Валентина — его жена. Яша — 15 лет, их сын. Семен Брюзгалтер
жүктеу/скачать 222.5 Kb.
|
1 2
| Максим Черныш (cher_max@mail.ru)
Перебрань (трагикомедия ) Пьеса в двух актах Действующие лица Илья Ильич Арсентьев —50-60 лет, председатель правления крупного банка. Валентина — его жена. Яша — 15 лет, их сын. Семен Брюзгалтер — давний приятель и ровесник Арсентьева. Ирина Юрьевна —40 лет, секретарь Арсентьева. Валера — 35 лет, водитель и охранник Арсентьевых. Чухрова Антонина Егоровна — 60-70 лет, пенсионерка. Макарский Антон — 45 лет, зампред того же крупного банка. Стерлядкин Виктор Исаевич — 55 лет, сотрудник службы безопасности. Сам — главный акционер банка. Хоросилов - экстрасенс. Действие первое 1. Огромный кабинет руководителя. Ирина Юрьевна (по телефону). Вы за всю свою жизнь не расплатитесь! Даже если продадите почки всех ваших родственников! Вы понимаете, что произошло?! Медленно входит Илья Ильич Арсентьев. Илья Ильич, у нас пропал миллиард! Арсентьев (спокойно раздевается, снимает плащ). Главное, Ирина Юрьевна, чтоб тестостерон и совесть не пропали. Ирина Юрьевна. Илья Ильич, я с утра...… я…... как это, я обомлела. Я подняла охрану, уже едет следователь, проверяют камеры, собаки, звонили, тоже едут. Арсентьев (доставая из портфеля бумаги). Кошкам звонили? Ирина Юрьевна садится и переходит на рев. Ирина Юрьевна, вы где работаете? Ирина Юрьевна. В банке! У меня за десять лет ни скрепки не пропало! А тут миллиард! Арсентьев. Подарил я его. Комарову. Ирина Юрьевна встает и смотрит на него. Ну, нужно было быстро что-то подарить, и я…... Ну никогда мне не нравилась эта штука... одно только название “миллиард”! Похабщина! Ирина Юрьевна. Как ты мог?! Это же скульптура...… подарок Самого! Арсентьев (оглядываясь). Тише, тише! Ирина Юрьевна, забыли? Рабочий день уже как три минуты. Ирина Юрьевна (жестко). Вот газеты, корреспонденция, туфли почищены, лимонный чай свежий. В десять ноль-ноль совещание, после два интервью, встреча с отделом депозитов, потом обед. Я свободна? Арсентьев. Да, и попросите, там ждет Макарский. Ирина Юрьевна. Я с двадцать третьего в отпуск! Арсентьев. Хорошо. Она не уходит, смотрит на него. Я услышал, Ирина Юрьевна, с двадцать третьего. Ирина Юрьевна продолжает строго смотреть. Ира, не надо на меня давить. Или вы думаете, что председатель правления плохо вас понимает? Ирина Юрьевна демонстративно уходит, хлопая дверью. Входит Макарский, у него пластырь на подбородке. Арсентьев читает бумаги, не поднимая головы на него. Макарский. Добрый день, Илья Ильич. Вот котировочки! Я тут побаловался аналитикой с ребятками, смотрите, какие интересные цифирки танцуют. Арсентьев (глядя на пластырь). Что?! Любовница родинку откусила? Макарский (смеясь). Неудачно побрился. Испугался звонка и — чик! Арсентьев. Хорошо, что артерию не зацепил. Ну, давай глянем. Макарский. Это спецура, а это “Блумберг”, почти одно и то же. Тут подписать, еще это, это выпуск, а тут займы, ратификация, проблемные активы. Арсентьев. Что еще? (Пауза.) Ну выкладывай, мямля, ждешь, как турок бакшиш. Макарский. Илья Ильич! Это, конечно, не мое дело, но этот Сухович позволяет в своем блоге...… Я не хотел это показывать. Это не мое, и я вообще! Вы знаете, Интернет это такая помойка. Вы меня знаете, я никогда не наушничаю, но это за гранью! Это плевок! Вам нужно позвонить Самому и... Это, конечно, не мои вопросы, но это унизительно. Я всю ночь не спал, у меня такая ярость…... Арсентьев (просматривая и подписывая бумаги). Ну читай, читай…... Макарский. Ну, я просто, просто одну цитатку. Вот. “Я думаю, пора руководителю такого банка переквалифицироваться в директора кукольного театра”. Это он о вас! И тут еще, ну такое дальше, уши вянут. Вот сами, я не могу такое читать, у меня прям…... Арсентьев (подписывая бумаги). Какие предложения? Может, отрубим ему голову? Макарский. Забрать кредиты. Малодушничать нельзя. Нужно жестко мочить их. Арсентьев. А если это правда? (Пауза.) Может я уже и вправду никакой. Макарский. Вы что? Тут все рухнет без вас, большего профессионала, чем вы, нет! Да мы без вас тут все…... Арсентьев. Ну ты сядешь на мое место. Потянешь же, а? Макарский. Не-е-ет, нет, вы что?! Я вечный зам, у меня сердце не выдержит. Арсентьев. А так ты хочешь, чтоб у меня инфаркт грякнул, да?! Макарский. Нет, ну что вы, вы не так меня поняли! Арсентьев. С утра уже голова раскалывается. Ладно, спасибо за сигнал, буду думать. Макарский. Вот вся информация по этому банку, я, так сказать, на опережение. Арсентьев. Скажи, чтоб Ирина что-то от головы принесла. Давай, метнись кабанчиком. Макарский. Я прошу, позвоните и пожестче, чтоб знали: мы — это не хухры-мухры! (Идет к выходу.) Арсентьев (ждет, пока он закроет дверь, и набирает телефонный номер). Привет! Арсентьев. Как, Сам на месте? В добром?.. Я на минутку. (После паузы.) Приветствую августейшего, рука которого бойца колоть устала. (Смеется.) Я на минуту, не отвлеку? Тут комсомольцы хотят “ТБН-траст” прикрыть. Капают, капают мне со всех сторон, на вас