достижения этих двух людей со столь тесно связанными судьбами не представляют собой не­посредственную тему данной работы. Для решения на­ших задач достаточно лишь указать на социальные обстоятельства, сопутствовавшие теоретической работе Маркса и Энгельса, которые могли бы служить в ка­честве эталона для сравнения с более поздними собы­тиями. Маркс и Энгельс были одинокими первооткры­вателями среди теоретиков своего поколения; ни об одном из их современников, какой бы национальности он ни был, нельзя сказать, что он полностью понимал или разделял их взгляды. В то же время их труды стали итогом длительных совместных усилий, интеллектуаль­ного партнерства, до настоящего дня не имеющих ана­лога в истории человеческой мысли. Эти два человека в условиях ссылки, лишений и постоянных трудностей никогда не отрывались от важнейших событий борьбы пролетариата своего времени, несмотря на то, что они фактически не имели с ней никаких организационных связей на протяжении более 10 лет. Глубина же исто­рической связи между идеями Маркса и Энгельса и эволюцией рабочего класса нашла убедительное под­тверждение в период испытаний, последовавших за 1850 г., когда они оба были явно загнаны в “частную” жизнь. Это время было использовано Марксом при постоянной материальной помощи Энгельса для подго­товки “Капитала” и завершилось естественной коопта­цией Маркса в I Интернационал, переросшей вскоре в практическое руководство этой организацией. Исклю­чительное единство теории и практики в жизни Маркса и Энгельса, достигнутое, несмотря на все препятствия, доказывает, что это единство не означало их тождест­ва — ничем не нарушаемой и непосредственной связи. Единственное революционное восстание, в котором они лично принимали участие, было восстанием ремеслен­ников и крестьян. В событиях 1841 г. малочисленный немецкий пролетариат сыграл лишь незначительную роль¹. Парижская коммуна — наиболее прогрессивное социальное потрясение, которое они наблюдали издале­ка,— была по своему характеру восстанием ремеслен­ников. Ее поражение привело к неизбежному роспуску I Интернационала, а Маркс и Энгельс снова вернулись к неформальной политической деятельности.

Реально партии промышленного пролетариата воз­никли только после смерти Маркса. Связь между тео­рией Маркса и практикой пролетарской борьбы была, таким образом, всегда ровной и опосредованной, прямое совпадение между ними наблюдалось весьма редко. Сложность объективной связи между “классом” и “нау­кой” в тот период (что еще практически не изучено) отразилась, в свою очередь, на характере и судьбе самих трудов Маркса. Ведь рамки рабочего движения того времени налагали определенные ограничения на рас­пространение и восприятие трудов Маркса и Энгельса. Влияние теории Маркса, строго говоря, на протяжении всей его жизни оставалось довольно ограниченным. Когда он умер, подавляющее большинство его произве­дений — по крайней мере три четверти их — лежало неопубликованными: то, что вышло в свет, было издано в разрозненном виде в разных странах и на разных языках, причем ни в одной стране и ни на одном языке не имелось полного собрания его произведений². Пона­добилось еще полвека, прежде чем все его основные работы стали достоянием общественности, а истории их посмертного опубликования предстояло стать осевой линией дальнейших превратностей марксизма. Список прижизненных публикаций Маркса может послужить указателем препятствий на пути распространения его взглядов среди того класса, к которому они были обра­щены.

Вместе с тем отсутствие опыта у пролетариата, на­ходившегося на полпути между мастерской ремеслен­ника и фабрикой, в большинстве случаев лишенного даже профсоюзной организации, не имевшего надежды завоевать власть в какой-либо европейской стране, на­лагало внешние ограничения на мысль самого Маркса. Великий мыслитель оставил после себя стройную и раз­работанную экономическую теорию капиталистического способа производства, изложенную в “Капитале”, но он не оставил сравнимой с ней политической теории струк­тур буржуазного государства или стратегии и тактики революционной социалистической борьбы партии рабо­чего класса за его свержение. В лучшем случае он заве­щал несколько загадочных произведений 1840-х годов и кратко изложенные принципы диктатуры пролетариата в 1870-х годах наряду со знаменитым анализом Второй империи. Поэтому работы Маркса не могли повлиять на ход реального исторического развития масс, поиск ими собственных орудий и способов самоэмансипации. К тому же, и это был еще больший пробел для совре­менников, Маркс так и не дал никакого широкого обобщающего изложения исторического материализма как такового. За эту задачу взялся Энгельс в своем “Анти-Дюринге” и последовавших за ним работах в ответ на рост новых организаций рабочего класса на конти­ненте.

Дело в том, что парадокс исторической связи теоре­тической работы Маркса и Энгельса с практической борьбой пролетариата заключался в особой форме ее интернационализма. После 1848 г. ни один из них ни­когда не был тесно связан с какой-либо национальной политической партией. Обосновавшись в Англии, где они по большей части оставались за пределами местной культурной и политической жизни, оба решили не возвращаться в Германию в 1860-х годах, когда любой из них мог вернуться. Воздерживаясь от прямого участия в образовании национальных организаций рабочего класса в ведущих индустриальных странах, они давали советы активистам и вождям рабочего движения в раз­личных странах Европы и Северной Америки и направ­ляли их деятельность. Они без труда вели обширную переписку от Москвы до Чикаго и от Неаполя до Осло. Неразвитость рабочего движения позволяла им беспре­пятственно проводить в жизнь интернационализм в чистом виде, что стало затруднительным на следующем этапе его развития.

