Альберт Васильевич Баранов

Самосознание Ленсовета заметно изменилось с января 1991 года, когда он выступил против введения войск в Прибалтику. 13 января войска штурмовали телецентр в Вильнюсе и блокировали митинг на Дворцовой площади. При обсуждении задачи митинга я обратил внимание Марины Евгеньевны Салье, Виталия Валериевича Скойбеды и других на то, что необходимо воздерживаться от эксцессов и конфликтов с милицией потому, что в данном случае Ленсовет будет выступать не за изменение законов общества, а за соблюдение их. Законы нарушает президент СССР, а мы защитники законно избранной власти. Тогда же я впервые познакомился с Владимиром Владимировичем Путиным, который в качестве помощника А.А.Собчака сообщил мне, что хотя Анатолий Александрович улетел в Париж на встречу с Жаком Шираком, он тоже осуждает ввод войск в Прибалтику и не возражал бы против митинга. На митинге я выступал с требованием отставки правительства и предложил собрать чрезвычайную сессию Ленсовета. Вечером обзвонили депутатов. Наутро мы стали собираться в Большом зале. Я как старейшина вел собрание. Когда необходимое число подписей депутатов для созыва чрезвычайной сессии было собрано, я пригласил в зал Президиум Совета, который заседал в другом помещении, и уведомил его членов о решении депутатов. Решение о сессии было принято и созданы группы депутатов, которые должны были подготовить проекты трех решений: о действиях правительства СССР, о событиях в Прибалтике и о предотвращении подобного развития событий в Ленинграде. Сессия состоялась и транслировалась по телевидению на Москву и Прибалтику. Как стало известно позднее, это предотвратило введение в Ленинграде и некоторых других городах «особого положения», подкрепленного бронетранспортерами на улицах и площадях. Приказ об этом был уже подписан министром обороны Дмитрием Тимофеевичем Язовым 30 декабря 1990 года.

Я был в Ленсовете с 10 утра 19-го до вечера 22 августа, включая ночь с 20 на 21. Из событий тех дней для меня самые значительные, пожалуй, два – ключевая резолюция и поднятие нового государственного флага. Я был членом штаба по защите города и области от путчистов и функционировал соответственно. Я был против раздачи оружия депутатам для защиты Мариинского дворца в случае штурма. Я говорил: наше единственное оружие – это безоружный народ на площади. Эта позиция победила, мы ограничились присутствием 70 омоновцев. 20-го августа открылась совместная сессия горсовета и облсовета. Нужна была резолюция.

Александр Николаевич Беляев поручил мне войти в редакционную группу. Но у группы не было никаких идей, кроме как «просить Верховный Совет СССР, когда он соберется, осудить ГКЧП». Пришлось писать одному. Резолюция должна была быть подобием манифеста, т.е. определять позиции объединенных Советов по ключевым вопросам ситуации: удержать военных Северо-Западного округа от участия в путче, продемонстрировать перед городом, что Советам осталась верной милиция, что Советы контролируют некоторые газеты в городе, и, наконец, выразить доверие Президенту России Б.Н.Ельцину и Верховному Совету России, который должен открыться завтра, чему путчисты, по-видимому, будут пытаться помешать. Интонация резолюции должна была быть спокойная и властная. Думаю, мне это удалось: заканчивалась резолюция выражением благодарности милиции за поддержание порядка в городе. Ключевая же фраза была в предпоследнем пункте, который рекомендовал Президенту Ельцину и Верховному Совету России взять всю полноту государственной власти на территории России в свои руки. Это означало, говоря более поздним языком, предложение о выходе России из состава СССР.

