0 библейском правосудии Первый суд Ветхого Завета Среди сада росло древо познания добра и зла; бог запретил человеку употреблять в пищу пло­ды его, сказав: « в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь»

—Да ведь уже пятый час, господа, — сказал один из присяжных.

— Так как же, господа, — обратился старшина, — признаем виновной без умысла ограбления, и имущества не похищала. Так, что ли?

Петр Герасимович, довольный своей победой, согласился.

- Но заслуживает снисхождения, - прибавил купец.

Все согласились. Только артельщик настаивал на том, чтобы сказать: «Нет, не виновна».

— Да ведь оно так и выходит, — разъяснил старшина, — без умысла ограбления, и имущества не похищала. Стало быть, и не виновна.

— Валяй так, и заслуживает снисхождения: значит, что останется последнее счистить, - весело проговорил купец.

Все так устали, так запутались в спорах, что никто не догадался прибавить к ответу: да, но без намерения лишить жизни.

Нехлюдов был так взволнован, что и он не заметил этого. В этой форме ответы и были записаны и внесены в залу суда.

Рабле пишет, что юрист, к которому пришли судиться, после указания на всевозможные законы, по прочтении двадцати страниц юридической бессмысленной латыни, предложил судящимся кинуть кости: чет или нечет. Если чет, то прав истец, если нечет, то прав ответчик.

Так было и здесь. То, а не другое решение принято было не потому, что все согласились, а, во-первых, потому, что председательствующий, го­воривший так долго свое резюме, в этот раз упустил сказать то, что он всегда говорил, а именно то, что, отвечая на вопрос, они могут сказать: «Да, виновна, но без намерения лишить жизни»; во-вторых, пото­му, что полковник очень длинно и скучно рассказывал историю жены своего шурина; в-третьих, потому, что Нехлюдов был так взволнован, что не заме­тил упущения оговорки об отсутствии намерения лишить жизни и думал, что оговорка: «Без умысла ограбления» — уничтожает обвинение; в-четвертых, потому, что Петр Герасимович не был в комнате, он выходил в то время, как старшина перечел вопросы и ответы, и, главное, потому, что все устали и всем хотелось скорей освободиться и потому согласиться с тем решением, при котором все скорей кончается.

Присяжные позвонили... Жандарм, стоявший с вынутой наголо саблей у двери, вложил саблю в ножны и посторонился. Судьи сели на места, и один за другим вышли присяжные.

Старшина с торжественным видом нес лист. Он по­дошел к председателю и подал его. Председатель про­чел и, видимо, удивленный, развел руками и обратился к товарищам, совещаясь. Председатель был удивлен тем, что присяжные, оговорив первое условие: «Без умысла ограбления», не оговорили второго: «Без намерения ли­шить жизни». Выходило, по решению присяжных, что Маслова не воровала, не грабила, а вместе с тем отравила человека без всякой видимой цели.

• 
  Посмотрите, какую они нелепость вынесли, — сказал он члену налево. - Ведь это каторжные работы, а она не виновата.
  
• 
  Ну, как не виновата, — сказал строгий член.
  
• 
  Да просто не виновата. По-моему, это случай применения восемьсот восемнадцатой статьи. (818 статья гласит о том, что если суд найдет обвинение несправедливым, то он может отменить решение присяжных.)
  

Добрый член не сразу ответил, он взглянул на номер бумаги, которая лежала перед ним, и сложил цифры, — не удалось на три. Он загадал, что если делится, то он согласится, но несмотря на то, что не делилось, он по доброте своей согласился.

• 
  Я думаю тоже, что следовало бы, — сказал он.
  
• 
  А вы? — обратился председатель к сердитому члену.
  
• 
  Ни в каком случае, — отвечал он решительно. — И так газеты говорят, что присяжные оправдывают преступников; что же заговорят, когда суд оправдает. Я не согласен ни в каком случае.
  

- Жаль, но что же делать, - и подал вопросы старшине для прочтения.

