Вальдемар Микшис Любовь и бесы трагикомеди я

с песнями, танцами и пророчествами

в 2-х частях

РИГА - 2003 – ВИЛЬНЮС

Действующие лица:

РОМАН, студент-медик

ДЖУЛИЯ, начинающая актриса

МОНТЕКИН, владелец ресторана, отец РОМАНА

КАПУЛЕЦКАЯ, комиссар ГПУ, мать ДЖУЛИИ

КИПАРИСОВ, комиссар управления искусств

РОШАЛЬСКИЙ, режиссёр варьете

Музыканты: РОЯЛЬ

СКРИПКА

ТРУБА

ГЮЛЬЧАТАЙ, голос освобождённого Востока

ЕСЕНИН, актёр

АЙСЕДОРА, актриса

Цыгане: ОН (гитара)

ОНА (монисто)

МЕДВЕДЬ (бубен)

АРДАЛИОН, хромоногий швейцар

ВАНЯ, половой

ОСЯ, половой

ВОЛЬКИНД, мессир-предсказатель

Свита ВОЛЬКИНДА: АТЛЕТ

ГОБОЙ

СТЕЛЛА

МУРКИН, человек-кот

ИОКАНААН МАРУСИДЗЕ, факир, он же ШМИДТ-сын, жулик

Все события, кроме последнего, разворачиваются в московском ресторане в 20-ые годы ХХ-го столетия

Светлой памяти

Виктора Яковлевича Зельмана,

замечательного композитора, музыканта и актёра

Помилостивей к слабостям пера –

Их сгладить постарается игра.

У. Шекспир

«Ромео и Джульетта».

Часть первая

Главная зала непманского ресторана: зеркала, колонны, пальмы, ампир, бархат, плюш. Справа и слева – поближе к авансцене – столики, посередине и подальше – полукруглая эстрада, разделённая на две неравные половины: нижняя – поменьше – для музыкантов, верхняя – побольше – для артистов.

Музыканты – РОЯЛЬ, СКРИПКА, ТРУБА, – переговариваясь, настраивают свои инструменты. Из этих на первый взгляд какофонических звуков складывается некий ритм, под который пара молодых половых, фланируя между столиками, начинают расстилать скатерти и расставлять приборы.

Входит РОШАЛЬСКИЙ: канотье, лимонная в блёсках бабочка и яркий цветастый жилет, прикрывающий округлое брюшко. С возрастающим недоумением приглядывается к половым и прислушивается к музыкантам.

РОШАЛЬСКИЙ. Это что за такое?.. Послушайте, не делайте мне смешно! (Выходит на авансцену и, отвернувшись от музыкантов и половых, достаёт из жилетного кармана английскую фляжку).

Рвётся скрипичная струна. СКРИПКА громко чертыхается, половые, как по команде, исчезают, и в наступившей тишине нахальный голос задаёт вопрос, явно адресованный собирающемуся подзаправиться РОШАЛЬСКОМУ: «За Одессу-маму? Что»? РОШАЛЬСКИЙ поперхается глотком и оглядывается.

На эстраде стоит АТЛЕТ – лысый, коренастый, в алом трико, чекистской кожанке и армейских ботинках. Как видение – он проходит между столиков и – пропадает.

РОШАЛЬСКИЙ переглядывается с повергнутыми в изумление музыкантами. «Это что за такое»? – спрашивает он. Не получив ответа, сплёвывает и, отвернувшись, снова подносит фляжку ко рту.

«Выпивайте и закусывайте, Моня»! – останавливает его другой голос – понахальнее и повеселее. – «И пусть вас не волнуют этих глупостей»!

На эстраде стоит ГОБОЙ – высокий, в пенсне об одном стекле, кургузом пиджачке, сиреневых галифе с лампасами и длинных штиблетах. Проходя мимо музыкантов, он, как бы между прочим, роняет: - «Скрипочка, любезный, ширинку застегните. Не на параде», -- и – пропадает.