А.А.Собчак, А.Н.Беляев и Ю.Ф.Яров познакомились с текстом резолюции лишь тогда, когда она была роздана депутатам обоих Советов. Я подсел к А.А.Собчаку и дал ему текст резолюции с вопросом: не будет ли у него замечаний. Фотография меня с Анатолием Александровичем, изучающим резолюцию, была потом в газетах. Анатолий Александрович долго молчал, потом неуверенно предложил пункт о «взятии власти» убрать. Я возразил на том основании, что городской Совет уже накануне сделал свой выбор и фактически принял эти формулировки. Он не настаивал. Я представил резолюцию Советам, и она была принята за основу. К сожалению, я не знал, что мое выступление передаваясь на город, ведь радио и телевидение до того было от нас отключено. Если бы знал о трансляции, я бы зачитал резолюцию городу.

Редакционная комиссия в лице Белякова (облсовет) и М.И.Пирогова (горсовет) так откорректировала ключевой пункт, что суть его исчезла. Но на следующий день, т.е. 21 августа в 10 часов, когда начиналась работа Верховного Совета, А.А.Собчак отправил мою резолюцию в Москву, но уже от своего имени, без Советов.

22 августа, когда передавали по телевидению митинг перед Белым домом с трехцветными флагами, я подготовил проект решения Председателя Ленсовета и мэра о спуске советского и поднятии российского флага над Мариинским дворцом и зданиях райисполкомов в 17 часов 22 августа. Передал А.Н.Беляеву и одновременно поручил В.В.Скойбеде подготовить полотнище флага для Мариинского дворца и подключить людей к подготовке операций поднятия флагов над райисполкомами. К 17 часам флаг был готов только один, и по команде А.А.Собчака депутат Виталий Валериевич Скойбеда спустил флаг РСФСР, а затем по второй команде поднял российский флаг над мэрией, Ленсоветом, Санкт-Петербургом.

(Автобиография Петербургского горсовета. С.116-118)

Галина Ивановна Баринова

Из интервью 2008 года:
Я была утверждена заведующей идеологическим отделом Ленинградского обкома КПСС в 1983 году и ушла в 1989. То есть этот весь период была на самой передовой, поскольку наш отдел оказался ответственным за все, что происходило. Именно наш отдел бывал на всех митингах, встречался со всеми нашими любимыми неформалами. Я говорю «нашими любимыми», потому что тогда они нам доставляли очень много хлопот. […]

Если вернуться к тем временам, ведь то, что получилось, произошло во многом оттого, что предательство – я это иначе не называю – шло сверху. Когда появился Горбачев, после невнятно говорящего и неуверенно шагающего Брежнева, все оживились: вот человек, который выступает без бумажки, который ярко говорит. В общем, были надежды очень большие. Первое яркое выступление Горбачева было у нас в Ленинграде. […] Мы его слушали с восторгом, а потом по привычке, которая у меня еще с институтских времен, я попыталась воспроизвести – что у меня осталось в голове, о чем же он говорил? И поняла, что ничего не осталось. Это было красиво, это был фейерверк, все было здорово, а о чем и зачем – непонятно. И он никого не слушал. У нас на Балтийском заводе была встреча, и там один из работников так прямо Горбачеву и сказал: «Что же вы все говорите, а нас не хотите послушать?». Его потом затюкали: «Как ты мог себя так вести, не по-ленинградски, неприлично!». Но в принципе человек был прав.

Я еще раз говорю, предательство шло сверху. Сходу меняют руководителей всех средств массовой информации. С «Правдой» происходит неизвестно что, появляется Коротич... Коротич тогда вообще герой дня был, «Огонек» писал черт знает о чем. И пошли материалы, которые люди с удовольствием читали, потому что привыкли: все официоз и официоз, а тут как свежим воздухом повеяло. А шло ведь очень много и вранья. […]

Пресса – это тоже моя епархия была, и вот каждую неделю, по понедельникам или по вторникам, собирались у меня в кабинете руководители всех наших городских газет. Я говорю: «Ребята, давайте ориентироваться. Идет вранье, значит, надо давать бой, значит, какие-то вещи должны быть объективные». А они мне все время внушали, в том числе покойный Андрей Варсобин (главред «Ленинградской правды», председатель ЛО Союза журналистов): «Пресса не формирует мнение, пресса отражает то, что происходит в жизни». Как это вам нравится? […]

– Вы говорили, что предательство шло сверху.

