Граф Монте-Кристо
-
Мы подходим к сути дела, не так ли?
-
Да, ваше сиятельство; прошу прощения, но, как ваше сиятельство сами убедитесь, я рассказываю только самое необходимое. В то время на юге Франции происходила резня. Там были три разбойника, их звали Трестальон, Трюфеми и Граффан, - они убивали на улицах всех, кого подозревали в бонапартизме. Ваше сиятельство, верно, слышали об этих убийствах?
-
Слышал кое-что; я был тогда далеко от Франции. Продолжайте.
-
В Ниме приходилось буквально ступать по лужам крови; на каждом шагу валялись трупы; убийцы бродили шайками, резали, грабили и жгли.
При виде этой бойни я задрожал: не за себя, - мне, простому корсиканскому рыбаку, нечего было бояться, напротив, для нас, контрабандистов, это было золотое время, — но я боялся за брата; он, императорский солдат, возвращался из Луарской армии в мундире и с эполетами, и ему надо было всего опасаться.
Я побежал к нашему трактирщику. Предчувствие не обмануло меня. Брат мой накануне прибыл в Ним и был убит на пороге того самого дома, где думал найти приют.
Я всеми силами старался разузнать, кто были убийцы, но никто не смел назвать их, так все их боялись. Тогда я вспомнил о хваленом французском правосудии, которое никого не боится, и пошел к королевскому прокурору.— И королевского прокурора звали Вильфор? — спросил небрежно Монте-Кристо.
- Да, ваше сиятельство, он прибыл из Марселя, где он был помощником прокурора. Он получил повышение за усердную службу. Он один из первых, как говорили, сообщил Бурбонам о высадке Наполеона.
-
Итак, вы пошли к нему, - прервал Монте-Кристо.
-
«Господин прокурор, — сказал я ему, — моего брата вчера убили на улице Нима; кто убил - не знаю, поваш долг отыскать убийцу. Вы здесь - глава правосудия, а оно должно мстить за тех, кого не сумело защитить».
«Кто был ваш брат?» - спросил королевский прокурор.
«Поручик корсиканского батальона».
«То есть солдат узурпатора?»
«Солдат французской армии».
«Ну что ж? — возразил он. — Он вынул меч и от меча погиб».
«Вы ошибаетесь, сударь; он погиб от кинжала».
«Чего же вы хотите от меня?» — спросил прокурор.
«Я уже сказал вам, чтобы вы за него отомстили».
«Кому?»
«Его убийцам».
«Да разве я их знаю?»
«Велите их разыскать».
«А для чего? Ваш брат, вероятно, поссорился с кем-нибудь и дрался на дуэли. Все эти старые вояки склонны к буйству; при императоре это сходило им с рук, но теперь—другое дело, а наши южане не любят ни вояк, ни буйства».
«Господин прокурор, — сказал я, — я прошу не за себя. Я буду горевать или мстить, - это мое дело. Но мой несчастный брат был женат. Если и со мной что-нибудь случится, бедная женщина умрет с голоду: она жила только трудами своего мужа. Назначьте ей хоть небольшую пенсию».
«Каждая революция влечет за собою жертвы, — отвечал Вильфор. — Ваш брат пал жертвой последнего переворота, — это несчастье, но правительство не обязано за это платить вашему семейству. Если бы нам пришлось судить всех приверженцев узурпатора, которые мстили роялистам, когда были у власти, то, может быть, теперь ваш брат был бы приговорен к смерти. То, что произошло, вполне естественно, — это закон возмездия».
«Что же это такое? — воскликнул я. — И так рассуждаете вы, представитель правосудия!..»
«Честное слово, все эти корсиканцы — сумасшедшие и воображают, что их соотечественник все еще император, — ответил Вильфор. — Вы упустили время, любезный; вам следовало так говорить со мной два месяца назад. Теперь слишком поздно. Убирайтесь отсюда, или я велю вас вывести».
Я посмотрел на него, думая, не помогут ли новые просьбы. Но это был не человек, а камень. Я подошел к нему.
«Ладно, — сказал я вполголоса, — если вы так хорошо знаете корсиканцев, то должны знать, как они держат слово. По-вашему, убийцы правильно сделали, убив моего брата, потому что он был бонапартистом, а вы роялист. Хорошо же! Я тоже бонапартист, и я предупреждаю вас: я вас убью. С этой минуты я объявляю вам вендетту, поэтому берегитесь: в первый же день, когда мы встретимся с вами лицом к лицу, пробьет ваш последний час».