Группа теоретиков, пришедших на смену Марксу и Энгельсу в следующем поколении, была все еще немно­гочисленной. Она состояла из людей, которые обратились к историческому материализму сравнительно поздно для себя. К четырем основным фигурам этого периода отно­сятся Лабриола (родился в 1843 г.), Меринг (родился в 1846 г.), Каутский (родился в 1854 г.) и Плеханов (родился в 1856 г.)^. Все они происходили из более экономически отсталых восточных или южных районов Европы. Меринг был сыном чиновника налогового ведом­ства из Померании, Плеханов — сыном помещика из Тамбова, Лабриола — сыном обедневшего землевладельца из Кампании, а Каутский — театрального декоратора из Богемии. Плеханов обратился к марксизму в 1880-х годах, находясь в изгнании в Швейцарии, после 10 лет подпольной народнической деятельности. Лабриола, из­вестный в Риме философ-гегельянец, пришел к марксизму в 1890 г., Меринг до присоединения в 1891 г. к Социал-демократической партии Германии (СДПГ) долгие годы был либеральным демократом и публицистом в Пруссии. Только Каутский не имел домарксистского прошлого, поскольку он примкнул к рабочему движению, будучи журналистом социалистического направления, когда ему было немногим за двадцать.

Ни одному из этих интеллектуалов не довелось сыграть главную роль в руководстве национальными партиями в своих странах, но все они были тесно свя­заны с их политической и идеологической жизнью, занимая в них официальные посты, за исключением Лабриолы, который остался в стороне от образования Итальянской социалистической партии³. Плеханов после основания группы “Освобождение труда” входил в пер­вую редколлегию “Искры”, а также в Центральный Комитет Российской социал-демократической рабочей партии, избранный на ее II съезде. Каутский был ре­дактором журнала “Нойе цайт”, основного теоретическо­го органа СДПГ, и написал теоретическую часть Эрфуртской программы этой партии. Меринг активно вы­ступал на страницах журнала “Нойе цайт”, а Лабриола сотрудничал с аналогичным французским изданием “Ле девенир социаль”. Все четверо лично переписывались с Энгельсом, который оказал решающее влияние на становление их взглядов.

Основное направление их деятельности можно рас­сматривать фактически как продолжение последнего периода деятельности самого Энгельса. Они стремились различными путями систематизировать исторический материализм как всеобъемлющее учение о человеке и природе, способное заменить соперничающие буржуаз­ные теории, и дать рабочему движению широкое и ясное представление о мире, которое сразу смогли бы усвоить наиболее активные его сторонники. Выполнение этой задачи налагало на них, как и на Энгельса, двойное обязательство: разработать общие философские положе­ния марксизма как теории истории и распространить их на те области, которые не были непосредственно затронуты Марксом. Сходство названий ряда основных работ этой группы теоретиков указывает на их общие устремления: “Исторический материализм” (Меринг), “Очерки материалистического понимания истории” (Лаб­риола), “К вопросу о развитии монистического взгляда на историю” (Плеханов), “Материалистическое понима­ние истории” (Каутский)⁴. В то же время Меринг и Плеханов писали очерки о литературе и искусстве (“Ле­генда о Лессинге” и “Искусство и общественная жизнь”), тогда как Каутский обратился к изучению религии (“Происхождение христианства”), затрагивая темы, которые не интересовали Энгельса⁵. Общий смысл всех этих работ заключался скорее в том, чтобы достроить учение Маркса, нежели развить его.

Начало публикации работ Маркса и изучения его биографии, с тем чтобы впервые воссоздать и предста­вить их социалистическому движению в полном объеме, было положено этим поколением. Энгельс опубликовал второй и третий тома “Капитала”; Каутский затем от­редактировал “Теории прибавочной стоимости”; Меринг позже участвовал в публикации “Переписки Маркса и Энгельса” и в конце своей жизни составил первую подробную биографию Маркса⁶. Систематизация и обоб­щение этого нового по содержанию и недавнего по появлению наследия стали основной целью его преем­ников.

Однако общий международный климат мирового ка­питализма изменялся. В последние годы XIX столетия в основных промышленно развитых странах шел резкий экономический подъем по мере усиления монополизации на внутренних рынках и ускорения империалистической экспансии на внешних. С ним открывалась напряженная эра стремительных научно-технических открытий, повы­шения нормы прибыли, накопления капитала и эскалации военного соперничества между великими державами. Эти объективные условия весьма отличались от сравни­тельно спокойной фазы развития капитализма в период длительного спада 1874—1894 гг., наступившего после поражения Парижской коммуны и закончившегося перед первой вспышкой межимпериалистических конфлик­тов — англо-бурской и испано-американской войн (за которыми вскоре последовала русско-японская война).

Взгляды непосредственных идейных наследников Маркса и Энгельса сформировались в период относительного затишья. Следующее поколение марксистов достигло зрелости в более бурной обстановке, когда европейский капитализм начал соскальзывать в пропасть первой ми­ровой войны.

Теоретиков этого набора было уже гораздо больше, чем их предшественников, и они в еще более драма­тической форме отразили сдвиг, который уже просма­тривался в предыдущий период,— смещение всей геогра­фической оси марксистской культуры в сторону Восточ­ной и Центральной Европы. Все без исключения ве­дущие представители этого нового поколения были выходцами из регионов, лежащих к востоку от Берлина. Ленин был сыном государственного служащего из Астра­хани, Люксембург — дочерью лесоторговца из Галиции, Троцкий — сыном мелкого землевладельца на Украине, Гильфердинг — сыном страхового чиновника и Бауэр — текстильного промышленника из Австрии. Все они написали крупные произведения еще до первой мировой войны. Бухарин, сын московского учителя, и Преобра­женский, отец которого был священником из Орла, внесли свой вклад уже после нее, но их можно считать более поздними представителями той же формации.