– Да, совершенно точно. Смотрите, я с 83 по 89-й была заведующей отделом, это были самые сложные годы для идеологии. Нас за весь этот период всего один раз в Москве собрали на совещание. Мы приехали в Москву. У нас, что называется, земля под ногами горит, а там делает доклад заведующий отделом ЦК и в докладе он говорит примерно следующее: что такое агитаторы, что такое пропагандисты, как надо с ними работать, чем они отличаются. У меня был подготовлен текст выступления, я его в карман положила. И, очень хорошо помню, стала говорить: «Товарищи, у меня такое ощущение, что я бежала-бежала, уткнулась в стену, и дальше бежать некуда». Зал замер. «Потому что у нас происходит то-то и то-то, митинги каждый день, народ собирается. Мы должны отвечать на вопросы, а вы нам сегодня говорите о разнице между агитаторами и пропагандистами». […]

Митинги вдруг пошли везде и всюду. Обычно они были санкционированы и организованы партийными органами. Первый несанкционированный митинг провел студент университета, он потом стал журналистом. Он собрал студентов 1 марта, в день убийства Александра II, у Спаса-на-Крови, и они провели такой митинг. Мы с мужем пошли, поскольку недалеко живем, послушали. Ребята сами организовали – это же здорово.

Были какие-то вещи в нашей жизни, которые надо было поправлять, я не хочу сказать, что все было ах как здорово, все правильно. Я сама ставила вопрос и говорила первому <секретарю обкома>: «Слушайте, сколько времени мы еще будем президиум высаживать на сцене вот таким иконостасом?» Он: «Вы что?..» Я говорю: «Ну уже не вписывается, прошло то время». Какие-то вещи надо было менять. […]

Дальше пошли выборы, 1989 год. Я уже директор музея Ленина, но еще член обкома. Идет пленум обкома. И впервые говорят, что исполком не будет оплачивать Большой концертный зал в ленинские дни. Нет денег, из бюджета не дают. Говорят: с чего это мы должны оплачивать партийные мероприятия? В это время В.И.Харченко, начальник Балтийского морского пароходства, баллотируется в депутаты, ему нужна реклама. И он платит сумасшедшие деньги за трансляцию какого-то футбольного матча. Я к нему с трибуны в зале завода имени Карла Маркса обращаюсь: «Виктор Иванович, уж если вы оплатили трансляцию футбола, не возьмете ли на себя оплатить Большой концертный зал “Октябрьский”, чтобы мы могли провести мероприятия?». Вот уже и в головах директоров что-то пошло меняться. Уже каждый начал бороться за то, чтобы стать депутатом, чтобы раскрутить себя, а все остальное – ваши дела. Поэтому, конечно, очень сложно было работать.

– Как выстраивались отношения с теми, кого называли «неформалами»?

– О, это целое движение. Саша Богданов – это был главный неформал в городе. Причем он откуда-то узнал мой домашний телефон. Он мне все время звонил и кричал: «Галина Ивановна! Меня арестовывают! Спасите!». Всегда, когда какие-то ситуации в городе возникали, в обком шли звонки. Вдруг поздно вечером звонок, звонит дежурный по ГУВД. Начальников он тревожить не может, знает, что это мои вопросы. «Галина Ивановна, толпа людей, возглавляемая Черновой, идет к Большому дому освобождать Сашу Богданова». Я говорю: «Хорошо, подумаю, что делать». Положила трубку и говорю мужу: «Ну, что? Пойдем Сашу Богданова выручать?». Потом отзваниваюсь, говорю: «Да пусть они там помитингуют». – «Да? Хорошо, есть». Но они такие безобидные были. Пошумели – ну и что?

Саша организовал стену… не стена плача была, а стена демократии, что ли? На Невском, там, где сейчас художники сидят. Он делал плакаты всевозможные, призывы. Они меня знали. И поэтому всегда ко мне обращались. Они по любому поводу готовы были митинговать. Это кайф был для ребят. […] У Саши круг ребят был, которые его поддерживали. Они с удовольствием листовки разносили, он издавал что-то. Он писал стихи, всю боль, что он видит и как видит, иногда мне их по телефону читал, долго-долго. У них такое серьезное движение было.