некоторые ссылаются. У вас какое мнение? (Слушает.) Мое мнение? Фирма хорошая, крепкая корова, но, понятно, наглая из-за экспатовского капитала. (Слушает.) Язык подрезать можем, но вони будет много, в соучредителях Макфойтон, а он главный спонсор сейчас республиканцев. (Пауза.) Хорошо, я вас услышал. Сделаем ответочку. Ирина Юрьевна входит с подносом, ставит его на стол, поднимает юбку, поправляет чулки. В целом? Ситуация пока под контролем. Вопросы? Вопросы есть! Между нами. Без протокола? Вот без обиняков хотел спросить тебя: как думаешь, Гальпеллер себя хорошо чувствует? (Слушает.) Да потому, что он с этими ребятами, мягко говоря…... Ну слушай, это же не на мышах экспериментировать? На карте градообразующее предприятие региона! Я думаю? Я думаю, что у них там вообще киселем мозги пошли. (Слушает.) Хорошо. Подумай! Спасибо, давай. Ирина Юрьевна, виляя бедрами, показывает ему свои стройные ноги. (Кладя трубку.) Ира, ты вообще?! Я между прочим с Самим разговариваю, а ты? Ирина Юрьевна. Простите, Илья Ильич, ваша таблетка для или от головы. Я пошла? Арсентьев. Куда пошла? Ирина Юрьевна. Там этот, Стерлядкин. Арсентьев. Интересно! Ну давай зови. Ирина Юрьевна. Скажи ему, что кроме одеколона “Русский лес” есть еще и другие. (Выходит.) Появляется бодрый Стерлядкин. Арсентьев. Здравствуйте! Это арест? Стерлядкин. Это паломничество, Илья Ильич! Доброго здравия! Арсентьев. А я думаю, откуда это запах ладана. Что мы натворили? Стерлядкин. Ну что вы можете натворить, кроме как чудеса. Мы все при вас и с вашего денежного позволения. Арсентьев. Ну вс¸ё…... можешь вербовать. Смеются. Стерлядкин. Нет-нет, визит почти частный. Это вам. (Приоткрывает шикарную коробку.) Арсентьев. Я мзду не беру, Виктор Исаевич, мне за державу…... Стерлядкин. Это дары волхвов, так сказать... Смеются. Арсентьев. Ладно, скажи прямо, что надо? Пауза. Стерлядкин. Неловко, Илья Ильич, от этих слов суровых. Арсентьев. Вам и неловко? Что ж такое? Дзержинский у вас замироточил? Стерлядкин. Положение, Илья Ильич, сами знаете нынче. Шлюзы закрываются, вода утекает, а нам всем жить надо. Арсентьев. Хорошее тургеневское начало, Виктор Исаевич, ну-ну, продолжайте. Стерлядкин. Так вот...… (Пауза.) Может выпьем? (Пауза.) Да, полдесятого, понимаю. В общем, мой младшой…... естественно, все согласовано…... прикупает ГОКик. Арсентьев. Слышал, слышал я об успехах этого мальчика. Таким сыном гордиться нужно, Виктор Исаевич. Ну, а я тут?.. Все же решено. Вроде как. Стерлядкин. Да, двадцать пятого обмываем все узким кругом, вы почетный гость. Арсентьев. А, так это приглашение? Я думал, вы денег пришли просить…... Стерлядкин. Илья Ильич, мы чисто случайно, накануне сидели и думали, как нам концы с концами свести, и возникло конструктивное предложение. Двадцать пятого нужно курс вражеской валюты качнуть, а потом, как ни в чем не бывало, обратно. Тик-так, так сказать, сделать. Нам это доброе дело в день покупки сэкономит чистыми тридцать пять миллионов. Уверяю вас, все средства будут потрачены на социальные нужды города, сами знаете, бедность в том регионе дикая, площадки построим детишкам. Ну кто как не мы! Все же на нас. (Показывает бумагу.) Вот тут циферка. Арсентьев (смотрит). Нехилая циферка. Стерлядкин. Да...… ну это ж один раз скакнет, и все. Так сказать, дружеское исключение. Вы нам, мы вам. Знаете первое правило гигиены? Арсентьев. Нет, я экономист, Виктор Исаевич. Стерлядкин. А первое правило гигиены гласит: рука руку моет. Смеются. Арсентьев. Виктор Исаевич, скачки — это на ипподроме! (Пауза.) Я не директор цирка…... но я директор банка. (Улыбается.) Стерлядкин. Понимаю, понимаю. Так что мальчику передать? Арсентьев. Пусть будет здоров и набирается сил! Стерлядкин. Спасибо! Спасибо за славянское понимание! Стерлядкин уходит. Арсентьев молча смотрит перед собой и вдруг издает долгий звук “у-у-у-у-у” что есть сил, пока хватит дыхания. Входит Ирина Юрьевна. Ирина Юрьевна. Вам домой не пора? Арсентьев. Голова сейчас лопнет, ничего не помогает! Есть кто-то, что-то еще? Ирина Юрьевна. Еще? Едь домой, лечись! Ты, Ильюш, похож на выжатую пчелку. Арсентьев (по телефону). Андрей! Машину через пятнадцать минут к подъезду. Домой. Свет гаснет. Лицо Арсентьева обдают вспышки, слышны переговоры по рации. — Тринадцатый готовность, пост номер три, пять минут. Полное сопровождение. — Вас понял. “Берег”! По маршруту двадцать один доложите обстановку. — Все на месте, готовы перекрывать по команде. Слышны захлопнувшиеся двери машины. — Четвертый, перекрывай один-два. Начинаем разгон. — Вас понял, делаем. — Набираемся шестьдесят, по маршруту двадцать один. — Первый, второй, доложите ситуацию. — Все в порядке, до “троечки” перекрыто нормально. — Съезды? — Закрыли. — Набираемся сто. — “Троечка”, ситуацию. — С моста плотный поток, готовы перекрывать, но будут сигналить. — Вытаскивай из машины первых и мордой об асфальт, остальные заткнутся. — Понял, сделаем. — Обеспечение разгон, набираемся до ста тридцати. Ведущий, вперед! Прикрытию увеличить дистанцию. 