Все встали, и старшина, переминаясь с ноги на ногу, откашлялся и прочел вопросы и ответы. Все судейские: секретарь, адвокаты, даже прокурор, — выразили удивление.

Подсудимые сидели невозмутимо, очевидно не понимая значения ответов. Опять все сели, и председатель опросил прокурора, каким наказаниям он полагает подвергнуть подсудимых.

Прокурор, обрадованный неожиданным успехом относительно Масловой, приписывая этот успех своему красноречию, справился где-то, привстал и сказал:

— Симона Картинкина полагал бы подвергнуть на

Все наказания эти были самые строгие, которые только можно было положить.

— Суд удалился для постановления решения, — сказал председатель, вставая.

Все поднялись за ним и с облегченным и приятным чувством совершенного хорошего дела стали выходить или передвигаться по зале.

- А ведь мы, батюшка, постыдно наврали, - сказал Петр Герасимович, подойдя к Нехлюдову, которому старшина рассказывал что-то. — Ведь мы ее в каторгу закатали.

— Что вы говорите? — вскрикнул Нехлюдов, на

—Да как же, — сказал он. — Мы не поставили в ответе: «Виновна, но без намерения лишить жизни». Мне сейчас секретарь говорил: прокурор подводит ее под пятнадцать лет каторги.

— Да ведь так решили, - сказал старшина. Петр Герасимович начал спорить, говоря, что само собой подразумевалось, что так как она не брала денег, то она и не могла иметь намерения лишить жизни.

— Да ведь я прочел ответы перед тем, как выходить, — оправдывался старшина. — Никто не возражал.

- Я в это время выходил из комнаты, - сказал Петр Герасимович. — А вы-то как прозевали?

- Я никак не думал, — сказал Нехлюдов.

- Вот и не думали.

- Да это можно поправить, — сказал Нехлюдов.

- Ну, нет, теперь кончено.

• 
  Какие ошибки были допущены присяжными в совещательной комнате?
  

Сегодня мы вынуждены возвращаться к элементарнейшим азам права, к его основополагающим понятиям, без усвоения которых нет и не может быть ни законности, ни правосудия, когда мы воюем с об­винительным уклоном, с приоритетом данных предварительного следствия , проведенного без соблюдения надлежащих гарантий для подсудимого, когда мы все развенчиваем и развенчиваем, да никак не можем практически развенчать пресловутую теорию «царицы доказательств», каковой будто бы является признание обвиняемым своей вины, — когда мы делаем все это, то с кем и с чем нам, в сущности, приходится воевать? С «отдельными ошибками» и «некоторыми недостатками»? С «недопониманием иными юристами» очередных указаний? Нет, с системой взглядов, ползущих оттуда, оттуда...

Года два назад один видный деятель нашей юстиции перед весьма представительным залом, отвечая на вопрос журналиста, обозвал презумпцию невиновности «буржуазным хламом».

• 
  Каковы, на Ваш взгляд, истоки теории «царицы доказательств»?
  
• 
  Что это за система взглядов, «ползущих оттуда»?
  
• 
  Прокомментируйте последний абзац.
  
• 
  Что такое, по-вашему, презумпция невиновности?
  
• 
  Откуда берет истоки пренебрежение презумпцией невиновности?
  

Суды присяжных начали действовать в России в эпоху Великой судебной реформы во второй половине 60-х годов прошлого столетия... 20 ноября 1864 г. Александр II подписал основные документы судебной реформы, вошедшие в историю под названием Судебных Уставов. В царском указе провозглашалось дарование русской земле суда скорого, правого, милостивого и равного для всех, возвышение судебной власти предо­ставлением ей надлежащей самостоятельности для утверждения в народе уважения к закону, без которого невозможно народное благосостояние.

В 1917 г. суд присяжных был упразднен большевиками вместе с другими демо­кратическими институтами, а суды превратились из органа разрешения конфликтов и защиты прав человека в составную часть карательной системы новой власти.