Что еще о перестройке могу сказать, к чести нашего города. У нас все прошло спокойно, по сравнению с другими городами, потому что было мудрое руководство. Вспоминается одна ситуация. Ю.Ф.Соловьев был в Москве на пленуме. В городе неформалами готовилось большое мероприятие – митинг на Исаакиевской площади. Решался вопрос, что делать: разрешать – не разрешать. Все говорят: запретить, не разрешать. Те, кто крутится все время среди митингующих, кто общается с неформалами, то есть те, кто в народе – это отдел пропаганды, от которого я выступаю, говорят: нельзя запрещать. Нас поддерживает комсомол и КГБ и милиция. Курков покойный был тогда еще на милиции, он говорит: «Я – генерал, если я отдам приказ, я должен буду довести его до исполнения. Я не хотел бы, чтобы нас здесь заставили стрелять».

Потом, уже при Гидаспове, у нас был очень большой митинг около СКК. И я помню, что за ним тогда вся страна с замиранием сердца следила. И настрой был такой, что если Ленинград поднимется, то поднимутся и другие города. Борис Вениаминович – прекрасный человек, великий ученый, но он никакой не политик. Он случайно стал первым секретарем, потому что был единственным, кто выиграл выборы. А как он выиграл – очень интересно. Он шел по Петроградскому району, а там впервые попробовали подключить кабельное телевидение. Оно было практически в наших руках, и вся агитация шла по кабелю. И Гидаспов единственный прошел и стал депутатом. Когда я уходила, это было после выборов, летом 1989 года, я Ю.Ф.Соловьеву так сказала: «Юрий Филиппович, считаю, что и вам пора уходить. Должна быть смена караула, мы сейчас одиозные фигуры, народ даже не будет разбираться. Может быть, новые силы что-то смогут сделать…».

Мы понимали, что сдерживать общественное движение уже невозможно. Все равно будут собираться, но подпольно. Родилась идея, чем их прятать, лучше дать им возможность собираться. Нужно людям дать площадку, куда их пускают и где они работают. Решили, что это будут ДК Ленсовета и ДК железнодорожников. Многие не знали всех обстоятельств и критиковали тогдашнего директора Дома культуры железнодорожников Кима Измайлова: вот, он пустил неформалов, и прочее. А это мы Киму сказали: у тебя должна быть площадка для работы неформальных объединений. И в ДК Ленсовета сказали: у вас должна быть площадка. Когда все стали ругать Кима, тогда мы признались, что это мы рекомендовали. В ДК Ленсовета собирался знаменитый клуб «Перестройка», из которого Греф, Чубайс и прочие все вышли… Кстати Чубайс очень просился, чтобы его взяли хотя бы внештатным инструктором райкома партии. Антонина Романова, которая была секретарем по идеологии Фрунзенского райкома, говорит: «Умолял, уговаривал». Просился, чтобы хотя бы общественником взяли. И ей потом говорили: «Вот взяла бы в свое время, он бы не был таким». […]

– Как вы взаимодействовали с КГБ?

– Они нас информировали по каким-то вопросам. Мой зам по контрпропаганде все обобщал, готовил материалы. Мы имели от чекистов информацию, что собирается какая-то группа. А мы уже приняли решение, что лучше дать им возможность собираться. Постановлений по этим поводам не принимали. Были устные согласования. С теми, кто действовал закрыто, не мы работали, а органы. […]

– Как вы переживали поражение на выборах 1989 года Соловьева и Герасимова?