2. Арсентьев плюхается на диван. Валентина. Привет, ну что там? Арсентьев. Дурдом. Голова раскалывается. Валюш, дай таблетку. Валентина. Александр Сергеевич обо всем в курсе, завтра будет. Я посмотрела все анализы. У тебя спазмированы сосуды обратного оттока. Арсентьев чихает. Ну все, простыл, да? Выскакивал без шапки небось? Я сколько говорила, это не шутки. (Зовет.) Лиля, афлубин, быстренько! (Пауза.) Так ищи! (Мужу.) Давай я помогу, вот тапки, и давай срочно в ванную. Арсентьев. Что у тебя? Валентина. Целый день искала петельки для шкафа. Ну все такое безобразное, зло берет, в такой стране, а петелек нормальных нет. Потом Миша, садовник, сказал, что в “Ашане” есть, купили, поставили, и не хуже швейцарских. Красивее и дешевле в десять раз! Арсентьев. Ясно. Как пупс? Валентина. Сидит зубрит. Намылился к Шевцовым, у них день рождения этого…... Я сказала, что еще не знаю, пустим или нет. Вдруг они там выпивать будут, они еще те родители, могут и налить им. Пусть лучше дома сидит. Мы с Лилей сделали шанежки, очень вкусные. Лиля! Ну где тебя черт носит? Лиля (голос). Афлубина нет, тут только нош-па, сорбекс, пурген и…... виагра! Что нести? Валентина. Ты где ищешь? (Тихо.) От идиотка, прости господи. (Кричит.) Я сейчас сама! Арсентьев. Какая виагра? Валентина. С Нового года которая... Еще это…... Заезжала Зина, хлопотала про своего оболтуса, там не клеятся отношения с начальником. Просила, чтоб ты посодействовал. Ну потом я расскажу все. Еще Вере нужно денежек. Я взяла из кубышки. И скоро у Валеевых юбилей. Я тоже возьму немного, ты не против? Арсентьев. Мг. Валентина. Ты помнишь, приедет Хоросилов? Арсентьев. Ой, Валя, я уже ни во что не верю, эти головные боли, это старость! Валентина. Я точно тебе говорю, что это все на нервной почве. Он очень хороший психотерапевт, в Америке очень котируется. Они там это все поняли давно, все пользуются. Посмотри на них: все радостные, улыбаются, живчики! А наши, как будто им всем на голову нагадили, прости господи. Одни везде рожи злые, разорвать всех готовы. Делось куда-то наше русское радушие. С этим бизнесом все с ума посходили. Вот было же раньше…... Госплан, например, и никаких бед! Голос (по рации). К вам Хоросилов, пропускать? Арсентьев. Да, проведи его в гостиную, я выйду через пять минут. Валентина уходит. Усталый Илья Ильич сидит и смотрит в потолок. Потом начинает издавать долгий звук “у-у-у-у-у-у” что есть сил, пока есть дыхание. Входит сын Яша. Яша. Пап, ты чего? Арсентьев. Голова болит, Яша, и жизнь проходит, вот так вот: “У-у-у-у-у-у-у-у-у”. Яша. Давай я маму позову. Арсентьев. Не надо. Яша. А что? Арсентьев (резко вставая). Мы пой-ма-ли у-пы-ря, хря буду, буду хря. Яша. Почти Есенин! (Уходит.) Арсентьев (идет в другую комнату, где его ждет Хоросилов). Добрый день, Викентий Владимирович. Ну что ж, я в ваших руках. Хоросилов. Добрый. Меня очень упросили, вообще-то я не практикую на дому. Я потом расскажу почему, но я поступился принципами. Ладно, не будем терять время. Все будет просто: вы лежите и мы беседуем. Я задаю вопросы, а вы, не напрягаясь, отвечаете мне. Арсентьев. Хорошо! (Ложится.) Хоросилов. Больше всего вас беспокоят внезапные головные боли? Арсентьев. Адские головные боли! Адские! По всем анализам ничего, но жизни уже нет. Я уже все перепробовал, перелечился где только мог. Ну не в ЦКБ, конечно. Хоросилов. Хорошо. (Растирает свои руки.) Закройте глаза! Представьте лиловый шар... и скажите, с каким животным эта боль у вас ассоциируется? Арсентьев. Ну…... боровом, таким жирным и наглым, который грызет. Хоросилов. Что он грызет? (Записывает.) Арсентьев. Мой мозг! Хоросилов. Странно. Как же этот боров попал к вам в мозг? Арсентьев. Вы издеваетесь? Хоросилов. Это провокация! Чтоб снять барьеры и растопить лед недоверия. Я специально дестабилизирую ситуацию, чтобы вы привыкли ко мне. Опишите свой день. На что вы раздражаетесь. Арсентьев. На дураков! Лентяев, льстецов, ну и идиотов хватает. Все вс¸ё переспрашивают, перестраховываются, интриги, козни, от всего этого на работу остается времени пшик, и это раздражает и злит. Везде просьбы, просьбы, а работать некогда! Еще бабы, бабы — зло! Хоросилов. Как бы вы видели свой идеальный день? Опишите его. Арсентьев. Идеальный? (Пауза.) Сесть бы на высоком берегу Днепра. Летом! Налить парного молока, взять свежую булку и так нагло ее глубоко в мед. Достать, покрутить и съесть, и запить это все молоком, ммм...… с таким удовольствием. Потом лечь на траву и смотреть в небо, синее-пресинее, и падать туда, падать, падать…... Хоросилов ждет слов, но слышит храп. Смотрит на Арсентьева, достает свой телефон и снимает его спящим, потом хлопает в ладоши. Арсентьев вскакивает. Хоросилов. У вас инертный лимбизм! Арсентьев. Простите меня. Я отключился…... Хоросилов. Это от переработок! Ваш организмус требует замедлиться…... и на уровне психофизики человек…... в общем, симпатическая система тормозит вегетативную. Арсентьев. А откуда ж такие боли? Хоросилов. Я ж говорю: боли — это анасинхрозные спазмы сосудов от дисбаланса симпатической системы. Это мы сейчас пройдем. Представьте свою боль в виде удава. Арсентьев. Так она же вроде боров? Хоросилов. Хорошо, пусть будет боров, не суть важно. Ключевая фраза вашего подсознания “бабы — зло!”