Вновь суды присяжных начали действовать в России с конца 1993 — начала 1994 г. 22 сентября 1992 г. Президент РФ издал распоряжение № 530-рп, которым поручил ГПУ и Минюсту России разработать программу проведения в нескольких регионах страны эксперимента по предварительной отработке на практике принципиально новых положений процессуального и судоустройственного законодательства, подготовив соответствующие нормативные акты...

Суд присяжных отличается от обычного суда тем, что ему органически присуще уважение к правам человека, о защите которых так много говорится и для чего так мало делается...

Мне кажется, что в виде суда присяжных мы обрели суд гуманный и справедливый, не склонный осуждать невинного и оправдывать виновного. Каждому подсудимому присяжные заседатели воздают не по делам его (на то способен лишь Всевышний), но по доказанности его поступков в ходе честного состязания сто­рон в рамках надлежащей правовой процедуры...

Однако не следует обольщаться. В современной ситуации одинаково возможно и сползание к очередной диктатуре, и начало перестройки государства на правовых принципах. При законодательном регулировании уголовного судопроизводства власть колеблется между соблазном простых решений и перспективами непопулярной, неброской и недешевой работы по выращиванию справедливой юстиции...

В самом начале «поэтапной конституционной реформы» планировалось протащить указами Прези­дента набор антидемократических поправок в УПК РСФСР, включая, например, такую: милиция наде­лялась полномочиями по задержанию подозреваемых на срок до 30 суток без предъявления обвинения, что при ситуации в наших изоляторах временного содержания и следственных изоляторах равносильно узаконению пытки нечеловеческими условиями содержания для получения признания. Многие законопроекты, облегчающие жизнь правоохранительным органам и ставящие под угрозу права человека, как мне известно, ждут своей очереди.

Суд присяжных может оказаться тем экзотическим витринным достижением, за которым скрывают порочную повседневную практику. Такая подмена опаснее нападок и критики. Словом, принятие Закона о суде присяжных является не абсолютной гарантией, а лишь возможностью перевода «советского уголовного процесса» в рамки «надлежащей правовой процедуры», профессионализированной без формализма, уважительной к правам личности без потакания.

Государственный обвинитель читает долго, иногда с трудом разбирая написанное (видимо, нераз­борчивый почерк). Присяжные в большинстве слушают внимательно, их лица обращены к прокурору, правда, один присяжный уснул (эта часть заседания проходила после обеда). Далее прокурор показывает присяжным схему места происшествия и фототаблицы с фотографиями трупа девочки, адвокат не возражает, хотя основания для возражения есть. Передав присяжным том дела с нужными документами (схемой и фотографиями), гособвинитель оставляет присяжным дело, открытое там, где находятся фото­графии трупа, и садится на свое место. Присяжные внимательно их рассматривают, передавая дело из рук в руки, про схему все забыли, никто не открыл эту страницу. В это время адвокат мило беседует с прокурором на отвлеченные темы и улыбается.

Адвокат регулярно опаздывает, что ближе к концу уже даже не вызывает насмешки, а воспринимается как непременный атрибут процесса, хотя, тем не менее, вызывает глухое раздражение присяжных, кото­рые все как один приходят вовремя, и досаду судьи. Судья чувствует неловкость перед присяжными засе­дателями. Ежедневно перед началом процесса судья настраивает присяжных на работу, благодарит их за то, что они приходят вовремя и внимательны в про­цессе, подчеркивает важность их миссии.