Таблица 1

Маркс К.	1818—1883 гг.	Трир (Рейнланд)
Энгельс Ф.	1820—1895 гг.	Бармен (Вестфалия)
Лабриола Л.	1843—1904 гг.	Кассино (Кампания)
Меринг Ф.	1846—1919 гг.	Шлове (Померания)
Каутский К.	1854—1938 гг.	Прага (Богемия)
Плеханов Г.	1856—1918 гг.	Тамбов (Центральная Россия)
Ленин В.	1870—1924 гг.	Симбирск (Волга)
Люксембург Р.	1871—1919 гг.	Замостье (Галиция)
Гильфердинг Р.	1877—1941 гг.	Вена
Троцкий Л.	1879—1940 гг.	Херсон (Украина)
Бауэр O.	1881—1938 гг.	Вена
Преображенский Е.	1886—1937 гг.	Орел (Центральная Россия)
Бухарин И.	1888—1938 гг.	Москва

Хронологию развития и географию распространения марксистской теории до этого периода включительно можно, таким образом, представить в таблице 1. Практически этому поколению теоретиков предстояло сыграть ведущую роль в руководстве соответствующими национальными партиями — роль, намного более решаю­щую и активную, чем та, которая выпала на долю их предшественников. Ленин, как известно, создал больше­вистскую партию в России. Люксембург была мозгом Социал-демократической партии в Польше, а позже стала наиболее авторитетным основателем Коммунисти­ческой партии Германии. Перед первой мировой войной Троцкий стал центральной фигурой во фракционных дебатах российской социал-демократии, а Бухарин — ближайшим помощником Ленина. Бауэр возглавлял секретариат парламентской группы Социал-демократи­ческой партии Австрии, тогда как Гильфердинг играл заметную роль в качестве депутата рейхстага от Социал-демократической партии Германии. Общей чертой всех представителей этой группы было их поразительно ран­нее развитие: к 30 годам каждый из них уже написал фундаментальный теоретический труд.

Что же принципиально нового было в их работах? В связи с ускорением темпов общеисторического раз­вития на рубеже столетий их внимание было обращено главным образом на два новых направления. Прежде всего, очевидные изменения капиталистического способа производства, порождающие монополизацию и империа­лизм, требовали основательного экономического анализа и объяснения. К тому же труды Маркса уже начинали в это время впервые подвергаться профессиональной критике ученых-экономистов⁷. На “Капитал” уже нельзя было спокойно опираться: его надо было развивать. Первая серьезная попытка в этом направлении была предпринята в 1899 г. Каутским в работе “Аграрный вопрос”, представляющей собой широкий анализ изме­нений в сельскохозяйственном производстве Европы и Америки. Это предполагало, что он теперь выступал как представитель старшего поколения, особенно остро реагирующего на требования современной ситуации, и окончательно утвердил свой авторитет среди более мо­лодых марксистов⁸. Позднее в том же году Ленин опубликовал “Развитие капитализма в России” — обширное исследование сельской экономики, формальные моти­вы создания которого были весьма близки к обстоятель­ствам появления “Аграрного вопроса”. Однако конкрет­ная цель, поставленная Лениным, отличалась большей смелостью и новизной. Дело в том, что в этой работе фактически впервые серьезно применялась изложенная в “Капитале” общая теория капиталистического способа производства к анализу конкретной общественной фор­мации, в которой сочетались несколько способов произ­водства, соединяясь в историческую целостность. Таким образом, ленинский анализ развития сельских районов царской России представлял собой решающий шаг вперед для исторического материализма в целом. К моменту завершения этой работы ее автору исполнилось 29 лет. Шесть лет спустя 28-летний Гильфердинг, завоевавший признание в 1904 г. эффектным ответом на поверх­ностную критику Маркса со стороны Бем-Баверка, за­кончил работу над “Финансовым капиталом”, вторгав­шимся в совершенно новую область исследований. Опуб­ликованная в 1910 г. работа Гильфердинга выходила за рамки как “отраслевого”, так и “национального” применения положений “Капитала” Каутским и Лени­ным: она представляла собой полное его “обновление” с учетом глобальных перемен в капиталистическом спо­собе производства в новую эпоху трестов, таможенных тарифов и торговых войн. Сосредоточивая свой анализ на усиливавшемся господстве банков, ускорявшейся мо­нополизации и все большем использовании государствен­ного механизма для агрессивной экспансии капитала, Гильфердинг указал на рост международной напряжен­ности и анархии, которые сопутствовали организацион­ному укреплению и централизации капитализма в каждой отдельной стране.

В это же время (уже после написания “Финансо­вого капитала”, но до его издания) 26-летний Бауэр в 1907 г. опубликовал обширный том “Националь­ный вопрос и социал-демократия”. В нем он рассматривал важнейшую политическую и теоретическую проблему, почти не затронутую Марксом и Энгельсом, и вставав­шую во весь рост перед социалистическим движением. В этой совершенно новой области он выдвинул далеко идущие теоретические обобщения, пытаясь объяснить происхождение и состав наций, и завершил свою работу анализом империалистических аннексионистских уст­ремлений за пределами Европы.

Империализм стал объектом серьезного теорети­ческого изучения в работе Люксембург “Накопление капитала”, опубликованной в 1913 г., накануне первой мировой войны. Люксембург подчеркнула важнейшую роль некапиталистических анклавов капитализма в созда­нии прибавочной стоимости, которые вызвали внутрен­нюю структурную потребность в военно-империалисти­ческой экспансии колониальных держав на Балканах, в Азии и Африке. Ее утверждение дало основания характеризовать эту работу — несмотря на допущенные в ней аналитические ошибки — как самую радикальную и оригинальную попытку переосмысления и развития предложенной в “Капитале” системы категорий на ма­териале мирового развития и в свете событий новой эпохи. Она незамедлительно подверглась критике в журнале “Нойе цайт” со стороны Бауэра, который на­чиная с 1904 г. также трудился над проблемой, свя­занной с предложенными Марксом схемами расширен­ного воспроизводства капитала. И наконец, после начала первой мировой войны свой собственный взгляд на раз­витие мирового капитализма изложил Бухарин в работе “Империализм и мировая экономика”, написанной в 1915 г., тогда как Ленин в следующем году опубликовал свое знаменитое краткое исследование “Империализм как высшая стадия капитализма”. В этих работах обоб­щались экономические выводы, сделанные в ходе пред­шествовавшей дискуссии, и они впервые представали в рамках стройного политического анализа воинствен­ности империализма и колониальной эксплуатации, вытекавших из общего закона неравномерности разви­тия капиталистического способа производства.