. Берите удава за горло, душите и монотонно повторяйте: “Бабы — зло, ба-бы — зло, ба-бы — зло!” Давайте вместе. Арсентьев повторяет за ним. Ба-бы — зло, ба-бы — зло, ба-бы — зло! Душите борова, душите. Бабы зло, ба-бы зло, ба-бы зло. Ба-а-а-бы — зло! За приоткрытой дверью все это слушает Валентина. К ней подходит Яша. Яша. Что это? Валентина. Хух! Напугал ты меня. Папа лечится! Ты куда? Яша. Я на хор. Из комнаты слышно повторяющееся заклинание “бабы — зло”. Становится слышно пение церковного хора. 3. Арсентьев выходит из ванной, вытирается полотенцем. Арсентьев. В поле трактор дыр-дыр-дыр, мы за мыр, мы за мыр. Валя! Я готов, давай заводи трактор! Входит Валентина, начинает массировать ему плечи и шею. Валентина. Тыщу долларов за раз! Так этот Хоросилов тут пропишется…... и лицо у него такое пропитое. Арсентьев. Тебе осталось еще шамана привести. Валентина. Не хотела тебе рассказывать, но сейчас уже смешно. Это такой кошмар был! Покупала я сама мясо на Матвеевском. Выхожу, звоню Андрею, чтоб подъехал, жду, вдруг слышу: “Валюха!” Я аж вся подпрыгнула. Опять: “Валюха!” Идет на меня бомж с пивом и орет на всю ивановскую: “Валюха!” Мать моя женщина! Смотрю, а это Брюзгалтер! Представляешь! Спившийся, но еще симпатичный, но помятый такой, в сандалиях, ногти нестриженые, щетина вся седая. Арсентьев. Ну! Ты с ним взасос сразу? Валентина. Дурак! Я от него, он за мной: “Валька, что ж ты убегаешь?” Ну, я остановилась, меня всю трясет, люди-то смотрят, срамота, прости господи. Выглядываю Андрея, а он, значит, смотрит так в глаза и говорит: “А у Ильюши-то со здоровьем трындец. Мать, шо ж ты за ним не смотришь, у него удар скоро будет!” Я тут чуть не села. У меня дар речи пропал. Я смотрю на него, а он рассматривает меня вот так, как чумной. “Валюша, запиши телефон, — говорит, — мы ж родные люди, пусть придет ко мне, иначе его залечат, а то я скоро улетаю в Ниццу”. Тут мне смешно стало. Он меня за руку: “Я за тобой соскучился”, и так главное нагло, как девку берет. Я вырываюсь, он смеется, ну пьяный в дупель. Арсентьев. Ну и что, он тебя прям на рынке обесчестил? Валентина. Дурак ты! Тут Андрей подъехал, выскочил к нему и по морде хотел дать. Тут сразу два амбала выпрыгивают, и на Андрея. Я их вообще не заметила. Андрей увернулся, и за пистолет, это все за секунду, я опешила. Андрей с пистолетом, а эти на него пистолеты. Арсентьев. Во! Это уже кино! Валентина. Не то слово, Сё¸мка ржет: “Валька, из-за тебя сейчас снова дуэль будет”. Весь рынок смотрит. Я сгораю от стыда и как заору: “Стоп, а ну разошлись все быстро, я сказала!” Андрея в машину, и д¸ру. (Продолжает делать массаж, сильно похлопывая по спине.) Арсентьев. Что, и никого не пристрелили? Валентина. Тебе все хиханьки. Андрей начал сразу звонить куда-то, я сказала, чтоб никому ничего. Арсентьев. Надо позвонить С¸ёме и узнать, как на самом деле было. Ты телефон записала? Валентина. Какой телефон! От Сё¸мы остались только глаза голубые. Арсентьев. Полные любви? Валентина. Ой, я тебя прошу, когда это было. Арсентьев. С¸ма всегда жил ярко. Валентина интенсивно трет ему спину. Слушай, а я честно Семена очень увидеть хочу! Все-таки такая у нас любовь на троих была. Валентина. Да спился он весь... Но откуда у него охрана? Охрана профессиональная! Арсентьев. С петельками в ушах? Валентина. Издевайся, издевайся. Арсентьев. Ох, мать, как расскажешь: алкаш с охраной. Телефон надо было записать. Валентина. Ну это страшный сон, надо ж такое. Прости господи, вечно я попадаю. Арсентьев. Валя! В глупые ситуации попадают только умные люди! (Пауза.) Вот С¸ёма пьет, а я нет, и чем дальше живу, тем больше таблеток. Весь стол завален. Валентина. Хорошо, что завален! Другие умирают, а ты умничка, наш добытчик. Ух! 4. На экране стреляющий “калашников” в замедленной съемке. Крупно: вылетают гильзы. Кадры повторятся снова и снова. Яша сидит, наблюдая за ними. Входит Арсентьев. Арсентьев (смотрит). Что за дрянь? Яша. Это самый крутой видеоарт. Арсентьев. И в чем тут, как у вас говорят, фишка? Яша. Смотреть и думать. Арсентьев. И что ты думаешь? Яша. Мощная метафора: мы все отработанные жизни, смерть. Смотри сам и думай. Арсентьев. Как ты поживаешь вообще? Яша. Что тебе надо? Арсентьев. Ну, ты сын мой, интересуюсь. Как ты, чем ты живешь? Яша. Решил приколоться? Скучно? Арсентьев. Я серьезно. Яша, нам пора перейти на более доверительные отношения, ты уже большой. Мне в пятнадцать лет очень хотелось женщину, а ты как-то холоден, подружек нет у тебя, ну и тяги к этому делу. Яша. Что ты вообще обо мне знаешь? Я что, должен при всех…... Валера (входит). Прошу прощения, мы готовы, машина у входа. Арсентьев. Ладно, обсудим. Тебе денег хватает? Скажи мне, если что, я подкину. Яша. Себе подкинь...