РОШАЛЬСКИЙ (после долгой паузы). Это что за такое?! Ардалио-он! И они говорят об этом борделе как за приличное место! Ардалио-о-он!

Волоча ногу, входит АРДАЛИОН – старик-швейцар в ливрее. Снимает фуражку.

(Ядовито). Мосье Ардалион! Я имею сказать вам пару слов. Это что за такое у вас шляется? Тудой-сюдой, как тараканы!! Что?!

АРДАЛИОН (в недоумении). Не могу знать.

РОШАЛЬСКИЙ. Что ты, сволочь, пускаешь, которых не попадя?! Об битых пенсне и об красных рейтузах? ! У мене через них удар будет!

АРДАЛИОН. Дверь заперта-с.

РОШАЛЬСКИЙ. Послушайте! Не делайте мне смешно! Я ещё не до конца свихнувшись!

Внезапно из-за спины АРДАЛИОНА появляется СТЕЛЛА – молодая, рыжая, в длинном до пят плаще цвета красного знамени, надетом, по-видимому, на голое – выдающихся форм – тело. Она плотоядно улыбается навстречу РОШАЛЬСКОМУ а, проходя мимо него, клацает, как тому показалось – не зубами, а клыками и – пропадает.

РОШАЛЬСКИЙ (после долгой паузы остолбеневшему АРДАЛИОНУ). Щипите меня... щипите...

АРДАЛИОН щипает. «Уй-й-й»! – взвизгивает РОШАЛЬСКИЙ. – «Идиёт! Пшёл вон! Во-он»! АРДАЛИОН, извинительно кланяясь широким задом, ретируется вон.

С визгом и гиканьем на эстраду выскакивает кордебалет – пять полуголых девиц в перьях и кружевах. Их появление отрезвляюще действует как на РОШАЛЬСКОГО, так и на музыкантов.

РОШАЛЬСКИЙ (приме). Груня, кто вам сказал за эти фиолетовые трусы? Мы не в цирке, Груня. Скидайте быстро!

ГРУНЯ. А как же я без трусов?

РОШАЛЬСКИЙ. Это как дважды два.

ГРУНЯ. Моня...

РОШАЛЬСКИЙ. Мы не на постели, Груня! На работе я – не Моня, а мосье Рошальский. Скидайте быстро, Груня! И перестанем размазывать белую кашу по чистому столу.

ГРУНЯ убегает за кулисы.

У мене через вас удар будет! Стали на позицию! Эн! дэ! труа! катр! Слушайте меня ушами, девушки, и не делайте мне смешно. Вечером здесь будет публика, которую черти хватают со скуки. Или мы разгоним этих чертей, или нас разгонят к чёртовой матери. Ву компранэ? А сейчас здесь будет комиссия комиссаров. Или вы делайте эту комиссию, или я делаю конец вашей жизни. А я не хочу этого, как невеста не хочет прыщей на своей губе. Клянусь тётей Песей! Покажем этим сволочам за настоящее искусство! Ву компронэ? Музык?
РОЯЛЬ. Музык компронэ. (Заводит спрятанный за роялем граммофон).

РОШАЛЬСКИЙ. Эн! дэ! Труа! И-и!..

И после первых аккордов с гиканьем и визгом начинается француско-одесско-нижегородский танец, в котором с большим трудом угадывается канкан. Выскакивает прима ГРУНЯ, взбивая редкие кружева и открывая ядовито зеленый фиговый лист, один - спереди, другой - сзади. Музыканты старательно показывают, что играют они, а не спрятанный за роялем граммофон.

Появляются АТЛЕТ, ГОБОЙ и СТЕЛЛА. Сначала молча наблюдают за беснующимся кордебалетом, потом СТЕЛЛА пытается вмешаться, а АТЛЕТ с ГОБОЕМ её удерживают. Наконец, балаганный канкан заканчивается. ГОБОЙ аплодирует, АТЛЕТ свистит, СТЕЛЛА безмолвствует.