В этот день допрашиваются потерпевшие (мать и брат убитой девочки) и дополнительно допрашивается отец девочки в качестве свидетеля. Становится ясным отношение обвинителя к этой семье: сначала снисходительное, что удовлетворяло его концепции «Смотрите, господа присяжные, какие это чистые, простодушные и вечно нетрезвые люди! Они так до­верчивы, что готовы оставить девочку с любым едва знакомым человеком». На этом этапе прокурор гово­рит очень тихо, задавая непростые для допрашиваемых вопросы. В ответ потерпевшие порой срываются на крик, и отношение меняется на раздраженное: прокурор позволяет себе, впрочем несколько театра­льно, стучать рукой по столу, посмеиваться над ответами; при этом он, кажется, остается в рамках вышеописанной концепции. Некоторые моменты он «разжевывает» особенно тщательно, причем не всегда понятно зачем (по крайней мере, в пределах дня).

С какого-то момента в действиях обеих сторон начинает проявляться состязательность, и в смысле те­атральности (у защитника в меньшей степени), и в смысле противостояния. Однако при этом допрашиваемые становятся нередко средством (невольной жертвой) в таком состязании.

Видимое отношение присяжных к потерпевшим и подсудимому было неоднозначным. Первые часто вызывали смех, презрение или негативную реакцию (например, когда мать девочки сказала что-то типа «черные есть черные», имея в виду кавказцев, неско­лько присяжных поморщились и начали что-то обсуждать между собой). Интересно, что когда шел допрос потерпевшей, которая была пьяной в тот мо­мент, когда исчезла из дома ее дочь, присяжным было, очевидно, неудобно смотреть в ее сторону -некоторые отвернулись, «отвлеклись», а остальные смотрели больше на подсудимого, как бы примеривая к нему вину в описываемых в это время событиях.

Интерес представляет нечто, что можно назвать «конструированием собственного имиджа в глазах зрителей». На наш взгляд, профессионал, идущий в суд присяжных, должен очень хорошо представлять, как он собирается выглядеть в зале суда, да и вне его. Иначе несимпатичность или просто неупорядоченная многозначность образа юриста будет перенесена и на его деятельность и повлияет на оценку присяжными его позиции. В настоящем процессе адвокат, по-видимому, совершенно не заботи­лась о собственном имидже, полагая, что ее четкая, логически стройная тактика процессуальных ходов принесет результат независимо от видимой «обо­лочки», фона. Видимо, поэтому она позволяла себе ежедневно опаздывать, вступать с присяжными в конфликты то ли бюрократического, то ли быто­вого толка, возбужденно обсуждать с прокурором какие-то жизненные неурядицы перед началом судебного заседания, находясь рядом с подсудимым (маленький зал), и т.д. <...>

Судья, несмотря на возражение защиты на последнее ходатайство, удовлетворил его, «чтобы не стоять на месте, а то перед присяжными неудобно».

Стало ясно, что быстро это дело не закончится. Многие присяжные подрастеряли внимательность. Судья обращает внимание на состояние присяжных и настраивает их, прежде чем начать работу. <... >

Когда судья стал выяснять мнение сторон по поводу предъявления какого-то доказательства и, обратившись к потерпевшему, спросил его об этом, тот, видимо, утеряв нить происходящего, не понял, о чем его спрашивают. Тогда гособвинитель обернулся к нему и, весело подмигнув, сказал, мол, да чего ты, просто соглашайся со мной. Подсудимый возмутился и раз­драженно (но без крика) обратил внимание судьи на то, что прокурор подсказывает ответ.

Прокурор (крик): Да я тебе вообще рот пластырем заклею!., (и дальше в таком же роде).

Подсудимый, возмущенно обращаясь к судье, ска­зал, что он вообще говорить не станет и будет писать жалобу на этого прокурора.

Гособвинитель (крик): Я тебя... (неразборчиво). (Обращаясь к судье): Писать-то он будет нам. Пусть пишет. <...>

Пятый день процесса. Процесс назначен на 11.00. В 11.25 подсудимого уводят из зала судебного заседания, так как процесс не начинается из-за неявки (как выяснилось, ежедневного опоздания) адвоката. Адвокат приходит в 11.30, подсудимого снова приводят в зал. Подсудимый накануне заявил ходатайство о вызове дополнительных свидетелей, не согласованное с адвокатом, в результате чего юристам стало очевидно, что процесс затягивается. Перед началом заседания адвокат подходит к подсудимому (в клетке) и говорит, что свидетеля Ю. не нашли (Ю. должен был засвидетельствовать алиби подсудимого), и уговаривает изменить свое решение и дать показания сегодня. Аргументирует: «Вы затягиваете процесс, ведь у людей из-за вас срываются дела» (видимо, взывая к совести подсудимого). А подсудимому по максимуму грозит смертная казнь.