… (Уходит.) Арсентьев. Валера, просьба: сделай справку по этому человеку: где он, как он? (Дает бумажку с записью.) Это мой бывший сокурсник, потерялся. Валера. Через пару часиков сделаем. Арсентьев. Давай через час уже поедем к нему. Он в Москве, и недавно Андрей, водитель Вали, столкнулся с ним. Я на тебя рассчитываю, давай! Я на интервью и после к нему. Валера. Хорошо, сделаем. Арсентьев. И еще скажи, вот тут ты мне сводку дал по Яше. Куда он ходит все время? С шестнадцати до двадцати одного написано “хор”. Какой хор? Валера. Ну-у, обычный хор. В церкви. Арсентьев. Что они там делают? Валера. Поют. Арсентьев. Что, пять часов поют? Валера. Да. Арсентьев. Странно. Я тоже люблю попеть, но не пять же часов каждый день. Может, там какие-то сектанты? Валера. Нет, все слушали, все время поют. Арсентьев. И что поют? Валера. Чего-то соловей там фигурирует, помню. Арсентьев. Знаешь, хор в пятнадцать лет, это настораживает. Надо ему как-то бабу подсунуть. Валера. Можем сделать. Возможности имеются. Я в его годы мечтал так. Арсентьев. Только культурно как-то нужно это все. Без пошлости. 5. Большое помещение, заваленное всяким хламом. Висит гамак. Арсентьев (входя). Семе-е-ен? Ты тут? Ау-у-у, ты чего телефон выключил? Еле нашел тебя. Узнал? Семен. Твою плешивую рожу я узнаю даже после пожара в морге! Арсентьев. Идиотище ты мое, ну как живешь? Семен. Я не живу, Ильюша! Я безумствую! (Пауза.) Я придумал новый вид спорта! Занимаюсь профессионально дринк-дайвингом. (Наполняет стаканы.) Каждый день тренировки, погружения, исследования. Я Жак-Ив Кусто в алкогольных океанах. Ну как, нырнешь со мной? Кресло тебе? Да я ща достану. (Лезет в кучу хлама, вываливает всякую дребедень, в том числе кресло.) Лицо у тебя стало, Ильюша, асимметричным, сдвинутый левый глаз, признак постоянных сильных болей. Арсентьев. Да ты физиономический хиромант. Чего ты Вальку так напугал? Семен. Беспокоят, Илюша, бесссы...… покоят! Садись, додик ты спондилезный. Ща я попробую в тебя заглянуть, если выйдет! (Начинает растирать руки и вращать ими.) У меня с бодуна такое в башке! Каналов по пьяни наоткрываю, там такое лезет, трилобиты всякие, лярвы, суккубы, инкубы. Ты хоть знаешь разницу между суккубом и инкубом? Арсентьев. Спросил прапорщик, выпивая на спор стакан молока. Семен (крутит руками вокруг его головы). Мусора-то у вас сколько в голове, Илья Ильич! Ой, ой, кошмар, сколько бреда! Надумаете целые горы, пока доберешься через этот гной. Триздец наступит четыре раза, а за мной еще шаманы шмаляют. Боли-то у тебя сильнейшие! Ой-ой-ой! Арсентьев. Да, С¸ма, боли такие, что…... Семен. Давай так: потри руки и приложи одну сверху головы, другую на подбородок. Давай не меньжуйся, пока я не отрубился. Арсентьев с улыбкой подчиняется. (Начинает работать руками: крутит голову Арсентьева, срывает сверху что-то невидимое, отбрасывает это в сторону.) Е-ей ты, ой, е-ей ты...… ну, ну…... да, ой-¸-¸ёёй…... дерьмища-то, дерьмища, еще баба какая-то у тебя, висит на тебе…... а тут! Ой ее! Полилось, полилось, етить, чего тут только нету. Барда-ак! Ну и бардак! (Ловит невидимых мух.) Арсентьев скептически озирается. Ильюша, ты же светлый человек. Как ты с таким живешь? Вокруг тебя одни марамойки, не люди, не аура, а помойка. В твоем окружении ни одного комильфо с кармой, все вишняки черные. Сын ничего твой, держится бедняга. Так-так, ну и тянут тебя, как ты не лопнул еще. (Садится и наливает себе.) Да, Ильюша, еще полгода при таком раскладе, и инсульт-привет! (Выпивает.) Я не практикую чистки уже лет десять. Но я тебя подлечу, будешь как новенький. Выпьем! Арсентьев. Ты белочник, Сё¸ма. Жалко тебя, такая голова была! Семен. Зародыш ты духовный, а я старец! Тебе надо откровение, чтоб ты поверил, да? Баба твоя на работе циститом мается, живешь с ней долго! Все время думаешь о ее последнем ребенке: от тебя или нет. Она молчит и доит тебя. Еще фуфлом всяким деревенским тебя привораживает, это тоже дает на голову твою бобо. Арсентьев. И что мне теперь? Семен. Боли дикие твои! Ты же ради них пришел? Я их тоже чувствую, потому что мы по крови с тобой братья! Помнишь, на втором курсе на мосту порезались и стали кровными? Не помнишь! А это не просто так! Я призвал тебя, и ты пришел! Арсентьев. И что ты хочешь взамен лечения твоего? Семен. Ильюша! Иди-ка ты в жопу... взамен! Идет? Арсентьев. Сейчас, С¸ма, никто ничего просто так не делает. Зачем тебе это? Семен (выпивает еще, растирает руки). Интересы есть у всех, это ты правильно! Когда кто-то говорит, что бескорыстно, там есть такая корысть, что берегись. Особенно наша русская бессы-корыстность. Я это все для своей кармы делаю. Арсентьев. Семен, меня смотрели все, от и…... Семен. И ты рад результату? Рад?! А я тот, кто сто процентов поможет. Глотать, колоть, страдать не нужно. Для меня это как два пальца об урину. Арсентьев. Давай, черт ты пьяный, согласен! Ты с бубном голый скакать не будешь? Семен. Слушай меня как первую учительницу и верь. Вот просто верь, без своих тупых вопросов. Отключи мозги