-
Что Вам известно о вендетте?
-
У каких еще народов существует обычай кровной мести?
-
Какая норма наказания сменила впоследствии кровную месть?
-
Какое влияние могут оказать обычаи и традиции на правосудие?
-
К чему может привести игнорирование обычаев и традиций в области правосудия на конкретной территории?
Р.Максудов, М.Флямер.
Восстановительное правосудие –
новый ориентир реформирования уголовной юстиции
Принцип судебного разрешения конфликтов как исторически значимый принцип жизни населения так и не восторжествовал в России. Даже волостные суды, возникшие после крестьянской реформы 1861 г., узаконившие формы общинного разрешения конфликтов, не стали основной формой разрешения конфликтов. По мнению Н.П. Павлова-Сильванского, «устанавливая суд волости, закон и выбрал слишком крупную единицу; волостной суд не удовлетворил поэтому потребностям жизни, и рядом с ним продолжал существовать сельский общинный суд». Разрешение конфликтов в общине велось не по западным образцам, но именно культивировавшиеся в общине способы выхода из конфликтов способствовали сохранению социальной культуры.
Вот конкретный пример. В начале двадцатого века по заданию сената в сельскую местность были посланы молодые адвокаты с целью разобраться, как реализуются в селах правовые решения, касающиеся 82% населения. Адвокат описал следующий случай. Старейшины судят двоих крестьян, между которыми произошел спор из-за участка земли. В результате было принято решение: «А прав, Б не прав. Поэтому А получит две трети земли, а Б одну треть». На замечание адвоката о том, что если А прав, он должен получить всю землю, старейшины отвечают: «Земля — только земля, а жить им в одном селе до конца жизни». Правовой обычай здесь предстает как способ разрешения конфликтов силами самой общины с опорой на ценности коллективной жизни, не прибегая к дорогостоящему и часто неэффективному механизму государственного правосудия. До революции большинство конфликтов решали в деревнях старейшины общины, они назначали, наказание определяли ущерб, который должен был возместить нарушитель, и обращались в земские суды лишь в случаях тяжких правонарушении.
Р.Максудов, М.Флямер, АТрасенкова.
Примирение жертвы и правонарушителя: Проект реализации идей восстановительного правосудия в России
-
Почему обычаи и традиции зачастую более устойчивы и сильны в жизни людей, их взаимоотношениях, чем иные формальные процедуры разрешения конфликтов, например, обращение к официальной системе судопроизводства
-
Что Вы понимаете под «ценностями коллективной жизни»? В чем они часто выражаются?
В.А. Буков
От российского суда присяжных к пролетарскому «правосудию»:
у истоков тоталитаризма
...никаким процессуальным формальностям («крючкотворству»), присущим официальному правосудию, в народном правосознании места не было. Это не означало, однако, что в течение веков не было выработано определенных правил и процедур разбирательства по делам, представлявшим компетенцию сельской общины и волостного суда. Достаточно полную информацию по этому вопросу дал в 1907 г. В.Тенишев, основываясь на обширных материалах о правовых обычаях крестьян и касающихся рассмотрения дел в волостных судах, составленных исключительно из крестьян и разбиравших различные их тяжбы и правонарушения. Так, сравнительно просто решался вопрос об ответственности, когда обвиняемый был застигнут на месте преступления; также не вызывали затруднений и случаи, когда имелось признание обвиняемого, считавшееся испокон веку на Руси «царицей» доказательств, делавшей излишними дальнейшие разыскания, и получать которое не возбранялось, не стесняясь, кажется, никакими ограничениями (соразмерно, впрочем, тяжести содеянного).
Когда же не было ни того, ни другого, крестьянский суд вынужден был ступать на крайне зыбкую почву сбора и оценки косвенных доказательств, чему Тенишев отвел в своей работе не один десяток страниц. Приведем лишь несколько типичных примеров, имеющих отношение к оценке показаний участников процесса: «Правду говорит, потому нутром выговаривает»; «Сам говорит, а сам воет, значит, не обманывает»; «Все морду набок воротит и в глаза глядеть стыдится, значит, врет»; «Как стали допрашивать, аж побледнел, миг... миг... и сказать ничего не может, стало, виноват» и т.п. В большом ходу в крестьянском правосудии были и такие доказательства, (приводившие нередко к оправданию подсудимого), как: «божба, снятие образа и его целование, проклятие себя и членов своего семейства, пожелание себе провалиться сквозь землю, лишиться руки и ноги, сейчас ослепнуть и т.п.».