Таким образом, в первые 15 лет нового столетия наблюдался бурный расцвет марксистской экономи­ческой мысли в Германии, Австрии и России. Крупные теоретики не сомневались в исключительной важности выявления фундаментальных законов движения капита­лизма на новом этапе его исторического развития. Вместе с тем это время стало свидетелем блестящего выхода на сцену истории марксистской политической теории. Если экономические исследования того периода могли строиться на основательном фундаменте “Капитала”, то ни Маркс, ни Энгельс не оставили подобных концепций для выработки политической стратегии и тактики про­летарской революции. Этому, как мы уже видели, пре­пятствовала объективная ситуация, в которой они нахо­дились. Стремительный рост партий рабочего класса в Центральной Европе и бурный подъем народных вос­станий против старых режимов Восточной Европы созда­ли условия для возникновения теории нового типа, учитывающей опыт массовых сражений пролетариата и естественно вписывающейся в деятельность партий­ных организаций.

Революция 1905 г. в России, за которой внима­тельно следили в Германии и Австрии, дала материал для первого стратегического политического анализа научного характера в истории марксизма — работы Троцкого “Результаты и перспективы”. Основанная на прекрасном понимании структуры государственной сис­темы мирового империализма, эта небольшая работа с исключительной точностью определила будущий харак­тер и ход социалистической революции в России. Троц­кий написал ее в возрасте 27 лет, но ему не удалось внести сколь-нибудь существенный вклад в развитие полити­ческой теории марксизма до первой мировой войны вследствие его изоляции от большевистской партии после 1907 г.

Построение системы марксистской политической тео­рии классовой борьбы на организованном и тактическом уровне стало делом Ленина. Масштаб его достижений в этом плане навсегда перестроил все здание истори­ческого материализма. До Ленина сфера политики оставалась практически не исследованной марксистской теорией. В течение примерно 20 лет Ленин разработал концепции и методы борьбы пролетариата за власть в России под руководством опытной и преданной своему делу рабочей партии. Конкретные способы сочетания пропаганды и агитации, проведения забастовок и де­монстраций, формирования классовых союзов, укрепле­ния партийной организации, решения вопросов нацио­нального самоопределения, анализа внутри- и внешнеполитической ситуации, характеристики уклонов, исполь­зования парламентской деятельности, подготовки воору­женного восстания — все эти нововведения, рассматриваемые зачастую как просто “практические” меры” на самом деле представляли также решающее теорети­ческое продвижение в ранее не исследованную область. Работы Ленина “Что делать?”, “Шаг вперед, два шага назад”, “Две тактики социал-демократии в демократи­ческой революции”, “Уроки московского восстания”, “Аграрная программа российской социал-демократии”, “О праве наций на самоопределение”, десятки других статей и заметок, написанных перед первой мировой войной, положили начало марксистской политической науке, способной отныне решать широкий круг проблем, прежде находившихся вне строгой теоретической оценки. Силу ленинским работам этих лет придавала, несомнен­но, огромная революционная энергия народных масс России, существовавших в беспросветных условиях царизма. Лишь их стихийные действия, постоянно приближавшие свержение российского самодержа­вия, позволили Ленину обогатить марксистскую те­орию.

Следует учитывать, что и в этом случае именно реаль­ные материальные условия, в которых совершались тео­ретические открытия, обусловили объективные пределы их применения. Мы не имели здесь возможности обсу­дить объективную ограниченность применения и упу­щения теоретической работы Ленина. Можно лишь ска­зать, что они были в основном связаны с определенной отсталостью развития общественной формации России и управляющего ею государства, что ставило царскую империю особняком от остальной предвоенной Европы. Ленин, намного теснее связанный с национальным ра­бочим движением, чем когда-либо был Маркс, непосред­ственно не занимался вопросами борьбы в других стра­нах континента, проходившей в принципиально иных условиях. Этим странам предстояло проложить дорогу к революции в качественном отношении более трудным путем, чем в самой России. Так, в Германии, обладав­шей намного более развитой промышленностью, всеоб­щее избирательное право мужчин и гражданские сво­боды привели к созданию государственной структуры, совершенно отличной от самодержавия Романовых, а, следовательно, и арены политической борьбы, которая никогда даже близко не напоминала российскую.

В Германии революционные настроения организован­ного рабочего класса были заметно ниже, в то время как его культура была значительно выше, как и институцио­нальная структура всего общества. Люксембург, един­ственная из марксистов-теоретиков германской империи, кто создал оригинальную политическую теорию, косвен­но отразила данное противоречие в своих работах, несмотря на то, что при этом сказывался опыт ее участия в намного более активном польском подполье. Поли­тические работы Люксембург никогда не достигали по­следовательности и глубины ленинских произведений или проницательности трудов Троцкого. Сама почва рабочего движения в Германии не допускала подобного роста. Но горячие выступления Люксембург в Социал-демо­кратической партии Германии, направленные против сползания партии к реформизму (масштабов которого Ленин, будучи в изгнании, не оценил), содержали элементы критики буржуазной демократии, защиты сти­хийности пролетарской борьбы и концепцию социалисти­ческой свободы, опережавшие представления Ленина об этих проблемах,— и все это в сложнейшей обста­новке, в которой она находилась. Острая полемическая работа “Социальная реформа или революция”, которой она в возрасте 28 лет ответила на эволюционизм Бернштейна, определила особый путь: последовал ряд теоре­тических обоснований всеобщей забастовки как архетипа наступательного орудия самоэмансипации рабочего класса, завершенных в решающем споре с Каутским в 1909—1910 гг., где окончательно обозначились линии будущего политического размежевания в рабочем дви­жении.