и верь, просто верь. Арсентьев. Ты делай, делай, а я поверю! Семен. Главное, твое это все, это оттого, что с тобой никто не спорит! Тебя не ругают! На тебя никто не давит. Ты большой человек, с тобой все соглашаются! Тебе нужен кто-то, кто будет тебя попускать. Тебе нужен противовес, чтоб тебя кто-то посылал, ругал, иначе, Ильюша, беда. Арсентьев. Да на меня так давят, что…... Семен. Не-е-ет! С тобой открыто никто не конфликтует! Вообще от этого происходят страшные вещи: от поноса до культа личности. Арсентьев. Ну-ну…... давай еще побредь! Семен. Ты, Илья, грязный вонючий клоп. Ты кусок дерьма. О! Смотри, первая твоя улыбка. Легче, легче стало! Признайся себе! Я тебя попускаю, давлю на тебя. Это как третий закон Ньютона: действие должно быть равно противодействию. Если нет противодействия, материал ломается. Так и психика! Законы вселенной универсальные, Ильюша. Твоя система сигнализирует тебе: аларм, аларм. Додик ты спондилезный! Тьфу на тебя, козел ты чухонский! Чувствуешь? Легче! Арсентьев. Что-то есть! Семен. Есть, есть! И это, Ильюша, только микросеанс! Тебе нужно найти сварливую бабу, только без коитуса! Такую хабалку, чтоб она тебя чихвостила на чем свет стоит. Ты ее в ответ крепким, а она на тебя таким трехэтажным, чтоб шахтеры крестились. Понял? Ч¸ё зыришь, приблуда идиотская? О, видишь, улыбочка пошла, пошла. Это первые капли твоего выздоровления! Арсентьев. Ну и кого посоветуешь? Сколько сеанс? Семен. Это нужно от души, с женской энергией! Даже не знаю, как тебе помочь. Ну черкни, куда тебе маякнуть. Буду смотреть, как подвернется кто, сразу скину адресок. Арсентьев. Мне кажется, что все это…... Семен. Рот закрой, козел недобитый, по харе лопатой хочешь? Я те ща врублю по таблу, пекинесы завидовать будут. Арсентьев. С¸ёма, а мне действительно лучше! Соскучился я по таким глупостям. Со студенческих лет не куролесил! Ну что, наливай, забулдыга! 6. Арсентьев входит в своей дом. Ночь. Появляется Яша. Арсентьев. О! Яшун, здорово! Яша. Ты чего весь в побелке? Арсентьев. Папка выпил, побуянил немного. Яшка, давай бороться! Ну иди, иди сюда. Сейчас я тебе покажу коронный мастерский прием. Яша. Дело мастера — напиться? Арсентьев (после паузы). Яша, давай начистоту! Вот что ты за мужик?! Яша. Я не мужик, а парень. Арсентьев. Парень? Скажи, как в пятнадцать лет можно ходить на хор?! Яша. Вы меня сами отдали в семь лет. Заставляли! Не помнишь? Арсентьев. Да, но это было в семь лет! Мальчики там, зайчики... Яша. Теперь мне нравится! Арсентьев. Ты одеваешься как баба, челка эта...… У нас в роду все русские мужики, косая сажень в плечах, по матери вообще богатыри. Посмотри на себя: высокий, а ходишь горбатый, скукоженный. Эти кеды, штаны подстреленные. Что это за…... Яша. Я одеваюсь как мне удобно, и я никому не мешаю. Арсентьев. Давай начистоту! Ты уже взрослый, и вот что я тебе, сына, скажу! Будь мужиком! Мать не слушай, она баба и ничего мужского тебе не посоветует, а я скажу. Жизнь одна и жить ее нужно самому и как хочешь! Плюй на все советы! Вот делай что хочешь, иначе моргнешь, а тебе уже почти шестьдесят. (Плюхается в кресло.) Яша. Ну не девяносто же! Арсентьев. Да хоть и сто. Вот денег, Илья, у нас, сам знаешь, до…... (показывает), а потратить неудобно. Следят, закажут скандал. Живем мы все богато, но по-тихому, а другие плевать хотели. Кутят как хотят, и это правильно! Яша. А ты вдруг напился, прозрел и сам захотел? Арсентьев. Завтра я тебе этого не скажу. Сейчас же, как выпивший отец, я тебе должен сказать: Яшечка, живи и делай что хочешь! Дерись, гуляй, это и есть жизнь. Но все с умом, понимаешь? С умом! Если бы мне это в детстве сказали, я бы от родителей больше ничего не требовал! Я тебя всегда поддержу! Слышь! Я очень хороший отец, я все для тебя! Ты просто еще не знаешь, какой я! Мы вообще, Яша, друг о друге ничего не знаем. Яша. Алкоголь всегда так будит совесть? Арсентьев. Я откладывал твое воспитание, думал: ну еще маленький, маленький, а сейчас вижу — бац! — и ты уже большой. Яша, ты мне самый родной человек! Просто я черств по долгу службы, я как сухарь, а на самом деле я человек очень тонкий, я ранимый. Яша. Мне ни капли тебя не жалко. Отец! Арсентьев. Даже если я завтра умру, Яша, у тебя останется самое главное — деньги! Яша. Теперь мне искренне тебя жаль. Арсентьев. Ты еще маленький! В субботу поедем на рыбалку с ночевкой, я тебе все расскажу! Все обо всем! Ты про жизнь такое узнаешь! Кто твой отец и как все вообще в этом мире! Яша. Я ничего из твоего знать не хочу! Арсентьев. Яша! Мы живем с тобой как квартиранты, а ты же мой сын! Моя кровинушка! Яша. Слушай, иди спать! Арсентьев. На рыбалку! Поедем! Яша, жить нужно ярко, и плюй ты на всех и на меня тоже, это я тебе говорю, родитель! (Пытается встать, цепляется за вешалку, она падает на него.) Яша помогает ему выбраться. (Вдруг запевает.) “Врагу не сдается наш гордый “Варяг”, пощады никто не желает!” 