В перерывах присяжные довольно часто сталкиваются с участниками процесса. Дело даже не в том, обсуждают ли они со сторонами данное дело либо разговаривают на нейтральные темы, в любом случае такое общение нельзя считать допустимым. В такого рода «нейтральных» контактах стороны пытаются просто «по-человечески» расположить к себе присяжных с тем, чтобы вызвать доверие к себе, работая на солидарности с ними.

• 
  Как вы понимаете слова «допрашиваемые становятся нередко средством (невольной жертвой) в таком состязании»?
  
• 
  Согласны ли вы с авторами, что общение присяжных с представителями сторон недопустимо? Почему?
  

Общественность Саратовской области встревожена валом оправдательных приговоров, которые выносит суд присяжных самым опасным преступникам.

Святослав К. имел неосторожность дать в долг крупную сумму некоей гражданке, имеющей обширные знакомства, в том числе и в правоохранитель­ных органах. Когда стал требовать вернуть долг, к нему с обыском пришли следователь областной прокуратуры и оперативник РУОПа (их дело будет пересматриваться в Верховном суде, поэтому имена пока не называем). К последнему якобы поступила информация, будто Святослав хранит дома огнестрельное оружие. И точно: под ванной обнаружили пистолет Макарова. Откуда бы ему взяться?

Святослав от неожиданности даже рта раскрыть не успел...

Оказался в следственном изоляторе. Потом, когда Святослав в полной мере ощутил прелести арестант­ской жизни, следователь и оперативник предложили узнику свободу. Но взамен потребовали оформить на тещу оперативника принадлежащий Святославу новенький «ВАЗ-21099». Подследственный, запуганный перспективой провести на нарах несколько лет, согласился.

Но и это еще не все. Подготовив постановление о прекращении уголовного дела, эти представители правоохранительных органов обратились к знакомой Святослава с требованием выдать им 10 миллионов неденоминированных рублей. Иначе, дескать, из тюрьмы ваш друг не выйдет. Когда эта сумма им была передана, Святослав обрел наконец желанную свободу.

И сразу же отправился в прокуратуру. С жалобой на вымогателей. В сентябре прошлого года против следователя и оперативника было возбуждено уголовное дело, а в июне года текущего они предстали перед су­дом, перед судом присяжных. Материалы следствия, казалось бы, не давали обвиняемым ни малейшего шанса уйти от ответственности. На стадии предвари­тельного слушания дела в суде все доказательства были признаны неопровержимыми — случай сам по себе в наше время редчайший. Более того, к моменту возбуждения уголовного дела оба в правоохранительных органах уже не работали, а оперативник, по обвинению опять же в вымогательстве («тянул» крупную сумму с другой жертвы), находился под стражей.

Однако суд, длившийся целый месяц, их оправдал. Присяжные вынесли вердикт: «Событие преступления не доказано».

Заседателей не убедили сухие аргументы обвине­ния. Они их, видно, и не слушали (за весь месяц от заседателей поступил всего один вопрос подсудимому). Зато их весьма впечатлила пылкая речь адвоката одного из подсудимых, который утверждал, что дело полностью сфабриковано областной прокуратурой. А окончательно разжалобили присяжных сами под­судимые, обратившись к суду с прочувствованным заключительным словом. Один даже стихи читал, чем вызвал в зале слезы умиления.