Первой мировой войне предстояло разобщить веду­щих марксистов-теоретиков Европы столь же радикаль­но, как она расколола само рабочее движение. Все разви­тие марксизма в последние предвоенные десятилетия сви­детельствовало о гораздо более тесном единстве теории и практики, чем в предыдущий период, благодаря подъе­му организованных социалистических партий в то время. Участие ведущих марксистов-теоретиков в практической деятельности их национальных партий не привело, одна­ко, к развитию у них комплекса провинциальности или к обособлению друг от друга. Напротив, между­народные дискуссии и полемика были их второй нату­рой: и если никто из них не достиг олимпийской уни­версальности Маркса или Энгельса, то это было неизбеж­ным следствием их большей укорененности в конкретной обстановке и жизни их стран. Однако в случае русских и поляков их жизнь на родине перемежалась длительны­ми периодами эмиграции, напоминающими подобные периоды в жизни основоположников исторического ма­териализма¹⁰ . В условиях новой эпохи им удалось создать сравнительно однородную среду дискуссий и общения, в которой ведущие теоретики основных отделений II Ин­тернационала в странах Восточной и Центральной Евро­пы, где марксизм теперь был живым учением, знако­мились с работами друг друга из первых или вторых рук, а критика не знала границ. По этой причине, когда в 1914 г. разразилась война, раскол, вызванный отно­шением к ней, прошел через различные национальные группы марксистов-теоретиков, игравших ведущие роли на предвоенной сцене, а не между ними. Представи­тели старшего поколения Каутский и Плеханов громко высказались за социал-шовинизм, в поддержку своих (соответственно враждующих) империалистических оте­честв. Меринг, напротив, упорно отказывался иметь какое-либо отношение к капитуляции СДПГ в Германии, В среде молодого поколения Ленин, Троцкий, Люксем­бург и Бухарин широким фронтом немедленно высту­пили против войны и осудили предательское соглаша­тельство социал-демократических организаций, вставших в один ряд со своими классовыми угнетателями в давно предвиденной капиталистической бойне. Гильфердинг, первоначально выступивший в рейхстаге против войны, вскоре позволил призваться в австрийскую армию; Бауэр сразу же пошел воевать против России на Восточный фронт, где вскоре попал в плен. Единство и реализм II Интернационала, взлелеянного Энгельсом, были уничтожены в течение одной недели.

Последствия августа 1914 г. для всего континента хорошо известны. В России стихийное восстание голод­ных и уставших от войны народных масс в Петрограде в феврале 1917 г. свергло царизм. Через восемь месяцев большевистская партия под руководством Ленина была готова к захвату власти. В октябре Троцкий повел ее в Петрограде на социалистическую революцию, кото­рую он предвидел еще 12 лет назад. За быстрой победой 1917 г. вскоре последовали империалистическая блокада, интервенция и гражданская война 1918—1921 гг. Эпический ход революции в России направил компас теоре­тических работ Ленина, в которых политическая мысль и действие сливались теперь в неразрывном единстве, не имевшем себе равных примеров ни до, ни после. Ленинские работы тех лет — “Апрельские тезисы”, “Го­сударство и революция”, “Марксизм и восстание”, “Дет­ская болезнь “левизны” в коммунизме”, “О проднало­ге” — устанавливают новый метод исследования в исто­рическом материализме, а именно: “конкретный анализ конкретной ситуации”, который Ленин называл “живой душой марксизма”. Он набрал в них такую динамическую силу, что вскоре после этого в употребление входит сам термин “ленинизм”.

В этот героический период пролетарской революции в России ускоренное развитие марксистской теории отнюдь не ограничивается работами самого Ленина. Фундаментальные труды, посвященные военному ис­кусству (“Как вооружилась революция”) и предназна­чению литературы (“Литература и революция”), были написаны Троцким. Бухарин предпринял попытку обоб­щить исторический материализм как систематизирован­ную социологию в получившем широкий резонанс тракта­те “Теория исторического материализма”¹¹. Вскоре после этого Преображенский, совместно с Бухариным соста­вивший популярный большевистский учебник “Азбука коммунизма”, начал издавать наиболее оригинальное и радикальное экономическое исследование задач, стояв­ших перед Советским государством в период перехода к социализму,— область, в которую прежде марксист­ская теория, естественно, не вторгалась; первые главы “Новой экономики” появились в 1924 г. Между тем центр международных исторических исследований, посвящен­ных розыску и изданию неопубликованных трудов Марк­са, перемещается в Россию. Рязанов, еще до первой мировой войны завоевавший репутацию исследователя архивов Маркса, возглавил работу по первому полному научному изданию работ Маркса и Энгельса. Основная часть рукописей была доставлена в Москву и помещена в Институт Маркса и Энгельса, директором которого он был назначен¹². Все эти люди играли, конечно, вы­дающуюся роль в практической борьбе за победу революции в России и построение нарождающегося Со­ветского государства. Во время гражданской войны Ленин был председателем Совета народных комисса­ров, Троцкий — Комиссаром по военным делам, Буха­рин — редактором партийной газеты, Преображенский фактически первым возглавил секретариат партии, а Рязанов организовал профсоюзы. Плеяда крупных мыслителей и организаторов, находившихся в расцвете лет, когда гражданская война пришла к победному концу, казалось, обеспечила будущее марксистской культуре в СССР, этом новом оплоте рабочего класса.

Однако в других странах Европы волна революцион­ного подъема, поднявшаяся в 1918 г. в конце войны и продолжавшаяся до 1920 г., разбилась. Капитал ока­зался значительно сильнее во всех странах за пределами России. Международной контрреволюции, взявшей в кольцо Советское государство в 1918—1921 гг., не уда­лось его свергнуть, хотя гражданская война и нанесла огромный урон рабочему классу России. Война прочно изолировала революцию в России от остальной Европы в течение трех лет наиболее острого социального кри­зиса империалистического порядка на всем континенте и тем самым позволила успешно справиться с проле­тарскими восстаниями за пределами Советского Союза.