Х.3ер
Восстановительное правосудие.
Новый взгляд на преступление и наказание
До Нового времени преступление рассматривалось, в первую очередь, в контексте межличностных взаимоотношений. Под преступлением чаще всего понимали нанесение вреда или конфликт между двумя людьми. Как и в «гражданских» делах, наибольшее внимание уделялось причиненному вреду, а не нарушению закона или абстрактного социального и нравственного порядка. В случае нанесения вреда возникали обязательства по возмещению ущерба — последнее и было наиболее распространенным способом восстановления справедливости. Междоусобицы были лишь одной из форм разрешения конфликтов наряду с переговорами, возмещением ущерба и примирением. Существенную роль в этом процессе играли жертвы и преступники, а также родственники и община.
Отправление правосудия зиждилось, в первую очередь, на посредничестве и переговорах, а не на применении законов и навязывании решений.
Общинное правосудие обычно совершалось вне зала суда, отдавая предпочтение переговорам, которые чаще всего заканчивались установлением компенсаций. Но были еще две альтернативы. К ним обращались только в крайних случаях с тем, чтобы заставить стороны начать переговоры, либо после провала переговоров. Таким образом, оба способа использовались лишь в том случае, когда общинное правосудие не срабатывало, хотя успешное функционирование последнего, возможно, как раз и обеспечивалось наличием этих альтернатив.
Карательная альтернатива
Одной из указанных альтернатив была кровная месть. По очевидным причинам к этому способу прибегали реже, чем принято думать. Месть опасна. Она часто вела к ответному насилию и кровавым междоусобицам. В обществе, состоящем из небольших, тесно связанных между собой общин, поддержание добрососедских отношений имело жизненно важное значение. В этих условиях переговоры и компенсации имели куда больше смысла, чем насилие.
Угроза кровной мести существовала всегда, но реально она ограничивалась; ее роль и значение далеко отличны от того, как мы это себе представляем.
Кровная месть была также ограничена разными законами и обычаями. Так, например, в средневековой Европе междоусобная война считалась незаконной в случае, если предварительно не предпринималась попытка провести переговоры. Широко известное изречение Ветхого Завета «око за око» способствовало ограничению кровной мести на протяжении почти всей истории Западной Европы.
«Око за око» могло, конечно же, пониматься дословно, и такая месть была бы очень жестокой. Однако в обществе, не подчиняющемся официальным законам и правовым процедурам, подобное правило было не руководством к действию, а ограничением насилия: «Вы можете сделать ровно столько, но не больше этого». Ответный шаг должен был быть пропорционален причиненному вреду, а не усугублять существующий конфликт.
Судебная альтернатива
Кровная месть была лишь одной из альтернатив примирительному правосудию. Другой альтернативой было обращение в суд. Однако, как и к мести, к этой мере прибегали в самую последнюю очередь, когда переговоры оказывались несостоятельными или закон и обычай требовали решения дела в судебном порядке. Эта альтернатива существовала для того, чтобы внушать страх, подталкивая тем самым конфликтующих к решению дела через переговоры. Для современного мышления непонятно, почему члены того общества с такой неохотой обращались к официальным механизмам суда.
На протяжении средних веков в Западной континентальной Европе существовал ряд «официальных» судов. Некоторые из них были государственными или королевскими, другие подчинялись церковным, городским и феодальным властям. Однако даже государственные суды были склонны рассматривать дела, сообразуясь с принципами общинного правосудия. Средневековые суды были «обвинительными» по своему характеру. За исключением небольшой категории преступлений (например, покушений на коронованную особу), даже королевские суды были не вправе начать следствие по делу без запроса со стороны жертвы или ее семьи. Без реального обвинителя не могло быть и дела. Не было ни поста прокурора, ни правового обоснования для независимого преследования со стороны государства, за исключением случаев, когда пострадавшей стороной оказывалась королевская особа.
Если же кто-то подавал жалобу, роль суда состояла в том, чтобы обеспечить сотрудничество между обеими сторонами, по возможности уравновесить соотношение сил и урегулировать конфликт. Таким образом, суды служили чем-то вроде третейского суда. Если вовлеченные стороны приходили к полюбовному соглашению, они имели право в любой момент закрыть дело. Без согласия обвинителя государство не имело права продолжать преследование. Вся инициатива была в руках непосредственных участников конфликта.