– Соловьева вообще ведь подставили. Первые лица проходили по центральному списку, был центральный список КПСС на 100 человек. Мы были уверены, что кандидат в члены Политбюро, первый секретарь Ленинградского обкома наверняка в этот список должен попасть. На счастье Сашков, заворготделом, на всякий случай попридержал один округ – Невский. И когда мы узнали, что Соловьева в центральном списке нет, этот округ был задействован. Встреча с кандидатом была в ДК «Невский». Зал большой. Задавали вопросы в основном негативного характера. Конечно, Юрию Филипповичу было трудно. Во-первых, это были первые выборы, когда в бюллетенях была не одна фамилия, а несколько. Во-вторых, к партийным работникам предвзято относились. Я не помню, кому он проиграл. Партийный – это было такое клеймо, понятно было, что ни за что не выберут.

– А как получилось так, что понятие «партийный» стало клеймом?

– Очень просто. Ведь на что работали все средства массовой информации? Все писали, какие гады партийцы.

– Подождите, но ведь партия продолжала контролировать СМИ?

– Уже нет. До того была схема такая: если надо утвердить собкора газеты, редактор газеты появлялся сначала у заведующего отделом пропаганды, договаривался, потом – к секретарю по идеологии, потом выходил на уровень первого. В этот период редакторы прямиком пошли к первому, мы никого не видели и не слышали. […]

– Расскажите о приходе в «Мемориал».

– Перед 19-й Всесоюзной партийной конференцией на заседание «Мемориала» пригласили в качестве делегатов меня, Ф.Н.Дмитриева, ветерана, и академика Александрова из КБ аналитического приборостроения. Мне, честно говоря, его времени было жаль, и я сказала: «Езжайте вы, занимайтесь наукой лучше». Но там интересно было. Ведущая, Елена Прошина из Лесотехнической академии, все не дает и не дает мне слова, а вопросов ко мне – гора записок растет. Академика я отпустила, а старик-ветеран, Федор Николаевич, говорит: «Я вас не оставлю одну, буду с вами до конца сидеть». Наконец мне дают слово, уже где-то в 12-м часу ночи. Один из первых вопросов: «Ваше отношение к Мавзолею Ленина». И я, начиная отвечать, говорю: «Я девушка честная…». Зал разразился хохотом. Продолжаю: «Я девушка честная, поэтому скажу так, как я думаю…». Я отвечаю на вопросы, зал хорошо меня слушает, потому что им надоели кухаркины выступления. Я им говорю: «Товарищи, ну, что мы? Уже поздно, пора расходиться, я считаю». Зал зааплодировал, встал, начали расходиться. Елена кричит: «Мы же документ должны принять, документ должны принять!..». Все ушли.

Беседу вела Т.Ф.Косинова

И вот фракции были созданы:

1. Межпрофессиональная депутатская группа,

2. Группа «Конструктивный подход»

3. Группа «На платформе ЛНФ»

4. Фракция «Зеленые»

5. «Возрождение Ленинграда»

6. «Ленинград»

7. «Антикризис»

8. Группа депутатов Красносельского района,

9. Группа депутатов от Союза избирателей,

10. Внепартийная межрайонная фракция.

Каждая группа и фракция делегировала своего представителя в согласительный совет, целью которого являлось достижение консенсуса при выявлении различных точек зрения и подходов среди групп депутатов.

(Автобиография Петербургского горсовета. С. 137)

(Автобиография Петербургского горсовета. С.515-516)

По-разному наши соотечественники приходили к принятию необходимости серьезных реформ. Я – через раздумья над экономикой. […] Убежден, что многие хозяйственные и даже партийные руководители последних лет социализма были недовольны тем, что сковывается их инициатива, что они зачастую были вынуждены подчиняться менее компетентным руководителям. Они уже тогда говорили: «Это мой завод», «Это я построил», «Я всем даю работу». Не случайно потом многие из них с удовольствием участвовали в приватизации. […]

Для меня пора активных действий началась в 1986–1987 годах.

Помню, мы встретились с Ильей Константиновым, моим однокурсником и другом, долго беседовали, обсуждали, всерьез ли – перестройка, или нет. И решили, что надо «подрывать основы», потому что все может кончиться реальными политическими преобразованиями. Илья был связан с диссидентскими кругами, работал в кочегарке, пострадав от запрета на профессию.