РОШАЛЬСКИЙ. Это... что за... такое?

АТЛЕТ (голосом не терпящим возражений). Девочки свободны. Я сказал – девочки. (Оборачивается к музыкантам) . Что ты дудку опустил?

ГОБОЙ (им же). Что же это вы, любезные, дурня клеите? Играть разучились? А ну-ка, сбацайте нам что-нибудь без граммофона – за Одессу-маму, фоном. У нас разговор к мосье Рошальскому разговор.

АТЛЕТ топает ногой, и девочки испуганно покидают эстраду, а музыканты начинают, сбиваясь, играть «за Одессу-маму».

РОШАЛЬСКИЙ. Это что за...

АТЛЕТ. Ша! Я сказал – ша! Ты что же это вывеску портишь, гад?

ГОБОЙ. Сдаётся мне, мосье Рошальский, что вы байстрюк. Держать за одесский бордель такое приличное место, да ещё в центре Москвы – столице нового мира!.. Ай-яй-яй-яй-яй-яй!

РОШАЛЬСКИЙ. Послушайте, не делайте мне...

АТЛЕТ. ...смешно?!

ГОБОЙ. Сейчас эта девушка сделает вам больно.

АТЛЕТ. Стелла!

ГОБОЙ. Ещё не время. (Останавливает начавшую было расстёгивать плащ СТЕЛЛУ). Холоднокровнее, девушка, холоднокровнее. Мосье Рошальский, мы имеем сказать вам пару слов. Не собрать ли вам свои манатки, и не махнуть ли вам к тёте Песе на Мало-Арнаутскую? Тем более, что не сегодня-завтра бедную тётю Песю как пить дать заметут...

АТЛЕТ. Не сегодня и не завтра. А в субботу.

ГОБОЙ. Слышали? В субботу на рассвете заявятся к тёте Песе нежные мальчики из ГПУ и чистыми руками вынут из-под пола всё, что нажито честной контрабандой. Холодной головой они пересчитают всё это добро и, уверяю вас, Моня, их горячее сердце не дрогнет поставить под дружелюбные маузеры невинную тётю Песю.

АТЛЕТ. К стенке паскуду – и на второе еврейское!

ГОБОЙ. Горе-то какое, Моня, уй-юй-юй-юй-юй! Бедная, бедная тётя Песя!

АТЛЕТ. А ты не воруй! Не воруй! Где 300 рублей, что дадены тебе на рекламу варьете?!

ГОБОЙ. Моня, вы польский язык – знаете?

АТЛЕТ. Не знает! Он никаких языков не знает, кроме малдаванского.

ГОБОЙ (АТЛЕТУ). Как будет по-польски идиёт?

АТЛЕТ. «Варьят».

ГОБОЙ. Вы мышей ловите, Моня? Варьят и варьете. А? В вашем случае, Моня, это не две большие разницы, это одного навоза лепёшки! Ну свиснул мосье Рошальский 300 рублей на рекламу – ну и что? Что такое 300 рублей для настоящего артиста? Тьфу коту на хвост!

АТЛЕТ. Он – не артист! Он вор, проходимец, аферист и сутенёр!

СТЕЛЛА. Можно, я сделаю ему больно?

ГОБОЙ. Я вас умоляю, девушка! Обождите, обождите! У этих людей, Моня, (кивает на АТЛЕТА и СТЕЛЛУ) нет человечества. Ну что вы наскакивайте тигрой на несчастного Моню Рошальского? Посмотрите, как человек упал с лица!

АТЛЕТ. За фиолетовые трусы своей сожительницы Груни – вот за что он упал!!

ГОБОЙ. Не имейте этой привычки быть нервным на работе. Пожалейте Моню – как сына бакалейщицы и биндюжника.