Обычно люди обращались к судам с тем, чтобы заставить другую сторону принять на себя ответственность за преступление и прийти к общему решению. Предпочтение, вплоть до Нового времени отдаваемое внесудебным формам общинного «правосудия», было известным явлением. Это нежелание прибегать к судебной альтернативе объяснялось рядом причин. Во-первых, наилучшим путем разрешения конфликта считались переговоры. Но существенным фактором было и противостояние местных властей центральным. Еще одной причиной были судебные издержки. А кроме того, средневековые суды подвергали риску обе стороны. Если обвинителю не удавалось убедить суд в своей правоте, к нему могли применить наказание, предназначенное для обвиняемого. Прежде чем представить дело в суд, обвинитель должен был быть абсолютно уверен в беспроигрышности своего дела. И наконец, королевские суды в качестве наказания часто налагали штраф. А поскольку деньги поступали в собственность казны, пострадавший от этого ничего не выигрывал.
Таким образом, обвинительная модель, отраженная в судебной структуре и процедуре разбирательства дел, действовала на фоне общинного способа разрешения конфликтов, при котором, в свою очередь, особое внимание уделялось компенсациям и инициативе непосредственных участников дела. Существование обвинительных судов только усиливало значение общинного правосудия.
Победа государственного правосудия
Историки Брюс Ленман и Джеффри Паркер высказали предположение, что история Запада может быть представлена в виде диалектического противоречия между двумя основными моделями права или правосудия: общинной и государственной.
Государственное правосудие было известно уже в самые отдаленные эпохи. Его элементы можно обнаружить в Вавилонском Своде Хаммурапи или в реформаторских законах Солона в Древней Греции. Но лишь в течение нескольких последних веков государственное правосудие одержало окончательную победу, определив современные взгляды на преступление. Общинное правосудие в своем идеальном проявлении заключалось в переговорах и возмещении ущерба. Суть такого правосудия может быть выражена понятием «frith», бывшим в ходу у германских племен и обозначавшим примирение, основанное на взаимном согласии.
• Как Вы думаете, возможно ли примирение жертвы с преступником, если жертва получила возмещение нанесенного вреда и извинения за причиненные страдания?
Не исключено, что страх перед государственным судом подстегивал действие механизма общинного правосудия. Вероятно, возможность выбора места разрешения конфликта играла существенную роль. Однако с победой собственно государственного правосудия изменились взгляды на то, что можно было считать уместным и возможным. По большинству преступлений общинное правосудие свою роль утеряло. К концу XVI в. в Европе уже был заложен прочный фундамент государственного правосудия. Новые кодексы во Франции, Германии и Англии раздули общественную опасность некоторых преступлений и предоставили государству значительно больше прав. Уголовный кодекс определял характер преступлений и увеличивал роль наказаний. Некоторые из этих наказаний, включая пытки и смерть, были крайне суровыми. Во многих случаях применялись и экономические санкции.
-
Каковы преимущества общинного правосудия?
-
Почему существовал страх перед государственным судом?
-
В чем состояла «обвинительное» средневековых судов?
-
Участие в каком суде предпочли бы Вы, окажись на месте: жертвы; преступника?
3. Самосуд
Л.Н.Толстой
Война и мир
— Ребята! - сказал Растопчин металлически-звонким голосом, — этот человек, Верещагин - тот самый
мерзавец, от которого погибла Москва.
Молодой человек в лисьем тулупчике стоял в покорной позе, сложив кисти рук вместе перед животом и немного согнувшись...
— Он изменил своему царю и отечеству, он передался Бонапарту, он один из всех русских осрамил имя русского, и от него погибает Москва,—говорил Растопчин ровным, резким голосом; но вдруг быстро взглянул вниз на Верещагина, продолжавшего стоять в покорной позе. Как будто взгляд этот взорвал его, он, подняв руку, закричал почти, обращаясь к народу: — Своим судом расправляйтесь с ним! Отдаю его вам!
Народ молчал и только все теснее и теснее нажимал друг на друга...
-
Бей его!.. Пускай погибнет изменник и не срамит имя русского! — закричал Растопчин. — Руби! Я приказываю! — Услыхав не слова, но гневные звуки голоса Растопчина, толпа застонала и надвинулась, но опять остановилась.