Для справки. За последние полтора года ни одно уголовное дело по обвинению во взяточничестве с участием суда присяжных (а таких в Саратов­ском облсуде рассмотрено пять) не завершилось об­винительным приговором. Все подсудимые, а это в основном работники правоохранительных органов, оправданы. В 1994—1995 гг., по утверждению руково­дителей областной прокуратуры, вообще творилось нечто невероятное: суд присяжных одного за другим оправдывал убийц.

Так, например, был оправдан Апосеев из Балак­лавского района. 25 марта 1994 г. он вернулся в род­ное село после длительной отсидки за изнасилова­ние. И в эту же ночь, как установило следствие, совершил новое тяжкое преступление: изнасиловал и убил престарелую женщину. Через некоторое время Апосеев предстал перед судом присяжных. Последние не знали о прошлом подсудимого: действующее законодательство запрещает сообщать им сведения о его личности. Апосеев, представившись жертвой прокурорского произвола, так разжалобил заседателей, что они его оправдали.

Спустя три недели геронтофил снова напал в своем селе на старуху, изнасиловал ее и жестоко из­бил. Если бы соседи не вмешались - забил бы до смерти.

В этот раз его судили обычным судом и пригово­рили к десяти годам лишения свободы. [Судебное разбирательство использует институт присяжных заседателей в случае рассмотрения уголовных дел тяжкого (до десяти лет лишения свободы) и особо тяжкого (свыше десяти лет и более) состава преступления.]

Начальник отдела государственных обвинителей областной прокуратуры Олег Гробко провел в суде с участием присяжных заседателей 20 процессов. Семь человек, которых он обвинял, были оправданы. Один процесс — по обвинению ряда лиц в организации заказного убийства — проиграл вчистую: заказчиков тоже оправдали.

Для справки. Суд присяжных действует в Саратовской области в порядке эксперимента с 1993 г. За это время он оправдал 57 человек. В 1993 г. присяжные не оправдали ни одного подсудимого, в 1994 г. таковых было 75% от общего числа оправданных в областном суде. В 1995 г. стало 83%, в 1996-м - 91, а в 1997 г. на долю суда присяжных пришлись все 100% оправданных облсудом.

— Напрашиваются выводы: либо органы следст­вия и обвинения работают все хуже и хуже, либо суд присяжных проявляет непростительную милость к закоренелым преступникам, — говорит Гробко. — Ведь в этом суде рассматриваются дела по самым опасным преступлениям: убийствам, изнасилованиям, грабежам.

Наверное, законодатель, утверждая регламент работы суда присяжных, был озабочен лишь одним: чтобы такой суд выносил как можно меньше обвинительных приговоров. Представьте себе ситуацию — присяжные все-таки постановили: «Виновен». Но судья убежден в обратном. В этом случае он имеет право распустить коллегию присяжных, набрать новую и осуществлять постоянную ротацию до тех пор, по­ка присяжные не вынесут оправдательный вердикт. Если же заседатели явно незаконно оправдали обвиняемого, то судья распустить коллегию не может. В этом случае он просто обязан вынести оправдательный приговор.

Или такое противоречие. Согласно закону, в суде присяжных запрещено исследовать личность подсудимого. Нельзя даже намекать на его прошлое. Зато допускается исследование личности потерпевшего или свидетеля. Якобы в целях всесторонней оценки присяжными обстоятельств дела.

Добавьте к сказанному отсутствие у присяжных элементарной юридической грамотности. Поэтому при вынесении вердикта они зачастую руководствуются чисто эмоциональными порывами. Кроме то­го, присяжные не могут никого привлечь к ответственности за лжесвидетельство. Этой лазейкой в законе очень хорошо пользуются адвокаты, приводя в процесс лжесвидетелей. Судят, положим, бандита, а свидетелями выступают члены его «бригады». И все как один выгораживают подсудимого. Их показания, естественно, не могут не отразиться на приговоре.