АТЛЕТ. Ещё чего!

ГОБОЙ. Моня, что вы молчите, как рыба об лёд?

АТЛЕТ. Я интересуюсь знать! кто в одесских кафешантанах торговал сардинами и девушками? Кто сбагривал тудой-сюдой кокаин и напильники? Кто размазывал белую кашу по чистому столу? Кто учился за фокстрот, крутя задом?

ГОБОЙ. Не за фокстрот, а за танго!

СТЕЛЛА. Моня, ты танцуешь танго? Иди ко мне, Моня.

ГОБОЙ. Стелла, я вас умоляю! Вот что я скажу вам, Моня, как артист аферисту: тикайте, Моня. Тикайте до вашей тёти Песи, как до родной мамы. (Со слезой). Бедная, бедная тётя Песя! Мене слёзы жгут за её жизнь!

АТЛЕТ. Старая карга на дне кадки с фикусом зарыла 200 имперских червонцев. ГОБОЙ. Если вам, Моня, удасться их сбагрить, то вам их хватит...

АТЛЕТ. На два года жизни! А потом – к стенке и – на второе еврейское.

ГОБОЙ. Уй юй-юй-юй-юй! Бедный, бедный, мосье Рошальский! Какая судьба, а?

АТЛЕТ. А ты не воруй! Не воруй!

ГОБОЙ. Ну что, любезнейший, по рукам?..

АТЛЕТ. Рошальский, до вас обращаются!

ГОБОЙ. Моня, вы говорить можете?

СТЕЛЛА. Я хочу фокстрот. Или танго.

ГОБОЙ. Танго? А что? Это мысль! Не преподать ли нам мосье Рошальскому ещё один урок?

АТЛЕТ. Аферисту и сутенёру? Преподать!

ГОБОЙ. Мы вам споём за рекламу, Моня. В рекламе, как и в искусстве, вы ни черта не смыслите. Слушайте слова ушами, Моня, а ногами танцуйте с девушкой Стеллой танго. И вот ещё что, Моня: не делайте нам смешно.

АТЛЕТ. А то девушка Стелла сделает тебе больно. Ву компранэ? (Музыкантам) . Эй граммофонщики! «Фигаро» слышали?

РОЯЛЬ. Слышали, слышали...

АТЛЕТ. Смотрите! Будете, как говорит Гобой, дурня клеить, я вам головы поотгрызаю!

ГОБОЙ. Ни в коем случае! Хватит с меня ихней «Одессы-мамы». Вот она где у меня! Держите! (Бросает музыкантам граммофонную пластинку). И больше актёрства, мальчики! Вы не в театре! Моня, что вы сидите, как на похоронах тёти Песи?

АТЛЕТ (сладко). Будьте такой ласковый, оторвите ваш зад от стула и подойдите к девушке.

ГОБОЙ . Только я умоляю вас, Стелла, холоднокровнее, холоднокровнее...

СТЕЛЛА. Останьте, надоели. Дайте и мне, наконец, развлечься.

АТЛЕТ. Эн! дэ! труа! И-и!..

И начинается танго со стихами за рекламу, в котором угадывается известный мотив из «Фигаро». АТЛЕТ и ГОБОЙ поют, подтанцовывая на эстраде, СТЕЛЛА делает сладострасные «па» с ошалевшим РОШАЛЬСКИМ, лавируя с ним между столиками.

АТЛЕТ и ГОБОЙ. Алчен век матерьализма –

По заветам дарвинизма

Все борьбу ведут.

Говорят, что без рекламы

Даже в царстве далай-ламы

Не продашь свой труд.

Врач свой адрес шлёт в газеты

И на выставки портреты –

Молодой поэт.

Из писателей, кто прыткий

Вместе с Горьким на открытке

Сняться норовит.

И мечтает примадонна:

«Проиграть ли беспардонно

Золото и медь,

Отравиться ли арбузом

Или в плен попасть к хунхузам,

Чтобы прогреметь»?