-
Граф!.. - проговорил среди опять наступившей минутной тишины робкий и вместе театральный голос Верещагина. — Граф, один бог над нами... — сказал Верещагин...
-
Руби его! Я приказываю!.. — прокричал Растопчин, вдруг побледнев так же, как Верещагин...
-
Руби! — прошептал почти офицер драгунам, и один из солдат вдруг с исказившимся злобой лицом ударил Верещагина тупым палашом по голове.
-
А! — коротко и удивленно вскрикнул Верещагин, испуганно оглядываясь и как будто не понимая, зачем это было с ним сделано. Такой же стон удивления и ужаса пробежал по толпе.
— О господи! — послышалось чье-то печальное восклицание.
Но вслед за восклицанием удивления, вырвавшимся у Верещагина, он жалобно вскрикнул от боли, и этот крик погубил его. Та натянутая до высшей степени преграда человеческого чувства, которая держала еще толпу, прорвалась мгновенно. Преступление было начато, необходимо было довершить его. Жалобный стон упрека был заглушен грозным и гневным ревом толпы... Ударивший драгун хотел повторить свой удар. Верещагин с криком ужаса, заслонясь руками, бросился к народу. Высокий малый, на которого он наткнулся, вцепился руками в тонкую шею Верещагина и с диким криком, с ним вместе, упал под ноги навалившегося ревущего народа.
Одни били и рвали Верещагина, другие высокого малого. И крики задавленных людей и тех, которые старались спасти высокого малого, только возбуждали ярость толпы...
«Топором-то бей, что ли?., задавили... Изменщик, Христа продал!., жив... живущ... поделом вору мука. Запором-то!.. Али жив?.. О господи, народ-то, что зверь, где же живому быть!» — слышалось в толпе...
-
Что, по-вашему, означает фраза «Преступление было начато, необходимо было довершить его»?
-
Существует ли «суд народа»? Как чаще всего он выражается: в виде мести, соблюдения традиций или в виде необузданной ярости толпы?
К. Чапек
— Вы говорите: Справедливость, — сказал жандармский вахмистр Брейха. — Хотелось бы мне знать, почему ее изображают женщиной с повязкой на глазах и весами в руке, словно она торгует перцем. Я бы представлял Справедливость в образе жандарма. Вы не поверите, сколько дел мы, жандармы, решаем без судей, без весов и без всяких церемоний. Если случай простой, бьем по морде, а более сложный — снимаем ремень; в девяноста случаях из ста — это и есть вся справедливость. Я здесь недавно изобличил двоих в убийстве, сам приговорил их к справедливому наказанию и сам их наказал, никому не обмолвившись об этом ни единым словом.
-
В чем, по Вашему мнению, заключается высшая справедливость суда?
-
Как Вы относитесь к высказыванию: «Пусть лучше будут отпущены на свободу десять виновных, чем пострадает один невиновный»?
-
Придумайте свой образ-символ справедливости суда и изобразите его на бумаге.
-
Почему люди часто не склонны доверять суду?
-
В чем люди видят преимущества самосуда?
-
Важна ли истина для того, кто вершит самосуд? Каким пониманием истины он руководствуется?
А. Аверченко
Разговор за столом
И вдруг одна из дам неожиданным энергичным броском руля сразу повернула неуклюжий широкобокий корабль вялого разговора из узкого шаблонного канала, где корабль то и дело стукался боками о края канала, — сразу повернула и вывела этот корабль в широкое море необозримых отвлеченных предположений.
Именно она сказала:
—А что бы вы сделали с Троцким, если бы этот ужасный негодяй попал в ваши руки?
-
Ах, ах, — сказала с бешеной ненавистью вторая дама, то, что называется - роскошная блондинка, и даже сверкнула большими серыми глазами. — Я не
знаю даже, что бы я с ним сделала! Я... я даже руки бы ему не подала.
-
Тоже... — кисло улыбнулась худощавая. — Придумали наказание. Нет, попадись мне в руки Троцкий, я уж знаю, что бы я сделала с ним.
-
А что именно?
- Я? Я бы выстрелила в него!!!
— Ну, это тоже ему не страшно, — скривилась, подумавши, третья дама, та самая, которая перевела разговор в другой галс. - Нет, попадись мне в руки
Троцкий, я бы уж знаю, что бы я сделала! Узнал бы он, почем фунт гребешков, узнал бы, как губить бедную Россию!..