7. Арсентьев в рабочем кабинете, пьет чай и читает. Ирина Юрьевна тщательно протирает стол. Ирина Юрьевна (после большой паузы). Что с тобой происходит? Арсентьев. Что? Ирина Юрьевна. Какой-то ты больно веселый стал, у тебя кто-то появился? Арсентьев. Да. Ирина Юрьевна. Кто? Арсентьев. Я! Звонок телефона. (Берет трубку.) У аппарата. О! А я собирался тебе уже звонить. А кто она, что она? (Записывает.) На тебя ссылаться? (Пауза.) Ну, мне нужно еще духом собраться…... а она знает? Как мне, просто прийти? Я же первый раз. Ирина Юрьевна (вырывает бумажку с адресом). Ты специально при мне, вот так прямо?! (Читает.) “Проспект Семенова, тридцать семь, квартира пятнадцать”. Тебе не стыдно?! Уважение элементарное!.. Арсентьев. Ты с ума сошла! Это специалист по лимбическим связям! Ирина Юрьевна. Связям! А я куда, на свалку? Я тебя вообще больше не волную? Арсентьев. Ира, что тебе надо? Ирина Юрьевна. Мне? (Пауза.) Я, например, шубу хочу! Арсентьев. Так бы и сказала, а то это все зачем? Молчание, потом ревности эти! 8. Лестничная площадка. Арсентьев стоит возле двери, рядом Валера. Валера. Простите, Илья Ильич, но объект не согласован. Так нельзя. Арсентьев. Валера, еще раз: это моя дальняя родственница. Сейчас ей очень трудно, если что, я дам знать. Мы же свои люди. Не переживай, иди в машину. Валера уходит. Арсентьев звонит в дверь, открывает старуха. Чухрова. Ч¸ё ты трезвонишь как недорезанный?! Тебе ч¸ё, опять по хлебальнику настучать? Арсентьев. Здравствуйте! Чухрова. Пошел ты в пень, здравствуйте! Читать не умеешь, гнида? Это пятнадцатая! Сколько те, придурок, повторять можно: шалава твоя в семнадцатой! Залился с утра уже небось, дебила кусок?! Арсентьев (испуганно). Я, э…... Чухрова. “Я, э, э-э”! Тебя чё¸, блохи покусали? Приблуда, еще интеллигентом прикинулся, ишь, пиджак где-то приличный скомуниздил! Арсентьев. Позвольте, я... Чухрова. Чего? Ч¸ё те позволить, долбень? В семнадцатую тебе, дебилушка, в семнадцатую! Алкашня ты! Арсентьев. Да как ты разговариваешь с барином, чушка? Чухрова. Что-о-о? Иди протрезвей, лярва ты тривандовая. Ты не туда приблудился, придурок! Ау-у-у. Это пятнадцатая, глаза протри! Дебил ты проспиртованный! Арсентьев. А ну-ка честь мне отдала! Быстро, я сказал! Чухрова. Ага! Растворитель свой закусывать надо! Иль ты, чё¸, тузик-контузик что ль? Арсентьев. Семенова, тридцать семь, квартира пятнадцать? Чухрова. Ну. Арсентьев. Палку гну, в сторону! Чухрова. Не-е-е! Ну, или я с травмопункта, или ты наколотый! Слышь, те ч¸ё надо, придурок? Я ща ментов вызову, тебя почки жрать заставят. Арсентьев. Я векселя по револьвентной гарантии пришел требовать. Чухрова. Куда? Чё¸ ты несешь, дря-ядь вальтовая, ты по-русски говорить умеешь? Хрен выплюнь изо рта! Арсентьев. Так, Антонина, мы сейчас составим с вами обоюдное коммюнике! Чухрова. Чего-о-о? Приперся тут, малдонишь какую-то хрень, ч¸ё ни попадя. Арсентьев. Где салют в мою честь? Почему меня не встречают камер-пажи?! Чухрова. Сходи к психиатору, там тя встретят и камерой и с пажамой! Арсентьев (входя в квартиру). Почему не убрано к моему приходу? Чухрова. Ну ты вконец охренел, куда ты прешь? Я ща! (Берет скалку.) Арсентьев. Ишь, мохом поросла тут и на весь мир плесень навести хочешь? Не позволю! Меня с оркестром встречать надо и в парадной форме! Не хватало мне тут лептоспироз подхватить! Чухрова (быстро). Ты откуда сбежал, дебилушка?! Арсентьев. Слушай мою команду! База торпедных катеров за мной! Сопротивляться бесполезно. Няш-мяш, Крым наш! Чухрова. А-а-а! Ты с физтеха. За приборами чокнулся на старости лет, идиота кусок?! Арсентьев. Накорми меня лучше, баб Яга, и баньку мне. На дровишках хвойных! Чухрова. Так, а ну пошел отсюда, “баб Яга”! Хвой ты триплешивый! Арсентьев. Я никуда не уйду! Это Родина моя, понятно? Чухрова. Да что ж те надо от меня, больнусик? Арсентьев. Хух. А теперь серьезно, Антонина Егоровна! Вот тридцать тысяч. Они ваши. Я буду частенько к вам заходить, и мы с вами будем ругаться минут двадцать-тридцать. Сеанс. Вы меня чихвостите, и так пожестче, ну а я буду вас. Вот еще сверху пять, чтоб вы молчали. Это будет наша с вами странная тайна. Бредовый сон. Я понимаю, у вас шок, но переждите, обдумайте все, я вам позвоню. До встречи! Мне очень хорошо стало после общения с вами! Вы большая умница. Ух! Чухрова. Тады-ы-ы это…... еще пять тыщ! За удовольствие! Арсентьев. Хорошо, но вы, бабуля, не наглейте. До встречи! Чухрова. Слышь, больнусик, а у тебя друзей еще таких, тово, нету? Может, водочки? Арсентьев. Прости, мать. Давай в другой раз. (Уходит.) Чухрова. Вот и по нашей улице прошел инкассатор! Спасибо тебе, Господи, что послал богатого больного на всю мою седую голову. Чудо-то какое! 