Алчен век матерьялизма –

По заветам дарвинизма

Все борьбу ведут.

Говорят, что без рекламы

Даже в царстве далай-ламы

Не продашь свой труд.

ГОБОЙ. Моня, вам есть, что сказать после этого? Или уже нет?

АТЛЕТ. Он проглотил свой малдаванский язык!

ГОБОЙ. Сдаётся мне, Атлет, что в сердце мосье Рошальского нет спасибо за наши уроки.

АТЛЕТ. У него свинья в сердце и прыщ на языке.

ГОБОЙ. Мосье Рошальский! Мо-ня! Вы нас слышите?

АТЛЕТ. До вас обращаются!

ГОБОЙ. Ну всё, Моня. Кладите себе в уши наши последние слова. Сейчас для вас будет подарок за вашу жизнь в искусстве.

АТЛЕТ. После этого подарка ты будешь переживать за икоту два оставшихся тебе года.

ГОБОЙ. Мо-ня! А-у!..

АТЛЕТ. Молчит, проклятый!

ГОБОЙ. Ну что ж, приступим. Атлет!

АТЛЕТ . Музык свободен. Я сказал – свободен!

Музыканты поспешно уходят.

ГОБОЙ. Сейчас у вас, мосье Рошальский, через девушку Стеллу удар будет.

СТЕЛЛА. Ну наконец-то! (Расстёгивает плащ).

АТЛЕТ и ГОБОЙ с двух сторон подходят к СТЕЛЛЕ, стоящей лицом к окаменевшему РОШАЛЬСКОМУ и спиной к зрительному залу. Они берутся за отвороты её длинного плаща и рывком распахивают его.

Неописуемые телодвижения РОШАЛЬСКОГО заканчиваются нечеловеческим взвизгом и конвульсивным падением.

СТЕЛЛА запахивается. АТЛЕТ с ГОБОЕМ переносят тело РОШАЛЬСКОГО за крайний столик, усаживают на стул и нахлобучивают на глаза канотье.

ГОБОЙ. Пусть пока покемарит. Надеюсь, во сне он икать не будет. Господа! Решительно вам заявляю – мне здесь нравится!

АТЛЕТ. А мне – нет!

ГОБОЙ. Почему? Премиленькое заведеньице, и целый букет наших потенциальных клиентов. Мессир будет доволен.

СТЕЛЛА. Я пить хочу.

АТЛЕТ. Что-то тут не так, Гобой. Нюхом чую – не так.

ГОБОЙ. Так. Заглянем в афишку. «Кордебалет». Ну эти кружева на перьях мы видали. Чтоб поднять этих девиц до уровня победившего пролетариата и свободной любви потребуется пара пустяков. Ну там – делай раз, делай два, словом – всё, как по учебнику.

АТЛЕТ. По какому такому учебнику?

ГОБОЙ. По «Камасутре».

АТЛЕТ. Тьфу! Паскудство!

ГОБОЙ (СТЕЛЛЕ). Займёшься этим.

СТЕЛЛА. Я пить хочу. Пить.

ГОБОЙ. Пойдём дальше. «Революционные цыгане». Смотри-ка – с медведем!

АТЛЕТ. Настоящим?

ГОБОЙ. Не указано. «Голос освобождённого Востока – красавица Гюльчатай».

АТЛЕТ. В паранже?

ГОБОЙ. Не указано. «Почётные гости – Сергей Есенин и Айседора Дункан».

АТЛЕТ. Они ж в Америке!

ГОБОЙ. Да-а, удивляюсь я на нашего Моню. Сдаётся мне, мы его недооценили.

СТЕЛЛА. Я пить хочу. Пи-ить!

ГОБОЙ. «Выступление индийского йога Иоканаана Марусидзе, сына Крепыша. Материализация духов, раздача слонов и курочек-невидимок»! Ну, Моня! (Хохочет).