Первой серьезной угрозой капиталистическим евро­пейским государствам стал целый ряд массовых выступ­лений в Германии в 1918—1919 гг. Люксембург, следя за ходом революции в России, отчетливее любого боль­шевистского лидера того периода уловила определенную опасность диктатуры, установленной во время граждан­ской войны. Хотя при этом она проявила ограничен­ность представления об этих проблемах (национальной, крестьянской), менее очевидных в индустриально разви­тых зонах Европы¹³. Освобожденная из тюрьмы после падения второго рейха, Люксембург сразу же посвятила себя задаче организации в партии революционного ле­вого крыла в Германии. Как наиболее влиятельная фигура образовавшейся КПГ, она составила программу партии и выступила с политическим докладом на ее учредительном съезде. Роза Люксембург была убита две недели спустя во время беспорядочного, полусти­хийного восстания, начатого голодными толпами бер­линцев и подавленного вооруженной силой по приказу правительства социал-демократов. За подавлением январ­ского восстания в Берлине вскоре последовал вооруженный захват частями рейхсвера Мюнхена, где местные группы социалистов и коммунистов создали в апреле 1919 г. эфемерную Баварскую советскую республику. Революция в Германии, рожденная Советами рабочих и солдат в ноябре 1918 г., потерпела полное поражение и к 1920 г.

Тем временем в Австро-венгерской империи развора­чивались подобные события. В отсталой сельской Венг­рии требования Антанты привели к добровольной отстав­ке буржуазного правительства, сформированного после перемирия, и образованию Советской республики, воз­главляемой социал-демократами и коммунистами; про­шло полгода, и румынские войска подавили Венгер­скую коммуну и восстановили белый режим. В Австрии реальный политический вес промышленного рабочего класса был гораздо больше, чем в Венгрии (как и в Пруссии по сравнению с Баварией). Однако социал-демократическая партия, безраздельно управлявшая настроениями пролетариата, выступила против социа­листической революции и вошла в буржуазное коали­ционное правительство. Под предлогом стремления избежать интервенции Антанты правительство постепенно распустило Советы рабочих и солдат сверху. К 1920 г. партия вышла из правительства, но восстановление прочного положения капитализма в стране к тому вре­мени уже было обеспечено. Бауэр, ставший вскоре ве­дущим деятелем СДПА, занимал в 1919 г. пост министра иностранных дел Австрийской республики. Впоследствии он написал крупную теоретическую работу в защиту линии своей партии после первой мировой войны, книгу с неправильным названием “Австрийская революция”, вышедшую в 1924 г. Его бывший коллега Гильфердинг дважды занимал пост министра финансов Веймарской республики. Единство теории и практики, свойственное этому поколению, нашло свое подтверждение даже в судьбах представителей реформистского австромарксизма¹⁴.

Последний крупный подъем пролетарского движения в три послевоенных года произошел в Италии. Социа­листическая партия на родине Лабриолы всегда была гораздо меньше, чем в Германии или Австро-Венгрии, но более активной: во время первой мировой войны она сопротивлялась социал-патриотизму и щеголяла словесным максимализмом. Однако всеобщая забастовка и бурная волна захватов рабочими фабрик, охватившая Турин в 1920 г., тем не менее, застали ее совершенно неподготовленной к ведению наступательной револю­ционной стратегии. Контрмеры правительства либералов и хозяев предприятий в конце концов парализовали это движение, лишенное какого-либо четкого полити­ческого руководства. Волна народных выступлений спа­ла, оставив после себя вооруженные отряды контр­революции, которые подготовили приход фашизма в Италии.

Эти роковые неудачи в Германии, Австрии, Венгрии и Италии, вместе с Россией составлявших традиционную сферу влияния марксизма до первой мировой войны, имели место еще до того, как сама большевистская революция достаточно оправилась от империалисти­ческой интервенции и смогла непосредственно воздей­ствовать организационно или теоретически на ход клас­совой борьбы в этих странах. III Интернационал фор­мально был основан в 1919 г., когда Москва все еще находилась в кольце белых армий. Реальное же созда­ние Коминтерна произошло на его II конгрессе в июле 1920 г. К этому моменту было уже слишком поздно что-то предпринимать, чтобы как-то повлиять на важней­шие сражения пролетариата в послевоенной обстановке. Наступление Красной Армии в Польше, сулившее, ка­залось, возможность непосредственной связи с рево­люционными силами Центральной Европы, в том же месяце было отбито, а еще через несколько недель прекратились захваты фабрик в Турине, хотя Ленин телеграфировал ИСП, призывая к общенациональным выступлениям по всей Италии.

Эти поражения, несомненно, были обусловлены от­нюдь не субъективными ошибками или неудачами. Они свидетельствовали об объективном превосходстве сил капитализма в Центральной и Западной Европе, где его исторически сложившийся перевес над рабочим классом сохранился и после первой мировой войны. Партиям III Интернационала удалось прочно закре­питься в основных странах континента за пределами СССР только уже после всех этих неудачных сражений. Когда же, наконец, была прорвана блокада Советского государства, то вполне естественно, что разительный контраст между разгромом руководящих органов социал-демократии и поражением стихийных восстаний в Цент­ральной и Южной Европе, с одной стороны, и успехом большевистской партии в России — с другой, обеспечил относительно быстрое формирование централизованного революционного Интернационала на принципах, разра­ботанных Лениным и Троцким.

В 1921 г. Ленин составил свое фундаментальное теоретическое “послание” новым коммунистическим партиям, которые к тому времени уже были созданы практически во всех развитых странах капиталисти­ческого мира, — работу “Детская болезнь “левизны” в коммунизме”. В ней он обобщил исторические уроки практического опыта большевиков в России для социа­листов других стран и впервые обратился к проблемам марксистской стратегии в условиях более развитых, чем царская империя, стран, где буржуазный парла­ментаризм был гораздо сильнее, а реформизм рабочего класса гораздо глубже, нежели ему представлялось до первой мировой войны. Благодаря систематическому переводу работы Ленина стали доступными для активных участников революционного движения всей Европы. В тот момент, казалось, сложились условия для международ­ного распространения и плодотворного развития марк­систской теории на совершенно новом уровне, а Комин­терн представлялся гарантией ее практической связи с повседневной борьбой народных масс.