- Но есть же гособвинитель, - парировал председатель областного суда Александр Галкин, когда я привел ему этот аргумент. — Пусть он доказывает присяжным справедливость обвинения. Вызывает в суд других свидетелей. В этом и заключается принцип состязательности в уголовном процессе. И потом, судья вовсе не лишен права после окончания процесса вынести определение о возбуждении уголовного дела против лжесвидетеля.

— Да. В том случае, если вердикт был обвинительным. А если присяжные на основе лжесвидетельств вынесли оправдательный вердикт? Как же вы будете привлекать лгунов к ответу, если их показания сами же и приняли за истину?

В конце концов Александр Иванович признал, что не все здесь так просто.

Введение суда присяжных обнажило и серьезные недостатки следствия. Нередко доказательства при­знаются в суде недопустимыми, то есть добытыми с нарушениями закона. Такую практику обнажило, к примеру, уголовное дело в отношении Петра Базунова, который обвинялся в убийстве. В суде было установлено, что 66 процессуальных документов, со­держащихся в деле, получены с грубым нарушением норм УПК. На этом основании были исключены все протоколы допросов на предварительном следствии, а также заключения ряда экспертиз. Кроме этого, оказалось, что утеряны все вещественные доказательства. Представителю прокуратуры ничего не оставалось, как отказаться от обвинения. Базунов теперь гуляет на свободе. Хотя обвинитель уверен, что тот совершил тяжкое преступление.

В прокуратуре области убеждены, что существующую «американскую» модель суда присяжных необходимо поменять на «французскую». Прокурор об­ласти Николай Макаров разослал соответствующие предложения в Государственную Думу, Совет Феде­рации, другие высокие инстанции.

— По закону мы не имеем права опротестовать вердикт присяжных,— говорит Макаров. — Мы можем опротестовать лишь приговор, вынесенный профессиональным судьей на основе вердикта, да и то лишь в случае нарушения судьей закона. А если судья не совершил ошибок, но вердикт явно несправедлив? Вот и выходит, что сегодня на свободе гуляют явные преступники, против которых в материалах дел было достаточно доказательств.

Сегодня в суде присяжных участвует один профессиональный судья и 14 присяжных (12 основных и два запасных). Закончилось рассмотрение дела — присяжные удаляются в совещательную комнату для вынесения вердикта. Судья остается в зале и никак не влияет на решение коллегии присяжных. Более того, он всецело зависит от них, ибо на основе вердикта выносит приговор. В итоге получается, что профессионал вынужден принимать решения, которые зачастую расходятся с законом.

Возьмем «французский» вариант. Здесь уголовные дела рассматриваются с участием трех профессиональных судей и семи присяжных заседателей (пять основных и два запасных). По результатам судебного следствия, в ходе которого, кстати, исследуются личности не только свидетелей и потерпевших, но и подсудимых, присяжные вместе с судьями удаляются в совещательную комнату. Здесь совместно определяют не только виновность или невиновность подсудимых, но и выносят приговор. Таким образом, порог допустимости судебных ошибок значительно выше, чем при «американской» системе такого суда.

Судья Галкин, однако, считает, что и существующая система вполне жизненна, хотя имеет свои недостатки. Он сомневается, что переход на «французскую» систему позволит сократить расходы. Число присяжных, верно, сокращается. Зато увеличивается количество профессиональных судей, у которых зарплата гораздо больше, чем у присяжных. Кроме этого, Галкин опасается, что если будут приняты предложения прокуроров, у профессиональных судей появится возможность воздействовать на при­сяжных. Тогда никакой демократии не будет и суд присяжных нужно закрывать.

Но пока продолжаются эти дискуссии, присяжные по-прежнему милуют преступников. Совсем недавно они опять озадачили саратовскую общественность, оправдав налетчика. Этот молодой человек средь бела дня с пистолетом в руках ворвался в коммерческий банк, расположенный в самом центре Саратова, тяжело ранил двух сотрудников и, когда поднялась тревога, попытался скрыться.

• 
  Какова, на Ваш взгляд, цель написания этой статьи?
  
• 
  Прокомментируйте статью.