АТЛЕТ. Всё?

ГОБОЙ. А мы? «Сеанс магических и метафизических пророчеств мессира... Волькинда».

АТЛЕТ. Волькинда?

ГОБОЙ. Так указано. (Хохочет).

АТЛЕТ. Смотри, за «Волькинда» кнута схлопочешь. Нет, надо было у немцев остаться!

СТЕЛЛА (со вздохом). Какая разница, где вечность проводить.

АТЛЕТ. Не скажи!

ГОБОЙ. У мессира личные дела в Кремле, и тут уж ничего не поделаешь...

АТЛЕТ. У немцев сейчас самая игра начинается, у немцев!

ГОБОЙ. Ты имеешь ввиду этого мазилку-недоучку с усиками?

АТЛЕТ. Я имею ввиду пиво и кровяную колбасу! А этот с усиками, кстати, далеко пойдёт. Ему только помочь надо.

ГОБОЙ. А чем тебе не нравится здешний осетин – в усах и френче? После смерти картавого...

АТЛЕТ. Мне в здешнем кабаке не нравится! Что-то тут не так.

СТЕЛЛА (с угрозой). Я пить хочу! Пи-и-и-ть!

ГОБОЙ. Полово-о-ой!

Влетает половой ВАНЯ.

АТЛЕТ. Половой, стой!

ГОБОЙ. А скажи-ка, любезный... как тебя кличут?

ВАНЯ. Ваня-с.

ГОБОЙ. Есть у вас отдельный кабинет? (Подмаргивает незастеклённым глазом).

ВАНЯ. У нас всё-с есть-с. (Зардевшись). И девушки-с.

ГОБОЙ. У нас, любезный, своя девушка.

АТЛЕТ. С ней никому за мало не покажется.

СТЕЛЛА (ВАНЕ). Какой розовощёкинький! Кровушка так и шелестит.

АТЛЕТ (упреждая дальнейшие поползновения СТЕЛЛЫ). Принимай заказ!

ВАНЯ. Слушаю-с.

ГОБОЙ. Мне чего-нибудь лёгонького, закусочек каких-нибудь. И бутылочку Сен-Жюльена, горло пересохло.

АТЛЕТ. А мне пива! И мяса побольше. С кровью!

СТЕЛЛА. А мне мяса не надо. Мне крови принеси, касатик. Полный стакан.

ГОБОЙ. Вина ей подай, любезный, вина! Красного. И вот ещё что: мосье Рошальского – не будить. Ни при каких обстоятельствах. Пусть спит и видит сны про тётю Песю.

АТЛЕТ. Фикус в кадке он видит – вот что!

СТЕЛЛА (ВАНЕ). Касатик...

ГОБОЙ . Возьмите с собой мои слова, любезный, и начинайте идти.

ВАНЯ. Слушаю-с . (Уходит).

АТЛЕТ. Достал меня этот малдаванский язык!

ГОБОЙ. Прилипчивый, сволочь, но хорош – хорош! Господа! Прошу вас выпивать и закусывать! И пусть вас больше не волнуют этих глупостей! (Уходят).

Входит РОМАН в круглых очках и студенческой тужурке, следом МОНТЕКИН в роскошном домашем халате с кисточками, за ним – половой ОСЯ с подносом: на нём – стопка и бутылка анисовой.

РОМАН (взглядывая на часы). Я прошу вас, папенька, успокоится. Дело решённое.

МОНТЕКИН. Я спокоен. Раз дело решённое – я спокоен. Спокоен, как сорок тысяч монахинь . (Опрокидывает стопку анисовой). Теперь я спокоен навсегда! Я прошу у тебя только одного: закажи мне гроб.

РОМАН. Папенька!..