В действительности эти перспективы скоро исчезли. Жестокие удары, нанесенные империализмом революции в России, опустошили ряды советского рабочего класса, даже несмотря на его военную победу над силами белых в гражданской войне. После 1920 г. нельзя было рас­считывать на немедленную помощь от более развитых стран Европы. СССР был обречен на изоляцию, его промышленность была разрушена, его пролетариат был ослаблен, сельское хозяйство было запущено, а крестьян­ство испытывало недовольство. Завершалась стабили­зация капитализма в Центральной Европе, от которой революционная Россия была полностью отрезана. Когда же блокада была прорвана и связь с другими стра­нами континента восстановлена, то над Советским го­сударством, зажатым в тисках российской отсталости и лишенным политической поддержки извне, нависла внутренняя угроза. Крепнувшая узурпация власти пар­тийным аппаратом, все более жесткое подчинение ему рабочего класса и неуклонный рост официального шо­винизма слишком поздно (в 1922 г.) стали очевидны и самому Ленину, смертельно больному. Его последние работы — от статьи о Рабкрине до политического за­вещания¹⁵ — можно считать отчаянной теоретической попыткой найти формы возрождения политической активности народных масс, которая могла бы искоренить бюрократизм нового Советского государства и восстано­вить утраченные после Октябрьской революции единство и демократию.

В начале 1924 г. Ленин умер. Через три года победа Сталина во внутрипартийной борьбе решила судьбу социализма и марксизма в СССР на следующие десяти­летия. Сталинский политический аппарат вскоре подавил революционную деятельность народных масс в самой России, а также все больше свертывал или подрывал ее за пределами Советского Союза. Прочное господ­ствующее положение бюрократически привилегированно­го слоя над рабочим классом обеспечивалось полицей­ским режимом, постоянно ужесточавшимся. В этих усло­виях революционное единство теории и практики, сделав­шее возможным возникновение классического больше­визма, было, естественно, разрушено. Бюрократическая каста, захватившая власть в этой стране, лишила низы прав, самостоятельности и погасила их энтузиазм. Стояв­шая над низами партия постепенно была очищена от последних соратников Ленина. Вся серьезная теорети­ческая деятельность была прекращена в Советском Сою­зе после коллективизации. В 1929 г. Троцкого высылают из страны, а в 1940 г. его убили. В 1931 г. Рязанова сни­мают с занимаемых постов, в 1939 г. он умирает в тру­довом лагере. В 1929 г. Бухарина заставляют замолчать, а в 1938 г. его расстреливают. К 1930 г. морально сломили Преображенского, и он умирает в тюрьме в 1938 г. К тому времени, как правление Сталина достигло своего апогея, марксизм в России практически был сведен к формаль­ному упоминанию. Страну, занимавшую в мире передовые позиции в развитии исторического материализма и обо­гатившую Европу разнообразием и силой ума своих теоретиков, за десятилетие превратили в полуграмотное болото, в страну, выделявшуюся лишь своей жесткой цензурой и грубой пропагандой.

В то время как сталинизм непроницаемым колпаком накрыл советскую культуру, политическое лицо евро­пейского капитализма все больше искажалось яростью и конвульсиями. Рабочий класс, потерпевший поражение в ходе послевоенного революционного кризиса, тем не менее, по-прежнему представлял сильную угрозу буржуа­зии по всей Центральной и Южной Европе. Создание III Интернационала и рост хорошо организованных коммунистических партий под знаменем ленинизма внушали страх правящему классу в странах, ставших в 1918—1920 гг. эпицентрами революций. Кроме того, подъем экономики в империалистических странах, обес­печивший политическое восстановление версальского порядка, оказался недолговечным. В 1929 г. в Европе разразился крупнейший кризис капитализма, вызвавший массовую безработицу и усиление классовой борьбы. Социальная контрреволюция мобилизовалась и приняла самые жестокие и насильственные формы, свертывая парламентскую демократию, с тем, чтобы ликвидировать все самостоятельные организации рабочего класса. Тер­рористические фашистские диктатуры — вот истори­ческий ответ капитала на угрозу его господству со стороны труда в этом регионе. Диктатуры предназна­чались для подавления малейших проявлений сопро­тивления и независимости пролетариата на фоне уси­ления межимпериалистических противоречий.

Италия была первой страной, в полной мере испы­тавшей фашистские репрессии: к 1926 г. Муссолини уже покончил со всей законной оппозицией в стране, В 1933 г. в Германии власть захватили нацисты после того, как Коминтерн навязал КПГ курс, равносильны” самоубийству; рабочее движение в Германии было уничтожено. Год спустя клерикальный фашизм совершает вооруженные налеты в Австрии, крушит партийные и профсоюзные организации — оплот рабочего класса. В Венгрии уже задолго до этого была установлена белая диктатура. Военный путч в Испании ознаменовал начало трехлетней гражданской войны, которая закончилась победой испанского фашизма при помощи союзнически Португалии и единомышленников в Италии и Германии. Это десятилетие завершилось нацистской оккупации Чехословакии и установлением над ней контроля, а также падением Франции.