В итоге организовали радикальный клуб «Альтернатива». Имелась в виду альтернатива коммунистическому направлению и более осторожному клубу «Перестройка». Проводили собрания в ДК имени Кирова, приглашая и открытых диссидентов из «Демократического союза».

Примерно в 1988 году образовался Совет демократических организаций Ленинграда, куда вошли представители всех оппозиционных гражданских сил. Это уже был прообраз некой структуры, которая координировала все выступления, организовывала распространение литературы, налаживала связи с оппозиционными организациями в других республиках и регионах.

Новым этапом был рубеж 1989 года – года первых ограниченно свободных выборов народных депутатов СССР. Почему я считаю его этапом? Выборы – это всегда политическая борьба, даже если они не полностью свободны. Как результат начавшейся избирательной кампании возникло движение «За Народный фронт», и Демократическое движение Петербурга на этом этапе перешло от агитации за реформы, от пропаганды убеждений – к практическим действиям по участию в борьбе за власть.

Как известно, те выборы проходили по территориальным округам, а выдвижение осуществлялось через трудовые коллективы и собрания граждан. Кроме того, депутатов избирали официальные политические и общественные организации. Это позволяло демократическим организациям открыто высказывать свои взгляды и выражать свою позицию в трудовых коллективах, где работало большинство граждан. Выливалось это как бы в форме поддержки политики Горбачева, прежде всего, курса на перестройку, гласность. В то же время мы демонстрировали критическую направленность по отношению к существующему политическому режиму, основанному на однопартийной системе, указывали на недостаточную свободу выборов, требовали равноправия различных форм собственности, в том числе частной.

На этом этапе в выборах, за исключением М.Е.Салье, непосредственные участники оппозиционного демократического движения не были выдвинуты кандидатами, да и она не прошла на территориальных собраниях граждан по месту жительства. Однако выдающимся достижением было то, что оппозиционные настроения овладели умами наиболее продвинутых людей, ощутивших себя гражданами – ученых и сотрудников научно-исследовательских институтов, высших учебных заведений, творческой интеллигенции, работников передовых предприятий военно-промышленного комплекса. Именно они выдвинули и обеспечили избрание А.А.Собчака, Ю.Ю.Болдырева, А.А.Щелканова, А.С.Ежелева – будущих активных лидеров демократического крыла Съезда народных депутатов СССР.

Очень интересно, как проваливали первого секретаря Ленинградского обкома КПСС Ю.Ф.Соловьева, безальтернативного коммунистического кандидата в Невском районе.

Мне было неинтересно просто поддерживать умеренных кандидатов, я решил, что нужно агитировать не только «за», но и «против». Уж бить – так по голове! И мы с будущими депутатами России и Ленсовета Ильей Константиновым, Андреем Толмачевым, Михаилом Макаровым вышли к станции метро «Проспект Большевиков» и устроили там первый пикет. Развернули плакат, раздаем листовки, собралось много народу. Подбегает милицейский полковник, начальник Невского РУВД. Но нас не забрали: мы доказали, что закон допускает свободную агитацию против кандидата. (Какой контраст с нынешними «свободными» выборами в стране «суверенной демократии»!)

Потом пикеты у всех станций метро в районе стали ежедневными. Листовки мы делали кустарным способом. Вырезался трафарет с каким-нибудь четверостишием, лозунгом или призывом и краской прокатывался по бумаге. Так изготовили 60 тысяч листовок за период кампании. И когда однажды на заводской трубе завода сами работяги написали: «Если хочешь жить х…во, голосуй за Соловьева!», я понял, что мы победим. Так и произошло.

Под конец избирательной кампании митинги были уже массовыми. К нам присоединилось множество жителей района, нас приглашали выступать на заводы, избиратели выставили своих наблюдателей. Среди будущих активистов демдвижения были даже руководители участковых комиссий этого района.