МОНТЕКИН. Гроб, Рома! Гроб! Только одного я прошу у моего единственного сына. Закажи мне гроб! Закрой мне глаза, похорони – и женись на ком ты только хочешь! (Опрокидывает стопку). У нас на даче, Рома, в Балашихе была собака, ты помнишь. Её звали Джулька. Если мой сын выбрал себе невесту с таким именем...

РОМАН. Папенька!

МОНТЕКИН. Хорошо. На меня тебе наплевать и растереть. В конце концов – кто я такой? «Недорезанный буржуй», как говорит мать этой... Джулии. Женщина, страшнее которой я не встречал на белом свете. Она, кстати, идёт сюда с комиссией! (Становится на колени). Рома, заклинаю тебя именем покойной твоей маменьки...

РОМАН. Оставьте маменьку в покое! (Поднимает МОНТЕКИНА с колен).

МОНТЕКИН. Хорошо. (Опрокидывает стопку). Подумай о себе, Рома! Твоей тёщей будет комиссар ГПУ! Я говорил с ней один раз, десять минут, в течении которых она пять раз – пять раз! – выхватывала маузер из кобуры!

РОМАН. Я женился... женюсь не на ней, а на её дочери.

МОНТЕКИН. Эх, Рома, Рома! Яблочко от яблоньки...

РОМАН. Папенька!

МОНТЕКИН. Ромочка! Тебе ещё рано жениться! Ну подумай сам – что ты видел в жизни? Кроме этих нескончаемых книг, и резаных трупов? Ничего! Ты талантливый мальчик, музыкант, без пяти минут дипломированный врач! Только сейчас перед тобой открывается мир! Если эта мадам комиссар меня не «выведет в расход», как она выражается, я выхлопочу тебе документы, и ты сможешь уехать из этой чёртовой страны и зажить, как приличествует нормальному человеку.

РОМАН (взглядывая на часы). Я не желаю никуда уезжать.

МОНТЕКИН. Когда мне подменили сына? Когда?

ОСЯ. Не знаю-с.

МОНТЕКИН. Недели не прошло – и я его теряю! (Опрокидывает стопку). Какой чёрт тебя занёс в эту проклятую театральную студию? Пооткрывали, понимаешь, студий на нашу голову! Ты же никогда не любил театров, Рома!

РОМАН. Это не чёрт, это меня ангел занёс. На лёгких прозрачных крыльях. (Улыбается).

МОНТЕКИН. Закажи мне гроб, Рома! (Собираясь опрокинуть очередную стопку, замечает спящего за угловым столиком РОШАЛЬСКОГО). Это ещё что такое?!

ОСЯ. Они дрыхнут-с.

МОНТЕКИН. Дрыхнут-с?! Комиссары с комиссией будут с минуты на минуту! Разбудить немедля!

ОСЯ. Ваня сказал: не велено-с.

МОНТЕКИН. Что-о-о?! Это кем же не велено-с? Ванькой!

ОСЯ. Никак нет-с. Этим-с... как их-с... С кокнутым-с пенсне-с.

МОНТЕКИН. Ты пьян, собака?

ОСЯ. Как можно-с. Они с приятелем-с и дамой-с пожаловали-с в отдельный кабинет-с.

МОНТЕКИН. За мной! (Уходит вместе с половым).

РОМАН (отстранённо). Её сиянье факелы затмило.

Она, подобно яркому берилу

В ушах арапки, черезчур светла

Для мира безобразия и зла...

Любил ли я хоть раз до этих пор?

О, нет, то были ложные богини.

Я искренней красы не знал доныне.

Оглядываясь, на цыпочках входит ДЖУЛИЯ, юная красавица, в модном платьице и кокетливой шляпке.

О милая! О жизнь моя! О радость!

Стоит, сама не зная, кто она,

Губами шевелит, но слов не слышно.

О чём она задумалась украдкой?

О быть бы на руке её перчаткой,

Перчаткой на руке!

ДЖУЛИЯ (улыбаясь). О горе мне!

Ромео, как мне жаль, что ты Ромео!