Как же сложилась в эту эпоху великих потрясений судьба марксистской теории в Центральной Европе, которая сыграла столь важную роль в развитии истори­ческого материализма до первой мировой войны? Как мы уже убедились, не успела ленинская политическая мысль распространиться за пределы России, как она была стерилизована в результате сталинизации III Интер­национала, который подчинил политику входивших в него партий целям внешней политики СССР. Но коминтерновские социал-демократические или центристские пар­тии, естественно, тоже не выражали готовности при­менять или распространять ленинизм. Таким образом, среди массовых организаций рабочего класса, сформи­ровавшихся в этом регионе в период между двумя войнами, существо марксистской теории сводилось в основном к экономическому анализу в духе, непосред­ственно унаследованном от крупных дискуссий довоен­ных времен. В Веймарской республике, во Франкфурте, в 1923 г. при финансовой поддержке богатого хлебо­торговца создается независимый институт социальных исследований для содействия проведению марксистских исследований на полуакадемической основе (этот инсти­тут был формально придан Франкфуртскому универси­тету)¹⁶. Его первым директором становится историк-правовед Карл Грюнберг, который до начала первой мировой войны возглавлял кафедру в Венском универси­тете. Грюнберг (уроженец Трансильвании, 1861 г.) был типичным представителем старшего поколения ученых-марксистов Восточной Европы; он основал первый круп­ный журнал по истории рабочего движения в Европе — Archive fur die Geschichte des Sozialismus und der Arbeiter-bewegung, издание которого после образования инсти­тута переносится во Франкфурт. Отныне этот видный представитель традиции австромарксизма перекидывает мостик к молодому поколению социалистически настро­енной интеллигенции в Германии. В 20-е годы в штат возглавляемого им Института социальных исследований входили и коммунисты, и социал-демократы. Институт поддерживал регулярные контакты с Институтом Марк­са — Энгельса в Москве, направляя архивные материалы Рязанову для первого научного издания трудов Маркса и Энгельса. Первый том Marks — Engels Gesamtausgabe (MEGA) был фактически издан во Франкфурте в 1927 г. под эгидой двух институтов.

В то же время институт финансировал издание един­ственного в межвоенный период значительного труда в области марксистской экономической теории. Его авто­ром был Генрик Гроссманн, эмигрант из Восточной Европы, родившийся в 1881 г. в Кракове, в семье шахтовладельца из Галиции. Он был ровесником Бауэра и на семь лет старше Бухарина, иными словами, одним из представителей того выдающегося поколения, что достигло невероятных высот до 1914 г. Однако взгляды Гроссманна развивались медленнее. Начав студентом у Бем-Баверка в Вене, он вступил в Коммунистическую партию Польши и возглавил кафедру экономики в Вар­шавском университете. В 1925 г. из-за политических преследований он уехал из Польши в Германию, а в 1926—1927 гг. читал курс лекций во Франкфуртском институте. Позднее эти лекции были опубликованы в виде объемистого тома, озаглавленного “Закон накопле­ния и крах капиталистической системы”¹⁷. В изданном в год Великой депрессии (1929 г.) труде Гроссманна обобщались классические предвоенные дискуссии по вопросу о законах движения капиталистического способа производства в XX в. и предпринималась самая гран­диозная до сих пор попытка в систематизированном виде изложить доказательства его объективно неизбеж­ного краха, исходя из логики марксовой теории вос­производства капитала. Его главные положения, которые представлялись столь своевременными, немедленно оспо­рил более молодой экономист левый социал-демократ Фриц Штернберг.

Ранее Гроссманн критиковал книгу самого Штерн­берга “Империализм” (1926 г.), представлявшую собой переложение позиции Люксембург, дополненной совре­менным анализом функций и колебаний числен­ности резервной армии труда при капитализме. Оба автора, в свою очередь, подверглись критике со стороны другого марксиста польского происхождения Натали Можковска в ее небольшой книге о современных теориях кризиса, написанной после прихода нацистов к власти в Германии¹⁸. В следующем году находивший­ся в изгнании в Чехословакии Бауэр издал свою по­следнюю теоретическую работу, которую он пророчески озаглавил “Между двумя мировыми войнами?”¹⁹. В этом политическом и экономическом завещании самый ода­ренный представитель школы австромарксизма Бауэр дал более совершенный прикладной анализ марксовой теории воспроизводства, который он вел в течение всей своей жизни, и построил наиболее утонченный из до сих пор представленных вариантов кризисов недопотребле­ния. В работе отразилось его разочарование политикой постепенного реформизма, которую он проводил в тече­ние длительного времени, будучи в руководстве пар­тии, призывая социал-демократическое и коммунисти­ческое движение вновь объединиться в борьбе против фа­шизма.

Бауэр умер в Париже в 1938 г., вскоре после того, как он был вынужден оставить Братиславу в связи с заключением Мюнхенского пакта. Через несколько ме­сяцев началась вторая мировая война, а нашествие нацистов на Европу положило конец целой эпохе в развитии марксизма на этом континенте. В 1941 г. в Париже, в застенках гестапо, погиб Гильфердинг.

Послесловие к традиции, которую олицетворяли эти люди, могли написать лишь те, кто находился вне поля битвы. В 1943 г. в Швейцарии Можковска публикует свою последнюю, наиболее радикальную работу — “О ди­намике зрелого капитализма”²⁰. Тем временем в США молодой американский экономист Поль Суизи обобщил всю историю марксистских дискуссий о законах капи­тализма — от Туган-Барановского до Гроссманна — и со своей стороны одобрил решение проблемы недопотреб­ления, предложенное Бауэром, в работе “Теория капи­талистического развития”²¹, написанной с образцовой ясностью.

Однако в книге Суизи, написанной во времена “ново­го курса”, подспудно отвергалось предположение о не­преодолимости в условиях капиталистического способа производства кризисов, возникающих в результате дис­пропорциональности и недопотребления. Он признавал потенциальную эффективность кейнсианского принципа антицикличного вмешательства государства для обеспе­чения внутренней стабильности империализма. Оконча­тельный распад капитализма впервые связывался с чисто внешним фактором — “более высокой эффективностью экономики Советского Союза и стран, которые, как предполагалось, могут последовать по его пути после окончания войны”. По его мнению, в дальнейшем был возможен мирный переход к социализму самих Соеди­ненных Штатов²². “Теория капиталистического разви­тия” знаменовала конец интеллектуальной эпохи в исто­рии и философии марксизма.