Провалился еще один безальтернативный кандидат в народные депутаты СССР от коммунистов – А.А.Большаков, выдвинутый по всему городу. Благодаря этому стали возможны перевыборы по общегородскому округу, на которых победил Николай Вениаминович Иванов. (Поясню – заместитель руководителя легендарной следственной группы Прокуратуры СССР Тельмана Гдляна, по существу, впервые смело и бескомпромиссно бросившей вызов коррупции в масштабах страны.) В этом округе на довыборах сошлись более 20 кандидатов, представляющих взгляды от демократических до националистических. Их дебаты впервые транслировались на всю страну, и страна припала к экранам…

Может быть, тогда впервые публично в средствах массовой информации прозвучали лозунги: «Долой КПСС!», «Вся власть – народу!». Честные следаки показали всю мерзость и продажность правящей коммунистической элиты, а кандидаты демократов довели до массовой аудитории политические выводы.

Параллельно с избирательной кампанией готовились документы по созданию первой массовой демократической организации «Ленинградский Народный фронт». Я тогда был председателем редакционной группы, которая готовила документы к первому съезду Народного фронта, состоявшемуся через месяц после этих выборов. Демократические кандидаты – М.Е.Салье, М.М.Чулаки, Ю.А.Андреев – помогали этому объединению. С этого эпизода и началось полноценное массовое движение. Кульминацией стал митинг у стадиона им. Кирова в поддержку Народного фронта, собравший несколько десятков тысяч ленинградцев.

Создание Ленинградского Народного фронта положило начало формированию «ядра» широкой гражданской коалиции общественных сил на будущих выборах народных депутатов России и Ленсовета. Были созданы руководящие органы ЛНФ и территориальные организации во всех районах города.

Программа ЛНФ ставила задачу демократического переустройства общества и государства через свободные выборы. Права и свободы граждан, многопартийность, правовое государство, построенное по принципу разделения властей, новый союзный договор, – вот основные положения будущей Конституции, которые еще в то время предлагал принять Народный фронт. В экономической области целью было построение социального государства с рыночной экономикой, основанной на свободном предпринимательстве и частной собственности. Отмечу, что не предполагалось приватизации военно-промышленного комплекса, энергетики, транспорта, добывающей промышленности.

Наличие первой демократической организации с четкой программой действий позволяло перейти к новому этапу – этапу мирного завоевания власти на городском и республиканском уровне.

К выборам был сформирован блок «Демократические выборы – 90». Его кандидаты представляли практически все округа. И получилась своего рода вертикаль демократических кандидатов, поскольку выборы тогда проходили одновременно в российский парламент, городской и районные Советы. К примеру, кандидатом по общегородскому округу был главный редактор газеты «Смена» Виктор Югин, мой друг Илья Константинов баллотировался по Ленинскому и части Кировского района, я шел в Ленсовет по 120-му округу Кировского района, – и все мы помогали друг другу, и все были избраны. К слову, это заметно упрощало агитацию, и когда газета «Смена» опубликовала единый список демократических кандидатов, на него ориентировались многие избиратели.

Я считаю, что те выборы были наиболее свободными и честными в современной России. Удалось преодолеть административный ресурс, и деньги тогда еще решающего значения не имели. Все затраты на избирательную кампанию состояли в изготовлении нескольких плакатов, которые вывешивали в витринах магазинов, в библиотеке, аптеке, газетных киосках. На пишущей машинке изготавливались памятки, которые разносили по квартирам. Первостепенную роль имело живое общение с людьми. У меня было столько же избирателей, сколько у всех – 10 тысяч человек. И практически в каждую квартиру я зашел лично. За избирательную кампанию удалось пообщаться практически со всеми. Были дебаты – в домах культуры, на предприятиях, в кинотеатрах. Интерес к ним был огромный, собирались полные залы.

А потом была победа. На выборах народных депутатов России по Ленинграду провалились все кандидаты Смольного. В Ленсовете сформировалось демократическое большинство. Перефразируя слова Ленина, мы город убедили, мы власть в городе завоевали, теперь надо было научиться городом управлять.

Записала Т.Ф.Косинова