Отринь отца да имя измени...

РОМАН. Что значит имя? Роза пахнет розой,

Хоть розой назови её, хоть нет...

ДЖУЛИЯ. Это же мои слова, Ромочка!

РОМАН. Какая разница – твои, мои!

ДЖУЛИЯ. Тебя ждёт неминуемая смерть,

Когда тебя найдут мои родные. Моя мать с этим ужасным Кипарисовым уже идут сюда...

РОМАН. Ах, Боже мой! – что мне твои родные!

ДЖУЛИЯ. Они тебя увидят и убьют!

РОМАН. Твой взгляд опасней двадцати кинжалов!

Предпочитаю смерть от их ударов,

Чем долгий век без нежности твоей.

ДЖУЛИЯ. Не лги, Ромео. Это ведь не шутка.

Конечно, я так сильно влюблена,

Что глупою должна тебе казаться...

РОМАН. Клянусь, мой друг, когда бы это сердце...

ДЖУЛИЯ. Не надо, верю. Как ты мне не мил,

Мне страшно, как мы скоро сговорились.

Всё слишком сгоряча и впопыхах,

Как блеск зарниц, который потухает,

Едва сказать успеешь «блеск зарниц».

РОМАН. Я клятву дал. Теперь клянись и ты.

ДЖУЛИЯ. Моя любовь – без дна, а доброта –

Как ширь морская. Чем я больше трачу,

Тем становлюсь безбрежней и богаче.

РОМАН. Ещё два слова. Если ты, Джульетта,

Решила выйти замуж, не шутя,

Дай знать, когда и где венчанье.

Я всё добро сложу к твоим ногам

И за тобой последую повсюду.

ДЖУЛИЯ. Это же мои слова, Ромочка.

РОМАН. Какая разница – твои, мои.

ДЖУЛИЯ. Я люблю тебя.

РОМАН. Я люблю тебя.

ДЖУЛИЯ. Кто-то идёт!

РОМАН... Показалось.

ДЖУЛИЯ. Что твой папенька?

РОМАН. Пьёт анисовую. А твоя мать?

ДЖУЛИЯ. Хватается за маузер. Грозится, что убьёт и тебя, и твоего папеньку.

РОМАН. Это у неё вряд ли получится. Времена скорых расправ закончились.

ДЖУЛИЯ. Они не дадут нам сыграть спектакль.

РОМАН. Мы не будем спрашивать у них разрешения. Мы взрослые люди, хоть некоторые из нас совсем ещё юные и пугливые. Старый мир разрушен, мы будем строить новый, в котором уже сейчас – чувствуешь? – пахнет весной. Всё будет хорошо, не волнуйся.

ДЖУЛИЯ. Я видела страшный сон. Будто я бегу на репетицию – опаздываю, как всегда, и чувствую, кто-то меня догоняет. Оглядываюсь – человек в кожаном плаще. Я прибавляю шаг, он – тоже. Оборачиваюсь – а это Кипарисов, бледный, как смерть, но не с косой, а с огромным маузером. Бежит и кричит: время! сколько время? Мне так страшно стало, я и проснулась.

РОМАН. Это потому, что ты всё время опаздываешь, пустое... Впрочем, сегодня ночью я тоже читал о смерти и времени, вернее... Посиди минутку, я сейчас.

ДЖУЛИЯ. Рома...

РОМАН. Я – мигом. (Уходит).

С головы РОШАЛЬСКОГО падает канотье, он просыпается и, дико оглядываясь и икая, замечает ДЖУЛИЮ.

РОШАЛЬСКИЙ. Сон...и-ик!.. Страшный сон...

ДЖУЛИЯ. Не говорите.

РОШАЛЬСКИЙ поднимается и, икая, уходит.

Возвращается РОМАН с книгой.

РОМАН. Эти стихи написал один философ, умерший четверть века назад. Послушай.

Бедный друг, истомил тебя путь,