- Ну, а что? Что бы вы ему сделали? И сказала третья дама свистящим шепотом, как гусенок, которому птичница наступила на лапу:
-
Я бы купила булавок... много, много... ну, тысячу, что ли. И каждую минутку втыкала бы в него булавочку, булавочку, булавочку... Сидела бы и втыкала.
-
Только и всего?
-
Ну, а потом отрезала бы голову и выбросила свиньям!
-
Только и всего?
Бедная фантазией худощавая обвела сердитым взглядом насмешливые лица и отрывисто закончила:
— А после этого воткнула бы в него еще тысячу булавок!!
Мужчина помоложе снисходительно засмеялся:
— Эх, вы. Милые вы дамы, очаровательные, но фантазии у вас ни на копейку. Эко придумали: утыкать человека булавками, отрезать голову, выстрелить в него... Нет, господа, нет! Он столько сделал зла, что и расплата с ним должна быть королевская!..
-
Например?! — в один голос воскликнули все три дамы.
-
А вот... Только разрешите для настроения уменьшить свет. Слушайте меня в полутьме. Вот так... То, что я буду говорить, очень страшно. Итак: по приказу Троцкого, как вам известно, расстреливаются тысячи людей — совершенно безвинных — по обвинению в контрреволюционности. И вот! Если бы ко мне в руки попался Троцкий — я его не убивал бы. А взял бы последнего расстрелянного из этих тысяч, взял бы еще теплый труп этого убитого Троцким человека и крепко привязал бы его к Троцкому - грудь с грудью, лицо с лицом. И я бы кормил и поил Троцкого, чтобы он жил, но труп убитого им человека не отвязывал бы от него. И вот — постепенно убитый Троцким начинает гнить на Троцком... Троцкий каждую минуту, каждую секунду видит синее разложившееся лицо с оскаленными зубами, голова у Троцкого кружится от нестерпимого трупного запаха, и когда он почувствует около своей груди что-то живое, когда клубок трупных червей завороч...
Раздается дикий пронзительный крик блондинки:
— Не могу!! Довольно!.. Дайте свет... Мне страшно!!
Дали свет. Автор последнего хитроумного проекта сидел, положив голову на руки, и угрюмо молчал. <...>
А на диване, в глубине столовой, сидел никем не замеченный доселе офицер, только что вернувшийся с фронта, сидел, закинув голову на спинку дивана, и молчал.
Когда же старичок окончил свой тихий елейный задушевный рассказ - встал с места офицер и вошел в светлый круг, образуемый настольной лампой.
— А-а, — сказала худощавая дама, - а мы и не знали, что вы тут. Ну, теперь ваша очередь. Что бы вы с ним сделали, с Троцким? Воображаю, какой ужас вы придумаете!..
Резко освещенный лампой офицер неопределенно усмехнулся.
- Видите ли, господа... Если бы вместо этого стола было изрытое окопами поле и вместо этой бутылки рома были бы неприятельские укрепления, а там, где стоит кекс, - наша батарея, спрятанная за эту вазу с вареньем, изображающую наши окопы, — то тогда вы бы ясно представили, что бы я делал: я бы сначала обстрелял Троцкого, укрывающегося в этом укреплении, а потом, после артиллерийской подготовки, бросился бы со своими солдатами вперед и энергичным штыковым ударом...
-
Да вы не то говорите! Я спрашиваю, что бы вы сделали, если бы Троцкий попался вам в руки?
-
Боюсь, что в бою, в этой суматохе я пристрелил бы его, как бешеную собаку.
-
Ну, да — мы это понимаем; а если бы он без боя очутился в ваших руках?
Глаза офицера сверкнули и засветились, как две свечки.
-
Так я бы его тогда, подлеца, в суд!..
-
Как в суд? В какой суд?
-
А как же?.. Ежели он виновен — надо его в суд! Пусть судят.
Молчание сгустилось, нависло, нагромоздилось над присутствующими, как насыщенная электричеством густая туча.
И только через минуту пышная блондинка пролепетала растерянно:
— Какое странное время; у штатских такая масса воинственной кровожадности, а военные рассуждают, как штатские!
-
Почему у собеседников вызвало недоумение и растерянность решение офицера отдать Троцкого под суд?
-
Как Вы думаете, кого хотели казнить собеседники: человека Троцкого или...
П. Шаров
Достарыңызбен бөлісу: |