9. Брюзгалтер и Арсентьев лежат в гамаках, курят кальян. Играет восточная музыка. Арсентьев (медленно). Мы — это одна сто мил-лион-ная часть Земли, а Земля — одна стомиллиардная часть Галактики, а наша Галактика — лишь маленькая песчинка во Вселенной. Мы, люди, мы абсолютный ноль! А конкретный человек — вообще! Семен. А с другой стороны, Ильюша, мы — это набор молекул, связанных кристаллической решеткой. Сейчас мы с тобой вот в кожно-мясном виде, а потом кружка пепла, набор пыли из таблицы Менделеева. Арсентьев. Где же душа, Сё¸ма? Ну где душа, она же есть?! Семен. Подлечил я тебя на свою голову... Арсентьев. Да-а-а, терапия дает свое! Где ты ее откопал? Я вначале впал в такой ступор. Семен. На парковке. Случайно услышал, как она общается с дворником. Сразу вспомнил про тебя! Арсентьев. Что это за хрень? Или мне кажется? (Показывая на висящий предмет.) Семен. Да это берцовая кость, настоящая. Состав костной структуры такой же, как у нас. Это был когда-то человек. Арсентьев. Какая берцовая кость? Если у него такая берцовая кость, то ростом он должен быть в два этажа. Семен. Это нашли под Тындой, когда БАМ строили, рыли и раскопали. Череп как телевизор “Рубин двести шесть”. Арсентьев. И сразу тебе позвонили? Семен. Это подарок губернатора. Я ему услугу делал, выпили, и он мне рассказал. Его люди строили, они разрыли, позвонили. Он приехал, говорит: “Стою, смотрю — лежит Кинг-Конг, калачиком свернулся”. В Тынде! Арсентьев. Я об этом ничего не слышал! Семен. Поработали органы, забрали все. Эти спрашивают: “Что делать?” Они: “Стройте дальше и забудьте”. Потом еще находили, они пару костей и череп заныкали, но череп он мне не отдал! Он реально как стиральная машина, в нем спать можно. Я знакомому французу археологу рассказал. Он спокойно ответил: “Да, такое часто бывает. Знаю”. Арсентьев. Ты вообще понимаешь, что это сенсация! Какого черта ты молчишь! Я сейчас же позвоню в Академию наук, нельзя же так. Семен. Ильюш! Тебя пошлют, это мировой вопрос, учебники переписывать, история. Арсентьев стоит с огромной берцовой костью и смотрит на Семена. Музыка продолжается. 10. Чухрова. Ч¸ё? Опять приперся? Гнида ты помойная! Довольный он, как слон! При параде, деньги небось ляжку жгут. Ишь какой! Арсентьев. Цыц, старуха Шапокляк! Чухрова. Старуха? Так ищи шалаву себе помоложе, это не я к тебе приперлась! Арсентьев. Ух и прорва ты бесовская! Чухрова. Ругаешься ты, Ильюша, конечно, как пионерка последняя. Тебе чего, слова филологи-матершинники пишут? Иди вон поработай грузчиком. Языку народному научишься. Ты ж даже ругаться, как мужик, не умеешь. Сил в тебе, как у воробья колено! Тужишься, тык-пык. Нет в тебе мужицкого уже ничего! А бабы с тобой только ради денег! Я б на такого гвидона и в пустыне б не посмотрела. Ч¸ё зыришь, приблуда! Правда-матка глаза режет? Отъел себе дирижабль, плешь отрастил, портфельчиком прикрылся и важный такой. Типа деловой мужчина, важниссимо импотенто. “Уважайте меня! Я же на заграничном драндулете, денег выше крыши, имел я вас всех, сирых. Куда хочу, припрусь, чё¸ захочу, то сделаю”. Деловой, да? Арсентьев. Так, распоясалась ты, как вижу! Чухрова. Театр себе решил устроить! Не будет такого, пока паркет мне не поменяешь. Я себе цену знаю, не на помойке себя нашла! Я работала завскладом! Или паркет, или вон отсюдова! Пусть с тобой твои мерседесы матюкаются. Вон, я сказала, приблуда петракийская! Я женщина! Я настоящая женщина! (Плача.) Я столько горя вытерпела за свою жизнь, но я имею гордость и не позволю, чтоб об меня ноги вытирали, даже за трильоны долларов. Арсентьев. Прости, мать. (Пауза.) Скотина я последняя, что так поступаю. Я! Чухрова. Ты чего, чего, Ильюш? Я, наверное, переиграла? Прости, это от коньяка, наверное, я чего-то Доронину с таксистом вспомнила. Так меня переполнило всю! Хлынуло, понимаешь?! Арсентьев. Я просто что-то такое сейчас почувствовал, такое щемящее. Вот тут. Чухрова. Давай так: если я сильно тебя чихвостить буду, ты два раза ногой топни, и я все пойму, хорошо? Арсентьев. Хорошо, хорошо. Я налью себе? Чухрова. Давай и выпей, и закуси. Вот тут у меня. Арсентьев выпивает, закусывает, сидит, думает. Ну как ты? Продолжим? Арсентьев. Давай, поехали на полную! Чухрова. Ну тогда налей даме, придурок, манерам тебя, что ль, на помойке учили? Арсентьев. Закрой свой самовар, с дороги я, устал. Чухрова. Да пошел ты лесом, хрен моржовый, устал он! Сидеть устал или языком болтать?! Ильюш, а что у тебя за работа, я же совсем не знаю. Может, ты хирург? Арсентьев. Червь я кабинетный, мать. Большой, но винтик. Чухрова. Тем более, буду я снимать ноги болтам всяким безрезьбовым! Арсентьев. Налей мне еще, княгиня тырдырсадская. Чухрова. На колени перед дамой! Арсентьев. Боюсь я подхватить клеща чесоточного коленями своими бесценными. Чухрова. Да в таком гнилье, как ты, и вши подохнут. Арсентьев. Да ты сама карга, баба Яга, когда мылась? Чухрова. Нам, ведьмам, не положено. Мы мазями мажемся, как Маргарита. Ты Булгакова читал? Больнусик! Арсентьев (зевает). Устал я, бабуля Ягуля, столько идиотов вокруг. Можно я просто полежу? (Ложится, засыпает.) Чухрова. Ложись, конечно, касатик. (Заботливо укрывает его, снимает туфли.) Русская баб-Яга, она зачем? Она накорми, напои и спать уложи. Умаялся ты совсем. Арсентьев. Я чуть это…... (Храпит.) Чухрова (плачет). Не дал мне Бог сыночка такого хорошего, одну погань вырастила. жүктеу/скачать 222.5 Kb. Достарыңызбен бөлісу:
|
1 2